Демократия как проблема политической мысли стран снг: теоретико-методологический анализ
|
Скачать 5.62 Mb.
|
| § 2. Актуальные теоретические подходы к демократизации в незападных странах Исследование теории демократии, особенно применительно к посттоталитарным странам, предполагает обращение к основным концепциям, в которых раскрываются предпосылки, условия, процесс установления демократии – к методологии демократизации (политической транзитологии) незападных сообществ. Такие концепции представляют собой системы взлядов, сформулированные западными авторами или для осмысления процессов, происходящих в незападных странах, или для установления контроля над ходом этих процессов. Соответственно, результат демократизации может трактоваться двумя способами. Во-первых, как формирование работоспособной демократической социально-политической структуры, реализующей в своей деятельности идеалы демократии в интерпретации, соответствующей истории и культуре данного общества («органическая» демократизация). Речь идет о длительном и сложном процессе самостоятельного демократического развития, в ходе которого в обществе путем коллективных соглашений создаются, приобретают поддержку и получают широкое распространение оригинальные институциональные факты демократии (например, советы, парламент и т.д.). Во-вторых, как построение политической системы по сценариям западных технологов («технологическая» демократизация). Иными словами, происходит импорт и освоение не только политико-государственных моделей, но и системы ценностей из тех обществ, которые заняли ведущие позиции в мире и стремятся сохранить это положение (в том числе за счет конструировании благоприятной внешней среды путем приобщения к своей системе ценностей). Вторая трактовка отражает наиболее широко распространенные процессы реформ, произошедшие после распада социалистического блока стран и диссоциации СССР. В критическом антиимпериалистическом рассмотрении эти процессы в большинстве своем означают установление зависимости незападных государств от западного капиталистического центра122. В некоторых иных случаях указанные процессы – это формальная инкорпорация отдельных небольших и не обладающих потенциалом государств (например, Латвия, Литва, Эстония и др.) в капиталистический центр для решения его стратегических геополитических задач. В данном параграфе с учетом этих двух трактовок целесообразно проанализировать теоретические основания демократизации с целью выявления положений, существенных для «органической» демократизации и определения методологических проблем адаптации концепций демократизации в странах СНГ. Для начала необходимо рассмотреть базовые аспекты теории демократизации. Ф. Вильмар описал демократизацию как «совокупность всех действий и процессов, направленных на замену авторитарно-иерархических форм власти и внедрение общественного контроля, самоопределения и механизмов базисного управления»123. В целом, теории, в которых осмысливается смена политических режимов, в академической среде принято подразделять на две группы. Д. Хьюз обозначает первую группу как функционалистскую, вторую – как генетическую124. В свою очередь, А. Ю. Мельвиль называет первую группу структурной, вторую – процедурной125. В функционалистской (структурной) группе теории определяющее значение имеют экономические и социо-культурные факторы. В генетических (процедурных) концепциях в центре внимания находится сам процесс политической трансформации. Как известно, одним из первых предпосылки демократизации начал исследовать С. Липсет в конце 1950-х гг. На материалах эмпирического сравнительного исследования политической практики стран Запада он впервые теоретически доказал связь между уровнем экономического развития государства и возможностью установления в нем демократического порядка: «Чем более богата нация, тем более вероятно, что она поддержит демократию»126. Этот вывод стал одним из самых известных тезисов транзитологии и позволил определить рецепт установления народовластия. Однако за лаконичной формулировкой многие ученые не смогли разглядеть всю глубину идеи и восприняли тезис как простую констатацию зависимости между увеличением доходов граждан и ростом демократизации. По этому поводу политологи из Швейцарии и Германии Д. Вучерпфенниг и Ф. Дойч отмечают: «Представляется, что Липсет чаще цитируется, чем читается»127. Действительно, сам С. Липсет подчеркивал невозможность вычленения какого-либо одного главного фактора из комплекса различных аспектов экономического развития (богатство и образование, индустриализация, урбанизация)128. Более того, политический социолог считал, что подлинная демократическая модернизации происходит не просто в процессе экономического развития, но также в ходе трансформации социальных условий и в развитии политической культуры. Например: «Образование работника содействует установлению широких контактов с разнообразными общественными группами… в связи с чем работники более восприимчивы к демократическим ценностям»129. Этими словами имплицитно передается идея о решающем значении среднего класса (буржуазии) как актора перемен, о чем впоследствии заявил Б. Мур младший, который считал, что экономическое развитие не обязательно является залогом успеха демократии. Этот политический социолог, как и С. Липсет, подчеркивал решающую роль среднего класса в процессе масштабных демократических преобразований: «Нет буржуазии – нет демократии»130. Кроме того, он выявил пять факторов, та или иная взаимная конфигурация которых определяет путь политической модернизации (либерально-демократический, фашистский и коммунистический): распределение ресурсов между элитами, экономическое благосостояние землевладельческой аристократии, расположение классов, распространение власти между классами и независимость структур государственной власти по отношению к господствующему классу131. Исходя из этих факторов, Б. Мур понимал механизм перехода политической системы из одного режима в другой как распределение власти внутри нее под воздействием особенностей ее взаимодействия с внешней средой. Поэтому «экономическое развитие как сопокупность параметров индустриализации, урбанизации, материального благосостояния, образования можно определить лишь как связующую переменную, которая является частью более обширного комплекса благоприятных условий для демократии», как указал американский политолог Г. Китчельт132. Таким образом, С. Липсет и его последователи убедительно доказали ранее известную, но никак не обоснованную позитивную корреляцию между совокупностью факторов социально-экономического развития, включающей характеристики индустриализации, урбанизации, материального благосостояния граждан, образования. Этот тезис во многом определил развитие транзитологии. Однако впоследствии многие исследователи народовластия, которые наследовали описанный подход, делали выводы и прогнозы, основываясь преимущественно на экономических параметрах процесса политического развития, часто без учета фактора политической культуры. Этому во многом способствовали понятность, доступность, точность количественных индикаторов (рост доходов, численность среднего класса и др.), которые легче измерять, чем трудно интерпретируемые и верифицируемые концепты политических убеждений, ценностей, установок, предрасположенностей, составляющих политическую культуру. Такой вывод может быть проиллюстрирован исследованием У. Ростоу, который на базе исследований политической модернизации Западной Европы и Северной Америки, заключил, что экономическая модернизация прямо и неизбежно приводит к демократии. Он выделил шесть правил для эффективного установления работоспособного демократического режима: «мобилизацию всех талантов и ресурсов для модернизации страны; осуществление модернизации в соответствии с культурой и традициями страны и превращение ее в национальную идеологию; обеспечение высоких и устойчивых темпов экономического роста и концентрацию на общественных целях; достижение компромисса при осуществлении политики; повышение участия населения в решении проблем страны; разумную внешнюю политику»133. Таким образом, важнейшими условиями последовательно разворачивающего по определенным этапам процесса демократических преобразований являются экономический рост государства и мобилизация граждан в широком смысле (активное участие в политике, экономике, общественной жизни). Эти идеи стали существенным вкладом У. Ростоу в теоретико-методологическую базу демократизации. Однако, как отмечалось выше, за пределами модели осталось решение одной из базовых проблем демократии, а именно – совершенствование политической культуры (особенно в части утверждения ценностей демократии) у рядовых участников модернизируемых сообществ. Как показывает практика Австралии, Дании, Канады, Новой Зеландии, Норвегии, США, Швейцарии, Швеции фактор политической культуры может иметь одно из решающих значений в поддержании демократии в аграрных странах, а не в урбанизированных и индустриализованных134. Речь идет о том, что в перечисленных государствах демократический порядок укоренился благодаря политическим убеждениям и предпочтениям граждан – владельцев фермерских хозяйств, – но не росту городов и увеличения количества промышленных предприятий135. На фактор политической культуры одними из первых обратили внимание Г. Алмонд и С. Верба, которые убедительно обосновали взаимосвязь между уровнями развития политической культуры и установлением и поддержанием демократии. Особое значение их труда состоит в том, что они провели сравнительное исследование политических ориентаций западных наций (агличан, немцев, итальянцев) и незападного общества (мексиканцев). Подробнее этот вопрос целесообразно рассмотреть в разделе диссертации о политической культуре. В целом, с самого начала центром теории демократизации стал основанный на опыте западных стран тезис о том, что переход к демократии – это определенный процесс с четко вычленяемыми этапами, линейно следующими один за другим. Сейчас очевидно, что этот подход отличается чрезмерной умозрительностью, технологическим детерминизмом, односторонностью (принятие сценария модернизации больших стран Запада как универсального), в нем не раскрываются скрытые факторы политических изменений, что существенно сокращает его познавательные возможности и перспективы. Не всем исследователям удалось избавиться от этих ограничений. Именно технологический детерминизм, фиксация определяющего значения экономического развития для демократии, западоцентричное, линейное, механистическое понимание (не учитывающее скрытые и обусловленные историей и культурой конкретного государства факторы политических изменений) процесса общественно-политического развития стали родовой отметиной очень многих теоретических работ в области демократизации. Именно такое рассмотрение стало основанием для разработки моделей политического перехода под контролем иностранных политических технологов с целью установления зависимых политических режимов, которые, в частности, нашли применение в постсоветских странах (особенно в Латвии, Литве и Эстонии, а также в Грузии, Молдавии, Украине). И здесь иллюстрацией может служить научная и практическая деятельность политолога и сотрудника американского правительства С. Хантингтона. Этот ученый обратил внимание на определяющее значение стабильности в период транзита политической системы для правильного формирования и устойчивого развития политических институтов. Этот политолог предостерегал против чрезмерного роста гражданской активности, который может разрушить новые, неокрепшие политические институты и вызвать общественные волнения: «Может быть порядок без свободы, но не может быть свободы без порядка»136. Критическое отношение к широкому распространению ценностей и процедур демократии на первых этапах политических преобразований высказал и теоретик модернизации Д. Аптер. Он считал, что демократический способ управления может дестабилизировать процесс реформирования неподготовленных социально-политических систем137. Однако такая точка зрения не получила долгосрочную прописку в политической науке. Более поздние исследования позволили, к примеру, упомянутому С. Хантингтону сделать вывод о позитивной корреляции политической модернизации и демократизации. Следующим этапом развития идей о переходе к демократии стало оформление транзитологии как научной дисциплины в 1970-м гг. под влиянием «динамической модели» – Д. Растоу. Именно благодаря ей видный американский политический мыслитель получил известность как «отец транзитологии». Исследователь подверг серьезному сомнению убеждение в том, что векторы социального и экономического развития всегда направлены в сторону демократии и являются ее предпосылками. Взамен он предложил иную схему, в которой имеется одно единственное предварительное условие для старта демократизации – фактор национального единства. Последнее понимается как то, что «большинство граждан потенциальной демократии не должно иметь сомнений или делать мысленных оговорок относительно того, к какому политическому сообществу они принадлежат»138. Такая посылка позволила автору гениально упростить видение процесса демократических преобразований и создать динамическую модель из четырех этапов: А) предварительное условие (наличие национального единства); Б) подготовительная фаза (развертывание «серьезного и устойчивого конфликта», по поводу которого идет «длительная и безрезультативная политическая борьба»); В) принятие решения (реальный выбор демократии в консенсуальном процессе); Г) привыкание к демократии (создание доверия к этому политическому режиму, приобщение к нему элит и рядовых граждан)139. Ряд идей, можно сказать озарений, Д. Растоу опередили научную мысль на несколько десятилетий. Например, сегодня получили более полное подтверждение и приобрели повышенную актуальность положения о том, что «процесс зарождения демократии не обязательно должен быть единообразным: к демократии может вести множество дорог… не обязательно должен быть единообразным по временной протяженности: на длительность каждой из последовательно сменяющихся его фаз решающее воздействие могут оказать разные факторы… не обязательно должен быть единообразным в социальном плане: даже когда речь идет об одном и том же месте и одном и том же отрезке времени, стимулирующие его позиции»140. Помимо универсальности, краткости и простоты к преимуществам данной модели можно отнести открытый характер, что дает возможность изучения в ее рамках роли социальных установок и психологических побуждений акторов демократических преобразований на каждом из четырех этапов. Д. Растоу удалось создать самую общую и наиболее перспективную рамку для исследования процесса демократизации. Особо следует отметить, что Д. Растоу – это исследователь, который пытается максимально широко и комплексно осмыслить феномен демократии, не отдавая предпочтение ни одной из узких (минимальных) интерпретаций. Иллюстрацией этому служит его оптимистичная надежда «найти содержательное определение демократии, которое охватывало бы современные парламентские системы наряду со средневековыми лесными кантонами, античными городами-государствами (теми, где не было рабов и метеков) и некоторыми доколумбовыми племенами индейцев, может оказаться весьма сложно. Решение подобной задачи выходит за рамки настоящего исследования, и все же мне не хотелось бы исключать возможность такого рода попытки»141. В конце 1970-х накопленные научные знания и эмпирический материал позволили предпринять первые попытки классификации процессов демократизации. Одну из наиболее известных классификаций создал американский классик политической науки Х. Линц. Он выделил два вида демократизации: - реформа (правящая элита инициирует установление народовластия); - «руптура» (оппозиция свергает авторитарную элиту и начинает демократизацию)142. Позднее эту структуру уточнили и дополнили американские политологи Д. Шер и С. Мейнуэринг: - урегулирование (то же, что реформа у Х. Линца); - слом/крушение (то же, что «руптура» у Х. Линца); - выход из кризиса (достижение компромисса между правящей элитой и оппозицией и совместные действия в деле демократических преобразований)143. Эти классификации открыли путь к более детальным научным исследованиям конкретных механизмов демократического перехода на определенных этапах развития политической системы. И работы такого рода не заставили себя ждать. В 1980-е гг. одним из наиболее известных подобных исследований стал труд известных американских исследователей политических процессов Г. О’Доннелла и Ф. Шмиттера «Транзиты от авторитарного правления: предварительные выводы о неопределенных демократиях», в которой была проанализирована особая роль элит в процессе демократизации. Новацией авторов стало положение о том, что успешный переход к народовластию предполагает соглашение между центристами сменяемого режима и умеренными оппозиционерами-демократами. Такой пакт позволяет избежать социальных конфликтов и избавляет политическую систему от революционных потрясений144. Несколько позже Г. О’Доннелл предложил теоретическую модель политического перехода, впервые созданную на эмпирическом материале незападной страны, тем самым открыв новый этап развития теории демократизации. Он разработал концептуальный подход для анализа политического опыта Аргентины (и других стран Латинской Америки), названный делегативной демократией145. По мнению исследователя, формирование демократического режима проходит в два этапа и зависит от исторических факторов и уровня сложности актуальных социально-экономических проблем. Первый этап – собственно делегативная демократия – связан с приходом к власти демократического правительства. Делегативная демократия не является представительной и институциональной. На этом этапе решающее значение имеет честная победа на демократических президентских выборах. Факт такой победы дает победителю право толковать интересы нации, которая после выборов остается пассивным наблюдателем политического процесса. Президент получает карт-бланш на управление страной, его полномочия ограничиваются только конституцией и порядком властных отношений в действующей политической системе. Фактически, президент становится отцом нации, ее воплощением, хранителем и спасителем. Такая роль ставит фигуру верховного правителя над всеми ветвями власти, делает его подотчетным только избравшему его народу. Судебная и парламентская власти в этих условиях не имеют рычагов влияния на политику президента, являются, в лучшем случае, лишь проводником его интересов. Вместе с президентом над демократическими институтами возвышаются и члены его команды146. Главной целью первого этапа становится избежание авторитаризма, формирование институциональной основы для перехода на следующий уровень демократизации. На втором этапе – демократической институционализации – правительство при содействии широкой коалиции гражданских лидеров и сил создает институты демократии, которые влияют на процессы принятия политических решений, политической коммуникации, формирования политических целей и интересов. Эти институты содействуют и решению социально-экономических проблем. Второй этап считается успешным, если эти институты становятся центрами принятия решений и гарантируют открытость политического процесса. Если такого не случается и если новому правительству не удается справиться с социально-экономическими проблемами, то общественная инициатива и поддержка ослабевает, политический режим становится авторитарным. Критики могут заметить, что представленная модель имеет больше сходств с авторитаризмом, чем с демократией. На это можно возразить, что важнейшее отличие делегативной демократии от авторитаризма заключается в реальном функционировании института честных и свободных выборов. Еще одно ее отличие от автократических режимов кроется в том, что политические силы имеют возможность критиковать политику президента и собирать вокруг себя значительное число единомышленников Опыт Аргентины показал, что делегативная демократия характеризуется доминированием исполнительной власти над законодательной. Результатом этого, с одной стороны, является быстрое принятие политических решение и претворение их в жизнь, с другой – их низкое качество. Такая ситуация в ближнесрочной перспективе может дать положительный результат, однако, в более продолжительном периоде приводит к росту недоверия к правительству. Следующая веха развития теории демократизации связана с исследованием, в котором уже упомянутый С. Хантингттон комплексно обобщил опыт демократических преобразований 1970-1980-х гг. и сформулировал концепцию «волн демократизации». Суть последней сводится к выделению в истории современного демократического процесса волн и откатов – циклов роста и снижения количества и качества попыток установления и/или поддержки демократии. Вот эти последовательности: - первая, длинная волна демократизации (установление демократии в США, Швейцарии, Франции, Великобритании, Италии, Аргентине, британских доминионах и некоторых других странах в 1828 – 1926 гг. ); - первый откат (падение демократии в Греции, Германии, Португалии, Уругвае, Испании, Аргентине, Бразилии и в других странах в 1922 – 1942 гг.); - вторая, короткая волна демократизации (введение демократических институтов в Германии, Австрии, Японии, Корее, Турции, Греции, Уругвае, Перу, Венесуэле, Аргентине, Бразилии и других странах в 1943 – 1962 гг.); - второй откат (победа авторитаризма и военных режимов в Перу, Бразилии, Эквадоре, Аргентине, Чили, Уругвае, Пакистане, Южной Корее, Индонезии, Филиппинах, Турции, Нигерии и других странах в 1958 – 1975 гг.); - третья волна демократизации (демократический прилив в Греции, Португалии, Испании, Эквадоре, Перу, Боливии, Уругвае, Бразилии, Гонударасе, Гватемале, Индии, Филиппинах, Южной Корее, Тайване, Нигерии, ЮАР, Пакистане, Венгрии, Восточной Германии, Польше, Чехословакии, СССР и в других странах начиная с 1974 г.)147. По замыслу С. Хантингтона, реализуются три вида процесса демократизации: - трансформация (в Испании, Бразилии, Венгрии, СССР: «Стоящая у власти при авторитарном режиме верхушка берет на себя инициативу и играет решающую роль в уничтожении этого режима, превращении его в демократическую систему»148); - замена (в Аргентине, Восточной Германии, Греции, Португалии, Румынии, на Филиппинах: «Оппозиция набирает силу, а правительство теряет ее до тех пор, пока не рухнет или не будет свергнуто. Бывшие оппозиционеры приходят к власти, и тогда конфликт нередко вступает в новую фазу: в новом правительстве различные группы борются между собой из-за характера режима, который они должны установить»149); - замещение (в Польше, Чехословакии, Уругвае, Южной Корее: «Демократизация осуществляется в ходе совместных действий правительства и оппозиции»150). Анализ теорий демократизации и эмпирических данных позволил С. Хантингтону суммировать внушительный набор переменных, способствующих установлению демократии: «Высокий в целом уровень экономического благосостояния; относительно равное распределение дохода и/или богатства; рыночная экономика; экономическое развитие и социальная модернизация; существование феодальной аристократии в какой-то момент истории общества; отсутствие феодализма в обществе; сильная буржуазия; сильный средний класс; высокий уровень грамотности и образования; инструментальная, а не созерцательная культура; протестантизм; социальный плюрализм и сильные промежуточные группы; развитие политического соревнования раньше расширения политического участия; демократические властные структуры внутри социальных групп, особенно тех, которые тесно связаны с политикой; низкий уровень гражданского насилия; низкий уровень политической поляризации и экстремизма; политические лидеры – сторонники демократии; опыт существования в качестве британской колонии; традиции терпимости и компромисса; оккупация страны продемократической иностранной державой; влияние продемократической иностранной державы; стремление элиты подражать демократическим государствам; традиции уважения к закону и правам личности; гомогенность (этническая, расовая, религиозная) общества; гетерогенность (этническая, расовая, религиозная) общества; консенсус относительно политических и социальных ценностей; отсутствие консенсуса относительно политических и социальных ценностей»151. Вместе с тем С. Хантингтон отмечает, что нет универсальных и единых объясняющих и необходимых факторов развития демократии, а сам процесс демократизации «есть результат комбинации причин», при этом комбинации различаются в каждых отдельных случаях152. Так в транзитологии была намечена новая исследовательская стратегия, в которой демократизация рассматривается как нелинейный процесс. Новый подход обогатил теорию перехода к демократии и позволил сделать ее более совместимой с политической практикой последующих лет. В середине 1990-х – начале 2000 гг. наметилось возрождение интереса ученых-политологов к исследованию корреляции экономического развития и политической культуры с демократией. В первом направлении заметными стали ряд статей и коллективная монография американских исследователей А. Пшеворского, Х. Чейбуба, М. Альвареза и Ф. Лимонджи, а также К. Бойкса, С. Стоукс. А. Пшеворский и его коллеги осуществили анализ масштабной выборки синхронных эмпирических данных по 135 странам в период с 1950-е по 1990-е гг. Они по-новому подошли к проблеме корреляции демократии и экономического развития, несколько изменив основную посылку С. Липсета и выделив два способа демократизации: 1) «эндогенный», при котором экономическое развитие линейно ведет к демократии; 2) «экзогенный», где экономическое развитие поддерживает уже утвержденное народовластие. В результате сравнительного исследования был сделан вывод о том, что верна экзогенная версия, а эндогенная ошибочна. Другими словами, экономическое развитие способствует функционированию демократического режима и выступает в существенной мере определяющим фактором поддержки демократии153. Был выявлен и размер ВВП на душу населения, при котором демократия сохраняет устойчивость – порядка 6000 долларов США. В ходе работы была сформулирована афористическая дефиниция демократии – «упорядоченная неограниченность», «определенность процедур при неопределенности результатов»154. Хотя авторы и собрали внушительный массив данных, однако, они не уделили много места подробностям и теоретическим обоснованиям того, как действует механизм поддержки демократии в экзогенной версии. Кроме того, вызывает вопрос и однозначное отрицание значения эндогенной версии, т.к. применяемый расчетный коэффициент все-таки указывает на пусть и меньшее в сравнении с экзогенной версией, но статистически значимое влияние фактора экономического развития в период перехода к демократии. Отмеченные проблемы сразу же вызвали критическую реакцию у других исследователей. К. Бойкс и С. Стоукс провели собственное исследование, в котором в целях получения более достоверного результата сдвинули нижнюю границу до 1850 г., когда рассматриваемые страны не были демократическими. Верхней границей стал 1950-й г. Сопоставив полученные данные и результаты Пшеворского и его соавторов, они пришли к выводу, что эндогенная версия демократизации все же работает на протяжении значительного периода – как до 1950 г., так и после. Несомненной заслугой К. Бойкса и С. Стоукс стало теоретическое объяснение механизма конвертации экономического развития в демократию, в котором главную роль играет неравенство доходов: «Причина демократии есть не сам по себе доход, но связанные с ним дополнительные обстоятельства, в частности, неравенство доходов»155. К. Бойкс и С. Стоукс полагают, что в «процессе развития государств доходы распределяются с большей справедливостью, что приводит к поддержке схемы равного распределения доходов на выборах и снижению издержек для богатых, которые начинают рассматривать демократическую налоговую систему как менее затратную, вследствие чего благосостояние государства растет, а богатые с большей охотой способствуют демократизации»156. В другой, монографической, работе К. Бойкс охватывает максимально широкий спектр различных последствий перехода к демократии: от распространения народовластия до установления коммунистических или левых диктатур157. Интересно отметить, что в этой книге анализируется относительно новая проблема перехода к демократии стран, экспортирующих нефть. Согласно теории, уровень экономического развития таких стран обязывает их быть демократическими, однако, на практике они таковыми не являются. К Бойкс предполагает, что это объясняется спецификой основных экономических активов и отношением к ним элит158. Так, если активы мобильны, как в развитых странах, то их сложно обложить повышенным налогом или изъять, соответственно, элиты не ощущают страха потери. Напротив, если активы не мобильны (нефть, газ, другие минеральные ресурсы), их проще перераспределить. Именно высокий риск более справедливого перераспределения и страх утраты контроля над экономическими ресурсами заставляет элиты препятствовать установлению демократии. В целом, К. Бойкс, А. Пшеворский и их коллеги довольно убедительно обновили наследие С Липсета. Вместе с тем ряд важных проблем остались нерешенными, а большая часть проблематики незападных стран не рассматривалась вовсе. Во-первых, К. Бойкс и С. Стоукс использовали иные процедуры обработки данных, нежели А. Пшеворский с коллегами, что значительно затрудняет формулирование и обоснование общих выводов по их исследованиям даже применительно к странам Запада. Во-вторых, оба коллектива ученых имплицитно допускают, что потребность в демократии у граждан возникает автоматически, при достижении определенного показателя ВВП, однако, сам С. Бойкс на примере стран-экспортеров нефти опровергает эту сомнительную посылку. Наконец, в-третьих (самое главное), все эти исследователи рассматривают демократию в узком фокусе – как совокупность электоральных процедур, интерпретируемых в шумпетерианском духе как соревновательную борьбу элит (с акцентом на действия элит и организацию честного избирательного процесса), при этом упуская из виду иные возможные демократические формы, игнорируя значение ценностей и политических ориентаций, во имя которых совершаются преобразования. Отмеченные вопросы, выпавшие из поля зрения исследователей, не позволяют в полной мере применить их выводы к странам СНГ. В изучении политической культуры в последние годы наиболее значительными стали работы Р. Инглхарта и К. Вельцеля, в которых исследуется взаимосвязь демократии и социально-экономического развития. Авторы уделяют значительное внимание роли рядовых граждан в процессе демократизации, а также тому, как эти граждане воспринимают демократические ценности и установки и каков механизм превращения данных устремлений в реальную демократию. Ученые предполагают, что «существенное воздействие модернизации состоит не в том, что демократия становится приемлемой для элит, а в том, что умножаются способности и желание рядовых людей сражаться за демократические институты»159. По их мнению, в условиях социально-экономического развития и постиндустриализма «повышение уровня образования, расширение потребностей в получении информации и распространении знаний с помощью СМИ помогают людям мыслить более независимо, сокращая ограничения для свободного выбора»160. Так появляется большое количество информированных и стремящихся к свободе граждан, которые все более заметно и активно требуют осуществления гражданских прав и политических свобод. Усиление гражданской активности подрывает основы авторитарных и тоталитарных режимов. С одной стороны, «эффективный менеджмент становится более дорогостоящим и ограничивающим институциональные выборы элит»161, с другой, «как правило, авторитарные элиты имеют достаточно власти для подавления гражданских требований, пока они контролируют войска и готовы применить силу. Однако ресурсы, которые становятся гражданским капиталом, и решимость, с какой граждане направляют их на борьбу за свободу, могут нивелировать силу принуждения со стороны авторитарных режимов»162. Р. Инглхарт и К. Вельцель показывают, как, по их представлению, в ходе модернизации и повышения уровня социально-экономического развития на микрокровне формируются демократические ориентации, которые посредством реализации требований гражданских прав и политических свобод на макроуроне превращаются в институты демократии. Еще один взгляд на процесс политической трансформации предлагает Л. Даймонд, который на основе анализа результатов пяти опросов «Афробарометра», опровергает тезис о неподготовленности отдельных сообществ к политической модернизации163. Действительно, эти и другие данные позволили сделать вывод о том, что «не существует иных предпосылок демократии, кроме желания национальных элит начать править демократически»164. Такая формулировка представляет собой версию идей Х. Линца, С. Хантингтона (М. Вебера, Й. Шумпетера и др. основоположников конкурентного элитизма) о роли элит в разных процессах демократизации (руптура, замена и др.). Она подтверждается и общественно-исторической практикой всех стабильных консолидированных современных полиархий: Великобритании, Германии США, Швейцарии и др., где установление народовластия происходило зачастую вопреки актуальным формам общественного сознания и традиционным политическим институтам. Все перечисленные подходы широко использовались при анализе особенностей политического перехода в странах СНГ. Процессы, происходящие в этих государствах, специфичны по нескольким причинам. Во-первых, из-за неуспеха демократизации по западным сценариям. Во-вторых, в силу наличия ряда специфик, главные из которых, видимо, – это противоречивость, совмещение различающихся институциональных механизмов и разнонаправленность. Так, М. Макфол считает, что в ходе третьей волны демократизации наиболее востребованным и оптимальным стал консенсус между элитами как способ установления народовластия, и в этом ее отличие от четвертой волны на посткоммунистическом пространстве, которая отмечена преимущественным использованием силового разрешения противоречий165. Среди других особенностей А. Ю. Мельвиль называет «необходимость одновременного преобразования политической и экономической сфер, а нередко – и обретения национально-государственной идентичности, всплеск этнонационализма, отсутствие либо аморфность гражданского общества и т. д.»166. Вместе с тем есть характеристика, которая объединяет страны СНГ с другими государствами разных континентов, оказавшимися в «серой зоне» (пространство режимов, которых не принято называть демократическими в западной политологии) – это слишком незначительный период функционирования построенных по западным меркам демократических институтов – примерно 25 лет на современном этапе. На протяжении такого небольшого временного интервала вряд ли возможно, чтобы западные ценности демократии получили широкую поддержку среди большинства населения, а западные демократические процедуры стали наиболее оптимальным способом нахождения компромисса и принятия политических решений консервативными и либеральными элитами в незападных странах. Отмеченные и некоторые другие факторы обусловили результат перехода в странах СНГ – формирование авторитарных и «гибридных режимов»167. По мнению В. Я. Гельмана, Россия, например, в настоящее время находится на стадии «недемократической консолидации», проводимой путем «свободных, но несправедливых выборов»168. Своеобразие восточно-европейского и евразийского раздела транзитологии иллюстрируют и результаты исследования американского политолога Д. Ганс-Морса. Он изучил более 130 научных статей, посвященных трансформации политических режимов в Восточной Европе (включая СНГ) и опубликованных в период с 1991 по 2003 гг. Согласно его данным, транзитологические методы обсуждаются только в 66 статьях, что составляет чуть менее 50% от общей выборки. При этом «значительное число ученых, которые явно обсуждают транзитологию, вовсе не собираются применять ее на практике, но скорее дают понять, что они находят транзитологический подход неприменимым или недостаточным для анализа основных проблем посткоммунизма»169. Из всего массива только в 7 статьях используется или обосновывается транзитологический подход. Исходя из этого, автор заключает, что «некоторые критики однозначно рассматривают транзитологию как литературу, появившуюся вследствие исследования демократизирующихся режимов в Южной Европе и Латинской Америке... Другие же исследователи полагают, что транзитология... представляет собой не специфическую литературу, а скорее подход к изучению политических, экономических и социальных изменений, которые концептуализируют данные процессы как «переход» с заранее известными результатами»170. Таким образом, на сегодняшний день уже очевидно, что трансформационные процессы (из тоталитаризма в различные формы авторитаризма и «гибридные режимы») в бывших коммунистических странах, входящих в СНГ, представляют собой отдельный кластер, как оказалось, имеющий не так много общего с демократическим транзитом в группах государств Южной Европы и Латинской Америки, также вступившими на путь народовластия в период третьей волны. Уход в авторитаризм и некоторые формы «гибридных режимов» вышеописанного кластера государства стало одним из поводов для некоторых авторов объявить о закате транзитологии171. Однако представляется, что неуспех моделей демократизации, основанных на латиноамериканском, западно- и южноевропейском опыте может демонстрировать или их несовместимость с политической практикой ряда стран евразийского ядра (СНГ), или неправильный способ их применения в членах СНГ. Он однозначно показывает неприемлемость телеологизма и линейности, но не свидетельствует о крахе теории и методологии перехода в целом. Кроме того, провал демократических преобразований отнюдь не доказывает невозможность успешного установления (или восстановления) демократии в рассматриваемой группе государств. Напротив, он может указывать на значительные резервы в сфере исследований причин и следствий неуспеха демократизации стран СНГ, среди которых ключевое место занимает Россия. Еще одной перспективой становится выявление истинных экономических, политико-культурных, исторических, предпосылок, посылок, условий приближения к демократическим идеалам в странах СНГ, разработка перспективных методик установления демократии, свойственной именно социально-политическим системам евразийского ядра. Есть и ряд других направлений, намеченных в четвертой главе. Как отмечает Р. Бова, необходимо учитывать многообразие процессов демократических преобразований и внимательно относиться к общему и различному в ходе режимной трансформации на посткоммунистическом пространстве и за его пределами172, придавая значение экономическому развитию, характеру национальной политической культуры, степени национальной интеграции и особенностям классовой структуры страны173. Значительные перспективы для решения отмеченных выше проблем политического перехода в странах СНГ и уменьшению белых пятен на карте транзитологии способствует подход А. Лейпхарта, который предложил классификацию исследования случаев. Политолог выделяет теоретические и интерпретативные работы, а также исследования случаев, изучение генерирующих гипотез и отклоняющихся случаев174. Последние два класса позволяют выявить предпосылки и факторы, влияющие на специфику конкретных случаев и, более того, открывают возможность для построения новых теорий, объясняющих «отклоняющиеся» процессы. В завершении параграфа необходимо отметить очень важную проблему, которая долгое время замалчивалась многими авторами и была скрыта от широкой общественности. Дело в том, что в ряде трудов по демократизации при тщательном рассмотрении обнаруживаются стремление интерпретировать демократию исключительно как текущую политическую жизнь США и их союзников, выполненное в имперском духе обоснование превосходства западных политических систем, скрытое убеждение в неполноценности незападных сообществ, продвижение требования о необходимости прямого копирования западных институтов для демократизации и модернизации неевропейских государств. Особенно это заметно в работах, посвященных России и другим странам бывшего СССР175. Более того, сегодня сам концепт демократизации и аргументация многих американских, европейских и даже некоторых российских (например, Л. Шевцовой) авторов в его поддержку оказались скомпрометированы связями со спецслужбами стран Запада. Критические исследователи (Д. Горовитц, Г. Рэнсом и др.) и активисты (Э. Сноуден, сотрудники Wikileaks) обнародовали факты и сведения о финансировании ЦРУ, Пентагоном и др. теоретических исследований по тематике политической модернизации и демократизации. При тщательном анализе текстов, созданных в рамках этих исследований и опубликованных в ведущих политологических журналах, выяснилось, что в них скрыто превозносится американская политическая система и ведется пропаганда против режимов, недружественных США и потому относимых к недемократическим. Кроме того, многие проекты, проводимые под лозунгом демократизации в странах Азии, Африки, Ближнего Востока, оказались лишь прикрытием. В СМИ были опубликованы секретные данные, которые пролили свет на истинные причины инициирования «демократизации» таких стран, как Египет, Ирак, Ливия, Сомали, Сирия и др. Как следует из представленной информации, в отмеченных странах под руководством американских специалистов и при поддержке спецслужб и вооруженных сил США были проведены военно-политические операции, направленные на свержение режимов, недружественных правительству США176. Вследствие этих действий были разрушены системы М. Каддафи, С. Хусейна и др., которые обладали широкой поддержкой граждан, сохраняли порядок и обеспечивали социально-экономическое развитие. Взамен наступил коллапс государственности, начались затяжные гражданские войны, гуманитарные катастрофы и прочие масштабные бедствия. Вышеизложенные данные вряд ли ставят крест на всем теоретическом наследии по модернизации. Однако они заставляет по-новому, критически взглянуть на многие концептуальные положения по демократизации, а также на труды таких авторов, как С. Хантингтон, которые долгое время работали в правительстве США. Вместе с тем эти данные позволяют более решительно и смело вести научный поиск в иной (критической, незападной) научной парадигме. Итак, можно сделать следующие основные выводы. В более чем полувековом периоде истории теории демократизации для незападных стран выделяются четыре этапа развития, каждый из которых имеет свои особенности: - первый (конец 1950-х – 1960-е гг.) –начало теоретических изысканий и формирования таких основных элементов транзитологии, как изучение фактора социально-экономического развития (С. Липсет, Д. Ростоу) и роли политико-культурных предпосылок, включая первое сравнительное исследование роли политических культур незападного общества и западных наций (Г. Алмонд и С. Верба), в процессе установления демократии, использование теории демократизации в интересах США и их союзников; - второй (1970-е гг.) – оформление и развитие политической транзитологии в связи с созданием «динамической модели» (Д. Растоу); - третий (конец 1970-х гг. – 1990-е гг.) – расширение и углубление теории демократизации; детализированные исследования практического опыта и обобщающие теоретические работы периода «третьей волны демократизации» в Южной, Центральной, Восточной Европе (Х. Линц, С. Хантингтон, Ф. Шмиттер и др.); разработка Г. О’Доннелом первого концептуального подхода для анализа демократизации в незападных странах на основе опыта Аргентины. - четвертый (с конца 1990-х гг. по настоящее время) – критическое переосмысление теории демократизации в связи с неуспехом моделей либеральной демократизации по западным сценариям в значительном числе стран и разоблачением политически ангажированных исследований; обновление теоретического наследия и продолжение научного поиска (Т. Ванханен, К. Вельцель, К. Бойкс, Л. Даймонд, Р. Инглхарт, А. Пшеворский и др.). Суммируя результаты исследований демократизации применительно к незападным странам, можно утверждать, что появление конкретной формы демократии происходит (порой случайно) вследствие комбинации ряда различных факторов путем трансформации, замены или замещения. При этом основное значение имеют историческая практика, параметры социально-экономического и политико-культурного развития, а также характер действия политических элит. Анализ, осуществленный в данном параграфе, позволяет выделить следующие особенности теоретических подходов демократизации в странах СНГ. Во-первых, стремление аналитиков к использованию линейного рассмотрения к установления демократии, которое характеризуется технологическим детерминизмом, фиксацией определяющего значения экономического роста, западоцентричностью и механистичностью. Во-вторых, сосредоточенность исследователей на таких темах, как необходимость одновременного реформирования политических и экономических институтов, легитимация новой национально-государственной идентичности, национализм, слабость гражданского общества, неподготовленность населения к демократии. В-третьих, выпадение из поля зрения многих специалистов того факта, что именно силовой способ стал самым востребованным методом принятия решений в процессах демократизации на пространстве бывшего СССР. В-четвертых, отстранение большинства экспертов от комплексного анализа теоретических представлений о демократии русских философов. Наконец, в-пятых, игнорирование самобытной демократической традиции и культурно-исторического контекста демократии в России и других странах СНГ. В целом, с учетом решения обозначенных проблем, теория демократизации может дать релевантную общую концептуальную рамку – новую модель «динамического перехода», при помощи которой можно комплексно анализировать предпосылки, посылки, условия, характер и сущность сложного, нелинейного процесса установления демократи в странах СНГ и других незападных государствах с учетом характера решений и действий главных акторов демократизации, социальных, экономических, политико-культурных, исторических, географических и других факторов. |
Похожие:
 |
Внедрение процедур орв в государственное управление стран Восточной... Внедрение процедур орв в государственное управление стран Восточной Европы и СНГ (Рабочие материалы по проекту Сравнительный анализ... |
 |
Российской Федерации Российская академия медицинских наук Ассоциация... В 2010 году городу Уфе выпала честь принять у себя XVII конгресс хирургов-гепатологов стран СНГ |
|
Ассоциация гепатопанкреатобилиарных хирургов стран СНГ российское... Приняты на совместном заседании Российского общества хирургов и Ассоциации гепатопанкреатобилиарных хирургов стран снг, совещание... |
|
Генезис и современные проблемы права методологический и культурологический анализ «Ваше дело как юристов – видеть связь между вашим конкретным фактом и зданием всей вселенной» |
|
В целях качественного проведения анализа в методологические работы... Снг, так методы экспертного опроса и интервью с представителями органов власти, бизнеса, гражданского общества и научно-образовательного... |
|
Валютный клиринг: Мировой опыт и его значение для стран СНГ Транспортно Клиринговая Палата – как пример реальной работы по средствам валютного клиринга |
|
Современные тенденции занятости в центральной азии В современных условиях развития стран СНГ по региональному принципу в центрально-азиатском регионе повышается роль совокупного потенциала... |
|
Учебное пособие для студентов психологических специальностей Балашов С44 Психолого-педагогическая коррекция: теоретико-методологический аспект : учеб пособие для студ психол спец. / Е. М. Скотарева.... |
|
Правительство Российской Федерации Федеральное государственное автономное... Результаты исследования расширяют знания в области истории консервативной политической мысли России; вносят вклад в развитие теории... |
|
Опыт стран центральной и восточной европы и СНГ |
|
Диссертация тема: Обеспечение национальной безопасности рк в контексте... Тема: Обеспечение национальной безопасности рк в контексте интеграционных связей стран СНГ (с 1991-2001г г.) |
|
Выпускная квалификационная работа Среди проблем глобального масштаба, вызывающих обоснованную тревогу человека, одной из главных является продовольственная. Продовольственная... |
|
Клинические рекомендации по хирургическому лечению больных хроническим панкреатитом Приняты на пленуме правления Ассоциации гепатопанкреатобилиарных хирургов стран СНГ тюмень |
|
Отчет общества Предварительно рассмотрен и утвержден Советов директоров ОАО «автогаз» «Газпром», которое является основным его акционером. В число других входят 82 акционера из России и стран СНГ. Оао «Автогаз» зарегистрировано... |
|
Облегчение таможенных формальностей для граждан, совершающих поездки... Совета руководителей таможенных служб стран СНГ. В сообщении пресс-службы министерства доходов и сборов Украины, распространенном... |
|
Электроэнергетический Совет Содружества Независимых Государств Исполнительный комитет ээс СНГ Нтд разработан: Комиссией по координации сотрудничества государственных органов энергетического надзора государств-участников СНГ... |