Концептуально-теоретические основы формирования стратегии «разумной силы».
Обращаясь к рассмотрению научных изысканий, посвященных изучению трансформации международно-политических стратегий в мировой политике, необходимо обозначить основные теоретико-методологические подходы, разработка которых позволила в дальнейшем выработать научное представление о феномене «разумной силы». Хронологически разработка данных подходов относится ко второй половине XX века.
Фундаментальное значение для разработки концепции «разумной силы» имело развитие теорий международных отношений и мировой политики. Отправной точкой для становления концепции «разумной силы» послужили теории, разработанные в рамках неолиберальной и неореалистской парадигм международных отношений.
Важно отметить, что именно в рамках неолиберальных теорий функционализма Дж. Капоразо243, а также неофункционализма Р. Кохэна и Дж. Ная244 были сформулированы теоретические основы мультилатерализма или многосторонности (multilateralism). Согласно классическому определению Р. Кохейна, многосторонний подход в международных отношениях представляет собой «практику координации внешней политики в рамках групп трех и более стран при помощи заключенных с данной целью особых соглашений или на институциональной основе»245. Весьма большое значение также имела идея кооперации Р. Кохейна, разработанная в его работе «После гегемонии». В данном исследовании было заявлено о том, что кооперация далеко не всегда существует отдельно от конфликта, наоборот, часто бывает так, что кооперация возникает именно в результате конфликта. Государства, стремясь к нахождению компромисса, действуют рационально, так как конфликт окажется для них более дорогостоящим246.
В рамках неореалистского подхода на становление концепции «разумной силы» оказала идея Б. Бузана о «зрелой анархии». «Зрелая анархия» предполагает наличие ситуации, при которой западные либерально-демократические государства способны играть роль гаранта международной безопасности, однако, международные отношения отчасти продолжают оставаться реалистскими, соответственно компонент «жесткой силы» в них продолжает сохраняться247. Хотя акцент на особой роли либерально-демократических государств представляется не вполне оправданным, тем не менее, в целом идея коллективного субъекта, выступающего с неких общих позиций в мировой политике, представляется весьма актуальной.
Важной предпосылкой последующего формирования концепции «разумной силы» стала разработка в 1960-е – 1970-е годы философских постструктуралистских теорий. В их числе следует назвать теорию «власти-знания» М. Фуко, теории симулякра Ж. Делеза и Ж. Бодрийяра248. Данные теории позволили осмыслить феномены манипуляции и имитации в мировой политике. Вклад в осмысливание стратегии «разумной силы» внесли также идеи, сформулированные в рамках теории коммуникативного действия Ю. Хабермаса.
Важной для концепции «разумной силы» оказывается также разработанная философами-постмодернистами методология дискурс-анализа, позволяющая деконструировать международно-политические, культурные, технологические, прогностические и иные дискурсы. В современном дискурс-анализе существует достаточно большое количество направлений. Наиболее близкие нам подходы связаны с пониманием дискурса как средства формирования и изменения сознания людей249. Кроме того, тенденции виртуализации политических процессов достаточно проблематично анализировать вне разработок теоретиков постмодернизма. В частности, теоретики дискурс-анализа привнесли в понимание «мягкой силы» представление об искусственном навязывании определенных стандартов и потребностей на когнитивном уровне250.
В числе подходов, повлиявших на осмысление феномена «разумной силы», также следует назвать концепции постиндустриального общества. В числе разработчиков данного направления, сложившегося в 1960-е годы, следует, в частности, назвать Л. Мэмфорда, Э. Тоффлера, Д. Белла251, Зб. Бжезинского252, М. Кастельса253, Т. Умесао. Особый интерес в данном случае представляет концепция Э. Тоффлера254, в соответствии с которой существует иерархия инструментов власти по степени их гибкости и эффективности. Низшую ступень в иерархии занимает собственно сила (насилие), средняя ступень принадлежит богатству, наивысшая ступень принадлежит знанию.
М. Кастельс говорит о качественной специфике информационно-технологической революции, отличающейся от революционных преобразований в сфере производства в предшествующие исторические эпохи. С его точки зрения, технологические революции прошлого длительное время оставались на ограниченной территории, в свою очередь, новые технологии почти мгновенно охватывают все пространство планеты255.
При исследовании «разумной силы» международно-политических акторов весьма важна темпоральная характеристика их возможностей. В этом контексте необходимо назвать примыкающие к постиндустриальным теориям исследования французского философа, специалиста по урбанистике П. Вирильо256. Согласно Вирильо, ключевым принципом, характеризующим развитие современной западной цивилизации, является технологически обеспечиваемое наращивание скорости. Возрастание скорости, проявляющее себя в перемещении людей, передаче информации, принятии решений и т.п., выступает основным фактором социальных и культурных трансформаций современности. Умение эффективно использовать ресурс времени в глобальной политике приобретает все большую важность для глобального лидерства.
Важным научно-теоретическим этапом в осмыслении феномена «разумной силы» стала разработка концепции «устойчивого развития» («sustainable development»). Идейные основания концепции «устойчивого развития» были заложены в докладе «Наше общее будущее», подготовленном Всемирной комиссией по окружающей среде и развитию, созданной в 1983 году в соответствии с резолюцией Генеральной Ассамблеи ООН257. Данная концепция определяет «устойчивое развитие» как «развитие, удовлетворяющее потребности настоящего поколения и не ставящее под угрозу возможности будущих поколений удовлетворить их собственные потребности»258. В сегодняшних условиях дальнейшего падения уровня жизни в слаборазвитых странах, кризисом социального государства в развитых странах, а также распространением политической дестабилизации, сопровождающемся фактором внешнего вмешательства, во все большем количестве развивающихся государств, концепция «устойчивого развития» получает новое актуальное звучание. По нашему мнению, в значительной степени под влиянием идей концепции «устойчивого развития» концепция «разумной силы» разрабатывалась как основа стратегии, ориентированной на достижение глобального устойчивого развития.
Анализ «разумной силы» в качестве не просто некой совокупности составляющих международно-политического влияния, а целостного стратегического феномена невозможен без опоры на исследования отдельных авторов, посвященные изучению стратегий как таковых. Следует отметить, что в рамках различных парадигм и подходов выделились различные классификации международно-политических стратегий. В данном случае следует отметить, что значительный вклад в исследование феномена стратегий внесен представителями политического реализма, в числе которых следует назвать, например, Б. Позена и А. Росса259. В числе отечественных авторов, внесших значительный вклад в разработку проблематики глобальных стратегий, следует назвать, в частности, Э.Я. Баталова260.
Большое влияние на разработку концепции «разумной силы» оказали теоретические разработки в сфере политического лидерства. В рамках этих исследований изучались характеристики политического лидера, действующего на международной арене. В данном случае речь идет как об индивидуальном уровне лидерства, так международном и глобальном лидерстве (Дж. Най, Дж. Модельски, С. Гилл261, К. Брэдфорд и др.). Осмысление того, в каком направлении трансформируется мировое лидерство, позволило лучше понять, какие целевые ориентиры должны лечь в основу «разумной силы».
Научная рефлексия концепции «разумной силы», согласно нашему подходу, прошла три основных периода: 1-ый - с 1990 г. по 2003 г., 2-ой - с 2004 г. по 2010 г. и 3-ий - с 2011 г. по настоящее время.
Первый этап в становлении исследований, направленных на изучение отдельных аспектов «разумной силы», связан с разработкой концепций «жесткой силы» («hard power») и «мягкой силы» («soft power»). Понятие «мягкая сила» было введено Дж. Наем в его знаковой работе 1990 года «Обязанный лидировать: изменение природы американской силы» («Bound To Lead: The Changing Nature Of Ameriсan Power»). Книга Дж. Ная предвосхитила такую важную веху в трансформации инструментов международно-политического влияния как война в Персидском заливе и освещение этой войны американским международным телеканалом CCN. Можно считать, что это событие положило начало качественным трансформациям власти и влияния в мировой политике. Важно отметить, что, хотя самого Дж. Ная принято относить к теоретикам неолиберализма в теории международных отношений и мировой политики, идея выделения двух видов силы («жесткая сила» и «мягкая сила»), каждая из которых по важности не уступает друг другу, изначально имела синтетическую установку. В данном контексте также важно замечание Дж. Ная относительно того, что «мягкую силу» могут эффективно использовать не только демократии, но и государства авторитарные. Следует отметить, что на этом этапе «разумная сила» еще не была в полной мере отрефлексирована и концептуализирована, а, соответственно, не могла исследоваться системно. На практике исследовались отдельные ее составляющие.
С военной операцией «Буря в пустыне» 1991 года связан еще один важный аспект эволюции мировой политики. В данном случае речь идет о начале трансформации формата ведения войн. На смену войнам пятого поколения пришли «бесконтактные» войны шестого поколения. Свое закрепление концепция «бесконтактных войн» получила в результате проведения операции НАТО «Союзная сила» в Югославии в 1999 году.
Автор концепции «бесконтактных войн» В.И. Слипченко определяет данную разновидность боевых действий как войну, ведущуюся оружием, основанным на новых физических принципах. В данном случае прямой контакт между противоборствующими сторонами исключается. Особая роль в бесконтактных войнах отводится авиации, высокоточному оружию, а также оружию нетрадиционного типа (лазерное, психотронное, генетическое, информационно-психологическое оружие). Технологии «бесконтактных войн» позволяют вести боевые действия практически без потерь и при полном сохранении собственной неуязвимости262.
В спектре теорий, описывающих специфику войн шестого поколения, важное место занимает концепция «сетецентрических войн» (Network Centric Warfare)263, характеризующаяся значительной системностью. Данная концепция была разработана высокопоставленными американскими военными экспертами, вице-адмиралом ВМС США А. Сербовски и профессором Дж. Гарстки264. В работах отечественных авторов представлены основные характеристики данной формы войны. В частности, отмечается, что модель сетецентрической войны представляет собой систему, состоящую из трех подсистем: информационной, разведывательной и боевой. Ключевая роль отводится информационной подсистеме. Именно новые технологии передачи информации позволяют реализовать принципиально новый поход к управлению войсками. Тотальная разведка позволяет наносить боевые удары точечного порядка. Кроме того, иерархическая схема организации военных формирований заменяется сетевой. Отдельные звенья военной системы действуют достаточно автономно, однако, в постоянном режиме координируют свои действия265. Де-факто сетецентическая война предполагает ведение боевых действий, когда вся совокупность необходимой информации собирается и обрабатывается практически в реальном времени, максимально оперативно принимаются решения и доводятся до каждого отдельного участника боевых действий266. Органы разведки, органы управления и средства поражения в этой системе сбора, обработки и передачи информации, интегрируясь, образуют некую целостную сеть267. Указывается также на то, что «сетецентрическая война» предполагает «объединение всех родов войск, а также космических аппаратов военного назначения в единую систему для постоянного обмена информацией». Еще одна характеристика «сетецентрической войны» - активное использование большого количества беспилотных летательных аппаратов (БПЛА), а также боевых роботов, поставляющих информацию о вражеских территориях и акваториях, а также наносящих точечные удары по определенным целям268.
Важно зафиксировать, что технологии «сетецентрических войн» позволяют вести боевые действия не только за ключевые, но и за второстепенные интересы. Возникают возможности воевать как с сильным, так и слабым противником. Такого рода войны не обязательно должны вестись одним государством против другого государства. Речь может идти о боевых операциях против вооруженных формирований «гражданских» лиц269.
Необходимо заметить, что в последнее время некоторые авторы обращают внимание на тот факт, что выстраивание военной инфраструктуры государств в логике сетецентрической войны усиливает их зависимость от кибертехнологий. Например, американские авторы Р. Кларк и Р. Кнэк отмечают в рамках своего исследования, что чрезмерная зависимость от информационных систем порождает значительную уязвимость в случае полномасштабной кибервойны270.
В рамках данного этапа развития исследований отдельных аспектов «разумной силы» представляется возможным выделить концепции ноополитики (noopolitik) и «сетевых войн»271, предложенные Дж. Аркиллой и Д. Ронфельдом, а также концепцию кибер-силы (cyber power) Дж. Ная272. По нашему мнению, появление теорий, описывающих синтез информационных и компьютерных технологий и их влияние на международно-политические процессы, можно рассматривать как очередной значимый этап в становлении концепции «разумной силы».
Второй этап в становлении концепции «разумной силы» начался благодаря появлению в международном политическом дискурсе концепта «smart power» («умная сила»). Данное понятие начало научно осмысляться в 2004 году. Тогда Дж. Най опубликовал работу «Гибкая власть. Как добиться успеха в мировой политике». В книге Дж. Ная данный концепт был лишь обозначен, но дальнейшего развития не получил. Тем не менее, именно в этой книге Дж. Наем был наиболее полно описан потенциал стратегии «soft power». Было определено, что содержательно основу стратегии «мягкой силы» составляют официальная дипломатия, национальная культура, политические ценности. Данное описание имело большое значение для последующих исследований, в которых сопоставлялся стратегический инструментарий стратегий «мягкой силы», «умной силы» и «разумной силы».
Почти одновременно с Дж. Наем С. Носсель, которая на момент своей публикации являлась послом американской миссии в ООН, опубликовала статью «Умная сила» в журнале «Foreign Affairs»273. С этого времени можно говорить о начале комплексной научной рефлексии феномена «smart power» («умной силы») в мировой политике.
В своей работе С. Носсель связывала «умную силу» с отказом от широкомасштабного и непродуманного стремления США насильственно распространять демократию, а также идею прав человека и свободы в американском ее понимании. Параллельно борьбе с терроризмом, которая должна осуществляться преимущественно военными средствами, Носсель постулировала необходимость развивать механизмы продвижения американских интересов через устойчивую систему союзников, учреждений и дипломатических инициатив. В рамках данного подхода Носсель высказала мысль о необходимости формирования Соединенными Штатами так называемой «либеральной международной повестки дня». При этом «умная сила», с точки зрения Носсель должна базироваться на представлении о том, что непосредственное участие государства и его структур в тех или иных международных вопросах не обязательно означает успешное достижение целей данным государством. Иногда выгодные государству решения оказывается намного эффективнее проводить через внешнеполитические союзы и международные учреждения. Для этого необходима осторожная дипломатия, способная к тонким технологиям дипломатической игры на уровне политических идеалов и ценностей274.
По мнению С. Носсель для укрепления «умной силы» США необходима ООН, так как именно здесь возможно озвучивание глобальных инициатив и решений, в том числе связанных с вопросами постконфликтного урегулирования. В рамках деятельности, осуществляемой в ООН, дипломатия США должна быть направлена на то, чтобы разрушить ставшие, по мнению Носсель, анахронизмом антизападные международные блоки, такие как «Группа 77» и «Движение неприсоединения». С точки зрения Носсель, для того, чтобы решения в ООН принимались в интересах США, идентичность государств необходимо выстраивать на базе их принадлежности к демократическим политическим образованиям.
Отличительной особенностью трактовки «умной силы» С. Носсель является то, что она не включает «жесткую силу» в число ее компонентов. Взгляд Носсель на «умную силу» базируется именно на отрицании эффективности военного воздействия. Основное внимание Носсель концентрирует на дипломатическом элементе, который она связывает с традицией либерального интернационализма, заложенного еще президентом Вильсоном.
Второе рождение концепция «умной силы» в рамках данного этапа своего становления получила в 2007 году, когда при американском исследовательском центре CSIS была образована специальная комиссия с характерным названием «Smart Power Commission». Этой комиссией был подготовлен отчетный доклад под названием «Более умная, более безопасная Америка» («A smarter, more secure America»). В апреле 2008 года в сенатском комитете по международным делам под руководством нынешнего вице-президента США Джозефа Байдена прошли слушания на тему «Реализация идеи «умной власти»: повестка дня для реформы национальной безопасности»275.
Американские исследователи Дж. Най и Р. Армитидж, игравшие ключевую роль при подготовке обоих документов, предлагают широкий набор элементов и ресурсов «умной силы». С этого периода «умная сила» начинает рассматриваться как синтез двух категорий, ранее введенных Дж. Наем, «soft power» и «hard power», и фактически встраивается в созданную им концептуальную систему. Важно подчеркнуть принципиально отличие «умной силы» от «soft power». «Умная сила» не исключает компоненты военной мощи.
При этом Дж. Най и Р. Армитидж говорят о необходимости активизации инвестиционных программ, направленных на поддержку эффективного функционирования различных международных союзов и организаций, в которых США состоят. По их мнению, это позволит упрочить международно-правовой статус США, а также увеличить возможности Соединенных Штатов влиять на восприятие в мире своих внешнеполитических действий не только в качестве легитимных, но и легальных.
По нашему мнению, основное отличие данного понимания «умной силы» состоит в том, что она предполагает концентрацию усилий на трех основных направлениях. Два из них имеют преимущественно международное измерение, а третье в большей степени связано с внутригосударственными преобразованиями, ориентированными на то, чтобы направить внешнеполитический инструментарий государства на достижение стратегических целей. Кратко остановимся на каждом направлении.
Первое направление предполагает работу государства по продвижению в мире принципа открытости, в частности, на уровне экономического сотрудничества (поддержка открытой международной экономики), на уровне глобального гражданского общества (активизация контактов на уровне гражданского общества своей страны с гражданами других государств, публичная дипломатия, образовательные обменные программы), а также на уровне свободного информационного обмена. В данном случае предполагается не просто использование инструментов публичной дипломатии, но также их модернизация.
Второе направление связано с продвижением государством международно-ориентированных идей и инициатив, а также с практическим финансированием программ по решению ключевых глобальных проблем, в частности, проблем в сфере глобального изменения климата, энергобезопасности, продовольственной безопасности, обеспечения медицинской помощи в глобальном масштабе, преодоления, социальных бедствий, эпидемий и катастроф. Реализация этих программ должна выстраивается на основе международного сотрудничества. Важным аспектом «умной силы» на данном направлении является укрепление американских позиций в ООН и усиление влияния США на принимаемые там решения.
В рамках третьего направления можно выделить некоторые атрибуты «умной силы», определяющие организацию внешнеполитического инструментария государства. Концепция Ная-Армитиджа, как и концепция С. Носсель, предполагает отказ от стремления преобразовать мир «по своему образу и подобию»276. Атрибутом «умной силы» также выступает усиленная координация федеральных агентств, отвечающих за реализацию внешней политики в региональном ее измерении.
Важным элементом «умной силы» в рамках третьего направления, о котором писали Дж. Най и Р. Армитидж, и который также подчеркивала Хилари Клинтон, является активизация всестороннего диалога со всеми значимыми, крупными государствами, пусть они и не соответствуют статусу демократий в полной мере277. В результате «умная сила» позволит, сохранив большую часть имеющихся союзников, одновременно значительно сократить количество врагов. С точки зрения этой парадигмы, в современном мире государство не может выигрывать войны, как в одиночку, так и при поддержке ограниченного числа союзников. Поэтому, когда у государства имеется мало союзников и много противников, оно тем самым лишает себя во многих случаях возможности использовать жесткую мощь, что значительно снижает потенциал «умной силы» в целом. Когда американские исследователи говорят об «умной силе» применительно к самим США, они, в первую очередь, подчеркивают необходимость налаживания отношений с такими странами, как Китай и Россия, причем первому они уделяют особое внимание.
Другие американские авторы, развивающие идеи Дж. Ная и Р. Армитиджа, в частности, В. Коэн и М. Гринберг подчеркивают, что дипломатический элемент «умной силы» заключается, в том числе, в более масштабном дипломатическом присутствии государства (в данном случае США) в тех государствах, с которыми осуществляется внешнеполитический диалог. Одновременно важна активизация контактов по линии гуманитарного взаимодействия278.
Среди других американских исследователей, обращающихся к проблематике «умной силы», следует назвать Э. Вильсона. Среди факторов, обуславливающих необходимость перехода к использованию «умных» властных технологий он, во-первых, называет возвышение новых мировых центров силы, таких как Индия, Китай, Бразилия и других. Во-вторых, он отмечает распространение высшего образования и увеличение количества источников информации в таких крупнейших регионах мира как Азия, Латинская Америка и Африка. Данный факт приводит к повышению самосознания и желания отстаивать собственные национальные интересы у жителей государств соответствующих регионов. В-третьих, в современном мире возникают условия, при которых происходит своеобразная диффузия позиций ранее активно полемизирующих друг с другом последователей жесткой и мягкой силы в мировой политике. Сторонники жесткой власти, например, военные, постепенно начинают усваивать те преимущества, которые дает «мягкая сила», все более активно апеллируют к ее сильным сторонам. Результатом этого являются, например, заявления военных о том, что они выступают за дипломатическое урегулирование конфликта, а не за военно-силовое решение. В качестве примера можно сказать, что сторонники «умной силы» активно ссылаются на Роберта М. Гейтса, министра обороны США, который еще в конце 2007 года сделал ряд заявлений, свидетельствующих о пересмотре им роли гражданских механизмов «soft power» в обеспечении национальной безопасности государства в сторону большей значимости. Кроме того, одним из разработчиков концепции «умной силы» является В.Коэн, ранее занимавший пост министра обороны США. Одновременно, сторонники мягкой власти начинают использовать более жесткую аргументацию относительно принимаемых в аспекте публичной дипломатии решений и проведению через нее конкретных государственных интересов.
В результате на государственном уровне изменяется отношение к тому, каким образом должны вестись военные действия, какие формы обеспечения и сопровождения должны употребляться при военном вмешательстве для того, чтобы обеспечить их максимальную эффективность. В данном случае речь может идти об активизации общественной дипломатии в тех зонах, где армия проводит военные операции, что должно способствовать получению уважения и поддержки со стороны местного населения, у которого в условиях неправильной политики могут сформироваться откровенно враждебные настроения относительно государства, проводящего военные акции. Параллельно с этим возникает необходимость в формировании у военнослужащих более глубоких компетенций в таких сферах как знание языка, культуры, особенностей быта и нравов жителей тех районов, в которые осуществляются военные миссии.
Кроме того, по словам Э. Вильсона, в настоящее время растет значимость так называемых OOTW-операций (Operations Other Then War), которые представляют собой «военные мероприятия, осуществляемые в мирное время или в ходе конфликта, которые не обязательно включают боевые операции между регулярными воинскими формированиями противоборствующих сторон»279. В данных операциях большое значение приобретает новое, более современное оружие, имеющее своей целью не уничтожение иррегулярных формирований противника, а его «иммобилизацию», то есть приостановку физической активности живой силы противника. Под OOTW фактически понимаются различные миротворческие миссии.
В результате возникает необходимость использования более тонких и сложных технологий, нежели просто обособленные относительно друг друга технологии мягкой и жесткой силы. Поэтому Э. Вильсон концептуально склонен разделять подход к «умной силе» как к комбинации разнообразных элементов «soft power» и «hard power», которые взаимно укрепляют и дополняют друг друга. Так, например, наличие у государства ядерного оружия способствует тому, что к его мнению по тем или иным вопросам на международных переговорных площадках прислушиваются более внимательно. С другой стороны, наличие определенных культурных связей создает предпосылки для возможности военного вмешательства в случае крайней необходимости.
Э. Вильсон выделяет четыре центральных атрибута «умной силы». Во-первых, она предполагает четкость постановки цели. Сила такого типа может реализовываться только при условии учета субъектом властных отношений особенностей и национальной специфики тех народов, государств и регионов, в отношении которых осуществляется властное воздействие. Во-вторых, «умная сила» требует четкого и объективного знания своих возможностей и ресурсов, которые должны быть достаточными для осуществления поставленных целей. Сами цели также должны четко осознаваться тем государством или объединением, которое стремится их достичь. В-третьих, требуется учет регионального и глобального контекста, в рамках которого осуществляются конкретные политические акции. В-четвертых, инструменты, посредством которых достигаются цели, должны применяться в соответствии со спецификой конкретной ситуации и ее конкретными условиями280.
На этом этапе в отечественной политологии, а также политологии ряда государств проводились исследования, направленные на поиск возможностей адаптации концепции «smart power» к целям и задачам внешней политики ряда государств (Россия281, Бразилия282), а также межгосударственных объединений (Евросоюз283).
Третий этап в изучении «разумной силы» мы связываем с развитием собственно концепта «intelligent power» («разумная сила»), который появляется в международном политологическом лексиконе после того, как в 2010 году в пакистанском университете Карачи был проведен семинар с участием Дж. Ная. В русскоязычном варианте он был переведен как «разумная сила»284.
Основное значение данного этапа состоит в том, что в его рамках происходит концептуально-смысловое размежевание «умной силы» и «разумной силы». Разведению стратегий «smart power» и «intelligent power» способствовало начало в декабре 2010 года так называемой «Арабской весны» и последовавшая за этим целенаправленная политика США, направленная на дестабилизацию и хаотизацию ряда государств (Ливия, Сирия, Украина). Перевороты на Ближнем Востоке, в Северной Африке ознаменовали собой качественно новый этап в эволюции технологий организации «цветных революций». Особенность этих «революций» была связана с активным использование коммуникативных Интернет-технологий, в частности, Facebook, Twitter, Google+, Skype и т.д. Данные технологии, совмещенные с пропагандистским влиянием крупнейших транснациональных западных СМИ, позволили достаточно эффективно манипулировать общественным мнением как на уровне населения самих государств, столкнувшихся с политическим кризисом, так и на уровне международного сообщества.
В результате «умная сила» («smart power») начинает все больше восприниматься через призму стратегии администрации Б. Обамы, политику которой даже видные американские авторы начинают характеризовать как манипулятивную285. В связи с этим целый ряд важных идей, предложенных при разработке концепции «smart power», оказались дискредитированы. На уровне реальной политики произошло искажение тех целевых принципов и инструментальных подходов, которые были заложены в концепции «умной силы». Как следствие, сам концепт «smart power» стал все более восприниматься через призму реалий американской международно-политической стратегией. В рамках этой стратегии принципы многосторонности все больше имитировались, нежели реально применялись. Виртуальные технологии преимущественно использовались как инструмент внешнего вмешательства во внутренние дела других государств в целях их дестабилизации. Дипломатия использовалась как инструмент давления, в том числе на ближайших союзников. Принцип ответственности в международной политике реализовывался крайне избирательно. В то же время интеллектуальная составляющая международно-политического влияния зачастую уступала место достаточно прямолинейной, необоснованной и непродуманной критике политических оппонентов (заявления официального представителя Государственного департамента США Дж. Псаки).
Разработка концепции «разумной силы» получила развитие в ряде зарубежных286 и российских исследований287. В рамках этих исследований была критически осмыслена концепция «умной силы». Нахождение взаимосвязей между наиболее существенными глобальными тенденциями и формирующимся запросом на глобальное лидерство нового качества позволило предложить подход, оперирующий такими категориями как ресурсы, инструменты и цели и позволяющий провести демаркацию между «умной силой» и «разумной силой». Кроме того, были концептуализированы стратегии «жесткой силы» («hard power»), «мягкой силы» («soft power»)288. Разработанная классификация позволила перейти к более глубокому структурному анализу инструментария стратегии «разумной силы», а также целевой специфике ее использования ведущими государствами (включая анализ участия в этом процессе отдельных внутригосударственных акторов289), а также межгосударственными объединениями.
Таким образом, концепция «разумной сила» в настоящее время формируется на стыке ряда научных и философских подходов, фиксирующих качественное изменение такого феномена как «сила» в мировой политике. Опора на положения данных подходов делает возможным разработку концептуально-теоретического обоснования разработки стратегии «разумной силы» в качестве очередной ступени в эволюции глобальных стратегий. В рамках этого теоретического положения стратегии «мягкой», «жесткой» и «умной» силы» в различной степени отражают логику Realpolitik. В свою очередь, стратегия «разумной силы» стремится осуществить эффективный синтез наиболее конструктивных принципов и возможностей Realpolitik, Idealpolitik и Noopolitik290.
|
