Непрямая коммуникация
|
Скачать 5.91 Mb.
|
|
1. Самая малая (нулевая) степень НК представлена ядерными (по Н. Хомскому) предложениями типа Мальчик бежит. 2. Несколько бóльших интерпретативных усилий требуют неизосемические языковые конструкции, являющиеся результатом тех или иных трансформаций ядерных: конструкции с отрицанием, с неличными формами глагола, с глаголом не в изъявительном наклонении, осложненные придаточными предложениями и обособленными членами и т. п., типа: Бегущему мальчику не казалось бы странным то, что его появление могло быть истолковано как внезапное и нежелательное вмешательство, если бы … (данное предложение может быть сколь угодно широко развернуто), а также конструкции с косвенной речью типа: Мальчик сказал, что он бежит. 3. Эллиптические конструкции требуют от адресата “домысливания”, но минимального, поскольку смысл недостающих элементов имплицитного высказывания восполняется за счет незамещенных языковых валентностей наличествующих структурных компонентов высказывания и контекста: Ты собираешься в кино? И я с тобой И я с тобой пойду. Проблему имплицитности в связи с НК мы хотим рассмотреть подробнее. Нам представляется, что можно уточнить понятие имплицитности на основе сравнения НК и ИК. Имплицитная коммуникация значительно более полно рассмотрена в лингвистике, чем НК. Так, в последнее время явление имплицитности все более привлекает внимание лингвистов. Отметим работы [Арнольд 1984; Брутян 1992; Булыгина, Шмелев 1997; Долинин 1983; Лисоченко 1992; Попов 1983; Сыщиков 2000; Федосюк 1988; Шендельс 1977], а также коллективную монографию “Имплицитность в языке и речи” (1999), составленную в основном из материалов научных конференций в Институте русского языка им. А.С. Пушкина “Имплицитная информация в языке и речи” (1995). Вызывает удивление почти полное отсутствие работ по систематическому сопоставлению НК и ИК. Исследователями имплицитных конструкций ИК и НК нередко рассматриваются вместе, при этом многие разновидности НК понимаются как периферийные проявления ИК. В значительной степени сближают явления НК (косвенные речевые акты) и ИК авторы монографии “Имплицитность в языке и речи” (например, И.Л. Муханов [Имплицитность 1999: 83]). Некоторыми исследователями [Серль 1990; Варзонин 1994; Мишланов 1998: 71] сопоставляются отдельные разновидности НК и ИК — например, метафора, ирония, косвенный речевой акт. Главным фактором сопоставления обычно выступают типы отношений между буквальной и имплицируемой пропозициями. Так, по мнению Ю.Н. Варзонина, в метафоре между буквальной и имплицируемой пропозициями существует отношение сходства, а в иронии — контраста [Варзонин 1994: 9]. Как известно, в теории речевых актов неоднократно предпринимались попытки построить типологию косвенных речевых актов на основании количества иллокутивных сил, заключающихся в одном речевом акте (см. обзор литературы в работах: [Герасимова 1986; Поспелова 1988]). Так, выделяются моноинтенциональные (конвенционализированные, однозначные и независимые от контекста) косвенные речевые акты и полиинтенциональные (моделированные, составные и импликативные) косвенные речевые акты [Поспелова 1988: 145-150]. При рассмотрении отношений НК и ИК мы считаем важным четко обозначить ряд серьезных различий, существующих между ними. (1) ИК и НК делает как будто близкими явлениями тот факт, что отношения, в которых состоит имплицитное высказывание с соответствующим эксплицитным высказыванием (например: И я с тобой ~ И я с тобой пойду), напоминают отношения между непрямыми и прямыми высказываниями (например: Не могли бы Вы открыть окно? ~ Откройте окно). Однако между этими типами отношений есть одно существенное различие. НК представляет собой содержательно осложненную речь. Неявные смыслы, содержащиеся в непрямом высказывании, вступают в сложные отношения с теми смыслами, которые выражены в нем эксплицитно, и общий смысл высказывания может быть понят только с учетом обоих типов смыслов. Имплицитные же высказывания не содержат подобных смысловых отношений. НК в меньшей степени, чем ИК, зависит от системы грамматических категорий данного языка. Имплицитные конструкции почти всегда представляют собой усечение, неполное воплощение какой-либо из существующих в языке категорий. “Непрямые” же смыслы (хотя они могут иметь в качестве средства выражения именно эллипсис языкового стандарта) редко выражаются специализированными грамматическими категориями. (2) В случае НК нередко используется специальный маркер, при помощи которого сигнализируется о том, что имеется в виду “не то, что говорится”. Маркеры НК, по-видимому, не способны лексикализоваться и грамматикализоваться в языке. Если некая языковая единица прямо указывает на то, какое именно из возможных значений высказывания актуализировано, данное высказывание должно быть отнесено к “прямой” коммуникации, а не к НК. Следует отметить, что маркеры НК представляют собой вторичные знаки: неопределенность не до, а после стадии определенности, достигаемой языком. Ср. роль показателей модальной неопределенности типа как бы (а также других “знаков кажимости” по Н.Д. Арутюновой: как будто, будто, словно, точно, ровно — субъективного впечатления, того, что показалось, привиделось). Н.Д. Арутюнова отмечает, что в современном русском языке у как бы ослабляется начальное истинностное значение и усиливается значение признаковой неопределенности: “Как бы относится не к связке (носителю истинностного значения), а непосредственно к смыслу предиката. В отличие от как будто, как бы не высказывает тенденции к обособлению, оно, напротив, семантически тяготеет к предикату; ср.: Петя как будто недоволен и Петя как бы недоволен. В первом предложении как будто эквивалентно вводному слову кажется, выражающему модальность кажимости: Петя, кажется, недоволен. Во втором предложении такая замена невозможна. Как бы не стимулирует вопроса об истинности утверждения. Оно не приглашает ни к возражению, ни к согласию” [Арутюнова 1999: 853]. Тем не менее особые маркеры НК есть, по-видимому, во всех языках. В этом отношении показателен тот факт, что даже в искусственном “языке” общения человека с компьютером есть подобные шифтеры. Например, в текстовом редакторе Word с помощью особой команды “найти” осуществляется поиск определенных символов (последовательностей символов) в обрабатываемом тексте. При этом может быть найден любой символ из тех шрифтов, которыми располагает редактор Word, за одним исключением. В режиме “найти” (не в режиме “подстановочные знаки”) существуют определенные последовательности символов, которые в этом режиме всегда обозначают не самих себя. Например: ^p ‘символ абзаца’, ^t ‘символ табуляции’ и т. д. Автоматический поиск в тексте последовательностей символов ^p или ^t (не символов абзаца или табуляции) в редакторе Word невозможен. В особом режиме “Найти. Подстановочные знаки” некоторые символы обозначают поиск других символов (чаще всего это “новое значение” символа гораздо более широкое), например: ? в режиме “подстановочные знаки” обозначает ‘любой символ’, [.] ‘символ в диапазоне’, < ‘в начале слова’, > ‘в конце слова’, [!] ‘не’, @ ‘предыдущий 1 или более’ и т. д. Своеобразным “маркером НК” здесь, таким образом, выступает команда “подстановочные знаки”. В отличие от первого случая, автоматический поиск в обрабатываемом тексте самих символов (последовательностей), например, ? [.] < > [!] @ и т. д. возможен при отсутствии команды “подстановочные знаки”. Подобно тому как НК отличается от “прямой” языковой коммуникации тем, что передаваемые смыслы никогда не могут быть определены как такие с абсолютной уверенностью, так и маркеры НК отмечают высказывания “неточно”, как бы не вполне определенно, давая возможность разной интерпретации, в отличие от языковых маркеров, однозначно сигнализирующих о том, чтó именно отмечено и каким образом (например, модальные частицы). Маркеры НК не поддаются кодификации и в коммуникации не могут быть определены с абсолютной уверенностью именно как маркеры. Мы исходим из того положения, что в общем прямая коммуникация является частным случаем НК. Поэтому, возможно, более разумно было бы искать в коммуникации не маркеры НК, а маркеры ПК. Такие маркеры, действительно, есть, например, слово “буквально”. Данный маркер, однако, имеет несколько коммуникативных функций. С одной стороны, он может сигнализировать о том, что имеет место прямая коммуникация (а не НК), с другой стороны, — скорее о большой степени чего-то (ср.: Это буквально съедает меня!). В русском языке выражение буквальный смысл является синонимичным выражению прямой смысл. Однако есть одно существенное отличие: не существует конъюнкции “буквальный ~ переносный смысл”, подобной “прямой ~ переносный смысл”, что, по мнению И.М. Кобозевой, “связано с иной функцией этого определения, которое не столько призвано активировать в сознании коррелятивный смысл с целью подтвердить или «дезавуировать» его, сколько подчеркнуть, что говорящий имеет в виду именно конвенциональное содержание используемого <�языкового выражения>, несмотря на то, что оно может показаться неуместным, неожиданным в данном контексте. Ср.: Пишущий эти правдивые строки сам лично, направляясь в Феодосию, слышал в поезде рассказ о том, как в Москве две тысячи человек вышли из театра нагишом в БУКВАЛЬНОМ смысле слова и в таком виде разъехались по домам в таксомоторах (М. Булгаков). Буквальному смыслу слова нагишом не сопоставляется никакого переносного смысла, но сама описываемая ситуация явно экстраординарна и истинность ее должна быть дополнительно «заверена» говорящим, каковой цели и служит модификатор в буквальном смысле слова” (см.: [Кобозева 2000: 347]). Как мы уже говорили, НК, конечно, не является “значением” / “прямым смыслом”. Но НК не является и “переносным значением”. Ср. рассуждения А.Н. Баранова и Д.О. Добровольского о роли определений прямой и буквальный в фразеологизмах, построенных на переинтерпретации: определения прямой и буквальный используются для обозначения, так сказать, поверхностной, непосредственно кодируемой языковым выражением интерпретации, которая никогда (за исключением языковой игры) не имеется в виду при их употреблении и противостоит не столько переносному, сколько истинному (подлинному, настоящему и т. д.) смыслу таких речений [Баранов, Добровольский 1996]. Имплицитные высказывания обычно не содержат специальных маркеров, сигнализирующих о необходимости расширенной интерпретации и ее направлении1. Поскольку имплицитные высказывания в содержательном отношении равны соответствующим эксплицитным высказываниям, нет необходимости в привлечении внимания к их форме. В целом отличие формы имплицитных высказываний от соответствующих эксплицитных не является значимым, как это имеет место в случае прямых и непрямых высказываний. Примером маркеров ИК в письменной речи может послужить многоточие2, маркеров НК — кавычки. В устной речи конвенционализированных маркеров существует, по-видимому, меньше [ср.: Иссерс 1999: 133, 130]. Интересны способы обозначения их в речи в разных языках: например, в русском языке невозможно выражение *Он сказал X в кавычках, тогда как в чешском языке оно возможно. Ср. пример из романа Я. Гашека “Похождения бравого солдата Швейка”: Итак, в прихожей встретились представитель господа бога у вршовицких штатских мирян-католиков, с одной стороны, и представитель бога на земле при военном ведомстве – с другой. Собственно говоря, это был спор между штатским и военным. Если приходский священник утверждал, что походному алтарю не место в диване, то военный священник указывал, что тем не менее его не следовало из дивана переносить в ризницу костела, который посещается только штатскими. Швейк вставлял в разговор разные замечания, вроде того, что это легко, мол, обогащать бедный костел за счет казенного военного имущества, причем слово “бедный” он произносил как бы в кавычках. (Перевод П. Богатырева) – Švejk činil při tom různé poznámky, že je lehko obohacovat chudý kostel na účet vojenského eráru. “Chudy” řekl v uvozovkách. (3) НК и ИК обусловлены экстралингвистическими факторами, которые способствуют правильному прочтению высказываний НК и ИК. Например, реплика Я должен готовиться к экзамену выражает имплицитное содержание ‘Я не пойду в кино’, если она дается в ответ на реплику Давай пойдем в кино вечером, т. е. при наличии соответствующего левого контекста. Но если в случае имплицитного высказывания контекст может быть определен вполне стандартно как “совокупность формально-технических условий, при которых однозначно выявляется содержание языковой единицы” [Колшанский 1959: 47], то при установке на НК ассоциативный контекст должен обеспечить деавтоматизацию знака, будучи создан по принципу отклонения от стандарта. Деавтоматизация, по Я. Мукаржовскому, не столько “служит целям сообщения”, сколько выдвижению на первый план “самого акта выражения” [Мукаржовский 1967: 410]. Различен и механизм контекстной обусловленности ИК и НК: в случае ИК экстралингвистические факторы выступают левым контекстом (актуальная конситуация + общность апперцепционной базы), в случае НК — правым контекстом (цель употребления). Говорить о цели ИК вряд ли целесообразно: если некоторая ненормативная форма высказывания обретает смысловую значимость, высказывание должно быть квалифицировано не как ИК, а как НК. Здесь следует сделать одно важное замечание. Наши рассуждения касались прежде всего исследований письменной речи. Имплицитные высказывания письменной речи действительно не имеют отношения к НК: они являются вторичными по отношению к соответствующим эксплицитным и могут быть без потери смысла превращены в них после процедуры дополнения структуры. Имплицитные высказывания письменной речи также не требуют расширенной интерпретации: вся коммуникативно значимая информация передается посредством незамещенных языковых валентностей наличествующих структурных элементов и контекста, то есть смысл высказываний складывается из конвенциональных значений и значимостей. Принципиально иначе обстоит дело с имплицитностью в высказываниях РР, которая наиболее близка к НК в своей основе. “Неправильности” с точки зрения языка в РР принципиально несводимы к трансформациям структуры из-за “вмешательства со стороны” экстралингвистических факторов. Говорящий стремится передать коммуникативно значимую информацию максимально экономными средствами, опуская все “лишнее”, малоинформативное. В РР имплицитные высказывания далеко не всегда могут быть “дополнены” до соответствующих эксплицитных с тождественным смыслом (ср. широкое использование в РР косвенных номинаций события конкретными именами в пропозитивном значении, компликаторов с двусторонними семантическими связями и др.). (См.: [Горелов 1980: 70; Земская, Китайгородская, Ширяев 1981: 191-227; Кормилицына 1988; Ширяев 1982; 1984]). Так, согласно Е.Н. Ширяеву, в разговорной речи восприятие “конситуативно обусловленных” имплицитных высказываний может не опираться на незамещенные языковые валентности, поскольку “<�…> действие пресуппозиций никак не связано с незамещенными позициями, порождаемыми валентными свойствами слов” [Земская, Китайгородская, Ширяев 1981: 198]. В этом отношении нам представляется очень значимым противопоставление Е.Н. Ширяевым двух типов незамещенных позиций в конситуативных высказываниях: (1) незамещенные синтаксические позиции сигнализируют не только определенный смысл, но и строго определенную синтаксическую форму компонентов, которые могут заместить эту позицию при развертывании данного конситуативного высказывания в неконситуативное (А. Он уже все экзамены сдал // Б. А она?). (2) Незамещенные смысловые позиции сигнализируют только смысл, а в какую языковую форму следует облечь этот смысл, сказать нельзя. Конситуативные высказывания с незамещенными смысловыми позициями могут быть развернуты очень многими способами. Например, высказывание Позвони в лес // (конситуация: дети А. (Артем) и Б. часто перезваниваются для того, чтобы договориться о прогулке; об этом знает бабушка Б., которая водит их гулять; с данным высказыванием она обратилась к Б., чтобы побудить его пригласить Артема на прогулку) может быть развернуто следующими способами: 1) Позвони Артему и позови его с нами в лес //; 2) Позвони Артему и зови его в лес //; 3) Позвони Артему и скажи что пойдем в лес //; 4) Позвони Артему чтобы позвать его в лес //; 5) Позвони Артему чтобы он собирался в лес // [Земская, Китайгородская, Ширяев 1981: 192-193]. Естественно, все данные факты разговорной речи (их нет в речи письменной, особенно деловой и научной) суть НК. (4) Чрезвычайно важным фактором, который необходимо учитывать при противопоставлении ИК и НК, мы считаем то, что в НК “главное действующее лицо” — адресат, продуцирующий смыслы. Говорящий (главное действующее лицо прямой коммуникации) никогда не может до конца предсказать, какие смыслы увидит адресат. Рассмотрение НК только как имплицитности означает сведение ее к (нулевым) знакам символических систем. Очевидно, что такое рассмотрение НК предполагает значительную редукцию смыслов. Например, возможны две трактовки молчания — (1) как нулевая морфема (через парадигму) или (2) вне парадигмы. Более свободное толкование смысла (2), когда в коммуникативном поведении, кроме парадигматического содержания, усматривается “что-то еще”, становится возможным в свете интеракционной модели коммуникации. Рассмотрение НК “через” ИК означает, в общем, лингвистическую процедуру поиска нулевых знаков (согласно И.А. Мельчуку, который, хотя и противопоставляет нулевые знаки и имплицитные конструкции, не говорит о коммуникации). “Нуль и эллипсис в языке резко противопоставлены, — пишет И.А. Мельчук, — нуль () — это либо знак, имеющий в качестве означающего пустую цепочку, либо одноэлементное множество, содержащее такой знак; эллипсис (Х) — это правило элиминирования определенных знаков в определенном контексте (где эти знаки, по существу, избыточны). Нуль в общем случае обязательно имеет значение, т. е. несет какую-то информацию; эллипсис же — в принципе операция незнаменательная: ее применение не меняет смысла, но требуется для грамматической или стилистический корректности высказывания. При этом эллипсис, как и нуль, принадлежит языку, так что все эллипсисы обязательно должны включаться в грамматику” [Мельчук 1974: 357]. Основу такого разграничения И.А. Мельчук видит в разграничении нулевой морфы (имеющей нулевое означающее: рус. форма р.п., мн. ч. рук) и нулевой морфемы (в русском языке данное значение р.р., мн. ч. может быть выражено и ненулевыми морфами: -ей, -ов; следовательно, в русском языке это не нулевая морфема. А вот в испанском языке морфема ед. ч. существительных и прилагательных содержит только одну, и притом нулевую, алломорфу) [там же: 344]. По мнению И.А. Мельчука, необходимость разграничения нуля и эллипсиса в языке продиктована огромным количеством в языке таких глаголов действия, которые могут быть элиминированы в предложении (причем это не только отмеченные Е.М. Галкиной-Федорук глаголы движения типа Татьяна в лес, медведь за ней, но и, например, глаголы со значениями избиения, сообщения, игры): “иначе (т. е. если не воспользоваться понятием эллипсиса, противопоставленного синтаксическому нулю — В.Д.) нам пришлось бы ввести нулевые словоформы в состав большинства русских глагольных лексем” [там же: 356]. Вторым фактором, обусловливающим существование языкового нуля, И.А. Мельчук считает наличие в предложении дополнения в нужной форме: а он нам математику ~ а он нас математике. Как уже отмечалось здесь, операция эллипсиса может иметь целый ряд прагматических значений. Кроме того, представляется весьма неоднозначным вопрос о дополнениях типа а он нам математику ~ а он нас математике, делающих возможным элиминировать глагол без ущерба для смысла целого. Крайне трудно (если вообще возможно) определить лингвистические критерии, по которым форма дополнения считалась бы “достаточной” для восстановления смысла пропущенного глагола. Можно говорить об определенности глагола в эллиптической конструкции а он нас математике, но конструкция а он нам математику лишена определенности (эта конструкция не “задает” никакой информации о пропущенном глаголе, кроме того, что это должен быть переходный глагол; ср. глаголы: преподает, читает, объясняет, разъясняет, трактует, преподавал, будет преподавать, а также: показал, привёз, продал, упаковал). Что касается такого фактора, как “огромное количество глаголов действия, которые могут быть элиминированы”, то его едва ли можно считать рядоположенным первым двум факторам (почему, собственно, таких глаголов должно быть мало?). Нулевой знак по И.А. Мельчуку встает в достаточно жесткую парадигму с другими, ненулевыми языковыми знаками. О нулевых знаках в речи И.А. Мельчук не говорит — традиция рассматривать как речевой нулевой знак молчание характерна для прагмалингвистики. Ср. коммуникативные функции молчания, выделяемые С.В. Крестинским [Крестинский 1989: 96-97]. (5) Одним из важнейших параметров различия ИК и НК может считаться наличие / отсутствие прагматических факторов отступления от языкового стандарта. Приведем несколько примеров, которые можно квалифицировать как ИК или НК по данному признаку. (1) Пять человек на скамье под фонарями, тесно друг к другу, и Генка нависает над ними. – До донышка! Правдивы!.. Ты сказала – я черств. Ты – я светлячок-себялюбец. Ты – в предатели меня, нож в спину… А ты, Натка… Ты и совсем меня – даже предателем не могу, жалкий трус, тряпка! До донышка… Но почему у вас донышки разные? Не накладываются! Кто прав? Кому из вас верить?.. Лгали! Все лгали! Зачем?! Что я вам плохого сделал? Тебе! Тебе, Натка!.. Да просто так, воспользовались случаем – можно оболгать. И с радостью, и с радостью!.. Вот вы какие! Не знал… Раскрылись… Всех теперь, всех вас увидел! Насквозь!.. <�…> Как раньше любил, так теперь ненавижу! И лицо твое, и тело твое, которое ты мне… – За-мол-чи!!! – Злись! Злись. Кричи. (В. Тендряков. Ночь после выпуска). (2) Аркадий обратился к Кате. Она сидела в том же положении, только еще ниже опустила голову. – Катерина Сергеевна, – проговорил он дрожащим голосом и стиснув руки, – я люблю вас навек и безвозвратно, и никого не люблю, кроме вас. Я хотел вам это сказать, узнать ваше мнение и просить вашей руки, потому что я и не богат и чувствую, что готов на все жертвы… Вы не отвечаете? Вы мне не верите? Вы думаете, что я говорю легкомысленно? Но вспомните эти последние дни! Неужели вы давно не убедились, что все другое – поймите меня! – все, все другое давно исчезло без следа? Посмотрите на меня, скажите мне одно слово… Я люблю… я люблю вас… поверьте же мне! Катя взглянула на Аркадия важным и светлым взглядом и, после долгого раздумья, едва улыбнувшись, промолвила: – Да. (И. Тургенев. Отцы и дети). Примеры (1) и (2) содержат эллипсис синтаксической структуры речи, передаваемый в тексте многоточием. Причиной эллипсиса является, очевидно, аффективный фактор. Однако примеры (1) и (2) не являются НК: осуществляя полные улучшение и ухудшение отношений (коммуникативные ситуации, относящиеся к противоположным точкам на шкале А.Р. Балаяна [Балаян 1971]), данные высказывания еще и предельно эксплицитно сообщают об этом. Отсутствуют как смысловые лакуны, так и содержательная многомерность текста, что выражается в невозможности косвенных речевых актов. Референтная ситуация принципиально тождественна коммуникативной ситуации, а именно: динамике отношений. (3) В разговоре Кельвина со Снаутом в романе С. Лема “Солярис” Снаут сообщает о смерти их коллеги Гибаряна. Снаут не говорит о печальном событии прямо, однако смысл восстанавливается за счет языковых значений наличествующих структурных компонентов высказывания:
Реплики Снаута высокоэллиптичны, причем в польском варианте эллиптичность выше: русской форме Потому что он…(пропущен один элемент) соответствует форма Przez to właśnie… między innymi… с двумя пропущенными элементами: przez to właśnie…(‘по причине того…’; пропущено: что…); między innymi…(букв. ‘в том числе’ — форма, требующая обязательного распространения). Ответ Кельвина (в польском варианте), наоборот, эксплицитен сверх нормы: Gdzie on jest? — личные местоимения в польской речи, как известно, не употребляются в нейтральных высказываниях. Данная особенность формы высказывания, которую не отразил переводчик, по-видимому, призвана побудить Снаута говорить более прямо, определенно. В целом же и в польском, и в русском вариантах эллиптичность передана таким универсальным средством письменной речи, как многоточие. Пропущенная лексема умер однозначно восстанавливается за счет незамещенных языковых валентностей перечисленных элементов: Он уже никуда не улетит, потому что он умер. Перед нами яркий пример ИК. Однако для полного восстановления смысла разговора необходимо принимать во внимание то, что Снаут впервые встречается с Кельвином, которого вдобавок подозревает в том, что тот враг и даже не человек, и поэтому, с одной стороны, он сообщает ему информацию по частям (даже после прямых вопросов выведенного из терпения Кельвина), наблюдая за его реакцией, а с другой стороны, с самого начала знакомства начинает определенным образом регулировать свои отношения с ним. Иначе говоря, обращение к ИК продиктовано некими прагматическими факторами, которые сообщают речи ряд новых смыслов. Данные смыслы уже невозможно вывести из незамещенных языковых валентностей элементов самого высказывания — для их прочтения необходим широкий экстралингвистический контекст. Приведенный пример, следовательно, содержит как ИК, так и НК. (4) Подобным образом распределяются ИК и НК в разговоре Аркадия Долгорукого с князем Сергеем (Ф. Достоевский. Подросток): князь имел тайную близость с сестрой Аркадия Лизой, о чем Аркадий ничего не знал. Аркадий неоднократно брал взаймы деньги у князя, который, как оказалось, давал их в качестве “платы” за сестру. Аркадий и князь Сергей разговаривают, вначале совершенно не понимая друг друга: князь не говорит о своей связи с Лизой прямо, считая, что Аркадию и так все известно, Аркадий же старается и не может прочитать в речи князя скрываемые там смыслы: – Вы меня измучили оба трескучими вашими фразами и все фразами, фразами, фразами! Об чести, например! Тьфу! Я давно хотел порвать… Я рад, рад, что пришла минута. Я считал себя связанным и краснел, что принужден принимать вас… обоих! А теперь не считаю себя связанным ничем, ничем, знайте это! Ваш Версилов подбивал меня напасть на Ахмакову и осрамить ее… Не смейте же после того говорить у меня о чести. Потому что вы – люди бесчестные… оба, оба; а вы разве не стыдились у меня брать мои деньги? В глазах моих потемнело. – Я брал у вас, как товарищ, – начал я ужасно тихо: – вы предлагали сами, и я поверил вашему расположению… – Я вам – не товарищ! Я вам давал, да не для того, а вы сами знаете для чего. – Я брал в зачет версиловских; конечно, это глупо, но я… – Вы не могли брать в зачет версиловских без его позволения, и я не мог вам давать его деньги без его позволения… Я вам свои давал; и вы знали; знали и брали; а я терпел ненавистную комедию в своем доме! – Что такое я знал? Какая комедия? За что же вы мне давали? – Pour vos beaux yeux, mon cousin! (‘За ваши прекрасные глаза, мой кузен!’). – К черту! – завопил я, – возьмите все, вот вам и эта тысяча! Теперь – квиты, и завтра… И я бросил в него этой пачкой радужных, которую оставил было себе для разживы. Пачка попала ему прямо в жилет и шлепнулась на пол. Он быстро, огромными тремя шагами, подступил ко мне в упор. – Посмеете ли вы сказать, – свирепо и раздельно, – как по складам проговорил он, – что, брав мои деньги весь месяц, вы не знали, что ваша сестра от меня беременна? – Что? Как! – вскричал я, и вдруг мои ноги ослабели, и я бессильно опустился на диван… Высказывания князя как будто являются ИК. Однако можно ли сказать, что единственная причина того, что князь не говорит о своей связи с Лизой, состоит в том, что они с Аркадием и так понимают друг друга? По-видимому, нет: князь имеет какие-то дополнительные причины не говорить прямо, иначе Аркадий уже давно выяснил бы, в чем дело. Одним из главных побудительных мотивов князя является то, что он не хочет признаваться в совершенном, и он платит Аркадию, по-видимому, в том числе и за разрешение не признаваться. Следовательно, это тоже НК. Крайне редко (пожалуй, за исключением РР) можно говорить об операции эллипсиса, совсем незнаменательной или имеющей лишь стилистическое значение. Циклы работ по деривации последних десятилетий (например, Л.Н. Мурзина [1974]) убедительно показывают значительную зависимость содержания высказывания от его формы. Операция эллипсиса может иметь целый ряд прагматических значений — ср. редукцию высказывания до такой степени, что оно остается понятным для адресата, но становится совершенно непонятным для наблюдателей (На старом месте). Цели редукции речи могут быть различными. Ср. нормативность и даже необходимость неполных предложений в деловых переговорах диспетчера с пилотом (сорок один ноль четыре, занятие тысячи пятьсот доложите) [Зимняя 1985]. Данные явления невозможно объяснить без обращения к понятию НК. Термин “имплицитность” следует отграничивать от социолингвистического термина “дигеста” — переложение (сложного) смысла популярным языком для малоподготовленного собеседника. Иллюстрацией дигесты может послужить интервью: хорошо подготовленный интервьюер-профессионал владеет всеми средствами речи и способен “переключаться” “от повышенного к сниженному как к наиболее верному способу взаимодействия с получателем речи” [Винокур 1993а: 123]. Обращение к дигесте может иметь целью эффект языковой игры (прием стилевого контраста). Говорящий инкрустирует свои высказывания словечками, имеющими фонетические, морфологические и лексические признаки диалекта и просторечия: Это мы слободно могем; Можно взойтить? и т. п. Ср. такое явление языковой политики 30-х гг., как сознательное упрощение языка (нормирующая деятельность, ориентированная на уровень речевой культуры масс), преследовавшее целый ряд целей [Поливанов 1968: 189, 214]. В фельетоне Александра Моралевича “Уходя в опрощение”, написанном еще в конце 60-х годов, пародируется “опрощение” как новый стиль общения интеллигенции: В прихожей раздался звонок. – Минуту, – сказал хозяин, придавая лицу незнакомое выражение. – Привет, костлявая! – закричал он в прихожей. – Как ты еще ноги таскаешь! Вот у меня сидит здесь писака, он как раз в поисках темы. Епифан, – сказал он мне, хотя с детства знал, что меня зовут Александром. – Погляди на ее бюст. Вот тебе тема романа – “На развалинах бюста”! Чем плохое название? – Заткнись, – сказала известная балерина Такая-то. – Рыло. Остряк. <�…> Гости входили. – Познакомься, верзила, – сказал мне хозяин, стыдливо пряча глаза. – Познакомься с плешивым генетиком. – Слушайте, – тихо спросил я хозяина, отойдя от генетика. – Не совсем понимаю… – Так надо, – краснея и мучаясь, сказал мне хозяин. – Теперь такой стиль. Персонажи повести Ю. Коваля “Самая легкая лодка в мире” — два интеллигента, путешествующие на лодке по лесному озеру, в разговоре с местным жителем дедом Аверей обращаются к такой дигесте, что это не помогает, а мешает им найти общий язык с ним: – Ты что городишь? – сказал капитан. – Какая голова над болотом? – Евонная, – ответил я, указавши на деда, и передернулся, потому что никогда в жизни не произносил этого дикого слова – “евонная” <�…> – Что такое-то с тобой? – сказал капитан, пораженный моим внезапным сумасшествием. – Дедушка! Не слухайте его, он нанюхался болотных газов. Высказавши эту неожиданную белиберду, капитан замолк. К слову “евонная” он умудрился пристегнуть “не слухайте” и совершенно надорвал общий язык, который до этого находил с дедом. Капитан-фотограф и дед Аверя сидели друг напротив друга возле костра и глядели в воздух, в котором и висел надорванный их язык. Ясно было, что говорить на нем они уже не могут. Дед Аверя даже высунул свой язык, чтоб сказать что-то, капитан высунул из солидарности свой. Пару секунд болтали они в воздухе языками, но не могли поймать ни слова. – Слухайте, слухайте, – сердито сказал я, – евонная не летает, а ваша где хочешь болтается. К тому же она из травы сплетена. Но меня все это не интересует… Экспликация имплицитного высказывания, полученная в результате его “развертывания”, толкования, в функциональном отношении тождественна или почти тождественна самому имплицитному высказыванию. По мнению многих исследователей, данное качество имплицитных высказываний позволяет надеяться на разработку когда-нибудь такого метаязыка, при помощи которого было бы возможно адекватное представление семантики любого имплицитного высказывания. (Разумеется, речь идет об “идеальной” экспликации). В случае же непрямых высказываний принципиально невозможна адекватная замена их толкованиями, вообще “прямыми” высказываниями. Непрямые высказывания являются маркированными в функционально-стилистическом, прагматическом, эстетическом и т. д. отношении. (Ср. противопоставляемые Н.Д. Арутюновой два типа семантически аномальных высказываний: высказывания, которые должны получить семантически стандартную интерпретацию (пусть с потерей образности и силы) в результате переосмысления, и высказывания, которые не могут быть сведены к стандартной семантике и привлекают внимание к самому нарушаемому правилу [Арутюнова 1998: 74-94], и противопоставляемые М.Ю. Федосюком три разновидности имплицитных содержаний в тексте — конститутивное, коннотативное и коммуникативное [Федосюк 1988: 13-19]). Разработка соответствующих формализованных метаязыков (более или менее близких естественному языку) осуществляется в известных циклах работ группы лингвистов — например, Ю.Д. Апресяна, А. Вежбицкой, Ю.С. Мартемьянова, И.А. Мельчука и др. Подобная “идеальная” экспликация, по мнению Н.В. Перцова, не может быть достигнута по нескольким причинам. Во-первых, в качестве семантических примитивов выступают конкретные лексемы естественного языка, в результате чего все метаязыки сохраняют те признаки естественного языка, которые препятствуют его формальному описанию, а именно, неопределенность и неоднозначность. Во-вторых, практически невозможно составить конечный “список” примитивов, конфигурации которых должны задавать толкования всех лексических и грамматических значений данного естественного языка. В-третьих, семантические примитивы, опять-таки в силу особенностей лексем естественного языка, не являются действительно предельно простыми по смыслу (существуют такие семантически неразложимые слова, которые несут — помимо ядерного, действительно элементарного, компонента — еще некоторую специфическую надбавку именно в данном языке и в составе соответствующей группы слов, например, для русского языка примитив хотеть, выражающий, кроме чистой идеи желания, идею потребности, действенной воли и намерения) [Перцов 1996; Апресян 1995: 478]1. Возвращаясь к классификации имплицитно передаваемых смыслов М.Ю. Федосюка, можно сказать, что группу (3) составляют высказывания с “текстовым” имплицитным содержанием. |
Похожие:
 |
При президенте РФ Коммуникация – это социальное взаимодействие. В то же время коммуникация это процесс передачи информации или переноса содержания... |
 |
Л. В. Куликова Межкультурная коммуникация К 90 Куликова Л. В. Межкультурная коммуникация: теоретические и прикладные аспекты. На материале русской и немецкой лингвокультур:... |
|
«Берегите живое» ... |
|
Рабочая учебная программа Образовательная область «коммуникация» Муниципальное бюджетное дошкольное образовательное учреждение «Детский сад №8 комбинированного вида» с. Выльгорт |
|
Методические рекомендации к проекту «Волшебный мир Петербургского театра» Тип проекта Образовательные области: «Познание», «Социализация», «Коммуникация», «Художественное творчество», «Музыка» |
|
Основная образовательная программа магистратуры, реализуемая вузом... |
|
Методические рекомендации Применять в образовательных областях: математика,... Использовать конструктор в совместной, самостоятельной деятельности и в индивидуальной работе с детьми |
|
Тема: «улыбки лета 2014» Интегрируемые образовательные области:»Познание», «Коммуникация», «Чтение художественной литературы», «Музыка», «Художественное творчество»,... |
|
2. Значение технической коммуникации в сфере профессионального общения Техническая коммуникация – метод исследования и создания информации о технических процессах или продуктах, адресованных аудитории... |
|
При работе через api следует последовательно пройти следующие шаги Структура api реализована по архитектуре rest odata коммуникация осуществляется посредством |
|
Специальный выпуск, посвящённый памяти джеффри лича в этом выпуске:... Алсина Мария Перейра де Соуза (Португалия) "Вы обязаны, простите, вы должны" – вежливость в разных культурах |
|
Г. Ростов-на-Дону 2016 год Учебные вопросы: Современная речевая ситуация.... Современная коммуникация и правила речевого общения. Культура устной публичной речи |
|
Руководство по проведению тренинга «Эффективная коммуникация» Приветствие. Представление тренера, темы и целей тренинга. Тема и цели тренинга могут быть заранее зафиксированы на флип-чарте или... |
|
С. Г. Тер-Минасова Допущено Министерством образования Российской... Посвящается студентам, преподавателям и сотрудникам факультета иностранных языков мгу имени М. В. Ломоносова |
|
Учебно-методический комплекс дисциплины речевая коммуникация 100103.... Учебно-методический комплекс составлен в соответствии с требованиями государственного образовательного стандарта высшего профессионального... |
|
Пояснительная записка в соответствии с Федеральным законом «Об образовании» Проект «Песок и вода – наши друзья» предназначен для работы с детьми раннего возраста. Данный проект содержит материал по образовательной... |