Язык и дискурс сми в XXI веке москва
|
Скачать 4.92 Mb.
|
Казахстанский политический дискурс: социокультурная дифференциация Байгарина Г.П. (Астана). Одной из ключевых ценностей социального взаимодействия людей является толерантность. Понятие толерантного общения предполагает наличие «языка согласия», противопоставленного «языку вражды». Толерантность, рассматриваемая как лингвокультурологическая и лингвопрагматическая категория, предстает как тип речевого взаимодействия, противопоставленный речевой агрессии. Термином «язык вражды» лингвисты обозначают «такие языковые и речевые средства, а также способы построения текста, которые формируют негативные стереотипы массового сознания, поддерживают у адресата враждебное отношение к кому-либо или чему-либо» [1]. По общему мнению, степень толерантности языка напрямую зависит от толерантности самого общества. Язык выступает как инструмент социальной власти. Дискурсивное выражение любого рода власти, в том числе и политической, проявляется в системе коммуникации между различными ее субъектами. Политическая сфера относится к числу ведущих сфер коммуникации. Специфику политики исследователи видят именно в дискурсивном характере: «многие политические действия по своей природе являются речевыми действиями». Если исходить из того, что «человек вступает в то или иное дискурсное пространство не только в определенной социальной роли, …но и с определенными целями», то интенциональную базу политического дискурса составляет борьба за власть [2:16,18]. Этот прагматический фактор, выделяющий политический дискурс из ряда дискурсов институционального типа, может рассматриваться как способ социального взаимодействия, но может также служить основанием и для социального противостояния. Этот вывод закономерно вытекает из самой сущности политической коммуникации, содержанием которой является наличие трех основных составляющих: «формулировка и разъяснение политической позиции (ориентация), поиск и сплочение сторонников (интеграция), борьба с противником (агональность)» [2: 112]. Противоречия и столкновения возникают практически во всех сферах человеческой жизни, не говоря уже о сфере политической. Общение на политические темы всегда бывает пристрастным, аффективным. Исследователи отмечают повышенную агрессивность современной политической речи, активное использование конфронтационных стратегий и тактик речевого поведения. Следует подчеркнуть, что специфика политической коммуникации в отличие от других видов институционального общения заключается в ориентированности ее на массового адресата. Его наличию политический дискурс обязан именно средствам массовой информации, выступающим в качестве посредника между политиками и народом. Отмечаемая всеми исследователями общность языка массовой коммуникации на разных территориях не отрицает того факта, что в рамках самого политического дискурса, реализуемого через деятельность СМИ, наблюдается вариативность, обусловленная неоднородностью самих субъектов политики с их ценностными ориентациями. Каждый групповой субъект обладает своей политической культурой, опирается на свою систему ценностей и норм, хотя конечной целью всех участников политического пространства является борьба за власть. Иными словами, есть основания говорить о политическом социолекте (Е.И. Шейгал) или, в иной терминологии, о «социокультурном варианте общественно-политической речи» (Т.В.Юдина). Казахстанский политический дискурс представлен социокультурными вариантами партии власти и оппозиции, дискурсивным проявлением которых является официальный и оппозиционный дискурсы. Наличие этих вариантов, каждого со своими разновидностями, объясняется тем, что в политическом пространстве представлены, по словам Е.И.Шейгал, «политики у власти» и «политики в оппозиции». Применительно к политическому пространству Казахстана есть все основания говорить в целом о «политиках в оппозиции», поскольку совсем недавно, в октябре 2009 года, руководители двух ведущих оппозиционных партий Казахстана, «Азат» и «ОСДП», объявили об объединении: Объединенная партия «станет мощной и действенной альтернативой партии власти» (Свобода слова. 15,10,09). Каждый из социолектов претендует быть выразителем правды о современной общественно-политической ситуации в стране. Н.Д. Арутюнова выделяет несколько речевых актов, подводимых под категорию говорения правды, содержание которых, по ее мнению, зависит от того, кому они адресованы: «правда прямоты», правда в глаза (в лицо)», «правда невзирая на лица» [3:598]. Следуя ее терминологии, можно сказать, что «правда невзирая на лица» характеризует в большей степени оппозиционный дискурс. «В область «правды прямоты» входят не только факты, но также мнения и оценки», что отчетливо прослеживается по оппозиционному дискурсу. Вербальное поведение представителей соответствующих социолектов, тематическая структура дискурсов задается системой ценностей и норм, свойственных групповому субъекту. Не приходится сомневаться в том, что именно в политической коммуникации наиболее ярко реализована связь языка с базовой культурной оппозицией «свой-чужой». Все остальные ценностные противопоставления будут являться производными по отношению к ней. Наблюдаемая в наше время, особенно в период кризиса, актуализация этой оппозиции не позволяет говорить о гармонизации отношений в нашем обществе. В современном дискурсивном политическом пространстве отчетливо проявлена категория идеологической толерантности, то есть терпимое отношение к «своим» и неприятие «чужих». В описании «своего круга», как правило, стираются существующие различия в позициях, подходах, точках зрения его участников. Именно эта универсалия определяет выбор языковых средств, манифестирующих толерантные или интолерантные смыслы. В целом же вербальная организация пропозиционального содержания различного рода информации, выбор пресуппозиций, отбор определенных слов, выражений, грамматических форм лингвистами определяются как инструменты «скрытой власти». Рассматриваемая проблема вписывается в контекст более общей проблемы: соотношение языка власти и власти языка. С одной стороны, «язык обретает власть только тогда, когда им пользуются люди, обладающие властью; сам по себе язык не имеет власти» [4, 19]. В этой связи можно сослаться и на мнение Р. Блакара о том, что тот, кому принадлежит наибольшая власть, может в любой момент решить, какой лингвистический механизм наиболее полезен, следовательно, тот, кто обладает властью, в значительной степени определяет употребление и значение слов и выражений (инструментов власти) [5:113]. Так, в официальном дискурсе несколько лет назад широкое употребление получила номинация «управляемая демократия», введенная в казахстанский политический обиход президентом Н.А.Назарбаевым. В дискурсе оппозиции эта сочетаемость на «шкале ценностей» выступает с прямо противоположным знаком: Эти слова свидетельствуют, что «управляемая демократия» по казахстанскому варианту достигла своей высшей стадии (Республика). Показателен и такой пример: использованная в Послании президента Казахстана Н.А.Назарбаева участникам VIII медиа-форума метафорическая модель с понятийным образом «строительство»: наша страна готова активно участвовать …в формировании новой мировой архитектуры; Казахстан всегда был и остается площадкой для диалога - была сразу же подхвачена участниками форума и активизирована в их выступлениях: активно работать над выстраиванием архитектуры будущей мировой финансовой системы; Такое неординарное видение строительства посткризисного мира; атмосфера Алмаатинской диалоговой площадки; эффективность диалоговой площадки (Каз.правда, №107-108, 2009). С другой стороны, и сам язык предоставляет говорящим целый арсенал средств проявления и осуществления власти. Политическая коммуникация демонстрирует, как сознательно активизируются определенные свойства языка с целью его использования для воздействия на массовое и индивидуальное сознание и поведение. Как для официального, так и оппозиционного типа политической коммуникации характерны речевые акты - «говорение правды». Однако для того и другого типов дискурса в манипулятивных целях характерна подмена модуса знания модусом мнения. Область мнений при этом характеризуется разнообразием типов, между которыми трудно провести четкие границы, - это оценки, предположения, прогнозы, убеждения, установки и т.д. В анализируемых медиатекстах они представлены в большинстве случаев в виде мнения-оценки, т. е. собственно оценочного мнения и мнения-полагания или предположения. Эти значения вполне соотносятся с категорией идеологической модальности, с помощью которой, по мнению Т. Г. Добросклонской, «из широкого спектра оценочных отношений выделяются те, которые строятся на основе определенных политических взглядов и идеологических ценностей [6: 86]. Сравним высказывания из официального и оппозиционного дискурсов: (1) Казахстан сумел грамотно распорядиться средствами. (2)Казахстан всегда был и остается площадкой для диалога. (3)Несомненно, этому помогают личные контакты между главами двух государств (Каз.правда. №107-108, 2009). (4)Наша власть не выдерживает проверку кризисом (Свобода слова. №19,2009). (5) Все возможности, имевшиеся у этого режима, уже исчерпаны. (6)Мы уверены, что ряды объединенной партии будут пополняться (Свобода слова. №38,2009). В (1), (2), (4) и (5) - выражено мнение-оценка, а в (3) и (6) – мнение-полагание, но с большой степенью уверенности. Этому способствуют показатели, выражающие высокую степень уверенности и достоверности: несомненно, уверены. Мнение-оценка для представителей обоих социолектов имеет характер субъективной истины. Несомненно, желательной была бы аргументация высказанных мнений, опирающаяся или на личный опыт, или на источник «знания», что бы подтвердило достоверность сообщаемого. Однако авторы считают ее излишней: для них оцениваемая пропозиция представляется истинностной. Модальность мнения в политическом дискурсе, как справедливо полагает А.А.Матвеев, следует понимать не как категорию оценки диктумного плана высказывания, а как иллокутивную модальность, т.е. как средство выражения авторской интенции [7]. Следует специально подчеркнуть особую роль номинаций в создании «нужной» для определенного группового субъекта картины мира: манипулирование номинациями демонстрирует власть языка в виде его способности навязывать свое мировидение. Выбор соответствующего слова для наименования указывает ценности, к которым апеллируют авторы. Так, в выступлении Президента Республики Казахстан на XII сессии Ассамблеи народов Казахстана обращает на себя внимание далеко не случайный подбор оценочных слов: надежный/ прочный фундамент, конструктивное решение, весомый вклад, уникальный опыт, впечатляющий успех, самый высокий в СНГ, мощный экономический подъем, грамотная /взвешенная политика, взвешенное и мудрое поведение, самая либеральная языковая политика. Как видим, мнение-оценка в этом случае проведена не столько по традиционной аксиологической шкале «хорошо – плохо», сколько с учетом такого параметра, как «главное – второстепенное». Официальный и оппозиционный дискурсы не отличаются специфическим набором лексики как показателя корпоративных языков. Политические субъекты независимо от их партийно-групповой принадлежности обращаются к таким ключевым словам и выражениям, как власть, политика, демократия, стабильность, единство, прогресс, интересы государства, простой народ, в интересах народа и т.д. В последнее время этот ряд пополнил кризис. Различие в лексических подсистемах разных вариантов общественно-политической речи заключается в коннотативных характеристиках одних и тех же лексем и в их синтагматических связях. В этом отношении очень точным оказывается введенное лингвистами понятие идеологической полисемии, когда одни и те же слова используются представителями разных идеологий для обозначения разных понятий. «Идеологическая полисемия является следствием возникновения групповых коннотаций, выражающих интерпретацию политической реальности с позиций той или иной социальной группы» [2:51]. Все ключевые слова политического дискурса входят в оппозицию по коннотативной маркированности, что подтверждается анализом и слов-идеологем. Так, в официальном дискурсе одно из ключевых слов – стабильность. - Это наше главное завоевание, это наше Все. Казахстан является лидером развития и гарантом стабильности в Центральной Азии. В оппозиционном - это дестабилизация. Или стабильность коррупции, стабильность бедности; всепоглощающая стабильность. Такого рода высказывания хотя и не относятся к специализированным вербальным знакам интеграции, но «вербуют» своих, то есть отождествляют себя с определенной аудиторией, апеллируют к чувствам и настроению определенной социальной группы. Общность языка, подчеркивают лингвисты, выступает как мощное средство групповой солидарности. В официальном дискурсе контексты с таким ключевым словом, как демократия имеют позитивное содержание: Казахстан продолжает движение по пути демократии; продвижение демократии; сильное демократическое государство; демократия - это «диктатура закона». Субъекты оппозиционного дискурса говорят об эрзац-демократии. Демократию они оценивают как средство камуфляжа, как ширму, одно из средств маскировки истинных намерений (Свобода слова). Вывод в отношении демократии в нашем государстве, какой она видится оппозиционным силам: читайте и думайте, нужна ли нам такая демократия. Адресатам предлагается сделать собственный вывод (читайте и думайте), но, по мнению автора, вывод должен быть однозначным: такая – не нужна. Адресант использует знаки интеграции и знаки чуждости: лексеме нам противопоставляется дейктический знак такая, содержащий компонент дистанцирования. Вместе с тем в социолекте оппозиции наблюдается позиционирование себя как объединенной демократической оппозиции, здоровых сил. Как видим, в разных типах дискурса выражена приверженность демократии, но по-разному понятой. По определению Е.И. Шейгал, коннотативно нагруженные знаки являются политическими аффективами. Они выступают одновременно как парольные знаки, демонстрирующие приверженность определенной идеологии[2,106-108]. К базовым концептам политического дискурса относится власть, что вытекает из основной функции политического языка. Власть становится объектом рефлексии, она подвергается осмыслению, интерпретации, критике: речь может идти как об абстрактном ее значении, так и конкретном – представители власти. Включая словарное значение имени концепта власть, что и составляет его содержательный минимум, этот концепт расширяет свое содержание за счет ассоциативных признаков: носители языка реагируют в первую очередь на закрепленные за этим именем ассоциации, существующие в обществе. Они фиксируются в синонимических связях, сочетаемости, клишированных и неклишированных высказываниях, в образных переосмыслениях. Наблюдения показывают, что высокой частотностью употребления этот концепт отличается в оппозиционном дискурсе, что вполне объяснимо. Власть – это всегда отношения между субъектами: теми, у кого она есть, и теми, у кого ее нет. Поэтому субъект власти - ее реальный обладатель стремится ее сохранить, а объект выступает либо как ее сторонник, либо может находиться в оппозиции к власти. В дискурсе оппозиции отчетливо выражено противопоставление: власть – народ, общество: Если бы тогда эта идея была принята обществом и властью…(Свобода слова. №11,2009). Комбинаторика этой лексемы в оппозиционном дискурсе свидетельствует об ее идеологической заданности, об отсутствии положительной оценочности: прямое порождение власти; беспредел власти; разборки во власти; продукты власти; Власть является инструментом для реализации своих идей, амбиций и даже корыстных интересов. Они пришли в город, а нарвались на баррикады власти. Как видим, под властью мыслится и политическое господство, и органы его, и конкретные представители политической власти. Только в оппозиционном дискурсе в качестве синонима к слову власть используется слово режим в полном соответствии с его словарной дефиницией: режим – государственный строй (обычно об антинародном, антидемократическом строе)[8:673]. – Тот режим, который мы сейчас критикуем, …уже состоялся как система. Все возможности, имевшиеся у этого режима, уже исчерпаны. …Почему режим боится этих выборов? (Свобода слова. №38, 2009). Об идеологической коннотации этой лексемы свидетельствует ее сочетаемость: авторитарный, антинародный, семейно-клановый. В дискурсе партии власти и оппозиции широко используется такое средство манипулирования сознанием людей, как концептуальная метафора. Использование метафоры является ярким примером отказа от открытой пропаганды тех или иных идей и перехода к завуалированному манипулированию массовым сознанием. Метафоре приписывают свойство «навязывать» говорящим на данном языке специфический взгляд на мир, воспринимать действительность под определенным углом зрения. Разный удельный вес определенных метафорических моделей можно считать дифференциальным признаком рассматриваемых политических социолектов. В оппозиционном дискурсе представлено развертывание метафорических моделей с понятийными образами «войны», «криминального мира», «болезни», «театра». Наблюдается активизация такой разновидности концепта война, как информационная. При этом происходит наложение военной и криминальной метафоры: в одном ряду оказываются информационное оружие, информационная бомба, информационная блокада, информационный киллер, телекиллер, информационные стволы. После известных событий в дискурсивное пространство казахстанских СМИ был введен образ майдана (площадь), используемый политиками в метафорическом значении как противостояние (между властью и оппозицией). Эта метафора примыкает к милитарной модели: Неизвестно, ждет ли площади Алма-Аты и Астаны судьба киевского майдана? (Жума-Таймс). В дискурсе СМИ Казахстана новый концептуальный образ стал использоваться с учетом как переносного осмысления слова майдан, так и его прямого значения в казахском языке: Если власть мирится со своими недостатками, не может их исправить или не хочет, тогда - майдан. В Украине это – «площадь», а в наших широтах - обязательно «фронт». Поэтому доводить страну до майдана не надо (АиФ-Казахстан). В дискурсе власти высокой степенью частотности отличаются метафоры персонификации, актуализирующие понятийный образ движения, развития, роста. С этим образом оказался сопряженным понятийный образ дороги, пути, транспорта. Противоположное наполнение этой метафорической модели, представленное в оппозиционных СМИ: «казахстанское бездорожье». Особенно наглядным является использование метафор с одним и тем же понятийным образом, но с разными знаками оценки для освещения одних и тех же событий. Так, «механистическая» метафора: государство – это механизм, одна из базовых «вековых» метафор, может быть наполнена как позитивным, так и негативным содержанием в зависимости от авторской позиции. В оппозиционных СМИ, например, был использован такой метафорический образ: разбитая машина, передние колеса которой проколоты. Современная когнитивистика перешла от рассмотрения отдельных метафор к исследованию системы метафорических моделей, то есть их сочетаемости. Важнейшим свойством концептуальной метафоры является ее «способность к развертыванию в тексте» [9:177]. Так, в оппозиционном дискурсе (См., например: «Свобода слова» от 11.05.06) отношения между властью и оппозицией представлены образно с доминированием одной, чаще двух-трех метафорических моделей: с концептуальным образом «театр» и криминальной метафоры. Эти метафоры, наряду с базовым концептом политического дискурса власть, служат средством связи частей текста и обеспечивают целостность его восприятия: беспредел власти; острые разборки во власти, дележ и передел каналов; расправа с политиками. В соответствии с другой доминантной метафорической моделью действия властей по отношению к оппозиции осуществляются по разработанному сценарию: сценарий подавления оппозиции; политический триллер; заказной фарс; герой этого фарса; зрители политического триллера; роли все расписаны. Как видим, политическая жизнь метафорически характеризуется как та или иная разновидность зрелищного искусства с указанием жанров представления, с их участниками, есть и упоминание ролей участников театрального действа. Обращает на себя внимание и специфический набор цитат, аллюзий и других отсылок к прецедентным текстам, которые также можно считать дифференциальными признаками политических социолектов: Слепила из того, что было (о Послании президента) (Свобода слова). Центризберком работает под чутким руководством Администрации президента (Республика). Время боится пирамид (в Астане здание в виде пирамиды – Центр мировых религий) - Религиозная лошадка, пожалуй, будет порезвее обсешного слона (Республика). …недавняя хозяйка медиа-горы. Тайны акординского двора (Свобода слова). Как известно, в качестве политических символов выступают и артефакты. В оппозиционном дискурсе артефакты часто используются по принципу контраста: Левобережье Астаны (Ак Орда) и алмаатинский «Шанырак». Там – блеск президентского дворца, зданий парламента, банков, министерств, здесь – люди на грани выживания, без газа, тепла и света (Свобода слова). В этом примере представлены и знаки ориентации, т.е. маркеры «нашести» и «чуждости»: там – здесь. Они помогают идентифицировать своих и чужих. Языковые номинации Левобережье Астаны, Ак Орда, Шанырак являются опосредованными обозначениями власти и народа, то есть само место превращается в символ, как и его вербальное обозначение. Об отрыве от своего денотата свидетельствует использование этого символа в названии статьи, посвященной событиям в Копенгагене: «Шанырак по-датски» (Свобода слова, №9, 2007). Отмеченные артефакты выступают в роли парольных слов, отражающих ценностные доминанты официального и оппозиционного социолектов. К характерным признакам языка политики относится неопределенность, которая приводит к расширению вариантов интерпретации. «Номинативная точность как свойство специального подъязыка в языке политики подавляется его прагматически обусловленной смысловой неопределенностью»[2:49]. В политическом дискурсе, независимо от его идеологической ориентации, к смысловой неопределенности приводят такие приемы, как вуалирование определенной позиции, того или иного мнения, а также намеренное сокрытие истины, сознательное введение в заблуждение, снятие ответственности за сообщаемое и т.д. Различные проявления смысловой неопределенности обусловлены в первую очередь причинами прагматического характера, основная среди них – манипулирование общественным сознанием. Неопределенность, выражаемая разноуровневыми языковыми средствами и реализующаяся в виде приблизительности, неточности, отсутствия ясности, приводит к неинформативности сообщения. Возникает эффект неопределенности информации. См, например: Говорят, что Вы и N укрылись в каком-то бункере, вооруженные до зубов. Прятались где-то в посольстве за границей (Свобода слова. №31, 2009). Они все больше развивают в обществе баррикадное мышление», когда кто-то должен противостоять кому-то (ОРТ. 02.03.2009). Но нам тоже нужно обращаться не к тому, что какие-то вещи он делал правильно, а какие-то неправильно, а что-то вообще сделано очень плохо (Свобода слова. №31, 2009). Кто-то, наверное, остался с этим убеждением, а кто-то, наоборот, нашел какие-то плюсы в том, что я могу добавить… (Время, №181, 2009). Неопределенность возникает чаще всего именно из-за стремления избежать смысловой точности, а не из-за отсутствия у автора соответствующей информации. Подобная позиция характерна для всех политических субъектов. Таким образом, идеологическая ориентация, являющаяся основой политического социолекта, определяет его лингвистические характеристики. Отмеченные дифференциальные признаки разных вариантов политической речи являются производными от базовой оппозиции политического дискурса: «свой – чужой» и относятся к универсальным чертам политического дискурса. Литература 1.Чепкина Э.В. Все как один: язык согласия в корпоративной прессе //Известия Уральского гос. университета. №40. 2006. http://proceedings.usu.ru. 2. Шейгал Е.Н. Семиотика политического дискурса. - М., Гнозис, 2004. 3. Арутюнова Н.Д. Язык и мир человека. – М.: Языки русской культуры, 1999. 4. Водак Р. Язык. Дискурс. Политика. – Волгоград: Перемена, 1997. 5.Блакар Р.М. Язык как инструмент социальной власти //Язык и моделирование социального взаимодействия. – М.: Прогресс,1987. 6. Добросклонская Т.Г. Лингвистические способы выражения идеологической модальности в медиатекстах //Вестн. Моск. ун-та. Сер.19. Лингвистика и межкультурная коммуникация. 2009. №2. 7.Матвеев А.А. Модальность мнения как иллокутивная модальность//Труды международного семинара «Диалог 2002» по компьютерной лингвистике и интеллектуальным технологиям. - М.: 2002. www.dialog-21.ru 8.Ожегов С.И, Шведова Н.Ю. Толковый словарь русского языка.- М.: 2003. 9. Чудинов А.П. Когнитивно-дискурсивное исследование метафоры в текстах СМИ // Язык СМИ как объект междисциплинарного исследования. Часть 2. – М.: Изд-во Моск. ун-та, 2004. Динамика метафорических образов |
Похожие:
 |
Медиа дискурс и новые медиа 11 §1 Медиа дискурс как теоретический... Сми, многочисленные новые ресурсы в виде сайтов и мобильных приложений как Storehause или Bloglovein. На смену статичному приходит... |
|
Отчет о научной деятельности за 2016 год 1 Уголовное право: стратегия развития в XXI веке: XIII международная научно-практ конф. 28-29 января 2016 г., Мгюа им. О. Е. Кутафина,... |
 |
Материалы международной ежегодной научно-практическая конференция «Правовая политика российского государства в XXI веке: состояние, проблемы и направления развития» |
|
Асеан во внешней политике США в XXI веке Становление Ассоциации стран Юго-Восточной Азии как ведущей региональной организации 15 |
|
Экономическое сотрудничество россии с китаем в XXI веке Диссертация выполнена в Центре постсоветских исследований Учреждения Российской академии наук Института экономики ран |
|
Правительство Российской Федерации Федеральное государственное автономное... «Особенности стратегических альянсов международных компаний в секторе информационно-коммуникационных технологий в XXI веке» |
|
Молодежь и медицинская наука в XXI веке 30 марта 1 апреля 2011 года г. Киров Под ред. И. В. Шешунова, С. А дворянского, С. В. Игнатьева – Киров: Кировская государственная медицинская академия, 2011. 240 с |
|
О теории правового регулирования: сравнительный анализ Эффективно ли оно влияет на развитие экономики и социальной сферы? Помогают ли традиционные процедуры правотворчеству? Каковы возможные... |
|
Хильдегард Шефер. Мост между мирами. Теория и практика электронного общения с Тонким Миром «То, что в одном веке считается мистикой, в другом веке становится научным знанием» |
|
Эволюция политики США в атр в XXI веке По мнению многих аналитиков, в ближайшем будущем центр мировой политики и экономики переместится из евроатлантического региона в... |
|
Ричард По Четвертая волна, или Сетевой маркетинг в XXI веке Джон Милтон Фогг, соучредитель журнала «Network Marketing Lifestyles», однажды сказал мне, что по части публикаций в сфере сетевого... |
|
Книга является результатом многолетних исследований одного из ведущих... Роберт Б. Такер. Инновации как формула роста: Новое будущее ведущих компаний. М.: Олимп-бизнес, 2006. – 224 с |
|
И. Т. Касавин Текст, дискурс, контекст И. Т. Касавин. Текст. Дискурс. Контекст. Введение в социальную эпистемологию языка |
|
Учебно-тематическое планирование Проект «Начальная школа XXI века». Н. Ф. Виноградова (Русский язык. С. В. Иванов) М: Вентана-Граф, 2015г |
|
Руководство пользователя Москва 2008 Руководство пользователя «Автоматизированная... Ооо "ФинПромМаркет-xxi" (далее – Правообладатель) и Вами – конечным пользователем продукта (далее – Пользователь). Соглашение определяет... |
|
Речевые стратегии и апеллятивный дискурс монография Л. Г. Васильев, Н. Н. Черкасская. Речевые стратегии и апеллятивный дискурс / Монография. – Калуга: Калужск гос ун-т им. К. Э. Циолковского;... |