Теоретико-методологические основы лингвистической метрологии (на материале номинаций цвета и звука в русском, английском и французском языках)
|
Скачать 3.65 Mb.
|
|
1.1.2. Антропологическая парадигма в языкознании Для исследования звуко- и цветообозначений в русском, английском и французском языках мы используем и ставим в центр рассмотрения антропоцентрический подход. Это значит, что мы учитываем особенность процессов отражения окружающей действительности в сознании индивида, исследуем схемы сохранения знаний о природе и обществе в целом, о человеке в частности, взаимодействия энциклопедических и языковых знаний и исследование их с учетом существующей в социуме системы норм, оценок, эмоционального опыта человека. Очевидно, что для этого требуется определение и проработка проблем, касающихся антропоцентризма в языке и человеческого фактора в языке. Обозначенные нами вопросы всегда были в центре внимания наук о человеке. Они выделяются своим многоаспектным характером, будучи предметом изучения разных научных подходов, поскольку человеческий язык – сложное социально-психическое явление. Так, эти проблемы исследуются в физиологии, нейрофизиологии, психологии, антропологии. В отечественных языковедческих работах проблема антропоцентризма излагалась с помощью таких терминов, как «субъективное и объективное в языке», «роль человеческого фактора» и т. д. Лингвистов, исследующих лингвоантропологию, объединяет то, что они проявляют большой интерес к образу человека в языке, а также к особенностям языковых репрезентаций в национальных языковых картинах мира. На данный момент это сложившееся мощное научное направление, о чем говорят многочисленные теоретические и практические исследования, каждое из которых по-своему отражает базовую установку лингвоантропологического подхода: «Язык создан по мерке человека, и этот масштаб запечатлен в самой организации языка; в соответствии с ним язык и должен изучаться» [49, с 300]. Особенность лингвоантропологии заключается в том, что она становится большим направлением, включающим в себя все отрасли знаний языковедческого цикла. Человек является центральным субъектом и объектом языка и речи в таких дисциплинах, как лингвокультурология, когнитивистика, психолингвистика, социолингвистика, этнолингвистика и др. Каждая из отраслей исследования ориентирована на ту или другую грань человека, имеющую отображение в языке. Например, в области изучения когнитивной лингвистики находится исследование в языке разных механизмов, процессов, методов познания мира человеком (А. Н. Баранов, В. З. Демьянков, Д. О. Добровольский, Е. С. Кубрякова, Е. В. Рахилина и др.); в лингвокультурологии человек рассматривается как создатель языка и культуры (Н. Д. Арутюнова, В. В. Воробьев, В. А. Маслова, Ю. С. Степанов, В. Н. Телия и др.); этнолингвистика уделяет особое внимание изучению связей языка с народными обычаями, социальной иерархией нации (В. В. Иванов, Н. И. Толстой, В. Н. Торопов и др.); социолингвистика исследует особенности языка людей, относящихся к разным социальным и возрастным группам (Л. П. Крысин, Н. Б. Мечковская и др.); лингвострановедение изучает национальные реалии, отображенные в языке (Е. М. Верещагин, В. Г. Костомаров и др.); этногерменевтический подход используется в рамках изучения их этноспецифики (Е. А. Пименов, М. В. Пименова). Наличие созданной когнитивно-дискурсивной парадигмы в лингвистике обусловило логичное введение в научный обиход принципа антропоцентризма, который в настоящее время определяет развитие новых направлений в изучении языка в целом. В рамках такого принципа исследователями решались проблемы, связанные с получением, передачей, кодировкой и хранением информации любыми способами, в частности лингвистическими. Интеграция разных научных областей, ведущая к гуманизации научных дисциплин, обеспечивала решение такого рода проблемы. Итак, в науке о языке использование антропоцентрического принципа, или принципа «человека в языке» [49, с. 31], занимает особое место. Согласно принципу антропоцентризма, говорящий человек способен присвоить себе язык в процессе его использования, поскольку «язык не имеет иной объективности, кроме той, которая устанавливается в самых глубинах субъективного» [194, с. 280]. Использование этого положения в работе позволяет рассматривать язык как оригинальную семантическую систему, основные референционные точки которой соотносятся с говорящим индивидом, а используемые человеком языковые средства выступают как «аутореференционные» [Там же, c. 60]. Главным фактором формирования и утверждения представленной выше научной парадигмы можно назвать высокий уровень отечественных семасиологических исследований, а также предшествующие современному антропоцентрическому направлению развития идеи А. А. Потебни о соотношении языка и мышления, М. М. Бахтина о речевых жанрах, В. В. Виноградова о языковой личности и другие, нашедшие дальнейшее развитие в трудах Ю. Д. Апресяна, Н. Д. Арутюновой, Т. Г. Винокур, Ю. Н. Караулова, В. Н. Телия и др. Вовлечение теории речевых актов в контекст современной лингвистики побудило ученых снова и на новом уровне обратиться к работам Л. С. Выготского и А. А. Леонтьева (теория деятельности и теория речевой деятельности, развивающие мысль о мотиве и цели) [90; 216]. Таким образом, на проблемы ограничения антропоцентризма в языке в той или иной степени обращали внимание многие авторы актуальных многоаспектных лингвистических работ. Поэтому задача доказать возможность исследования лексических единиц разных языков с обращением к общим антропоцентрическим механизмам оказалась совершенно органичной. Принцип «человека в языке», или антропоцентризма, утверждался в отечественном языкознании на ранних этапах его развития. Еще в конце ХIХ в. И. А. Бодуэн де Куртенэ в работе «Фонология» (1899) выделял антропофонику как науку, которая занимается «только звуками по существу своему исключительно человеческими, то есть звуками человеческой речи» [57, т. 1, с. 80]. В последнее время указанный принцип нашел отражение в работах В. М. Алпатова, Ю. Д. Апресяна, Н. Д. Арутюновой, А. Вежбицкой и других представителей Московской семантической школы. Акцент на принципе антропоцентризма приобрел особую важность и актуальность в гуманитарной семантике. Она, в отличие от формальной, или логико-математической, исследует семиотические системы (язык, явления культуры, обычаи и обряды, искусство и т. д.), передающие информацию и действующие в человеческом обществе. Однако принцип антропоцентризма в языке не трактуется однозначно. В лингвистической науке сложились разные подходы к реализации антропологического принципа в зависимости от основополагающей гипотезы. Первый подход (Ю. Н. Караулов) предполагает включение «языковой личности» в объект науки о языке (от содержания науки к её истории). Второй подход (T. Albrecht) отражен в современной лингвистической философии и связан с признанием языка как части человека, третий (Й. Хейзинга) признает предметом языкознания человека – пользователя языка, и наконец, четвертый основан на признании языка как той составляющей, которая делает человека человеком. Последний подход к реализации антропологического принципа был разработан В. фон Гумбольдтом, полагавшим, что изучение языка подчинено «цели познания человеком самого себя и своего отношения ко всему видимому и скрытому вокруг себя» [121, с. 180]. «Антропологический принцип» Гумбольдта приобрел начиная с конца 90-х гг. ХХ в. особую актуальность в сфере наук о человеке и его языке: лингвогносеологии, лингвосоциологии, лингвоэтнологии, лингвопалеонтологии и, наконец, лингвокультурологии и философии языка. Отметим, что именно под влиянием идей В. фон Гумбольдта язык стал изучаться как феномен человеческой психики, культуры народа и деятельности человека. Итак, формирование антропоцентрического принципа происходило в рамках лингвистической концепции гумбольдтианства, возникшего как реакция на антиисторическую и механистическую концепцию языка ХVII и ХVIII вв., а также на логические и универсалистские концепции (логическое направление, универсальные грамматики); оно опирается на идеи И. Г. Гердера о природе и происхождении языка, о взаимосвязи языка, мышления и «духа народа» [100, с. 40], а также на типологическую (морфологическую) классификацию языков Ф. и А. В. Шлегелей и идеи немецкой классической философии (Г. В. Ф. Гегель, И. В. Гете, И. Кант, Ф. В. Шеллинг, Ф. Г. Якобс и др.). Человек, пробуждая в себе свою языковую способность и развертывая её в ходе общения, всякий раз своими собственными усилиями создает сам в себе язык. Предназначение языка состоит в том, чтобы осуществлять «превращение мира в мысли», быть посредником в процессе взаимопонимания людей, выразителем их мыслей и чувств, служить средством развития внутренних сил человека, оказывая стимулирующее воздействие на силу мышления, чувства и мировоззрения говорящих [81, с. 90]. В трактовке В. фон Гумбольдта язык не представляет собой прямого отражения мира: в нем осуществляются акты интерпретации мира человеком. Различные языки поэтому являются различными мировидениями. Слово – отпечаток не предмета самого по себе, а его чувственного образа, созданного этим предметом в нашей душе в результате языкотворческого процесса. Оно эквивалентно не самому предмету, даже чувственно воспринимаемому, а его пониманию в акте языкового созидания [121, с. 65]. Вслед за В. фон Гумбольдтом французский лингвист середины ХХ в. Э. Бенвенист в своей концепции «человек в языке» воплощает определенную и глубокую традицию европейского языкознания, в особенности во французской и русской лингвистических школах [49, с. 70]. Подобный принцип на материале лексикологии утверждал в русской лингвистике еще в 1940 г. академик Л. В. Щерба. Он писал, что язык создан по мерке человека, и этот масштаб запечатлен в самой организации языка [49, с.350]. В связи с этим им приводился такой пример: «Прямая (линия) определяется в геометрии как “кратчайшее расстояние между двумя точками”. Но в литературном языке это, очевидно, не так. Я думаю, что прямой мы называем в быту “линию, которая не уклоняется ни вправо, ни влево” (а также ни вверх, ни вниз)» [380, с. 68]. Единодушно мнение лингвистов о том, что характерной чертой науки о языке конца ХХ в. является «ориентация на переход от позитивного знания к глубинному на путях целостного синтетического постижения языка как антропоцентрического феномена» [32, с. 70]. Поэтому универсальным концептом объявлен человек, и описание этого «важнейшего суперпонятия» является задачей антропоцентрической лингвистики [88, с. 60]. Итак, при антропологическом подходе к изучению языка на первое место ставится принцип постижения языка в тесной связи с бытием человека. Язык рассматривается как созидательное свойство человека, а человек определяется как человек именно через язык. В этом аспекте примечательной особенностью человеческого языка является то, что он представляет собой, на первый взгляд, неразрешимое противоречие, а именно совмещает в себе несовместимое: объективное и субъективное. «Всякий человеческий язык, – по точному определению Й. Хейзинги, – изъясняется антропоморфически, выражается образами, взятыми из человеческой деятельности, и окрашивает все абстрактное уподоблением чувственному» [350, с. 120]. Именно в силу этого современная лингвистика в качестве основного принципа изучения языка выдвигает принцип антропоцентрический, теоретико-методологической базой которого является антропологический подход. Согласно такому подходу язык правильно и эффективно исследовать в тесной связи с сознанием и мышлением, культурной и духовной жизнью. Основой такого подхода является убеждение, что все языковые формы (морфемы, синтаксические и морфологические структуры) составляют подкласс более общей категории – категории культурных форм, представляющих собой «набор взаимосвязанных и частично произвольных ожиданий, пониманий, верований и соглашений, разделяемых членами социальной группы, который воздействует или воздействовал на поведение некоторых членов данной группы» [86, с. 40]. Другими словами, языковые формы – это по преимуществу культурные формы. Переходя к вопросу о проявлении антропоцентризма при восприятии цвета, отметим, что каждый носитель языка, когда видит цвет, опирается не только на абсолютное цветовое, но также и на экспрессивное ощущение. Человек отмечает часто на уровне подсознания «ассоциативные признаки», которые сопутствуют лексеме в языке. Было отмечено, что «человек получает впечатления от свойств, приписываемых нами предметам и собственному телу, а затем оценивает значение этих впечатлений для нашего индивидуального бытия, испытывая чувство удовольствия и неудовольствия» [328, с. 130]. Таким образом, мы можем сделать определенный вывод: невозможно говорить о цветонаименованиях, о цветовой картине мира в целом, не взяв во внимание воспринимающего её индивидуума. Так называемая «наивная картина мира», о которой говорят А. А. Брагина, Р. М. Фрумкина и другие исследователи, обращавшиеся к проблемам цветообозначения, постоянно соотносится как с языковой традицией, так и с личностным восприятием. Каждый человек воспринимает цветовую картину мира, связывая её с жизненным опытом, со своим психическим и физическим состоянием. Восприятие определяется большим количеством объективных и субъективных причин [329, c. 173]. Очевидным является проявление антропоцентризма при восприятии звука. Человек воспринимает его по-разному. Люди среднего возраста (40–60 лет) эмоциональнее реагируют на громкий звук, чем молодые: барабанная перепонка пожилых людей теряет эластичность. При исследовании субъективной характеристики звука важно также учитывать географические особенности проживания и профессиональную специфику. Итак, многие исследования в лингвистике проводятся со ссылкой на следующий факт: объяснить языковую систему можно через призму проблемы «антропоцентризм в языке», обращаясь к методологии и достижениям науки о человеке и не теряя лингвистических ориентиров. В нашей работе проблема, касающаяся антропоцентризма, ограничивается следующими условиями. С одной стороны, «нельзя на естественном языке описать мир как он есть: язык изначально задает своим носителям определенную картину мира, причем каждый данный язык – свою» [74, с. 67]. С другой стороны, содержанием говоримого все же является то, что есть в «объективной действительности» [31, с. 78]. В связи с этим логично вспомнить два подхода к категоризации: «классический подход», связанный с Аристотелем, и «прототипический подход», связанный с Л. Витгенштейном и Э. Рош. На наш взгляд, противопоставление этих двух подходов не дает никаких результатов. Эффективен синтез двух традиций. Именно он поможет воссоздать объективную картину точного расположения цвето- и звуконаименований в лексико-семантических полях «звук» и «цвет» и на лингво-метрологических шкалах цвета и звука при межъязыковом сопоставлении и при сопоставлении лексических характеристик и объективных показаний. Такого рода интегративный подход к исследованию номинаций цвета и звука, а именно к точному определению значений лексем разных языков, в максимальной степени адекватному переводу и толкованию слов, обеспечивает осмысление новых аспектов лексикографической, переводческой и педагогической практики. 1.1.3. Человеческий фактор в языке при наличии объективного аспекта исследования языковых единиц В рамках антропологической парадигмы лингвистики, которая быстро развивается в последние десятилетия во главе с когнитологией, человек рассматривался при исследовании языковой картины мира; изучалось её отражение единицами всех уровней языка (Ю. Д. Апресян, В. Г. Гак), в аспекте метафоры (Н. Д. Арутюнова, О. И. Глазунова, Г. Н. Скляревская), фразеологии (А. В. Артемова, В. П. Жуков, В. Н. Телия), аксиологии (Н. Д. Арутюнова, Е. М. Вольф, В. Н. Телия, Я. Пузынина), словообразования (Т. Н. Вендина, Е. С. Кубрякова), лексикографии (Ю. Н. Караулов, В. П. Руднев, Ю. С. Степанов), лингвокультурологии (Е. М. Верещагин, В. Г. Костомаров, И. Г. Ольшанский, Е. О. Опарина), этнологии (Ю. Е. Прохоров, Ю. А. Сорокин, Е. Ф. Тарасов) и в гендерных исследованиях в аспекте культурологии (Д. Малишевская, Н. Л. Пушкарева), а также в рамках культурных концептов (З. Х. Бижева, Ю. С. Степанов). Под человеческим фактором в языке принято понимать то человеческое содержание, которое касается внутренней жизни человека, его поведения, его эмоций. Актуализация человеческого фактора в исследованиях языка, на наш взгляд, подготовлена целым рядом причин, и среди них важное положение занимает процесс гуманизации научного знания. Множество современных зарубежных направлений ориентировано на говорящего человека: теория речевых актов (А. Вежбицкая, А. Кларк, Дж. Конрад, Дж. Остин, Дж. Серль и др.), теория семантических прототипов (Дж. Лакофф, Э. Рош), когнитивная лингвистика (Т. А. ван Дейк, Р. Джекендофф, В. Кинч, Дж. Лакофф, М. Минский, Э. Рош, Ч. Филлмор и др.). В русле рассмотренных выше дисциплин и направлений проводятся актуальные активные исследования и в современной русистике. Наше исследование также во многом опирается на перечисленные тенденции. Обращение к понятию «человеческий фактор в языке» в рамках нашего исследования вполне закономерно. Например, если рассмотреть физический спектр цветов, именно при восприятии людей он преобразуется в систему цветовых лингвистических знаков. Цветовой характер цветового спектра трансформируется в плоскость градуальной структуры. Обращаясь к исследованиям цветообозначений, отметим, что среди авторов, занимающихся их изучением, существует мнение, что цвет всегда антропоцентричен. Физический цвет, с их точки зрения, может рассматриваться отдельно от языка, только если его измеряют с помощью физических параметров и величин. Если цвет выражается терминами естественного языка, он является категорией антропологической. Считаем, что вполне логично рассматривать и изучать номинации цвета в субъективном и объективном аспектах. Что касается структуры языка вообще, под субъективным фактором можно было бы подразумевать влияние на нее человека таким образом, что её можно рассматривать как порожденную только человеком. Такая структура была бы независима от объективного мира [289, с. 34]. Но язык как принадлежность субъекта активно взаимодействует с окружающей средой, порождая многосложные отношения с ней. Человек как субъект соотносится с окружающей природной и социальной действительностью, затем с каждым индивидуумом и с самим собой. Поэтому очевидна необходимость исследования языка как неотъемлемой части объективного мира. Таким образом, обозначая проблему человеческого фактора в языке, прежде всего, поставим её в плоскость «отражение мира» и признаем активность человека при создании и построении модели отражаемой действительности. Рассматривая языковую картину мира как среду, увиденную глазами людей и представленную языком, мы понимаем, что познание мира может осуществляться в присущих им формах. Активность человека при отражении реальной действительности и формировании её идеальной (концептуальной) и вербальной модели позволяет назвать его субъектом языковой картины мира [31, c. 72]. Во многих исследованиях подчеркивается важность человеческого фактора для мировосприятия. Язык не только «окрашивает через систему своих значений и их ассоциаций концептуальную модель мира в национально-культурные цвета», но придает ей и «человеческую интерпретацию... в которой существенную роль играет антропометричность, т. е. соизмеримость универсума с понятными для человеческого восприятия образами и символами...» [329, с. 178]. Остановимся подробнее на антропоцентрическом подходе в современной русистике. Он наблюдается в лингвистических исследованиях таких языковых областей, как вводно-модальные слова и конструкции (Н. Д. Арутюнова, А. Вежбицкая, М. В. Всеволодова, Г. А. Золотова, И. В. Шмелева), модальные частицы, местоимения (Н. Д. Арутюнова, О.Н. Селиверстова и др.). Модальный план языковых выражений наиболее полно представляет человеческий фактор и позволяет говорить о человеческом содержании абсолютно всех языковых единиц, поскольку в них присутствует оценочный, следовательно, и индивидуально-личностный аспект. Со временем область проявлений человеческого фактора в языке расширялась. Н. Д. Арутюнова, Е. М. Вольф, В. Н. Телия, В. И. Шаховский рассматривали эмоцию и оценку как пересечение некоторых параметров антропоцентризма. Очевидно, что человеческий фактор проявляется во многих суждениях, оценках, воздействиях. Наивысшая ступень его проявления обнаруживается тогда, когда предметом высказывания является автор речи. Все оценочные моменты, следовательно, становятся вдвойне авторскими [377, с. 550]. Так, Г. В. Колшанский писал, что «ярким примером индивидуального человеческого подхода к явлениям мира и средствам их языкового выражения является синонимия как абсолютная, так и относительная, особенно в области оценочных категорий» [179, с. 95]. К человеческим факторам относится множество паралингвистических средств (жесты, мимика, тон), сопровождающих употребление языковых структур. Паралингвистические средства могут принадлежать как к общенациональной системе, так и к индивидуальной. Обращаясь к нашему исследованию, подчеркнем, что результатом лингвистического эксперимента явились не только вербальные характеристики и объективные показания приборов, но и паралингвистические средства. При этом информанты, носители русского, английского и французского языков, эмоционально по-разному реагировали на предъявленные стимулы. Поэтому попытка обратиться к понятию «человеческий фактор в языке» выглядит вполне органично. Продолжая анализировать понятие «человеческий фактор в языке», отметим, что обоюдное воздействие коммуникантов, вступающих в то или иное вербальное общение, тоже относится к нему [289, с. 80]. Любой обмен информацией предполагает не только передачу сведений и знаний, но и получение соответствующего результата этого общения в виде определенных действий и реакций. Диапазон этих реакций широк. Например, в него войдут такие воздействия, как понимание предмета, согласие и несогласие, сожаление, гнев и радость. Во всех этих случаях воздействие зависит от выбора языковых средств, но определяющей все равно является семантическая сторона языка, поскольку и стиль, и жанр общения в конкретных условиях связаны со значением тех или иных языковых элементов (нейтральный, экспрессивный, жаргонный) [352, с. 50]. Рассматривая «человекообразность как постоянное свойство человеческой мысли», А. А. Потебня отмечал: «Мыслить иначе, как по-человечески (субъективно), человек не может. Если под мышлением понимать ту долю умственной деятельности, которая сказывается в языке, то оно есть создание стройного, упрощенного целого из наплыва восприятий. Представить себе такое создание мысли иным, чем созданием “по образу и подобию» своему, чем внесением в познаваемое свойств познающего, мы не в силах; но свойства познающего изменяются в определенном направлении, благодаря чему возможна история мысли и человекообразности» [278, с. 150]. Одним из проявлений антропоцентризма в языке А. А. Потебня считал синтаксические категории субъекта и сказуемого: «Субъектом называем вещь как познающую и действующую, то есть, прежде всего, себя, наше я, потом всякую вещь, уподобляемую в этом отношении нашему я… судя по тому, что до сих пор действие субъекта мы можем выразить, то есть представить себе только человекообразно (“дождь идет”, как “человек идет”, “я иду”), можно думать, что и вообще понятия действия, причины возникли так, что наблюдение над нашими действиями перенесено на действия объектов, так что как всякий субъект – подобие нашего я, так всякое действие – подобие нашего действия» [279, с. 170]. В связи с этим интересно отметить метафорические значения антропоморфического типа, которые часто встречаются в лексическом составе языка и словообразовательных морфем: устье реки, горлышко бутылки, поезд идет, время бежит, глазок в двери, ручка двери, ножка стола, игольное ушко. Есть все основания предполагать, что классификация неодушевленных существительных по родовым классам восходит в ряде языков к антропоморфическим метафорам. Например, в современном русском языке большинство русских названий болезненных состояний – женского рода (болезнь, простуда, хворь, боль, лихорадка); среди существительных женского рода много слов с отрицательной оценкой (резня, мазня, кислятина, безвкусица). Видимо, этот факт отражал отрицательную коннотацию женского начала. На отражение в семантической системе языка антропосубъектного уподобления реалий внутреннего мира реалиям внешнего мира обратили внимание А. А. Потебня и М. М. Покровский [273]. Так, А. А. Потебня заметил, что в славянских языках слова с общим значением «твердости (камня, кости)» переходят в слова со значением скупости: ср. серб. тврд – тврдац = скуп – скупец; русск. жмот – от жать («крепко выжимать до твердости»), жила – из значения «связанная крепко, твердо»; слова со значениями, связанными с представлением об огне, переходили в слова со значением печали, горя, гнева: ср. печаль – от печь, горе – от гореть, гнев – от гнить (= гореть) [278, с. 270]. Еще одним примером антропоцентризма в языке является адаптация – такое взаимодействие сложной системы со средой, при котором она координирует (приводит в соответствие) свое состояние и функции по принципу обратной связи. Тем самым адаптация определяет согласованную со средой целесообразность (оправданность) соответствующей организации и функций системы, её саморегуляцию и развитие. Адаптация обеспечивает самосохранение и саморазвитие системы, а человеку – еще и улучшение его «качества жизни». В связи с этим представляется логичным вспомнить слова Ф. Энгельса: именно труд, общественная жизнь, сознание и речь выделили человека из животного мира. Говоря об адаптации, отметим, что первый её принцип – принцип членения языковых единиц на фонемы, их определенной количественной ограниченности и системной противопоставленности. Прямохождение человека привело к соответствующему изменению его анатомии и физиологии: к редукции челюстного аппарата, утолщению и округлению голосовых связок, а также к опущению самой гортани. Все это обеспечивало возможность произнесения достаточно громких звуков, основного тона и обертонов и привело к формированию ротовой полости, способной к образованию дифференцированных противопоставленных звуков. Само же развитие речевого аппарата уже шло под влиянием развития коммуникации по пути сосредоточения звукообразования в ротовой полости и образования системы фонем. Второй тип адаптации связан с линейным размером языкового знака и глубиной языковых единиц, их ограниченностью и связью с принципом оперативности передачи и пониманием коммуникативной информации. Первые два типа адаптации в основном касаются плана выражения языковой системы. Третий и четвертый типы (относящиеся к структурным параметрам (уровням) сознания и механизму мышления человека) определяют особенности семантического плана языковой системы [370]. Говоря об антропоцентризме сознания человека, выделим: 1) биосоциальный антропоцентризм, отражающий самосознание людей и противопоставляющий по отношению к себе все то, что не входит в «Мы» (иначе говоря, это противопоставление «человек – не человек» по всем биологическим и социальным признакам с точки зрения антропоцентризма; 2) антропоморфизм, заключающийся в перенесении присущих человеку свойств, отношений на окружающий мир; 3) антропосубъектное уподобление реалий внутреннего мира реалиям внешнего мира, т. е. интерпретацию реалий внутреннего мира через реалии внешнего мира; 4) эгоцентризм, при котором человек выступает в конкретной ситуации как индивидуальный субъект сознания и речи («Я») в его текущем бытии (в его настоящем) и в его отношении с участником коммуникации и окружающим миром [350, с. 30]. Антропоцентризм сознания человека проявляется по-разному в зависимости от характера отражаемой реальности, аспектов её измерения и интерпретации. Очевидно, что в субъективной реальности все определяется по отношению к «Я», в том числе по отношению к его «Ты» во внутреннем диалоге или при осознании своего текущего бытия. Отражение, измерение и интерпретация реальности внешнего и внутреннего мира скоррелированы, соотнесены с сознанием человека и его мышлением, с его отношением к миру, что можно обобщенно назвать антропоцентризмом субъективной реальности (сознания). Структура субъективной реальности объединяется в интегральном образовании, которое воплощено в нашем отдельном «Я». Это «Я» является исходным и конечным её компонентом: оно организует субъективную реальность и управляет ею. Эта структура представляет собой единство противоположностей – «Я» и «не-Я», которое конкретно выступает как модальное отношение «Я» к внешней среде, к собственному телу, к своему внутреннему миру, к другому «Я», т. е. к «Ты», «Мы» и «Они» [350, с. 9]. Переходя к примерам проявления человеческого фактора при употреблении, толковании, переводе звукообозначений с одного языка на другой, отметим, что степень свободы употребления некоторых из них варьируется в зависимости от культуры, возраста, пола, психического состояния человека и многих других факторов. Такие звукообозначения проецируют как спонтанные, неконтролируемые, так и осознанные действия человека, сопровождающиеся звуком, и демонстрируют различные отношения к адресату: Рука/кулак + часть тела (голова, лоб, бедро, колено) = удар + звук: англ. smack, slap, clap; рус. стукать, шлепать; франц. frappement, (se)taper [278, с. 110]. Логично отметить достаточно четкое проявление антропоцентрического признака в организации лексико-семантических полей. Человек организует свое языковое пространство, исходя прежде всего из необходимости осмыслить себя и свою деятельность, окружающий мир через язык и в языке. Говорящий человек осознает себя «как активное, действующее в мире и преобразующее мир существо» [320, с. 130]. Анализируя первичный аппарат номинации, Ю. С. Степанов указывает, что основной признак номинативной функции – это ближайшая степень отождествления с человеком. Такой принцип и проявляется в организации лексико-семантического поля. Например, ядерная и периферийная зоны обнаруживают разную степень субъективности лексем. В свете нашего исследования отметим, что в проводимых нами лингвистических экспериментах, несомненно, учитывается человеческий фактор. Но мы анализируем категории не только под углом «обжитого» мерками собственно человеческого восприятия мира, но и с помощью лингво-метрологических шкал звука и цвета, на которых отмечены точные величины: характеристики звука и цвета и вербальные характеристики – реакции информантов разных национальностей на цвет и звук. Некоторые цвета трудно выразить словами, трудно перевести на другой язык. Тем не менее мы можем говорить об адекватном переводе, о правильном толковании слов, потому что имеем универсальную, доступную человеку матрицу – лингво-метрологическую шкалу. Такой шкале отведена особая роль – исследовать корреляцию языковой, ментальной информации с объективной действительностью, а также определять точные соответствия между лексемами разных языков и объективными показаниями приборов. Итак, исследование различных направлений антропологической лингвистики позволяет полагать, что объяснять сущность языка необходимо исходя из мира человека, что познать мир человека нельзя без исследования и изучения языка. И наконец, что человек и теория языка едины. Вслед за этим утверждением мы считаем очевидным тот факт, что на формирование языка, помимо человека и его внутреннего мира, влияют многие экстралингвистические факторы. Так, Г. В. Колшанский полагает, что существует два мира: первичный и вторичный, объективный и субъективный. Обратимся к такой характеристике картины мира, как космологическая ориентированность при одновременной антропоморфичности. Может человек видеть мир таким, каков он есть? [277, с. 50–55]. Вводя в обиход термин лингвистической метрологии «принцип ограничения субъективизма в языке», мы пытаемся ответить на этот вопрос. С помощью такого рода ограничения мы можем:
|
Похожие:
 |
Инструкция по подготовке и оформлению статьи Статьи принимаются на английском (предпочтительно) и русском языках. Название реферата и статьи должно четко отражать их содержание... |
 |
Руководство для авторов Технические требования к оформлению рукописей Объём статьи допускается в форматах: 10 страниц, 12,5 и 15 страниц, включая нотные примеры, иллюстрации, cхемы, приложения, примечания,... |
|
Заявление может заполняться на русском или английском языках Заявления на русском языке название компании также указывается на английском языке |
|
Теоретико-методологические аспекты анализа мирового рынка технологий Со временем под этим стал подразумеваться также сам процесс передачи или получения этих сведений. В настоящее время в русском языке... |
|
Конспекты занятий Занятие 1 Тема: Эмоциональное выгорание: методологические основы, причины Цель: Знакомство с понятием «эмоциональное выгорание» и основные теоретико-методологические основы выделения его причин. Самодиагностика:... |
|
К участию в конкурсе приглашаются Для перевода на русский язык предлагаются конкурсные тексты на английском, немецком и французском языках (Приложение 2) по следующим... |
|
Инструкция по заполнению Анкеты образовательного учреждения среднего... Программа предназначена для заполнения Анкеты на двух языках: русском и английском. Для удобства интерфейс полностью сделан на русском... |
|
Комплектность оборудования Инструкция по эксплуатации и руководство по запасным частям на английском и русском языках |
|
Конкурсные задания Тестовые задания состоят из 40 вопросов с выбором ответов. Практических задач две: одна на русском, другая на английском языках.... |
|
На правах рукописи Теоретико-методологические основы исследования рекламной коммуникации в рамках современных блог-платформ. 5 |
|
Наречия образа действия в русском языке и их английские эквиваленты Наречия образа действия в русском и английском языках в сопоставительном аспекте 31 |
|
1. Biopolymers & Cell. Биополимеры и клетка Журнал Института молекулярной биологии и генетики Национальной академии наук Украины на английском и русском языках |
|
На каком языке нужно заполнять анкету для получения визы в Финляндию? На все вопросы анкеты можно отвечать на русском, английском, финском, шведском языках, но писать можно только латиницей. Кириллицу... |
|
Т. И. Ершова Российская Федерация, пф гу вшэ При обучении говорению, слушанию и письму предлагается применять так называемые «учебные тексты» на английском и русском языках |
|
Атрибутивные словосочетания в русском и английском языках (сопоставительно-типологический... Работа выполнена на кафедре русского языка и методики преподавания Адыгейского государственного университета |
|
Настоящий документ содержит Как правило, эти изменения и дополнения делаются на перспективу, однако, некоторые из них, из соображений безопасности, могут вводиться... |