Скачать 4.76 Mb.
|
31 Исходя из социологических критериев, заимствованных главным образом из системно-функциональной теории Н. Люмана, Людвиг Рейтер и Эгберт Штейнер утверждают, что «психотерапия, так же, как и медицина, является не наукой, а профессией, причастной к науке» [156 с. 183]. Наука и психотерапия представляют собой автономные функциональные системы общества, каждая из которых имеет собственную семантику, «бинарный код» (истина/ложь и здоровье/болезнь), средства коммуникации и программы действия [там же, с. 184]. Как любая профессия, в повседневной практике психотерапия руководствуется имплицитным «знанием-в-деятельности». Даже, будучи экспертным (т.е. позволяющим находить решения в сложных нестандартных ситуациях), такое знание с трудом вербализуется и не предусматривает критического осмысления. «И лишь при возникновении незнакомых ситуаций или трудностей включается рефлексия» [там же, с. 195], которая, однако носит прикладной характер. Иными словами, при столкновении с новой проблемой психотерапевт не обращается в поисках решения к научным теориям, а находится, по выражению Л. Гринберга, «скорее в положении детектива, пытающегося раскрыть то, что уже произошло» [там же, с. 192]. Рейтер и Штейнер разделяют распространенное в среде психотерапевтов убеждение в существовании неустранимого зазора («inevitable gap») между теоретическими исследованиями и практикой. Вместе с тем, они указывают на то, что во второй половине XX столетия сформировался новый тип психотерапевтической рефлексии, который с полным основанием можно назвать научным. Осуществляющие его психотерапевты работают преимущественно в университетах, делают успешную академическую карьеру, обладают учеными степенями и званиями, терапевтическая же практика занимает в их жизни второстепенное значение. Свои исследования они проводят и излагают в соответствии со стандартами академической науки, критериями защиты диссертаций и назначения на преподавательские должности. 32 Апеллируя к Люману, подчеркивавшему, что социальная ценность продуктов науки устанавливается их потребителями в других подсистемах общества, а также к собственному тезису о психотерапии как профессии, причастной науке, Рейтер и Штейнер заявляют о необходимости установления «некоего посредничества («моста»)» между теоретическими исследованиями психотерапии и практикой [там же, с. 200]. «...По сути здесь возможно достижение мира, – пишут они, – если бы конфликтующие партии только этого захотели или, по крайней мере, осознали то обстоятельство, что они сами этому миру мешают» [там же]. Но поскольку ранее Рейтер и Штейнер обосновывали автономность науки и психотерапии и не привели ни одного аргумента, свидетельствующего о необходимости их сотрудничества, остается загадкой, что может заставить «конфликтующие партии» желать заключения мира. Кроме того, без ответа остается вопрос о причинах «войны» между теоретиками и практиками психотерапии – ссылки на «групповые интересы» и «личные мотивы» («болезненное стремление к власти») не убеждают. Между тем, единогласно принятая 27 психотерапевтическими организациями и союзами швейцарская «Хартия по образованию психотерапии» не только провозглашает психотерапию наукой без каких бы то ни было оговорок, но и совершенно игнорирует «неустранимый зазор» между теорией и практикой. «Психотерапия как наука и научно обоснованная практика включает в себя исследовательскую деятельность («психотерапевтические исследования») и рефлектированное привлечение факторов влияния (психотерапия как практика)», – говорится в ней [29, с. 110]. До сих пор речь шла о дискуссии, участники которой, по-разному отвечая на вопрос, является ли психотерапия наукой, придерживались общего убеждения в существовании универсальных критериев научности, приложимых к любой дисциплине независимо от специфики ее предмета. Многочисленные сторонники феноменолого-герменевтического подхода подвергают это убеждение критике. При этом они опираются, главным образом, на аргументацию, 33 восходящую к В. Дильтею и В. Виндельбанду: поскольку предметом психотерапии является внутренний мир человека – психические переживания, субъективные смыслы и ценности, постольку по самой своей природе она отличается от естественных наук, изучающих объективные процессы и явления. «...В практической работе, – пишут, адепты неокантианской оппозиции «наук о духе» и «наук о природе» Альфред Притц и Хайнц Тойфельхарт, – становится все более очевидным, что метод естественных наук не пригоден для контакта с пациентом. Возможно, физику и легко сохранить необходимую дистанцию с объектом исследований во время наблюдения за движением атомов, но для психотерапевта самым важным является именно отличное от общих принципов субъективное содержание смысла, ибо без него уж никак не обойтись. Представление о том, чтобы поставить исследуемого человека, словно атомы, камни, органические и неорганические субстанции, в отношение подопытности к другому человеку, исследователю, оказывается неуместным» [152, с. 20]. Медицина принадлежит кругу естественных наук, тогда как психотерапия является типичной «наукой о духе», наряду с философией, историей, литературоведением, и даже теологией, поскольку последняя выработала традицию практической (исповедь) и теоретической герменевтики [там же, с. 22]. В самом деле, в фундаментальных медицинских исследованиях широко используются эксперименты над животными, что возможно благодаря биологическому сходству между ними и человеком, но для душевных расстройств аналогов в животном мире просто не существует. «У крысы можно искусственно вызвать ожирение печени, – замечает Элизабет Вагнер, – но не шизофрению» [30, с. 257]. В силу этого, считает она, эмпирические критерии научности – принципы верификации и фальсификации и производные от них гипотетико-дедуктивные процедуры проверки – к психотерапии не применимы. Приверженцами феноменолого-герменевтического подхода психотерапия трактуется как освобождающая практика, заключающаяся в истолковании «интенциональ- 34 ных актов» (переживаний) пациентов в ходе межличностного взаимодействия с терапевтом, которое расширяет их самопонимание и устраняет служившее источником невроза вытеснение. «Только те познания, которые могут быть осознаны и поняты на уровне переживания, для пациента настоящие познания. Психотерапевтическое познание всегда субъективно и никогда не объективно», – пишут А. Притц и X. Тойфельхарт [152, с. 13]. В связи с близостью этой концепции традиционному для медицины определению психотерапии в качестве «лечения посредством бесед врача с пациентом», «лечебного воздействия на психику и через психику на организм больного» и т.п., ее адептами часто становятся психиатры. Что же касается технологий истолкования переживаний пациентов, то в теоретических размышлениях на эту тему преобладает влияние трех направлений философии XX в. – феноменологии, герменевтики и философии языка. Феноменологически ориентированные авторы апеллируют к свободному от предварительных гипотез, исходящему из жизненного мира пациента интуитивному схватыванию значений его интенциональных актов (переживаний). Сторонники герменевтики призывают к прояснению и поэтапному расширению предпосылок, определяющих представление пациента о себе самом. Приверженцы лингвистической философии полагают, что ключом к успеху является обнаружение и переформулирование правил его «языковых игр», семантический анализ и т.п. Иногда идиографический («феноменологический», «понимающий», «герменевтический») и номотетический («каузальный», «позитивистский») и подходы7 противо- ––––––––––––––– 7 Деление наук на номотетические (греч. Nomos – закон) и идиографические (греч. Idios – своеобразный, уникальный) было предложено неокантиантиацем В. Виндельбандом. «Науки о природе» изучают объективные причинно-следственные зависимости между явлениями внешнего мира, их задача – объяснять на основе принципа детерминизма. «Науки о духе» исследуют переживания субъекта – будь то отдельный человек или целый народ – сферу его сознания и воли. Их миссия – понять и описать своеобразный и неповторимый смысл переживаний, мотивов и ценностей, определяющих поведение субъекта. 35 поставляются как взаимоисключающие, но гораздо чаще рассматриваются в качестве альтернативных и не подлежащих сравнению познавательных перспектив («концептуальных горизонтов», «дискурсов»). Каузальный и феноменологический подходы, разъясняет Э. Вагнер, представляют собой независимые уровни познания, а поскольку любая теоретическое объяснение должно отвечать требованию непротиворечивости, постольку исследователь вынужден выбирать между ними. «...Пусть психолог-исследователь откажется от желания охватить человека во всех его измерениях одновременно, к тому же в рамках одной исследовательской программы» [30, с. 260]. Того же следует требовать и от номотетически мыслящего психиатра. Феноменолого-герменевтическое понимание психотерапии положено в основу законодательных актов некоторых стран. Вот, к примеру, как определяет миссию психотерапии комментарий к австрийскому Закону о психотерапии: «...Психотерапевтическая практика базируется на познании субъективного мира переживаний пациента, стремлении вникнуть в этот мир с доброжелательностью при помощи методически обоснованного стиля терапии...» [цит. по: 152, с. 11]. * * * Итак, последовав совету специалиста и обратившись в поисках ответа на вопрос «Что такое психотерапия?» к учебникам, руководствам, законодательным актам, научным сборникам, журнальным публикациям и даже переписке (Фрейда), мы обнаружили множество различных определений психотерапии. Причем их анализ и сопоставление не позволили достичь ясности ни в отношении профессиональной идентичности психотерапии, ни в том, что касается специфики ее лечебного воздействия, ни по вопросу о ее дисциплинарном и научном статусе. Всякий раз мы сталкивались с противоположными мнениями об одном и том же. Значит ли это, что на нынешнем этапе существования психотерапии ее научное осмысление невозможно? Ни в коей мере. 36 Если бы слова прямо и непосредственно выражали суть дела, «природу вещей» в терминологии Нового времени, то в науке вообще не было бы надобности. Однако в реальности, находящейся за пределами сослагательного наклонения, все гораздо сложнее: логика слов и логика дела, увы, весьма часто не совпадают. Между вербальными определениями предмета, фиксирующими различные представления о нем, и понятием, воспроизводящим – опять-таки в словесной форме – закон его существования – дистанция воистину огромного размера. Более того, само это расхождение имеет закономерный характер (а вовсе не является результатом чьей-то недобросовестности или оплошности). Практическое освоение или производство предметов (природных явлений, вещей, социальных отношений, технологий и т.п.) предшествует их научному познанию. Вначале движимые потребностью люди присваивают наличные или создают новые предметы, не сознавая форм собственной деятельности и законов, которым она соответствует, а затем... сталкиваются с ними как с внешней, независимой от них объективной действительностью, различные стороны которой они выражают в вербальных дефинициях. Ну а разделение труда в современном обществе, в силу которого теоретическое мышление является. особой профессией (ученых), приводит к тому, что практическая деятельность в той или иной области и постижение «необходимости ее происхождения» (Гегель), т.е. системное познание ее единичных и особенных моментов в их закономерной (функционально-генетической) связи, осуществляются разными людьми. В этом положении дел и коренится парадокс профессиональной компетентности, заключающийся в том, что специалист, успешно занимающиеся своим делом, не может выразить это дело в слове, имеет о нем смутное (одностороннее, поверхностное и т.п.) представление и до поры до времени – пока гром (кризис) не грянет – не испытывает особой нужды в понятии своего предмета. Психотерапия в этом смысле – типичный предмет познания, специфическая притягательность которого для теоретической рефлексии в том, что его становление в 37 качестве особой дисциплины и профессиональной сферы деятельности происходит на наших глазах. Но это, равно как и очевидность социальной потребности в психотерапии, – родившись в венской приемной Фрейда, в течение столетия она завоевала полмира, – не означает, что «необходимость ее происхождения» понять легче. Как раз наоборот. И уж во всяком случае наивна надежда выяснить суть дела путем обращения к дефинициям учебных пособий – в них, как мы убедились, любопытствующий не найдет ничего, кроме широкого спектра не только различных, но и противоречащих друг другу представлений о предмете. На каком из них остановиться? На том, что звучит наукообразнее? На том, что высказано признанным авторитетом? А может соединить их все союзом «и», или ... нет, лучше – поставить учебники на верхнюю полку и, решив, что всякое знание, действительно (прав Ницше, сто раз прав!), относительно, заняться привычным делом. Большинство практикующих психотерапевтов останавливаются в теоретическом исследовании своего предмета именно на этой – скептической (постмодернистской) стадии, что, впрочем, не мешает им реализовывать в собственной деятельности всеобщие закономерности этого предмета. Однако в иные времена само существование психотерапии в качестве самостоятельной сферы деятельности зависит от ясного и четкого ответа на вынесенный в заглавие этого параграфа вопрос, и тогда он приобретает практическую значимость для всех членов профессионального сообщества. 1.2. Эмпирическое обоснование психотерапии Наиболее масштабным, организованным – в бэконовском смысле, коллективным научным проектом, посвященным выяснению того, что представляет собой психотерапия, являются психотерапевтические исследования. Они осуществлялись учеными разных стран в течение несколь- 38 ких десятилетий, их результаты отражены в сотнях публикаций, диссертациях, монографиях и научных сборниках. Но вот, что странно: практикующие психотерапевты не только не используют эти результаты в своей профессиональной деятельности, но и относятся к исследователям психотерапии с нескрываемой враждебностью. Еще в середине 70-ых гг. прошлого века Дэвид Ольсон назвал отношения между теоретиками и практиками (семейной) психотерапии «холодной войной». Как уже подчеркивалось, среди психотерапевтов бытует убеждение в существовании «неустранимого зазора» между теоретическими исследованиями и практикой, в силу которого первые не оказывают сколько-нибудь существенного влияния на клиническую практику [156, с. 130]. В чем причина такого – скажем прямо – неутешительного положения дел? Ответ на этот вопрос важен как для исследователей, так и для практиков психотерапии. 1.2.1 Исследования психотерапии: социальная миссия и теоретические результаты Некоторые авторы начинают историю психотерапевтических исследований чуть ли не с «Очерков истерии» (1895) на том основании, что в этой и последующих работах Фрейда присутствует анализ конкретных случаев (single case study). Однако описание отдельного случая – обычная для медицины XIX в. форма трансляции опыта. Такие описания фиксировали прецеденты лечения различных заболеваний и превращали их в образцы профессиональной деятельности. С этой целью использовал анализ отдельных случаев (Анны О., Доры, Человека-волка и т.д.) Фрейд и продолжают использовать терапевты разных ориентации в наши дни. Как особое направление психотерапевтические исследования оформились в ответ на совершенно иную потребность, точнее вызов, с которым столкнулись последователи Фрейда в середине XX в. В это время была осознана иллюзорность надежд на чудодейственность психоанализа 39 Даже наиболее изученные «неврозы перенесения» – истерическая конверсия, фобии, обсессивные расстройства, оказались крайне неподатливыми. Их лечение требовало длительного времени и редко завершалось полным выздоровлением пациентов, несмотря на соблюдение правил классического метода. Терапевтические результаты не соответствовали огромному теоретическому багажу, накопленному Фрейдом и его сторонниками [211, с. 142-143]. Разочарование в исцеляющих возможностях психоанализа стало благоприятным фоном социального утверждения поведенческой терапии, отстаивавшей позитивистский канон научности и требовавшей гораздо меньше времени и финансовых затрат, чем глубинная терапия. Бихевиоризм не только стремительно потеснил психоанализ на рынке психотерапевтических услуг, но и зародил серьезные сомнения в его терапевтической и научной состоятельности. С середины 60-х гг. количество видов психотерапии скачкообразно возросло, а снятие негласного табу на нововведения привело к прогрессирующей дивергенции каждого из них. «Тигр рычит у дверей психоанализа, – писал ортодоксальный аналитик С. Аппельбаум в 1976 г. – Пациенты становятся редкими... В последние десять лет развелось множество психотерапевтических теорий и методов, которые с большей или меньшей определенностью рекламируют себя как движение, стремящееся к расширению человеческих возможностей. Они имели поразительный успех... Двадцать лет назад, если кто-нибудь не был доволен своим существованием, выбор им возможных решений был ограничен. Сегодня таких решений множество и психоанализ всего лишь одно из них» [цит. по: 211, с. 145]. Новая ситуация поставила на повестку дня вопрос о контроле качества психотерапевтической деятельности и обострила противоречие между ее профессиональным обособлением и проникновением в медицинскую систему западных стран. Если в первой половине XX столетия психотерапевтическая практика за редкими исключения- |
Рабочая программа учебной дисциплины мдк 05. 01 Выполнение работ... ... |
Рабочая программа учебной практики. По профессии 35. 01. 15 По профессии 35. 01. 15 Электромонтер по ремонту и обслуживанию электрооборудования в сельскохозяйственном производстве |
||
Профессиональный стандарт рабочего по профессии Перечень основных единиц профессионального стандарта по профессии «Машинист горных выемочных машин» |
Инструкция Внимательно прочитайте задание ПМ. 01Техническое обслуживание и ремонт автотранспорта по профессии ппкрс автомеханик код профессии 190631. 01 |
||
Основная образовательная программа по профессии. Нормативные документы... Федерального государственного образовательного стандарта по профессии среднего профессионального образования 110800. 01 «Мастер сельскохозяйственного... |
Образовательная программа для подготовки и переподготовки рабочих... Настоящие учебные планы и программы по профессии: «Электромонтер по эксплуатации распределительных сетей» разработаны в наноо уц... |
||
Образовательная программа для подготовки, переподготовки и повышения... Настоящие учебные планы и программы по профессии: «Электромонтер по ремонту и монтажу кабельных линий» разработаны наноо уц энергетик... |
Образовательная программа для подготовки, переподготовки и повышения... Настоящие учебные планы и программы по профессии: «Электромонтер по ремонту воздушных линий электропередачи» разработаны наноо уц... |
||
Отчет по практике для получения рабочей профессии Рекомендации студенту по составлению отчета о прохождении учебной практики по получению рабочей профессии |
Конспект урока по технологии «Цветоводство и декоративное садоводство»... Цель занятия: Показать значение профессии садовника, озеленителя, цветовода в жизни человека |
||
Образовательная программа для подготовки, переподготовки и повышения... Настоящие учебный план и программа по профессии «Электрослесарь по ремонту электрических машин» разработаны наноо уц «Энергетик»... |
Рабочая учебная программа для обучающихся по программе профессиональной... Бсуву во «Шекснинская специальная общеобразовательная школа закрытого типа» квалифицированных рабочих по профессии «Плотник» |
||
Методическая разработка внеурочного интегрированного мероприятия... Интегрированное мероприятие по указанной теме было проведено совместно с мастерами производственного обучения для группы нпо по профессии... |
Методические рекомендации по выполнению внеаудиторной самостоятельной работы Профессиональный модуль: «пм 04. Выполнение работ по профессии горнорабочий подземный – машинист подземных установок. Мдк 04. 01.... |
||
Анкета мотивов выбора профессии Эта тема раскрывает базовый этап профессионального самоопределения, основные компоненты, которые должен учитывать учащийся при выборе... |
Методическое пособие по английскому языку по профессии: 22. 02. 06 (150415) Методическое пособие предназначено для студентов, обучающихся по профессии: «Сварочное производство» инацелено на развитие навыков... |
Поиск |