Скачать 5.62 Mb.
|
§ 4. Традиции демократии в концепции социального конструкционизма Обсуждение оптимальной формы правления и путей устойчивого общественно-политического развития привлекает все большее внимание мыслителей, экспертов, политиков. Особенно эта заметно в России и граничащих с ней государствах, которые некогда были ее органической частью (ныне – все это страны СНГ). Среди различных подходов, в которых фундаментально и авторитетно обосновываются преимущества той или иной политико-государственной концепции, заметно выделяется теория демократии. И тому есть ряд веских причин. Во-первых, страны СНГ сделали исторический выбор в пользу демократического правления, что зафиксировано в их конституциях. Во-вторых, приходится признать, что страны СНГ довольно давно и, скорее всего, безвозвратно утратили монархию того возвышенного типа, который описывал И. А Ильин272. В современных условиях, по крайней мере, в среднесрочной перспективе, реставрация монархии образца и периода Российской Империи не представляется возможной, хотя эта идея имеет довольно много приверженцев. В-третьих, сегодня становится все более очевидным, что существующие формы попечительства (тоталитарные и авторитарные системы) в долгосрочной переспективе теряют эффективность и входят в состояние стагнации и постепенной деградации. Они оказываются не способными привести общество к устойчивому экономическому процветанию и более высокой ступени политико-государственного развития. Напротив, в ряде случаев попечительские системы власти не только пришли в упадок сами, но и нанесли сокрушительный удар по достигнутому уровню социального благосостояния. Причем порой такие системы парадоксальным образом становились на путь самоликвидации и разрушали собственные достижения. Так, коммунистический проект в СССР окончился распадом одного из крупнейших геополитических блоков стран в современной истории. В результате многомиллионные сообщества оказались в условиях политического хаоса и экономической катастрофы. Для осмысления демократии на протяжении столетий выработаны десятки концептуальных подходов, ей посвящено трудно поддающееся исчислению количество теоретических и прикладных исследований, в которых с разных позиций рассматриваются ее теоретические основы, методы и практика ее осуществления в общественно-политической жизни, проблемы и перспективы. Вместе с тем неопределенность, многозначность, дискуссионность и проблематичность концепта демократии не только не уменьшается с появлением новых научных трудов, но, видимо, нарастает. Подтверждением этому парадоксу может служить постоянное расширение перечня ее определений, каковых Д. Колльер и С. Левицки насчитывают порядка 550273. Определяя возможные причины столь высокой степени проблематичности демократии, Р. Даль пришел к следующему выводу: «Комплекс идей, который можно условно назвать теорией демократии … покоится на предположениях и допущениях, которые некритичные сторонники не рассматривают или даже прямо не признают. Эти полускрытые допущения, смутные предположения и замаскированные посылки составляют приблизительно воспринимаемую теневую теорию, которая вечно запутывает ясные, открыто разъясняемые теории демократии»274. Следуя данному тезису, трудности интерпретации концепта демократии обусловлены «запутывающим» влиянием некоторых «полускрытых» элементов и факторов (которые зачастую или не рассматриваются (упускаются из виду) или маскируются) теории демократии на ее «открытые» положения. «Открытые» положения («открытые теории») – это, очевидно, принципы свободы, равенства, толерантности, институты представительства, выборов и т.д., а также их теоретическое обоснование. Именно этим «открытым теориям» и посвящено подавляющее число исследований демократии, находящихся в рамках основной (либеральной) парадигмы. И гораздо меньшее число специалистов (как правило, это ученые, использующие критический марксистский анализ) занимаются изучением «полускрытых» элементов теории демократии и их влияния на демократическую теорию и практику. К упомянутым «полускрытым» факторам, имеющим прямое отношение к теме диссертации, можно отнести три ключевых. Во-первых, тот, на который указал еще К. Маркс, – использование крупными капиталистами демократической доктрины для формирования у эксплуатируемых «ложного сознания» (т.е. идеологии) и поддержания своего господства над трудящимися. Во-вторых, это специфика содержания демократической теории. Дело в том, что последняя фактически, есть корпус концепций либеральной демократии, созданных, американскими, английскими, французскими, немецкими авторами на основе политических традиций своих стран с их специфической общественно-исторической практикой и представляемых в качестве неких универсалий для иных обществ с другими ценностями, историей и культурой, которые условно можно назвать незападными. В-третьих, наличие в этом корпусе концепций двух крупных частей, которые довольно сложно отделить друг от друга: с одной стороны, доктрины демократии, разработанные западными политическими философами для устойчивого развития и благоденствия американских и европейских обществ, с другой – модели демократии и демократизации (вестернизации), фактически созданные для поддержания мировой гегемонии ведущих западных капиталистических держав во главе с США. Поэтому в критическом анализе концепта демократии, связанном с проблематикой незападных стран, необходимо отстраниться от влияния моделей, обосновывающих текущий капиталистический порядок Вашингтона и его союзников, и сосредоточиться на трудах по демократии, созданных незападными авторами на основе общественно-исторической практики и интеллектуальной традиции их стран, не упуская из виду теоретический вклад тех западных ученых, которые не были замечены в создании и поддержке вышеупомянутых моделей вестернизации. Однако такой критический анализ в самом своем начале неизбежно наталкивается на значительную проблему: на сегодняшний день не существует масштабной и комплексной теории демократии, сформулированной для тех стран, которые в диссертации условно названы незападными. Пока в политической науке наличествуют лишь некоторые аспекты подобной теории демократии, разработанные в трудах философов русского зарубежья275. Рассмотрение демократической теории показывает, что подходы к демократии в странах СНГ и других незападных государствах во многом затруднены из-за отсутствия ясного представления о том, что именно можно считать демократией в условиях этих обществ. Кроме того, многие авторы столкнулись с тем, применительно к незападным формам демократии недостаточно обосновать и уточнить (или подвергнуть критике) ряд таких ключевых теоретических положений, как, например: - идеи права и справедливости представляют собой наилучшую основу для формирования общего блага; - правление большинства граждан является самым справедливым способом управления; - цель демократии – это привлечение самого широкого круга индивидов к политике и процессу оптимального распределения ресурсов; - демократические институты основаны на принципах конституционализма, легитимности, свободных выборов, равного участия оппозиции, правления большинства, плюрализма, соблюдения равных прав и свободы граждан и т.д. Более глубокое постижение концепта демократии во всех незападных странах требует понимания и решения проблем, связанных с его институциональной и принципиальной основой, а также общей аналитической оценки хода демократического процесса (как совокупности процедур типа выборов) в реальных условиях и режимах с целью выявления их качественных особенностей, проверки первоначальных гипотез и формулирования сценариев развития. Теоретические сложности при рассмотрении проблематики и особенностей незападных форм демократии можно разделить на две основные группы: противоречия, заложенные в самом демократическом концепте, на что уже неоднократно обращалось внимание в диссертации, и трудности интерпретации и определения самого феномена незападной демократии, в т.ч. обусловленные неразработанностью «незападного раздела» демократической теории. При этом особенно выделяются три проблемы, которые имеют значение и для анализа концепта демократии в целом, и для осмысления незападных его форм: аргументация в пользу демократии как оптимальной формы правления и обоснование принципа большинства; разработка и практическая реализация механизмов и процедур демократического принятия решений (главным из которых является голосование); общая оценка демократичности общества и политической системы. Фактически перечисление сложности можно свести к двум: возможность и целесообразность правления большинства и определение подлинной демократичности. Проблемы, связанные с возможностью и целесообразностью правления большинства, имевшие место еще в Античный период, обострились еще более в Новое время в связи с появлением института представительства, с попытками расширения масштабов демократического правления, с включением в политический процесс множества разнородных акторов с различными интересами, ростом активности меньшинств и т.д. Начиная с конца XIX в. эти проблемы еще более нарастают и серьезно подтачивают основы демократической теории. Как заметил П. И. Новгородцев: «Вместо того, чтобы быть разрешением задачи, демократия сама оказалась задачей»276. Особенно актуальны эти вопросы для стран СНГ, в которых собственные демократические теоретические разработки отодвинуты в сторону, а аутентичный опыт демократической жизни предан забвению. Одно из первых современных обоснований правления большинства (имеющих значение не только для либеральной демократии) сделал Т. Джефферсон. Защищая право всех, без исключения, граждан участвовать в государственном управлении, он писал: «Государство – это моральная проблема и для пахаря, и для профессора. И первый будет решать ее столь же хорошо и зачастую лучше, чем второй, так как его не сбили с толку придуманные правила»277. Позднее Дж. Роулз создал концепцию справедливости, в которой также исходил из посылки равенства людей как моральных личностей и их «способности прийти к разумному пониманию справедливости»278. Аргументы в пользу принципа большинства сформулировали не только политические философы, но и представители математической науки. Так, К. Мэй доказал, что принцип большинства – это наилучший демократический способ принятия решений. Для этого он выделил четыре условия: - определяющее значение (выбор из двух альтернатив ведет к трем результатам: побеждает первая, берет верх вторая, ни одна не выигрывает); - анонимность как абсолютное равенство избирателей (исход голосования не должен зависеть от того, кто конкретно выступает за или против альтернатив); - нейтральность процедуры голосования по отношению к альтернативам (она не должна внутренне и внешне склонять голосующих не в чью пользу); - максимальный позитивный отклик (победа альтернативы, которую предпочитает большинство)279. Таким образом, и философы, и математики, и политики сходятся во мнении, что большинство людей обладают фундаментальных чувством, позволяющим отличить справедливость от несправедливости и способны прийти к общему согласию относительно первого, при этом принцип правления большинства является единственным способом демократического принятия коллективных решений. Под правлением большинства в теории демократии понимается как способ принятия политических решений, согласно которому из ряда альтернатив выбирается то, что получило наибольшую поддержку голосующих, так и система власти, основанная на таком способе принятия решений. В обоих случаях при реализации принципа правления большинства возникают специфические проблемы и трудности, над разрешением которых работают многие известные ученые280. Во-первых, исчисление большинства. Что считать приемлемым для принятия решения большинством: абсолютное большинство, квалифицированное большинство, половина голосов плюс один, две трети, три четверти и т.д. Во-вторых, трудность выбора. При выборе более чем из двух вариантов, в случае, если ни один не получает абсолютного большинства, возникает сложная ситуация. Для ее решения можно использовать принцип Ж. Кондорсе в обобщении американского экономиста К. Эрроу и организовать проведение второго тура и ранжирование. Второй тур представляет собой парное голосование за каждые два варианта, в котором подсчитываются результаты по этим парам. Побеждает та альтернатива, которая выиграла в большем количестве пар. При этом предпочтение может быть отдано той альтернативе, которая не отвечает интересам абсолютного большинства. Более того, в некоторых обстоятельствах сделать демократический выбор невозможно, т.к. возникает т.н. «циклическое большинство», когда в голосовании первая альтернатива выигрывает у второй, вторая наносит поражение третьей, а третья побеждает первую281. Также стоит отметить проблему манипуляций, связанных с процедурами голосования, в которых находит отражение принцип большинства. Детально ее проанализировал американский политолог П. Ордешук. Он создал приближенную к реальным условиям модель выбора между пятью выдвиженцами в кандидаты на пост президента (на предвыборном конвенте Демократической партии в 1992 г.). В рамках модели были выделены пять процедур учета голосов: простое большинство, голосование в два тура, ранжирование мест по очкам (первое место – 4 очка, второе – 3 и т.д.), правило Хара (поочередное исключение наименее предпочтительного), голосование по парам. Перебор комбинаций процедур показал, что для каждого кандидата имеется наиболее выгодное правило, и любой претендент может выиграть, если будет использовано именно то правило, которое для него выгодно. Кроме того, нечестное голосование выборщиков, разумеется, также программирует желательный исход выборов. Таким образом, П. Ордешук приходит к выводу: «Результаты выборов, получаемые с использованием демократических процедур, зависят от стратегической дальновидности голосующих. Если голосующие такой дальновидностью не обладают, результаты окажутся очень чувствительны к применяемым процедурам»282. Еще одна значительная проблема, касающаяся правления большинства – это вопрос компетентности. Выводы Т. Джефферсона, Дж. Мэдисона, Дж. Роулза, расчеты К. Мэя и Кондорсе показывают, что чем больше граждан участвует в процессе принятия решений, тем больше шансов и возможностей найти оптимальное решение, т.к. вероятность компетентности и правоты большинства резко возрастает по мере увеличения числа большинства. Однако большинство в силу разных причин может не обладать должным уровнем компетентности для принятия правильного решения в некоторых сложных и трудных ситуациях, требующих специальных знаний. Но привлечение экспертов или делегирование права принятия решения другим группам ставят под сомнение адекватную реализацию принципов демократии. Равным образом участие экспертов и/или уполномоченных групп не гарантируют принятие верного решения в силу человеческого фактора (ошибка, сговор, лоббирование) и по причине того, что уровень их компетентности снижается в случаях выбора между более чем двумя альтернативами. Стоит отметить и такую проблему правления большинства, как конфликт интересов большинства и меньшинств в рамках одного сообщества. Сложно прибавить что-то новое к выводам А. Лейпхарта, детально исследовавшего эту проблему. С одной стороны, во избежание недоразумений и проявлений тирании, правление большинства имеет пределы, коренящиеся в самой демократической культуре и зафиксированные в нормативно-правовых актах. С другой стороны, права меньшинств гарантируют специальные процедуры, включающие право вето, пропорциональное представительство, судебное вмешательство и т.д. Такую демократию сдержек и противовесов Дж. Сартори афористически определил как систему правления большинства, ограниченной правами меньшинства283. Однако на повестку дня выходит проблема «тирании меньшинств», которая ведет к расшатыванию демократической традиции вплоть до ее обрушения. В завершении рассмотрения ключевых теоретических проблем правления большинства и демократии, имеющих значение для предмета диссертационного исследования, необходимо дать опровержение распространенному тезису о том, что в процессе глобализации и перехода к постиндустриальному типу общества исчезают историко-культурные (или цивилизационные) особенности, и мир становится единообразным. В действительности, многочисленные события демонстрируют обратное: усиливаются политико-экономические противоречия не только на границах разных цивилизаций (на «культурных разломах»), но и между конкурирующими элементами одной ценностной системы (например, в исламском мире между суннитскими и шиитскими сообществами). В частности, к выводу о нарастании различий в культурных доминантах между развитыми и развивающимися странами приходят Р. Инглхарт и К. Вельцель284. По оценке А. С. Панарина, «…вопрос о цивилизационной идентичности России, о её праве быть не похожей на Запад, иметь собственное призвание, судьбу и традицию, на наших глазах превращается в вопрос о нашем праве на существование вообще, о национальном бытии как таковом»285. Поэтому, несмотря на глобализацию, «постиндустриализацию» и другие подобные процессы, исторические, культурные, национальные особенности не просто продолжают играть важную роль в политике, но и в ряде случаев их значение может усиливаться. Например, это утверждение справедливо в связи с постоянным увеличением населения развивающихся стран, что соответственно, ведет к нарастанию и количества носителей традиционных ценностей, в то время как число приверженцев постиндустриальных принципов (население развитых стран) неуклонно сокращается. Непреходящее значение историко-культурных особенностей особенно ярко проявилось в «третьей волне» демократизации как процессе, тесно связанном с глобализацией. Действительно, в этот период (конец 1980-х – начало 1990-х гг.) демократизация как один из основных глобальных (и глобализационных) трендов в разных странах проходила специфически и привела к различным результатам. При этом важную роль сыграло соответствие модели осуществления демократии истории и культуре общества. Так, в являющихся окраиной Запада Латвии, Литве и Эстонии относительно легко удалось построить демократический порядок в соответствии с теорией и стратегией, разработанными американскими и европейскими экспертами (причем во многом по причине того, что эти страны добровольно оказались в зависимости от капиталистического центра). Иная ситуация сложилась в Белоруссии и России, а также в Грузии, Молдавии, Украине и других странах бывшего СССР, которые, скорее, отнести к классу незападных государств. Важная тема определения корректной концепции демократии для конкретного сообщества оказалась за пределами внимания политиков, экспертов, гражданских активистов в СССР в конце 1980-х – начале 1990-х гг. Вместо скрупулезного поиска и подробного детального обсуждения пути политической модернизации, была наспех собрана новая политическая система по усредненному западному образцу, принятому за универсалию. Не имея оснований в истории и культуре, не получив должного идейно-теоретического обоснования, эта система не была воспринята ни правящим классом, ни народом. Современная история дает еще одну примечательную иллюстрацию того, как игнорирование национальных особенностей и стремление во что бы то ни стало построить западные институты стали одними из главных скрытых причин серьезных политических волнений. Так, украинские события последних лет демонстрируют значительные трудности и противоречия в случае, когда выбор той или иной демократической модели не соответствует ожиданиям и ценностным ориентациям значительной части общества. Отечественные мыслители, основываясь на опыте западных стран, внесли заметный вклад в критическое обсуждение проблематики правления большинства и демократии. Н. А. Бердяев, И. О. Лосский, П. И. Новгородцев и др. философы. Они показали и осмыслили причины и следствия крупных проблем, возникших в западных обществах вследствие тотальной секуляризации, механистической рационализации и атомизации общества286. Однако предложенные ими идеи и решения (в частности, возвращение к духовному началу) не были замечены западными авторами и были упущены из виду большинством исследователей стран СНГ. Поэтому еще более актуализируется необходимость разработки нового концептуального подхода к демократии в странах СНГ с учетом их наследия. Таким образом, сверхактуализируется вопрос о том, какая из концепций и форм демократии может быть наиболее адекватна для народов СНГ, которые имеют общую историю, схожие элементы культуры, политический и экономический опыт взаимодействия. В первую очередь речь идет о Белоруссии, России, Украине. В этой же группе возможно нахождение Армении и Грузии в связи с целым рядом общих историко-культурных параметров. Кроме того, здесь же можно рассматривать Казахстан и Киргизстан как наиболее светские государства с устойчивыми и значительными связями с вышеперечисленными странами и особенно с Россией. Новый этап формирования теории демократии для незападных стран и, в частности, СНГ может быть связан с введением в нее методологии социального конструкционизма. Такие его разработчики, как П. Бергер, Т. Лукман, Р. Серл и другие авторы предложили систему категорий287, которые могут быть продуктивно использованы для анализа концепта демократии. Одно из центральных понятий социального конструкционизма – это «институциональный факт», т.е. составной элемент социальной реальности (идея, принцип, институт), появившийся в результате коллективных соглашений. В отличие от материальных («грубых») фактов, представляющих собой часть мира, институциональный факт является таковым вследствие коллективного соглашения288. Возникновение институционального факта связано с назначением объекту определенной функции наблюдателем, который исходит из своих интересов (или группой, соответственно, исходящей из групповых интересов). Р. Серл называет назначенные и связанные с интересами наблюдателя функции агентивными, а те функции, которые отражают естественные процессы и свойства, – неагентивными289. Процесс назначения функций осуществляется по формуле «X нужно считать Y в контексте C». При этом особое значение имеет «коллективная интенциональность», понимаемая как «характеристика представлений, благодаря которой они относятся к чему-то или направлены на что-то», как «способность разума представлять объекты и состояния мира по другому, чем они есть сами по себе»290. Как указывает Р. Серл, коллективную интенциональность определяет «чувство совместной деятельности (желаний, верований и т.д.)»291. Таким образом, «коллективная интенциональность назначает новый статус к некоторому явлению и этот статус имеет соответствующую функцию... Это назначение создает новый факт, институциональный факт, новый факт, созданный в соответствии c человеческим соглашением»292. Ключевое событие в создании институциональных фактов – это «наложение коллективно признанного статуса, к которому прикрепляется агентивная функция особого рода» – «статус-функция»293. Касательно статус-функций особо подчеркивается, что они – «это предмет власти... Структура институциональных фактов – структура отношений власти, включая негативные и позитивные, условные и категоричные, коллективные и индивидуальные полномочия»294. Рассмотрение одной из основных категорий социального конструкционизма (статус-функции) как предмета власти открывает широкие возможности применения социального конструкционизма в политическом анализе вообще и в анализе демократии, в частности. С точки зрения социального конструкционизма демократические институты (советы, выборы, конституция и т.д.) есть институциональные факты, чье значение определено особой договоренностью (и назначением агентивных и статус-функций), которая поддерживается всеми членами общества (коллективной интенциональностью). Важно подчеркнуть, что институциональный факт существует только в рамках социальных институтов. Для определения таковых авторы сформулировали понятия правил «регулятивных» и «конструктивных». К регулятивным правилам относятся те предписания, которые только упорядочивают и регламентируют что-либо (например, правила дорожного движения). Конструктивные правила не просто регулируют что-то, но «создают саму возможность некоторых действий»295. Так, демократические институты являются наборами конструктивных правил, регламентирующих политическую жизнь и в то же время способствующих ее постоянному развитию в заданных условиях. Иллюстрацией здесь может служить высказывание: «Верховный Совет СССР (X) нужно считать высшим органом законодательной и представительной власти (Y) в СССР (C)». Руководствуясь Конституцией СССР 1977 г., «Верховный Совет СССР (X) нужно считать социалистическим демократическим институтом (Y), обеспечивающим существование социалистической демократии (С)». В социальном конструкционизме институциональные факты считаются вторичным феноменом по отношению к социальным действиям, т.к. первые создаются для обеспечения последних, «чтобы обслуживать агентивные функции и не зависеть от нас лично»296. Действительно, сам по себе институциональный факт проявляется только в социальных действиях и имеет значение только тогда, когда реализуется на практике, непрерывно используется в общественной жизни. Р. Серл указывает, пока «люди продолжают признавать X как имеющий статус-функцию Y, институциональный факт создается и поддерживается»297. Например, принципы и механизмы демократии только тогда имеют значение и эффективность, когда реально реализуются и функционируют в общественно-политической жизни. Кроме того, постоянное осуществление демократии и составляющих ее институциональных фактов является главным признаком того, что демократия не исчезла, не устарела, но существует, регулярно воспроизводится и возобновляется. Первичность демократической жизни как социального действия – это положение, которое может быть названо эффективностью демократии (как совокупности институциональных фактов). Институциональные факты характеризуются рядом важных отличительных свойств. Видимо, первой в этом ряду стоит назвать «самореферентность»298 или рассмотрение некоего феномена в обществе именно как этого феномена. Иными словами, для того, чтобы некий феномен соответствовал своему определению, он должен восприниматься и/или использоваться согласно этому определению в рамках данного общества. И так же как общества различаются между собой, могут различаться интерпретации и способы практического осуществления институциональных фактов. Например, понятие демократии в трактовке конкурентного элитизма является основой для рассмотрения современной демократии в ведущих капиталистических системах. Однако это же понятие не могло бы считаться демократией в древних Афинах и других древнегреческих полисах, т.к. в этих сообществах в те времена под демократией понимали иные политические формы (а именно прямое самоуправление граждан). Точно так же демократические институты, созданные и функционировавшие в СССР и считавшиеся в советском обществе таковыми (советы, представительство трудовых коллективов), на Западе воспринимались не как элементы демократии, а как атрибуты тоталитарной системы. Определение самореферентности институциональных фактов зависит от их кодификации: «Если рассматриваемый институт кодифицируется в «официальной» форме… тогда рассматриваемая самореферентность – свойство типа. Если он неофициальный, не кодифицируемый, то самореферентность применяется к каждому экземпляру»299. Следовательно, кодификация означает принадлежность института к какому-либо общему типу, а ее отсутствие свидетельствует о том, что данный феномен – единичный экземпляр. Современные демократические институты – это в любом случае кодифицированные феномены, относящиеся в самом первом приближении к одному из двух основных типов: западному (например, парламент) и незападному (например, советы). Следующим свойством институциональных фактов является то, что они могут существовать только в совокупности отношений и причинно-следственных связей с другими институциональными фактам и «всегда конструируются социальными действиями»300. Это очевидно при рассмотрении демократии: высшие должностные лица или политические группы приобретают власть в рамках системы представительства, которая может быть реализована посредством выборов, в свою очередь выборы нуждаются в организации согласно избирательному законодательству и т.д. Еще одно свойство институциональных фактов состоит в том, «что большинство из них, могут быть созданы явно перформативными высказываниями»301 или декларациями. Другими словами, для создания институционального факта достаточно заключить коллективное соглашение согласно формуле «X нужно считать Y в контексте C». Логика социального конструкционизма предполагает весьма интересную характеристику институциональных фактов – это возможность злоупотребления ими, порождаемую некоторой неясностью, обусловленной способами употребления и соотнесения с другими феноменами. Применительно к демократии это характеристика иллюстрируется, например, существованием авторитарных концепций, использующих лексикон демократии для легитимации единоличной власти правителя. Также примером может служить применение концепта демократии для поддержания мировой гегемонии США, для обеспечения функционирования капиталистической системы и т.д. Авторы социального конструкционизма отводят очень важную роль языку, рассматривая его как «базисный социальный институт»302, т.е. первичную систему по отношению к прочим социальным институтам ввиду того, что люди мыслят, используя слова и понятия (а не образы, материальные предметы или что-то другое). Следствием этого тезиса является то, что «институциональные факты зависят от языка» или, другими словами, «мысли, которые конструируют институциональные факты, зависят от языка»303. Продолжая эту логику, можно утверждать, что особенности конкретного языка определяют специфику институциональных фактов в обществе носителей данного языка. Поэтому грамматические и иные характеристики того или иного языка могут влиять на интерпретацию демократии, осуществляемую в рамках этого языка. Это положение помогает понять существующие различия в толковании демократии в разных обществах: разные люди, используя разные языки, создают, соответственно, разные демократические идеи; в свою очередь, использование разных языков порождает и разную практику осуществления демократических идей. Здесь показательно, что в английском языке демократия называется “democracy”, а в русском политико-философском лексиконе выработано понятие «народоправство». Для формирования новых институциональных фактов значение имеют институциональные факты особого рода – языковые паттерны304, понимаемые как общие шаблоны или формы с уже существующей статус-функцией, как выражаются сторонники социального конструкционизма. Например, для формулирования определения демократии исследователю необходимо прибегнуть к помощи других идей и понятий, которые уже известны и понятны. Авторы подчеркивают возможность «различных вариантов связи между условиями, определяемыми X термином, и функцией, определяемой Y термином» т.к. «культуры отличаются в стандартах, которые они требуют для реализации одинаковых или подобных функций»305. Это означает признание различий в институциональных фактах, интерпретируемых в разных языках и культурах. Поэтому, следовательно, в разных языках и культурах возможны и различия в интерпретации демократии. Рассмотрение власти занимает особое место в социальном конструкционизме, как отмечалось выше. Р. Серл пишет: «Все, что мы ценим в цивилизации, требует создания и поддержания институциональной власти через коллективно наложенные статус-функции… Институциональная власть массивная, повсеместная и обычно невидимая, проникает в каждый уголок нашей социальной жизни и она не угроза либеральным ценностям, но скорее предварительное условие их существования»306. Власть социальном конструкционизме понимается в двух аспектах: символическом (возможность представлять действительность с помощью речи или невербальных моделей) и деонтическом (регулирование отношений между людьми). Деонтическая власть делится на две основные категории: положительные возможности (обладание способностью делать то, что при неимении данной власти невозможно делать) и отрицательные возможности (обязанность делать то, что при отсутствии данного типа власти не делалось бы или же запрет на выполнение какого-то действия), в целом составляющие т.н. «конвенциональную власть», отличную от применения насилия307. Сущность конвенциональной власти поясняется следующим образом: «Она существует только тогда, когда где есть некоторый акт или процесс создания… Два основных способа конвенциональной власти, когда мы налагаем разрешение на агента и когда мы налагаем требование на агента и они могут быть определены в одинаковых терминах, плюс отрицание»308. На основе этих рассуждение предлагается формула власти (или формула создания «институциональной действительности»): «Мы коллективно принимаем, подтверждаем, признаем, и т.д., это (S имеет власть (S делает A))» или в кратком виде «Мы принимаем (S, имеет власть (S, делает A))»309. Примечательно, что здесь речь идет именно о демократической власти. Кстати, обсуждая демократические способы создания институциональных фактов, Р. Серл пишет, что один из таковых – это делать так, как будто институт, которого еще нет, уже существует. И иллюстрируют это случаем с Декларацией о Независимости США в 1776 г.310 Итак, тезисы социального конструкционизма позволяют рассматривать концепт демократии как систему институциональных фактов, сконструированных путем назначения статус-функций в виде коллективных соглашений в ходе совместной жизнедеятельности индивидов. Каждое общество интерпретирует демократию, основываясь на особенностях своего языка, истории, культуры, и считает демократией только то, что представители нации определяют и поддерживают как демократию. В целом, при помощи методологии социального конструкционизма можно обновить рассмотрение демократической теории, расширить ее горизонты и сформулировать базовые аспекты теории демократии для незападных стран. Обоснованию демократии для незападных стран значительно способствует еще один подход, предложенный, в частности, Дж. Стаутом. В его центре находится следующий тезис: «Демократия… как раз и есть традиция. Она прививает нам определенный стиль мышления, отношения к различиям и власти, проявляемого в политических рассуждениях, любовь к определенным благам и добродетелям»311. Автор поясняет, что этическая сущность демократии «более касается устойчивых позиций, долговременных забот, предпочтений и стиля поведения, нежели споров о концепции «справедливости» в том смысле, какой придает этому понятию Ролз. Тезисы о нейтралитете государства и дихотомии целесообразности и традиции не следует воспринимать как ее определяющие черты»312. При этом делается специальная оговорка, что «либерализм в духе Ролза не должен восприниматься как ее официальная эмблема»313. Демократия рассматривается Дж. Стаутом как историческая традиции «аргументации, намерений и отношений, общих для всего народа»314. Для разъяснения этой интерпретации автор использует концепцию гражданской нации, в центре которой «находится деятельность, являющаяся общей, образующая фундамент политического сообщества»315. В свою очередь, такая деятельность означает «процедурные моменты» и «нормативные требования», которые, с одной стороны, «укоренены» в этой же деятельности (и «задают направление дискуссий»), с другой – «сами непрерывно ставятся под сомнение, подвергаются пересмотру и не являются полностью определяющими»316. Таким образом, заключает автор, категория исторической традиции необходима для того, чтобы увидеть нормативные требования в фокусе. Следовательно, понимание демократии как исторической традиции также позволяет рассмотреть ее истоки, динамическое развитие и перспективы в определенном общественно-историческом контексте. В историческом измерении демократическая традиция, по мнению Дж. Стаута, имеет два аспекта. Первый – это «образ мышления и дискуссий об этических материях, который неявно заложен в поведении рядовых граждан»317. Второй – «деятельность интеллектуалов, которые пытаются извлечь пользу из такого образа мышления и дискуссий на основе рефлексивного, критического видения»318. Дж. Стаут подчеркивает: «В центре демократического мышления, насколько я понимаю смысл этого понятия, лежит идея сообщества граждан, которые обсуждают друг с другом разделяющие их этические проблемы, в первую очередь, дискутируют о справедливости или достоинстве политических договоренностей. Отсюда следует, что людям стоило бы прийти к согласию о форме этической дискуссии, способе обмена мнениями об этических и политических проблемах. Я хочу доказать: демократическая практика приведения этических резонов и отстаивания их есть то, в чем жизнь демократии отражается в первую очередь. Демократия – это не пустые разговоры. Так, например, время от времени она предполагает многочисленные шествия. Но ни одна форма этической жизни не порождает такого количества бесед с участием такого числа людей, как это происходит в современной демократии. В демократическом дискурсе находят свое выражение требования и доводы участников маршей протеста. Редко бывает так, чтобы протестанты только шли. Они несут лозунги, которые говорят о чем-то. Они распевают песни с определенным содержанием. И они идут туда или оттуда, где произносятся речи»319. При анализе демократии как традиции особое внимание обращается на то, что «демократия подразумевает субстантивные нормативные обязательства, но не предполагает заранее установления классификации наших ценностей. Не претендует она также и на спасение человечества от греха и смерти. Она принимает как должное то, что разумные люди будут отличаться в своих представлениях о благочестии, своих основаниях для надежды, своих конечных интересах, и в своих догадках о спасении. Однако демократия полагает, что люди, расходящиеся по таким вопросам, все еще могут в доступной друг другу манере обмениваться доводами, сотрудничать в выработке политических договоренностей, соблюдать справедливость и порядочность в отношениях друг с другом, не идя при этом на компромисс с честностью. Сотрудничающие демократические граждане также стремятся думать о более возвышенных вопросах, чем политика, и не ожидают, что все будет так, как они хотят, по каждому вынесенному на рассмотрение публики вопросу»320. Демократия выступает залогом сохранения базовых ценностей общества и даже более того – гарантией его выживания: «Членам моего местного сообщества становится очевидным, что если мы не будем вести себя как группа, имеющая общую практику, которой мы все дорожим, включая дискурсивную практику ответственности друг перед другом, мы утратим то, что ценим. Чтобы выжить как сообщество, мы должны идентифицировать себя с группой, которую составляем, и в соответствии с этим действовать»321. Дж. Стаут указывает, что в условиях крупных и многосоставных обществ «преданность демократической культуре предполагает, что правительства на всех уровнях должны предпринять шаги для организации объединяющих видов деятельности, если хотим, чтобы гражданское общество и отождествление с общиной в целом выдержали рост этнического и расового самосознания»322. Видимо, основным условием сохранения демократии в рассмотрении Дж. Стаута является «приверженность демократическим ценностям» большинства людей323. И эта приверженность «обязательно коренится в жизни народа, в манере поведения людей»324. На опыте США автор поясняет: «Тип сообщества, который демократам следовало утверждать на местном, штатском и национальном уровне политики, должен подразумевать общее обязательство перед Конституцией и демократической культурой. В Америке эта культура состоит из ряда свободных и непрерывно меняющихся социальных практик, включающих такие виды деятельности, как вышивание, бейсбол и джаз. Но его центральным и определяющим компонентом является дискурсивная практика ответственности друг перед другом за совершаемые поступки, принимаемые обязательства и за то, какими людьми мы становимся»325. Распространяя эту логику на практику обществ России и других стран СНГ можно утверждать, что их демократическая культура содержит в себе такие социальные практики, как литература и рок-музыка326. Итак, в условиях утраты монархии и снижения эффективности тоталитарных и автократических систем, несмотря на доминирование западной парадигмы, концепт демократии является весьма перспективным для России и других стран СНГ при условии его более широкого рассмотрения, отвлечения от иллюзий и стереотипов и с учетом имеющихся проблем и противоречий теоретического и практического характера. Такое рассмотрение оказывается возможным при использовании социального конструкционизма. С позиции социального конструкционизма демократия представляет собой систему институциональных фактов, сконструированных как коллективные соглашения в ходе совместной жизнедеятельности индивидов и детерминированных историей и культурой нации. В каждом обществе демократией считается только то, что его представители признают за демократию и поддерживают как демократию, исходя из традиций двух основных типов: интеллектуальной (особого теоретического подхода к народовластию, выработанного мыслителями данного сообщества) и деятельностной (специфического демократического поведения представителей этого сообщества). В свете изложенного в диссертации можно определить два основных критерия демократичности общества, базирующиеся на его традициях: осуществление свободной дискуссии и обмена мнениями по вопросам общественно-политического развития; наличие в обществе ориентаций на сотрудничество и консенсус. Эти критерии в современных условиях могут быть дополнены еще двумя: всеобщее избирательное право; господство правительства, получившего полномочия в результате свободного и честного волеизъявления большинства; конституционализм и решающее значение права. |
Внедрение процедур орв в государственное управление стран Восточной... Внедрение процедур орв в государственное управление стран Восточной Европы и СНГ (Рабочие материалы по проекту Сравнительный анализ... |
Российской Федерации Российская академия медицинских наук Ассоциация... В 2010 году городу Уфе выпала честь принять у себя XVII конгресс хирургов-гепатологов стран СНГ |
||
Ассоциация гепатопанкреатобилиарных хирургов стран СНГ российское... Приняты на совместном заседании Российского общества хирургов и Ассоциации гепатопанкреатобилиарных хирургов стран снг, совещание... |
Генезис и современные проблемы права методологический и культурологический анализ «Ваше дело как юристов – видеть связь между вашим конкретным фактом и зданием всей вселенной» |
||
В целях качественного проведения анализа в методологические работы... Снг, так методы экспертного опроса и интервью с представителями органов власти, бизнеса, гражданского общества и научно-образовательного... |
Валютный клиринг: Мировой опыт и его значение для стран СНГ Транспортно Клиринговая Палата – как пример реальной работы по средствам валютного клиринга |
||
Современные тенденции занятости в центральной азии В современных условиях развития стран СНГ по региональному принципу в центрально-азиатском регионе повышается роль совокупного потенциала... |
Учебное пособие для студентов психологических специальностей Балашов С44 Психолого-педагогическая коррекция: теоретико-методологический аспект : учеб пособие для студ психол спец. / Е. М. Скотарева.... |
||
Правительство Российской Федерации Федеральное государственное автономное... Результаты исследования расширяют знания в области истории консервативной политической мысли России; вносят вклад в развитие теории... |
Опыт стран центральной и восточной европы и СНГ |
||
Диссертация тема: Обеспечение национальной безопасности рк в контексте... Тема: Обеспечение национальной безопасности рк в контексте интеграционных связей стран СНГ (с 1991-2001г г.) |
Выпускная квалификационная работа Среди проблем глобального масштаба, вызывающих обоснованную тревогу человека, одной из главных является продовольственная. Продовольственная... |
||
Клинические рекомендации по хирургическому лечению больных хроническим панкреатитом Приняты на пленуме правления Ассоциации гепатопанкреатобилиарных хирургов стран СНГ тюмень |
Отчет общества Предварительно рассмотрен и утвержден Советов директоров ОАО «автогаз» «Газпром», которое является основным его акционером. В число других входят 82 акционера из России и стран СНГ. Оао «Автогаз» зарегистрировано... |
||
Облегчение таможенных формальностей для граждан, совершающих поездки... Совета руководителей таможенных служб стран СНГ. В сообщении пресс-службы министерства доходов и сборов Украины, распространенном... |
Электроэнергетический Совет Содружества Независимых Государств Исполнительный комитет ээс СНГ Нтд разработан: Комиссией по координации сотрудничества государственных органов энергетического надзора государств-участников СНГ... |
Поиск |