1. 4. Способы проведения досуга в «новом» обществе
В процессе перерождения «старого» общества в «новое», сопровождаемом борьбой с буржуазными предрассудками, важную роль занимало формирование новой модели повседневной культуры, неотъемлемой частью которой являлись досуговые практики населения.
Способы проведения досуга в романе показаны избирательно – А. Б. Мариенгоф, опуская популярные среди рабоче-крестьянского большинства способы проведения свободного времени, занимает своих персонажей менее распространенными в новом обществе практиками.
Одной из форм досуга, наименее полюбившихся в новом обществе, было чтение. По данным Н. Б. Лебиной, на него приходилось 1,6 ч. свободного времени нового гражданина, однако такое положение вещей характерно скорее для старшего поколения городского пролетариата, в то время как молодые представители «нового» общества не питали большого интереса к книгам. Читали представители молодежи, втянутые в общественную работу, отдавая предпочтение книгам политического характера, как литературе наиболее соответствующей времени142.
О своеобразном отношении к книгам «нового» человека писала в своих воспоминаниях О. Л. Керенская. Ольга Львовна, опасаясь жить одной в огромной квартире, сдала две комнаты молодой паре студентов, которые, как позднее оказалось, были «ответственными сотрудниками», уполномоченными «присматривать» за хозяйкой квартиры. В сданных комнатах осталось библиотека, включающая ценные иллюстрированные издания. Через некоторое время Ольга Львовна заметила, что все иллюстрации из многотомной энциклопедии были старательно вырезаны, и выразила свое недовольство квартирантке, которая даже «нисколько этому не удивилась и не стала отрицать». Причиной такого поведения молодая женщина назвала нервное расстройство мужа, который переживал за ее участь в занятой белыми Гатчине143. Чтение, как и книга, воспринималась многими представителями титульных классов как пережиток буржуазного прошлого и непременный атрибут жизни бывших эксплуататоров, о чем писала З. Н. Гиппиус: «Книги – первый признак “буржуазности”…У нас их столько, что наша квартира во всем доме, конечно, самая “буржуазная”»144. Не найдя отклика среди титульных классов, книга остается неизменным спутником интеллигенции, что подтверждается воспоминаниями современников и нашло отражение в романе – герои регулярно обсуждают новейшие публикации, среди которых автор упоминает стихи имажинистов, в числе которых был сам А. Б. Мариенгоф, а центральный персонаж романа Владимир, не в силах распрощаться со своей библиотекой, просит высокопоставленного брата поспособствовать получению охранной грамоты.
Если чтение оставалось развлечением буржуазно-интеллигентских слоев «нового» общества, то «хождение по гостям» было распространенной практикой проведения досуга у всех категорий населения. По подсчетам Л. А. Гордона, встречи с друзьями еженедельно занимают 6,2 ч. нового гражданина, что является второй по величине расходуемого времени формой проведения досуга – наиболее продолжительным занятием был домашний труд145. О внеклассовости гостевого времяпрепровождения свидетельствуют современники: «К общению стремились и рабочие, и молодежь, и служащие, и интеллигенция. Посещение родственников перемежалось приемами сослуживцев или собратьев “по перу”. Различались и частотность посещений и приемов. Одни забегали вечером на “огонек”, попутно, на минутку, другие готовились к этому событию весьма тщательно, придавая ему характер значительного мероприятия»146.
С введением НЭПа досуговые практики населения обретают большее разнообразие. Характеризуя ситуацию в Москве, К. Н. Голицын вспоминал: «Жизнь бурлила. Сегодня сходились на танцы в одном месте, завтра - в другом. Не проходило дня, чтобы не ехали в гости то к одним, то к другим. Театры, кафе, рестораны, даже лихачи «на дутиках», - все было к услугам тех, кто мог платить. Деньги же водились у многих»147. Данная характеристика вполне соответствует изменениям, коснувшихся способов времяпрепровождения героев романа, исключение составила лишь театральная сторона вопроса – герои интересуются театром, но отказываются от его посещений ввиду несоответствия репертуара «героическому моменту»148.
Игнорирование театральных развлечений было характерной чертой для представителей нового общества, воспринимавших театр как заведение буржуазного толка, в особенности такая репутация закрепилась за академическими театрами, которые обвинялись в транслировании сюжетов буржуазного прошлого149, что нашло отражение в сатире. Так, «Крокодил» представлял читателям ироничную заметку о посещении театра семьями чернорабочих – пьеса была по-буржуазному пошлой и скучной, а лучшим моментом представления было закрытие занавеса150. Подобные характеристики не способствовали популяризации театрального досуга - в начале 1920-х годов систематически пустовало более половины мест в залах Петрограда. Бесплатные билеты, раздаваемые рабочим, мало способствовали привлечению публики.151 Аналогичная ситуация складывалась в Москве: отсутствие интереса населения к театральным постановкам привело к неоднократному обсуждению вопроса о закрытии Большого театра по причине его не окупаемости.152 Однако непопулярность театров оказалась явлением краткосрочным, о чем свидетельствует рост их числа – в 1924 г. в Москве функционирует 36 театров и театральных студий, что на 7 больше, чем годом ранее.153 Введение НЭПа способствовало появлению новой, жаждущей зрелищ публики, хлынувшей в театральные залы. Так описывает новых зрителей З. Рихтер: «В золото-малиновых ложах Большого театра … не рабочие блузы, как это было в 1918-1920 гг., а оголенные, украшенные драгоценностями дамские плечи и руки, набриолиненные мужские проборы и сюртуки. Картина довоенного и дореволюционного времени. Публика не менее «шикарная», чем прежде, но если приглядеться, - не прежняя… так называемые нэпачи и нувориши»154.
Растущий интерес к театральным постановкам способствовал возрождению так называемых «театральных барышников»155 – лиц, спекулирующих на театральных билетах, о чем сообщает корреспондент «Огонька»: «Жадную свору спекулянтов…можно видеть ежедневно у всех театров, у городских театральных касс… Заработки их часто исчисляются “лимонардами”»156.
Введение НЭПа способствовало возрождению ресторанного дела и возвращению ресторанного отдыха в повседневные практики населения. Понятие «возрождение» в данном контексте весьма условно – несмотря на запреты властей, некоторые рестораны Москвы и Петрограда продолжали свою деятельность в годы военного коммунизма «подпольно», переместившись в квартиры своих владельцев157.
Свое посещения одной и таких «тайных столовых» описывает Рюрик Ивнев. Держательницами этого заведения были некие сестры Карпович, у которых можно было пообедать как в «старое доброе время», обстановка изобиловала предметами из прошлой жизни – шикарные портьеры, «красное дерево шифоньерок и кресел» и несколько столиков, накрытых белоснежными скатертями, которые «напоминали хороший ресторан». Публика заведения отличалась пестротой - среди посетителей были представители литературной богемы, бывшие коммерсанты, «прочие бывшие» и новоявленные спекулянты. Меню заведения не было постоянным – ассортимент предлагаемых блюд менялся в зависимости от настроения и возможностей держателей ресторана158.
Среди посетителей подобного рода заведений был автор исследуемого романа. А. Б. Мариенгоф в своей мемуарной прозе упоминает «гостиницу», хозяйкой которой была некая Надежда Робертовна. Держательница заведения вела с посетителями «весьма тонкие разговоры об искусстве» и угощала «необыкновенными слоеными пирожками» и отбивными, от которых гости чувствовали себя «счастливейшими из смертных»159.
В отличие от элитных, заведения средней руки, не привлекавшие к себе особого внимания власти, продолжали существовать без смены локаций и пользовались спросом у публики. К концу весны 1918 г. своего коммерческого пика достигли трактиры. Вместо дореволюционных разносолов клиентам предлагалось мясо сомнительного качества по не самым заманчивым ценам, но в общей ситуации дефицита продовольствия и оно шло нарасхват160. В декабре 1918г. деятельность трактиров была официально запрещена, однако владельцы не торопились расставаться со своим бизнесом - с фасадов снимались вывески, что не мешало клиентам определять место расположения излюбленных заведений161.
Несмотря на все тяготы и лишения военного коммунизма, владельцам ресторанного бизнеса удавалось не только сохранять свои заведения, но и открывать новые. Так, Рюрик Ивнев писал об открытии очередного кабачка, располагавшегося в подвальном помещении недалеко от Цветного бульвара. Держателем этого заведения был человек кавказской национальности, в качестве основного блюда предлагался шашлык, в дополнение к которому подавалась водка162.
В качестве ресторатора в этот период попробовал себя и автор исследуемого романа, открыв совместно с товарищами по имажинисткой группе кафе «Парнас». А. Б. Мариенгоф развил бурную деятельность по обустройству заведения, превратив его в уголок Европы, оформив помещение на парижский манер и снабдив меню вином, пирожными и гренадином. Поэты нашли подход к большевистской власти, взяв на баланс своего кафе марксистский кружок, шахматный клуб и библиотеку, тем самым обеспечив себе свободу от визитов правоохранительных органов 163.
В 1921 г. была восстановлена свободная торговля, что создало возможность закупок продукции у крестьян и дало толчок восстановлению на легальной основе старых ресторанов и открытию новых, с причудливыми названиями и не менее причудливой публикой. В описаниях посетителей кафе и ресторанов воспоминания современников сходятся к следующим образам: бывшие спекулянты, выросшие в новую буржуазию, «золотая молодежь» и представители богемы.164 Своих героев А. Б. Мариенгоф отправляет в один из самых дорогих ресторанов Москвы – «Ампир», посетителем которого был сам автор – именно здесь Анатолий Борисович отмечал регистрацию брака с А. Б. Никритиной165.
Единственной формой развлечений, упоминаемой в романе, но не нашедшей подтверждения в источниках и исследованиях применительно к рассматриваемому периоду явилось участие в лотерейных розыгрышах. Посещение героями «лотереи-аллегри в пользу голодающих» относится к 1922 г., однако свидетельства о подобного рода развлечения отсутствуют как в записках современников, так и в материалах периодической печати – газеты не содержат объявлений о проведении подобных мероприятий. Однако автора романа нельзя обвинить во лжи – лотереи действительно имели место быть, но их появление в жизни советского общества произошло годом позже – по данным исследователей, первый розыгрыш был проведен в 1923 г., и призы победителям предлагались более скромные – вместо коров и квартир участники получали предметы из национализированного имущества буржуазии166. Более мелкими выигрышами не брезгует и автор романа – среди разыгрываемого в стенах Бывшего благородного собрания нашлось место изделиям из бронзы, фарфора и хрусталя, серебряными сервизами и терракотовыми статуэтками167.
Неизменным спутником досуга были алкогольные напитки. Изначально политика большевиков имела антиалкогольную направленность. Алкоголь рассматривался как средство ухода от несправедливой социальной действительности, в котором после победы социализма не будет никакой нужды. Таким образом, алкоголь был причислен к пережиткам капиталистического строя, которому нет места при новом строе, что нашло отражение в ряде постановлений. Так, в декабре 1917 г. советское правительство продлило запрет на торговлю водкой на время войны и революции, а в июле 1918 г. приняло постановление, запрещающее производство самогона и продажу водки в период Гражданской войны и интервенции. 19 декабря 1919 г. был принят еще один документ – постановление СНК «О воспрещении на территории страны изготовления и продажи спирта, крепких напитков и не относящихся к напиткам спиртосодержащих веществ», невыполнение которого каралось лишением свободы на срок не менее 5 лет с конфискацией имущества168.
Несмотря на принятые меры, алкоголь не исчез из повседневных практик населения, а порождаемые законом сложности распространения способствовали лишь росту цен на алкогольсодержащий товар. В условиях «диктатуры трезвости» бутылка крепкого алкоголя была вполне доступной для того, кто имел финансовую возможность ее купить. В 1918 г. в столице свободно торговали спиртом по 1500 руб. за ведро, водкой – по 50-60 рублей за бутылку169.
Разбавленный в различных пропорциях спирт стал вполне «ресторанным» напитком. Цена за разбавленный «под водку» спирт в столичных заведениях начиналась от 140 рублей за бутылку170. При продаже алкогольных напитков нередко прибегали в маскировке. Так, согласно воспоминаниям Н. Окунева, в одном из московских заведений алкогольные напитки отпускались по специальным талонам, которые приобретались заранее. Цена за такой талон составляла 50 руб. Обмен талона на товар осуществлялся в специальном, самом дальнем помещении так называемого «ресторана», в который обладателей талонов приглашал персонал. Для того, чтоб получить желаемое, владельцам талон приходилось отстоять очередь. Получив свой стаканчик с алкогольным напитком, посетители возвращались к своим столикам и продолжали трапезу171.
Заведение, в котором ищет возможности употребления алкогольных напитков герой романа, не отличалось подобной изобретательностью, и представляло собой захламленную комнату, которая выполняла сразу две функции: зала для посетителей и жилого пространства для владельцев. Держатель заведения – лицо южной национальности не самого опрятного вида, сообщает посетителям о постоянном росте цен на алкоголь. Подобное заявление вполне соответствует исторической действительности: согласно данным Н. Окунева, на момент упоминания в романе – 1919 г. - бутылка спирта стоила уже 5 000 руб., а к началу 1920 г. достигла 12 000 руб.172.
Таким образом, предпринимаемые властью меры не привели ни к каким результатам, кроме роста цен и появления различных суррогатов. Видя неэффективность проводимой политики, после окончания Гражданской войны большевики решили отказаться от своих антиалкогольных принципов. В августе 1921 г. согласно декрету СНК «О продаже виноградных, плодово-ягодных и изюмных вин» была разрешена торговля напитками, крепость которых не превышала 14 градусов173, в декабре 1921 г. уровень дозволенной крепости вырос до 20 градусов174, а к концу 1924 г. ценз разрешенных к продаже напитков достиг 30-ти градусной отметки175. О введении в продажу алкогольных напитков крепостью до 14 градусов сообщает А. Б. Мариенгоф на страницах своего романа, однако в этом сообщении присутствует небольшое расхождение в датах: автор относит нововведение к 1922 г., хотя соответствующий декрет, первый абзац которого приводится в «Циниках», был принят годом ранее.
Говоря о теневых сторонах досуга советских граждан, нельзя не упомянуть проституцию. А. Б. Мариенгоф вводит продажную любовь в систему досуговых практик своих персонажей вместе с введение НЭПа, что полностью соответствует исторической действительности – возвращение товарно-денежных отношений способствовало возрождению сексуальной коммерции – по данным А. Ирвинга, проводившего опрос среди представительниц древнейшей профессии, 94,5% опрошенных пришли к своей деятельности после введения НЭПа176. Наиболее популярными среди проституток местами работы в Москве были районы Хитрова рынка, Цветного переулка, Сандуновских и Центральных бань177. Так же их вниманием пользовались пивные и бани в рабочих кварталах, гостиницы и рестораны — в центре города. Об обилии в увеселительных заведениях женщин, занятых сексуальной коммерции, свидетельствует современник Н. Громов: «Публики очень много. Стиля у нее нет. Невероятно много дам. Нетрудно определить их социальное положение. Исключительно дамы легкого поведения»178. О значительном количестве проституток в стенах ресторанах говорят персонажи исследуемого романа179. Словами Владимира автор чрезвычайно в точности описывает организацию «рабочего процесса»: «Очаровательные вязальные спицы переговариваются взглядами с необычайно смешным господинчиком… Он показывает на пальцах сумму, которую дал бы за обеих. Они просят больше. Господинчик накидывает. Тоненькие женщины, закусив нежным, пухлым ртом папироски, пересаживаются к нему за столик»180. Аналогичную схему представляют в своих исследованиях Н. Б. Лебина и А. Н. Чистиков181. Интересным представляется вопрос о социальном составе проституток: при описании женщин легкого поведения А. Б. Мариенгоф концентрирует внимание читателя на представительницы бывших буржуазных слоев182, что несколько искажает историческую реальность. По данным, полученным в ходе исследования А. С. Меликсетяна, среди женщин, занимающихся сексуальной коммерцией, представительницы буржуазии и близких к ней слоев составляют 38,8%, в то время как большинство дам легкого – 58,2% - поведения вышли из рабочей среды183.
В 1922 г. в Уголовном кодексе РСФСР появились статьи, определявшие наказание за содержание притонов и принуждение к занятию проституцией, однако, несмотря на это, в эпоху НЭПа были люди, пытавшиеся возродить бордели. Отношение к воссозданию подобных заведений имеет и автор исследуемого романа: основной доход организованного им совместно с товарищами кафе-клуба поступал от сдачи «кабинетов», выполнявших функцию домов терпимости. После того, как темная правда открылась властям и кабинеты были ликвидированы, доходы заведения стали падать, что в результате привело к его закрытию184.
В качестве клиентуры проституток в романе выступают представители состоятельных слоев нового общества – так называемая нэпманская буржуазия. Действительно, новые буржуа после гражданской войны первыми проявили интерес к жрицам любви, причина того – в более широких финансовых возможностях. Чаще всего нэпманы пользовались услугами содержанок и женщин, промышлявших в ресторанах и гостиницах, реже – услугами уличных женщин185. Эти предпочтения состоятельных слоев нового общества отразил А. Б. Мариенгоф, отдав Ольгу на содержание Докучаеву.
В целом досуговые практики, отраженные на страницах исследуемого романа, соответствуют реалиям описываемой эпохи. Некоторые расхождения обуславливаются классовыми особенностями проведения досуга и несовершенством человеческой памяти, позволяющей оправдать незначительные нестыковки в датировке событий и их описания автором «Циников».
|
