Теоретико-методологические основы лингвистической метрологии (на материале номинаций цвета и звука в русском, английском и французском языках)
|
Скачать 3.65 Mb.
|
1.1.4. Ограничения, накладываемые на антропоцентризм в языке со стороны логики Принцип ограничения субъективизма в языке, созданный и исследуемый в нашей работе, требует обращения к двум факторам. Это, с одной стороны, наличие реально существующих объектов материального мира (референциальные границы). С другой стороны, наличие столь же объективно существующих логических отношений между объектами (логические границы). В настоящем параграфе остановимся на последнем факторе. Согласно объективистскому подходу, символы (т. е. слова и ментальные репрезентации) получают свое значение одним, и только одним способом: посредством соотнесения с сущностями и категориями в реальном мире или в возможных мирах [206, с. 450]. Поскольку данные сущности входят в объективные категории, наблюдаются логические отношения между этими категориями – отношения, которые являются чисто объективными и независимыми от разума, людей или кого-либо еще. Объективистская логика утверждает: «Логические отношения между категориями в мире существуют объективно» [Там же, с. 500]. Объективистская доктрина представляет нам мир точно и правильно устроенным. Она рисует его состоящим из дискретных сущностей, которые обладают дискретными логическими комбинациями атомарных признаков и находящихся в определенных отношениях друг к другу. При этом некоторые признаки существенны, другие – случайны. Категории определяются существенными признаками, которые соответствуют родам окружающих человека вещей. Существование классических категорий обусловливает существование логических отношений, которые объективно имеют место в мире [Там же, с. 250]. Объективизм предполагает, что ум функционирует как зеркало природы. Это значит, что символы, которые люди используют в языке и мышлении, могут соотноситься с сущностями и категориями в окружающей действительности. Согласно объективистской метафизике, мир имеет такую структуру, которая делает возможным соответствие между символом и миром. Символы становятся важными и значимыми через конвенциональное соответствие вещам в мире. О системе символов, связанных таким образом с миром, можно говорить как о репрезентации реальности – зеркале природы. Человеческое мышление является правильным, если оно точно отражает логические отношения в объективном мире [Там же, с. 502]. Объективисты считают: «Существование чего-либо не может ни в каком отношении зависеть от человеческого познания. Мир есть таков, каков он есть, независимо от того, что люди полагают или воспринимают, и независимо от способа, которым человеческие существа понимают мир» [Там же, с. 252]. Обращение к метрологическому аспекту исследования в нашей работе делает необходимым упоминание того факта, что объективизм познания накладывает строгие ограничения на то, каковы могут быть категории ума. Такие категории должны соответствовать категориям действительности в случаях «подлинного знания», и это соответствие может быть установлено только через признаки, которые имеют объекты, и отношения, в которых объекты находятся. Это, в свою очередь, накладывает ограничения на то, что может и что не может конституировать концепт. Для обработки результатов проводимого нами эксперимента важно понять: должны ли быть устранены из сферы настоящих концептов продукты воображения, такие как метафора, метонимия и ментальная образность? Соотносятся ли они с сущностями в объективистском мире? Обращаясь к объективистской теории познания, подчеркнем, что концепты представляют собой ментальные репрезентации категорий и объектов в мире. Они по определению исключают необъективные аспекты. Если концепты существуют для того, чтобы представлять истинное знание об окружающей действительности, они не могут содержать в себе ничего, что выходило бы за границы соответствия между символами и вещами в реальном мире. Поэтому признаки концептов базового уровня, которые делают их таковыми, – зависимость от гештальтного восприятия, моторных движений, формирования образов и организации большей части знания на этом уровне – не могут быть истинными свойствами концептов в объективистской теории. Они должны быть исключены, потому что они необъективны, поскольку зависят от природы мыслящих существ [Там же, с. 255]. Итак, согласно объективистской парадигме, истинное знание окружающего мира может быть достигнуто только в том случае, если система символов, используемая в мышлении, способна точно представить внешний мир. Объективистская концепция разума должна, следовательно, исключить все, что может препятствовать этому: восприятие, которое может нас обманывать, тело, которое имеет свои слабости и недостатки, общество, в котором есть свои проблемы и особые интересы, память, которая может ослабевать, ментальные образы, которые могут быть различными у разных людей, и воображение, особенно метафору и метонимию, которое не может соответствовать объективно данному внешнему миру. Объективистская теория познания не отрицает реальности памяти или других аспектов когнитивных процессов. Она требует, чтобы наша система понятий была определена независимо от них. Однако все логики-объективисты признают существование грубых фактов (brute facts), т. е. таких, которые истинны независимо от каких-либо человеческих установлений. Так, чей-нибудь вес – это грубый факт. Грубые факты во многих отношениях зависят от соглашений, касающихся измерительных инструментов, теории измерения, допустимого использования статистики и широких научных теорий. Эта проблема не нашла до сих пор адекватного решения в объективистской традиции и в целом представляется неразрешимой [Там же, с. 227–228]. Вышеперечисленные факты не означают, что физическая организация людей не играет никакой роли в объективистской концепции познания. Рассмотрим в качестве примера восприятие. Физические механизмы, согласно объективистскому взгляду, являются средствами сбора информации и её проверки. Предполагается, что в целом восприятие не обманывает нас – то, что мы видим, слышим, более или менее точно показывает нам то, что действительно есть. Восприятие рассматривается как то, посредством чего мы устанавливаем правильное соответствие между реальностью и символической системой, с помощью которой мы мыслим. Конечно, восприятие не совершенно и ограничено. Многие виды знания находятся за пределами возможностей непосредственного восприятия. Таким образом, наше телесное устройство способствует нам в получении концептуальной информации и может накладывать ограничения на нашу способность концептуализации. Объективисты считают, что наша телесная организация не может добавить что-либо существенное к концептам, что бы не соответствовало чему-нибудь объективно присутствующему в структуре мира. Тело не играет существенной роли в наделении концептов значением. Ведь это ввело бы в значение необъективный аспект. Тело также не играет никакой роли в определении природы разума [Там же, с. 232]. В нашем исследовании мы ориентируемся и на субъективный, и на объективный аспекты. Наше понятие концепта отвечает следующему представлению: «…информация может включать как сведения об объективном положении дел в мире, так и сведения о воображаемых мирах и возможном положении дел в этих мирах. Это сведения о том, что индивид знает, предполагает, думает, воображает об объектах мира» [193, с. 90]. В связи с этим объем информации значительно расширяется благодаря тому, что мы включили в работу не только широкий спектр субъективных типов значения разных языков, но и объективные показания приборов. В последние тридцать лет были существенно пересмотрены принципы классификаций, восходящие к Аристотелевым представлениям о роде и виде. Со временем этим представлениям ученые придали современную математическую форму посредством теоретико-множественных моделей, которые состоят только из абстрактных сущностей и множеств. Такой пересмотр был инициирован работами Э. Рош. Поясним это примером, рассмотрев класс имен птицы. Толковый словарь С. И. Ожегова толкует слово птица так: 1. Покрытое пухом и перьями позвоночное животное с крыльями, двумя конечностями и клювом. Певчие птицы. 2. собир. Такие животные как предмет разведения, охоты, продукт питания. Домашняя п. Мороженая п. В объективной действительности голубь, воробей, пингвин, малиновка – это птицы в равной степени. Но лишь в объективной действительности, а не в ассоциативном человеческом мышлении. Категория птицы имеет ясные границы, однако внутри этих границ имеются градуированные прототипические эффекты: одни члены категории являются лучшими примерами категории, чем другие. Э. Рош был предложен показатель «семейного сходства» (family resemblance) [298]. Такого рода показатель, измеряемый для всех составляющих (членов) определенной категории, представляет собой сумму измеренных («взвешенных») характеристик, которые данная составляющая имеет. При этом логично отметить следующее: вес каждой характеристики определяется тем, сколько всего членов категории его имеет. Рассмотрим категорию птицы. Признак летать имеет больший вес, так как им владеет большинство членов этой категории. Признак петь имеет меньший вес. Это объясняется тем, что не все птицы певчие, и т. д. Птицы, обладающие большим числом характерных признаков, оказываются ближе к центру (соловей), а меньшим числом – дальше от центра (пингвин). При таком подходе внутренняя структурированность категории объясняется через наличие у её членов тех или иных признаков [Там же, с. 10]. Однако вышеперечисленные классификации не отменяют логических критериев, потому что в объективной действительности работает именно Аристотелева логика, а не законы ассоциативного мышления. Помимо логической формы мышления, которая рождается благодаря процессу познания и поэтому является общечеловеческой по своей сущности, можно наблюдать структурную форму мыслей. Она зависит от особенностей определенных языков и, таким образом, национальна по своей природе. Структурные формы мысли могут совпадать в разных языках или быть разными при создании тождественного содержания в одном и том же языке. Это семантические формы мышления. В связи с этим, основываясь на своих результатах наблюдения, А. А. Потебня отмечал, что «языки различны между собой не одной звуковой формой, но всем строем мысли, выразившимся в них» [278, с. 55]. Таким образом, разные языки – различные системы приемов мышления. Рассматривая два типа мышления, логическое и языковое, необходимо указать, что в конце ХХ в. их разделение и противопоставление происходит в концепции двух областей преломления окружающей действительности, отражающейся в сознании человека, – области мышления и области языка. Между тем «отдельное не существует иначе как в той связи, которая ведет к общему. Общее существует лишь в отдельном, через отдельное. Всякое отдельное есть общее» [24, с. 371]. Объяснение данного утверждения мы представляем следующим образом: неразрывное единство – условие существования логических и семантических форм. «Логические формы как универсальные способы построения мысли, как общие структуры единиц мышления всегда реализуются в более частных, национальных по природе структурах мысли, связанных с особенностями грамматического строя конкретных языков, – в формах мышления» [359, с. 219]. Семантическая форма не является обязательной для создания мысли. Любая из них может быть заменена другой; при этом необходимо выразить отражение того же факта объективной действительности, употребляя единицу языка, имеющую другую грамматическую форму. Что касается логических форм, каждая из них сама по себе обязательна для мышления. Её нельзя устранить без ущерба для мыслительной деятельности, она не может произвольно быть заменена другой логической формой. При условии замены одной логической формы на другую изменяется роль мысли в мыслительном процессе, несмотря на отражение предыдущего факта действительности (например, утверждение звучные донские песни заменено на утверждение донские песни звучны). Для теории познания и логики изучение семантических форм не первично. Но их исследование необходимо для языкознания, так как построение мысли в конкретных формах языка без них нереально. Что касается материальных форм языка, выступающих как способ организации языковой материи, как определенные структуры плана выражения, они не могут быть определены как некоторая категория без акцента на выражаемых ими семантических формах мышления. Такого рода формы представляют их собственное грамматическое значение, таким образом, определяют их функциональную роль в речи. Специфические особенности конкретных языков или языковых групп образуются в результате соединения национальных или имеющихся лишь в одной группе языков семантических форм с производящими их грамматическими формами. В связи с этим Л. Витгенштейн писал: «Тот факт, что мир есть мой мир, проявляется в том, что границы языка (единственного языка, который понимаю я) означают границы моего мира» [81, с. 15]. Итак, каким бы антропоцентричным ни был язык по своей природе, это не отменяет актуальности для человека и языка объективно существующих логических отношений. В самом языке это проявляется в сосуществовании логических и семантических форм мышления. 1.1.5. Референциальные границы языка Одним из основных постулатов, активно разрабатываемых в настоящее время в сфере лингвоантропоцентрической парадигмы на материале различных языков, является следующая мысль: в каждом языке, базирующемся на определенном типе культуры, существуют «ключевые слова», или «концепты», которые в силу множества факторов не всегда соответствуют друг другу как в количественном, так и в «качественном» отношении [207, с. 145]. К причинам несоответствия и различия культурных концептов в разных языках относят интралингвистические и экстралингвистические (когнитивные, психофизические, лингвокультурные, прагматические и др.) особенности. Один и тот же признак физического объекта может оцениваться определенным народом по-разному. Попадая в сферу жизненных интересов субъекта, физические свойства объекта начинают рассматриваться по-другому. Чтобы привести языки «к общему знаменателю», попытаемся увидеть мир не только через языковые образы, но и посредством прибора. В этом и заключается попытка решить проблему референциальных границ. В нашем исследовании мы обращаемся к понятию «картина мира», так как она определена нами в виде лингво-метрологических шкал как «сетки координат», при помощи которых люди воспринимают действительность и строят образ мира, находящийся в их сознании. Помимо того, что лингво-метрологические шкалы представляют собой соотнесение представленных в них физических свойств членов конкретной категории с семантикой языковых единиц, которые эту категорию объективируют в коммуникации, они также предстают перед нами как экран, воспроизводящий восприятие человеком цвета и звука. В проекции исследовательской концепции понятие «картина мира» имеет следующее преломление: модель мира, которая создается языком как субъективный образ объективной реальности и включает в себя особенности человеческого способа постижения мира, т. е. антропоцентризма. Антропоцентризм, в свою очередь, пронизывает весь словарный состав языка. Именно этноязыковая картина мира выделяет прототипы цвета и прототипы звука. В нашем случае сутью этноцентричного «цветного» и «звукового» взгляда на окружающую действительность являются прототипические референции. С точки зрения семиотики «образ мира, именуемый как картина мира, представляет собой создаваемый человеком субъективный образ объективной действительности, в котором собрана вся доступная для человеческого восприятия информация как о действительности в целом, так и об отдельном её фрагменте» [14, с. 170]. Лингвистическая картина мира находится с логической в отношении дополнительности. Согласно принципу дополнительности логическая модель не единственная, исчерпывающая наше познание об окружающем мире. Благодаря языковым факторам мы получаем дополнительную информацию, уточняющую логическую модель и даже иногда вступающую в противоречие с этой моделью. Эта дополнительная информация зависит от природы и структуры языка, поэтому люди иногда могут по-разному воспринимать действительность, и лишь постольку, поскольку языковое восприятие может иметь воздействие на познание окружающего мира [52, с. 30]. Языковая картина мира у всех живущих на Земле национальна и индивидуальна. Так, А. Белый писал о том, что у Пушкина, Тютчева и Баратынского небо разное: пушкинский «небосвод» (синий, дальний), тютчевская «благосклонная твердь», у Баратынского небо «родное», «живое», «облачное» [46, с. 45]. Итак, языковая картина мира есть «вторичное» существование объективной картины мира. Референция идеальной картины мира, зафиксированной в языке в его отношении к реальному миру, представляет собой проблему. Центральным для теорий референции является вопрос о роли значения в установлении связи между именными выражениями и объектами действительности [29, с. 20]. Референцию мы рассматриваем как некоторую особенность языка, создаваемую билатеральностью связи «человек – мир», «мышление – мир». «Идеальный мир как человеческий атрибут референционален только по отношению к реальному миру, а проблема референции в конечном итоге есть референция “субъект – объект”» [179, c. 41]. Весь язык в целом представляет собой человеческую форму именования объективного мира, и независимо от того, в каких единицах это именование выражается, суть референции состоит в том, что в основе этой соотнесенности лежит предпосылка конечной адекватности двух миров – мира вещей и мира понятий – объективного мира и его отражения в мышлении человека [179, с. 43]. Проблема референциальных границ – в картировании действительности. Для того чтобы оценить свойство чего-либо, человек должен «пропустить» его через себя: природа оценки отвечает природе человека (в этом проявляется антропоцентризм языка). Идеализированная картина мира охватывает не все его компоненты и параметры. Этим определяются границы оцениваемой действительности. Приведем в качестве примера эксперимент с тремя одинаковыми звуками, которые, тем не менее, по-разному воспринимаются чехом, поляком и французом: первый полагает, что сильнее звучит первый из серии звуковых сигналов, второй соответственно указывает на средний как наиболее акцентированный, а для француза ярче звучит последний сигнал. Такое восприятие объясняют фиксированностью ударения в чешском, польском и французском языках [26, с. 79]. Тезис о том, что звук воспринимается информантами разных национальностей по-разному, будет подтвержден в главе 3 диссертационного исследования. Вьетнамский ученый Буй Динь Ми под руководством А. А. Леонтьева провел экспериментальную проверку выводов из опытов Э. Леннеберга и Дж. Робертса относительно того, как цветообозначение взаимоотносится с процессами восприятия и запоминания цвета. Исследование строилось на сравнении материала русского и вьетнамского языков. Результаты эксперимента показали, что действительно цветовой континуум (вся область цвета) русскими и вьетнамскими испытуемыми расчленяется по-разному в зависимости от системы цветообозначения в соответствующем языке. Русские и вьетнамцы одинаково видят и запоминают цвета, но по-разному используют язык в процессе расчленения и запоминания цветовых оттенков. В ряде языков нет отдельных слов для голубого или синего цвета, синего и зеленого. В языке баса (страна Либерия в Африке) всего два слова, обозначающих цвета, – «фиолетовый, синий и зеленый» и «желтый, оранжевый и красный». Это объясняется тем, что преобладающими в данном регионе являются цвет морского побережья и цвет пустыни [64]. Приведем еще один пример онтологического прототипа (мы говорим об адекватности физическому спектру и межъязыковой эквивалентности идиоматики). Рассмотрим, например, сочетание синие глаза: в русском языке мы сравниваем их с небом, морем, васильком. В польском языке сравнение синих глаз с цветом морской волны не является подходящим, такой прототипический объект неприемлем, так как по-польски море может быть и синим, и зеленым. В русском языке словосочетание зеленое море встречается не часто. Это говорит о том, что «существует всего лишь абстрактный механизм категории прототипа, но не его конкретная языковая реализация. Значительную роль в фиксации этого процесса играет лексикографическая практика» [199, с. 280]. Картина мира как глобальный субъективный образ объективного мира зарождается и существует в сознании человека и в более глубинных слоях его психики, скрытых от его самонаблюдения. К таким слоям относятся области подсознания (бессознательного) и сверхсознания. Каждая картина мира запечатлевает в себе определенный образ мира, который никогда не является её зеркальным отражением. Картина мира поэтому есть всегда определенное видение действительности, смысловое конструирование мира в соответствии с определенной логикой миропонимания и миропредставления [215, с. 30]. Логично упомянуть работу Элеоноры Рош, в которой автор пытается решить проблему референциальных границ следующим образом: она предложила своим испытуемым (113 студентам) слова, относящиеся к определенным категориям. Приложением была инструкция с заданием оценить «степень принадлежности» к представленной категории по 7 балльной шкале. Э. Рош понимала степень принадлежности как «типичность». Один балл ставился самым типичным для данной категории составляющим (членам), семь баллов выставлялось наименее типичным членам. Когда были получены все оценки, Э. Рош определила полученные результаты как подтверждение своей гипотезы. «Способность испытуемых к оценке степени принадлежности того или иного понятия к заданной категории интерпретируется как свидетельство в пользу наличия для каждой категории своей внутренней структуры. Это отражается в различной психологической значимости тех или иных членов категорий. Такая внутренняя структура рассматривается по аналогии с внутренней структурой ранее исследованных “природных” категорий цвета и формы: имеются некие центры, вокруг которых “организованы” все остальные члены категории» [298, с. 45]. «Внутреннюю структуру» мы не рассматриваем как однозначное понятие, так как в каждом отдельном случае имеется в виду совокупность образующих её отношений. Все исследованные в экспериментах категории имеют сходное строение: «прототип – периферия». Каждый член категории чем-то схож с каким-либо другим, а центр категории характеризуется сильным сходством одновременно со многими её членами [Там же, с. 89]. Обратимся к экспериментам с цветом. Под «категорией» Э. Рош понимает «некоторую область модели цветового пространства, соответствующую определенному цветонаименованию, которое выступает как имя категории (конкретно речь идет о таблицах цветообразцов типа Манселловских). Эта область представляет собой совокупность очень близких, очень похожих по цвету цветообразцов. Каждый из них может быть обозначен общим для категории именем; при этом один из них, как это было показано в работе, соответствует данному имени в большей степени, другие – в меньшей» [Там же, с. 140]. В данном случае (в аспекте представленной экспериментальной парадигмы) категория – это совокупность реально существующих экземпляров, конкретных денотатов данного имени, множество тех объектов реального мира (здесь – цветообразцов), которые могут быть этим именем названы. Отдельным членом категории в данном случае является конкретный образец цвета. Имена красный, синий соотносятся с множествами соответственно красных и синих цветообразцов. Э. Рош называет цветообразцы, соответствующие «фокальным точкам», прототипами. Она представляет прототип вполне материальным, а именно иллюстрирует его цветообразцом из таблицы Манселла (А. Munsell). Что касается термина «прототип» в исследованиях Берлина и Кея, он принадлежит имени цвета, но не его денотату. Это объясняется общей теорией развития системы цветообозначений вышеупомянутых авторов. В связи с этим логично упомянуть утверждение Берлина и Кея о существовании универсального для всех культур определенного набора цветообозначений. Авторы называют их basic color terms, их количество – одиннадцать. Язык, в котором выявляется одиннадцать цветообозначений, рассматривается как находящийся на самой высокой ступени развития. Если в экспериментах с цветоназыванием испытуемые определенной национальности и культуры выделили не одиннадцать, а восемь, пять или три цветонаименования, то можно сделать вывод, что такой язык существует на ранней ступени развития системы цветообозначений. Если мы рассуждаем о «развитии», то упоминаем число имен-универбов, которые применяются в данной культуре для обозначения цвета. Количество имен-универбов плотно связано с тем, какие это имена. Например, если таких слов три, то это черный, белый, красный; если пять, то черный, белый, красный плюс зеленый и желтый и т.д. Таким образом, если полагаться на рассуждения Берлина и Кея, можно утверждать, что цветообразцы возникают в языке не в случайном порядке, а с определенным промежутком времени. Берлин и Кей называют цветообразцы прототипами, если они, основные имена-универбы, появляются в языке в первую очередь. Имена-прототипы появляются раньше прочих. Заметим также, что Брент Берлин и Пол Кей в своем классическом труде «Базисные наименования цвета» подвергли сомнению традиционный взгляд, что «разные языки могут делить цветовой спектр произвольными способами. Некоторые языки, подобно английскому, используют 11 наименований цвета, в то время как некоторые другие языки используют всего два» [392, р. 78]. Переходя к классификационному эксперименту Р. М. Фрумкиной, отметим, что он также являлся своеобразной попыткой решения вопроса референциальных границ. Целью автора было создание блоков. Например, в блоке «Красный» выделен центр красный, кровавый и алый. Красный и кровавый заключены в отдельную рамку, чтобы показать, что в блоке имеется много слов, похожих на красный и кровавый одновременно, но менее похожих на алый. В то же время есть лексемы, которые более всего похожи на все три перечисленных центра. Чтобы сделать изображение более наглядным, в рамку были введены центры цветообозначений «второго порядка». Это позволяет изобразить связи таких слов, как огненный или рубиновый одной стрелкой. Кроме того, в блоке «Красный» удалось выделить одну изолированную подгруппу. Автор включает в нее цветообозначения бордовый, малиновый, вишневый и свекольный. В плане уточнения толкований цветообозначений показателен эксперимент с группой переводчиков [342, с. 130]. Он не дал точных характеристик цветонаименований, но доказал, что толкования достаточно расплывчаты и дают лишь самое общее представление о цветообозначении. Группа переводчиков, в состав которой входило 9 человек, выполняла задание: перевод английских словосочетаний на русский язык, при этом пользоваться словарем запрещалось. На втором этапе тем же участникам эксперимента предлагалось править свои переводы, учитывая данные англо-русского словаря. В качестве таких «данных» им предлагались разнообразные лексические эквиваленты, которые охватывали и настоящие варианты двуязычного словаря, и полученные результаты – варианты их собственного словаря. Например, для слова purple был предложен набор из пяти эквивалентов. В него входили лексемы пурпурный и багровый, невозможные по их данным, и темно-лиловый, не представленный в словаре Гальперина. Помимо исправлений в переводе, информанты-переводчики должны были указать, какие из представленных вариантов, с их точки зрения, являются более приемлемыми (разрешалось указывать несколько подходящих вариантов). На третьем этапе испытуемые снова оценивали свои переводы и те варианты, которые предлагались на втором этапе, с учетом информации английского толкового словаря Webster’s. Например: PURPLE: a colour of hue between the psychologically primary blue and red; one of the colours commonly called magenta, violet, lilac, mauve. Из приведенного толкования видно, что однозначный выбор сделать невозможно: толкования неоднозначны и дают нечеткое, общее представление о значении цветонаименования [343, с. 319]. Приведенные выше примеры доказывают необходимость нового метода решения проблемы референциальных границ, который позволит четко и быстро определить правильное значение лексемы-цветообозначения. Такой метод – построение лингво-метрологической шкалы цвета, с помощью которой можно будет увидеть точные соответствия между лексическими характеристиками разных языков и объективными величинами. В нашем исследовании прибор играет одну из первостепенных ролей в процессе определения точного значения слова. Объективные показания прибора, характеризующие громкость звука и насыщенность цвета, выстраиваются в объективную шкалу. Затем носители разных языков характеризуют их лексическими средствами. Использование прибора в нашем исследовании объясняется одним из фундаментальных принципов современной науки: явление нельзя считать хорошо понятым до тех пор, пока оно не описано посредством количественных характеристик [337, с. 30]. Для определения точных соответствий между субъективными и объективными характеристиками мы строим лингвометрологическую шкалу, действуя по схеме «денотат (цвет, звук) – прибор – субъективная номинация (предложенная человеком)», делая так, «чтобы мир соответствовал словам» [290, с. 58]. Лингво-метрологическая шкала выступает при этом своего рода семантическим метаязыком, «универсальным мостом понимания». Она значительно расширяет границы лексикографической практики, обеспечивая правильное толкование лексики разных языков. |
Похожие:
 |
Инструкция по подготовке и оформлению статьи Статьи принимаются на английском (предпочтительно) и русском языках. Название реферата и статьи должно четко отражать их содержание... |
 |
Руководство для авторов Технические требования к оформлению рукописей Объём статьи допускается в форматах: 10 страниц, 12,5 и 15 страниц, включая нотные примеры, иллюстрации, cхемы, приложения, примечания,... |
|
Заявление может заполняться на русском или английском языках Заявления на русском языке название компании также указывается на английском языке |
|
Теоретико-методологические аспекты анализа мирового рынка технологий Со временем под этим стал подразумеваться также сам процесс передачи или получения этих сведений. В настоящее время в русском языке... |
|
Конспекты занятий Занятие 1 Тема: Эмоциональное выгорание: методологические основы, причины Цель: Знакомство с понятием «эмоциональное выгорание» и основные теоретико-методологические основы выделения его причин. Самодиагностика:... |
|
К участию в конкурсе приглашаются Для перевода на русский язык предлагаются конкурсные тексты на английском, немецком и французском языках (Приложение 2) по следующим... |
|
Инструкция по заполнению Анкеты образовательного учреждения среднего... Программа предназначена для заполнения Анкеты на двух языках: русском и английском. Для удобства интерфейс полностью сделан на русском... |
|
Комплектность оборудования Инструкция по эксплуатации и руководство по запасным частям на английском и русском языках |
|
Конкурсные задания Тестовые задания состоят из 40 вопросов с выбором ответов. Практических задач две: одна на русском, другая на английском языках.... |
|
На правах рукописи Теоретико-методологические основы исследования рекламной коммуникации в рамках современных блог-платформ. 5 |
|
Наречия образа действия в русском языке и их английские эквиваленты Наречия образа действия в русском и английском языках в сопоставительном аспекте 31 |
|
1. Biopolymers & Cell. Биополимеры и клетка Журнал Института молекулярной биологии и генетики Национальной академии наук Украины на английском и русском языках |
|
На каком языке нужно заполнять анкету для получения визы в Финляндию? На все вопросы анкеты можно отвечать на русском, английском, финском, шведском языках, но писать можно только латиницей. Кириллицу... |
|
Т. И. Ершова Российская Федерация, пф гу вшэ При обучении говорению, слушанию и письму предлагается применять так называемые «учебные тексты» на английском и русском языках |
|
Атрибутивные словосочетания в русском и английском языках (сопоставительно-типологический... Работа выполнена на кафедре русского языка и методики преподавания Адыгейского государственного университета |
|
Настоящий документ содержит Как правило, эти изменения и дополнения делаются на перспективу, однако, некоторые из них, из соображений безопасности, могут вводиться... |