2.2. Лингвистические модели процесса элизии датского гласного «шва».
2.2.1. Принципы реализации «шва» (по исследованиям Л. Бринка и Й. Лунда).
Первое системное изучение различных типов редукции нейтрального гласного в датском языке представлено в работе Л. Бринка и Й. Лунда «Ригсмол: развитие фонетической системы с 1840г. с учетом отельных изменений в копенгагенских социолектах»1.
Л. Бринком и Й. Лундом были сформулированы основные принципы, в соответствии с которыми в большинстве современных учебных предлагается фонетическая интерпретация и выполняется транскрипция слов, в которых возможна редукция /ə/. На основе принципов фонетическая транскрипция в «Большом датском словаре произношения» (SDU)2.
Следуя принципам классификации фонетических гласных и согласных, предложенной К. Пайком3, датские лингвисты Л. Бринк, Й. Лунд и Х. Басбёл объединяют гласные, а также глайды датского языка в класс вокоидов. Такой подход отражает представления лингвистов о лабильности классификационных границ между неслоговыми гласными и гоморганными им аппроксимантами [u̯ – w] и [i̯ – j]4. В свою очередь вокоиды, латеральный аппроксимант [l] и носовые сонанты Л. Бринк и Й. Лунд объединяют в класс «сонорантов»5. Использование классификация звуков, при которой редуцируемый компонент и компонент, участвующий в компенсаторном процессе, относятся к одному классу, объясняет употребление термина «ассимиляция» («уподобление») в качестве характеристики взаимодействия гласных и согласных звуков.
Система правил, в соответствии с которыми по Л. Бринку и Й. Лунду, реализуется «ассимиляция», основывается на трех принципах, изложенных исследователями в работе «Ригсмол: развитие фонетической системы..»: принципе распределения сонорности, принципе «гармонии редукции» а также принципе количественных отношений сонанта к предыдущему гласному.
Суть процесса «ассимиляции «шва» объясняется Л. Бринком и Й. Лундом на основе принципа сонорности. Если с уверенностью не принимать утверждение, что «шва» «видоизменяется1 до наиболее сонорного соседнего звука»2, то на основании принципа сонорности можно сделать вывод, что на месте выпавшего «шва» реализуется наиболее сонорный соседний звук или же происходит его удлинение, т. е. компенсация элизии. При этом удлинившийся сегмент принимает на себя функцию слогообразования. Для определения, какой именно сегмент выступит в роли компенсирующего элемента, Л. Бринк и Й. Лунд приводят шкалу сонорности датских звуков, участвующих в компенсанторных процессах3:
[i̯],[w], [ð]
[l], [ʁ], [j] и не актуальный для современной датской нормы вокализованный вариант фонемы /ɣ/: [ɣ̞]
носовые сонанты [m], [n], [ŋ] и сонант [v]4.
При использовании шкалы сонорности в случаях, когда элизия датского гласного «шва» происходит в позиции между согласными одинаковой степени сонорности, возникают определенные сложности. Л. Бринк и Й. Лунд отмечают, что в этом случае крайне сложно определить на слух, какой именно звук берет на себя функции слогообразования5. Очевидно, что хотя датские лингвисты не обращаются напрямую к морфологическому анализу, вероятнее всего, что правило указания того, какой согласный будет слогообразующим, строится на основе морфологических отношений. В частности, для слов ulden [ˈulən] ‘шерстяной’ и uldne [ˈulnə] ‘шерстяные’, в которых происходит элизия «шва», Л. Бринк и Й. Лунд предлагают транскрипцию для ulden ― [ˈull̩n] и для uldne ― [ˈuln̩]. В данном случае можно сделать предположение о решении лингвистов указать в качестве слогообразующего сонанта первый от конца звук перед редуцированной морфемой: для слова ulden это ― звук [l] корня -uld-, для слова uldne это звук [n], являющийся экспонентом суффикса -n. Иными словами сонант, относящийся к предшествующей морфеме, компенсирует редукцию в последующей морфеме. Таким образом, дальнейшие фономорфологические рассуждения могут привести к идее о фонологическом присутствии «шва» в компенсированном виде (Ю. А. Клейнер)1 или интерпретации «шва» как «фонетического фантома» (Р. Ф. Касаткина)2. Иными словами, будучи компенсированным, выпавший гласный «шва» выполняет свои морфологические функции. При такой трактовке по слогообразующему сонанту проходит морфемный шов, что является аргументом против возможной интерпретации слогообразующих сонантов как факультативных фонем, и, соответственно против придания процессу «ассимиляции «шва»» функционального статуса.
Второй принцип ― «гармония редукции» характеризует общие закономерности, по которым осуществляются комплексные редукционные процессы, затрагивающие несколько звуков. Например, в случае апокопы конечного гласного в слове cirka [ˈsiɐ̯kha]3 ‘приблизительно’ конечный [kh] теряет аспирацию и вместо /k/ реализуется фонема /g/: [ˈsiɐ̯g̊]. Для иллюстрации принципа «гармонии редукции» на примере гласного «шва» Л. Бринк и Й. Лунд используют пример husene [ˈhu:sənə] → [ˈhu:sn̩ə] → [ˈhu:sn̩] ‘эти дома’. Принцип «гармонии редукции» реализуется по Л. Бринку и Й. Лунду с определенной степенью обязательности. В частности, варианты произношения [ˈsiɐ̯kh] и husene [ˈhu:sən] датские фонетисты считают невозможным4.
Третий принцип характеризует соотношение длительности в словах с компенсаторным удлинением сонантом в случае апокопы «шва». Общее правило распределения длительностей в датских словах со слоговым согласным сводится к тому, что после долгого гласного слогообразующий сонант является долгим, а после краткого ― сверхдолгим: mene [ˈme:nə] → [ˈme:n̩] ‘считать, полагать’, minde [ˈmenə] → [ˈmenn̩] ‘напоминать’1.
Отметим, что в датской традиции фонетической транскрипции принято сверхдолгие сонанты обозначать последовательностью. По этому принципу выполнена транскрипция в «Большом датском словаре произношения»2, в материалах корпуса DanPASS3 и в пособиях по постановке произношения Л. Торборг4, широко используемых в педагогической практике. На современном этапе истории датского языка этот вид записи не несет фономорфологической нагрузки, и носит в определенной степени спорный характер. Тем не менее в представленном исследовании в разделе, посвященном анализу кодификационной нормы, используется именно этот тип транскрипции как отражение реальной практики презентации фонетических явлений в словарях и учебниках.
По данным Л. Бринка и Й. Лунда в словах minde и mene, произнесенных двумя дикторами, длительность кластера [n] составляет 220 мс и 180 мс, а кластера [nn̩] ― 220 мс и 255 мс. (Рассматриваемые кластеры находятся в составе отдельных фонетических слов, в которых реализована «ассимиляции «шва»»). Таким образом, фонетически сверхдолгий сонант по длительности превышает долгий на 19% от его длительности.
2.2.2. Фонологическая трактовка процесса элизии шва Х. Басбёла.
Различие слогообразующих сонантов в конце слова по долготе (kone ['kho:n̩] ‘жена’, kunde ['khɔnn̩]5 ‘клиент’; hæle ['hɛ:l̩] ‘укрывать (краденое)’, helle ['hɛll̩]6 ‘убежище, заповедник’) является одним из проблемных вопросов датской фонетики и фонологии.
Рассмотренное в предыдущем параграфе распределение длительностей в слове соответствует древнедатской редукции «шва» и, таким образом, входит в диахронический лимит датской языка как кода. Была предпринята попытка объяснения Х. Басбелом через создание теоретической модели на основе принципа моросчитания.
Анализ с точки зрения соотношения слоговой и мораической структуры применим к латинскому, арабскому языкам и в значительной степени к японскому языку. Как отмечают Х. Басбёл и Н. Грённум, японский язык является прототипическим языком, в котором мора проявляется, как фонетическая единица1. Действительно, понятие моры довольно глубоко рассматривается японскими лингвистами Х. Сиро, А. Хидэё, К. Харухико и др2. Среди современных русских лингвистов, предметом исследования которых является проблематика слога и моры, можно назвать востоковеда С.А. Старостина и японистов Н. И. Фельдмана, Н.А. Сыромятникова и В.В. Рыбина, который понимает мору, как «глубинные фонологические слоги», «тактово-ритимические единицы»3, «сегментные элементы, могущие выступать в качестве отдельных тактовых (ритмических) единиц (например, в мерной речи), в некоторых случаях (в палиндромах, в языковых играх) способные функционировать как отдельный слог, а также являющиеся самостоятельными конституентами слова, которые определяют правила акцентного оформления последнего»4.
Как самостоятельная единица мора характерно проявляет себя в сочетаниях типа [kºsa], и [desº], которые в связи с особенностями акцентно-ритмической структуры японского языка могут быть проскандированы носителями на два такта ku-sa и de-su5.
Таким образом, фонетически односложные слова выступают, как фонологически двусложные. При этом, трактовка слов [kºsa], и [desº], как фонетически односложной, также не является безоговорочной, поскольку в единицах kº, sº имеет место фонологическое присутствие /u/, которое проявляет себя, как отмечает В. В. Рыбин, в спектральных характеристиках kº, sº и в перцепции этих единиц1.
В.В. Рыбин приводит пример из классической японской поэзии, строчку «тарэ-ника мисэн», которая состоит из семи ритмических единиц «та-рэ-ни-ка-ми-сэ-н». Переводчик этого стихотворения И. А. Боронина трактует эти единицы, как слоги, но В. В. Рыбин возражает, что конечное /нъ/ не может претендовать на «статус» слога, и речь идет об иной ритмообразующей единице: «Как же рассматривать «н» в конце строки? По-видимому, «н» (в транскрипции И. А. Борониной) — это конечно-слоговой назальный морообразующий НЪ. Из чего следует, что он не представляет собой полноправного слога, а является маргинальной (финальной, по терминологии С. А. Старостина) морой»2. Статус /n/ в конце строки, соответствующей супрасегментной единице, определяется тем, что фонетический строй японского языка не предполагает консонантизм в завершении слова.
Функциональным трактовкам понятия моры сопутствует также не противоречащее им понимание моры как количественной единицы. «единицы фонологического расстояния (unit of phonological distance)» (Дж. Макколи)3. В пособии С. В. Кодзасова и О. Ф. Кривновой указывается то, что в таких языках, как латынь и арабский, фонематические долгие гласные при расстановке ударения «приравниваются по количеству к внутрислоговому сочетанию гласного с последующим согласным»4. Таким образом, долгий гласный состоит из двух мор, что по количеству равно сочетанию гласного и согласного звуков в конце слога.
К рассмотрению «мораической структуры» датской речи обращается и Н. Грённум, совместно с Х. Басбёлом в рамках эксперимента по изучению корреляции долготы гласных и согласных и появления ларингализации («толчка»)1.
Основные редукционные процессы в современном датском языке по Х. Басбёлу включают в себя два феномена: градацию согласных и «ассимиляцию «шва»». Градацию согласных можно определить как изменение (мутацию) согласных, связанную с образованием микропауз после произнесения согласных звуков и геминацией2. Типичные примеры этого явления долгие согласные в языках уральской семьи – финском (tukkaa, ammattia)3, эстонском, водском и др., а также в ряде палеоазиатских языков. В древнескандинаском языке появление геминации относится к периоду III – IV вв. н. э4. В стародатском языке это явление просуществовало до конца XII в., и к началу XIV века завершился процесс дегеминации. Вместе с тем, историческое явление геминации в позиции после краткого гласного определило акцентно-ритмическую структуру датской речи и обусловило закономерности современной градации согласных. Сонорные согласные в позиции после кратких гласных, не возрастая по длительности5, несут на себе ритмическую нагрузку (одну мору), что в случае элизии конечного «шва» после соноранта дает возможность значительного увеличения долготы их звучания6. Х. Басбёл отмечает, что градация согласных в современном датском языке характерна, как для смычных сонантов, так и для аппроксимантов1.
Н. Грённум и Х. Басбёл выделяют 4 принципа моросчитания для современного датского языка:
«(1) Любой слог, содержащий долгий гласный состоит из двух мор:
[ko:ˀ mu:ˀs bi:ˀl] ko, mus, bil».2 ‘корова’, ‘мышь’, ‘автомобиль’ (дословно: «является “биморным”»)
«(2) Открытые слоги, содержащие краткие гласные состоят из одной моры [du ʁæsyˈme] du, resumé»3 ‘ты’, ‘резюме’ (дословно: «являются “мономорным”»)
«(3) Слоги, содержащие краткий гласный звук, за которым следует не-сонорный согласный состоят из одной моры: [kad hʌf] kat, hof».4 ‘кот’, ‘(королевский) двор’ (дословно, являются “мономорными”)
«(4) Учитывая то, что присутствие толчка и мораическая структура, безусловно, связаны друг с другом, закрытые слоги, содержащие короткие согласные, объединяются в 3 группы:
(a) Если за этими слогами следует сонорный согласный и затем еще один согласный, то они состоят из двух мор (всегда будет присутствовать толчок). hals, amt [halˀs amˀd]»5 ‘шея’, ‘амт’;
« (b) Если за этими слогами следует только сонорный согласный:
некоторые слоги состоят из двух мор (имеют толчок), такие, как [halˀ sœmˀ]»6 hal ‘зал’, søm ‘гвоздь’;
«(ii) другие слоги состоят из одной моры (не имеют толчка), такие, как [tal sœn]».7 tal ‘число, цифра’, søn ‘сын’.
Но, как отмечают сами исследователи, эти правила не являются до конца непротиворечивыми2.
Обратим внимание на то, что в словах kunde ['khɔnǝ] и helle [ˈhɛlǝ] сонанты находятся в интервокальной позиции и носят амбисиллабический характер. В «…датском языке интервокальный согласный, стоящий между кратким ударным гласным и шва является амбисиллабическим, но не долгим)»3, подчеркивает Х. Басбёл. Фонолог приводит также принцип слогообразования PPC-μ-iii,: согласный, примыкающий к краткой гласной создает мору.4. При этом в датском языке, в отличие от ряда европейских языков, таких, как например, шведский или итальянский, мору могут создавать только сонорные согласные. Таким образом, если такие слова, как kappa в шведском или итальянском языках, будут иметь структуру «два слога, три моры», то сходное датское слово kappe [ˈkhɑb̥ǝ] будет иметь структуру «два слога, две моры», поскольку взрывной губно-губной согласный [b̥] в соответствиями с особенностями фонетического строя датского языка не может выступать в качестве образующего мору.
Рис. 2.2.2.1. Акцентно-ритмическая структура датского и шведского слов kappe и kappa (Х. Басбёл).5
В обозначениях, указанных на рисунке:
σ ―вершина слога
σ*―ударный слог
μ ― мора
В свою очередь в словах kunde ['khɔnǝ] ‘покупатель, клиент’ и helle [ˈhɛlǝ] акцентно-ритмическая структура будет аналогичной слову kappa в шведском или итальянском языке:
Рис. 2.2.2.2. Акцентно-ритмическая структура датского слова kunde (Х. Басбёл).1
Рис. 2.2.2.3. Акцентно-ритмическая структура датского слова helle (Х. Басбёл).2
Теперь непосредственно обратимся к примеру Басбёла kone ['kho:nǝ] – ‘жена’ и kunde ['khɔnǝ] ‘покупатель, клиент’. Особенности слого-мораической структуры слова kunde были рассмотрены выше. Объяснение структуры слова kone ['kho:nǝ] – два слога, три моры ― выглядит более очевидным, чем структура слова kunde: долгий гласный состоит из двух мор, «шва» на конце слова из одной моры.
До реализации «ассимиляции «шва»» акцентно-ритмическая структура слов kone и kunde выглядит так:
Рис. 2.2.2.4. Акцентно-ритмическая структура датских слов kone и kunde (Х. Басбёл).1
Следующей фазой процесса «ассимиляции» является выпадение «шва». Затем начинается формирование слогообразующего согласного звука. При этом с точки зрения психолингвистики вступают императивы компенсации, а в рамках структуры слова происходят следующие изменение: «после отбрасывания «шва» немедленно следует образование новой связующей линии от моры к наиболее звучному сегменту, прилегающему к «шва»», то есть количество слогов и мор остается прежним». То есть, в слове kone в результате ассимилятивного процесса на конечный [n] придется только одна мора а в слове kunde – две.
Схема слов kone и kunde после осуществления «ассимиляции» будет выглядеть следующим образом:
Рис. 2.2.2.4. Акцентно-ритмическая структура датского слова kone ['kho:n̩] и kunde ['khɔnn̩] после апокопы /ə/ (Х. Басбёл).2
Методика анализа акцентно-ритмической структуры слов, в которых реализуется компенсаторное удлинение сонанта после полной редукции «шва», предложенная Х. Басбёлом является теоретической моделью принципов распределения длительностей и сонорности в слове, описанных Л. Бринком и Й. Лундом. Наряду с количествыенными отношениями звуков в слове Л. Бринк и Й. Лунд указывают на обязательность «гармония редукции» в слове. Этот принцип определяет качественный фонетический состав слова.
Вместе с тем любые теоретические модели не могут в полной мере отражать артикуляторно-акустические особенности фонетических процессов. В частности, при реализации комбинаторных процессов в контексте сонантов одинаковой сонорности как перцептивное, так и инструментальное выявление слогообразующего сонанта является крайне затруднительным, и в этом случае Л. Бринком и Й. Лундом принимается решение предположительно на основе фономорфологических соображений.
2.3. Выводы.
В качестве объекта исследования, проведенного во второй главе, были рассмотрены основные современные датские комбинаторные фонетические процессы. Большинство этих процессов имеют контекстную обусловленность: рост разнообразия аллофонов гласных зачастую связан с их реализацией в контексте фонемы /ʁ/, а различные варианты лениции согласных зависят от их вокального окружения.
Элементом многих комбинаторных фонетических процессов гласный «шва», который подвергается ассимиляции, полной редукции или редукции с компенсатторным удлинением примыкающего сонанта. Вокализация согласных расширяет возможности для реализации процессов, в которых представлен гласный «шва».
Компенсаторное удлинение сонантов в случаях элизии «шва» является предметом пристального истереса фонетистов и фонологов. В настоящем исследовании были рассмотрены основные принципы, на основе которых, как показано в третьей главе, осуществляется фонетическая интерпретация комбинаторных процессов в источниках кодифицированной нормы.
|
