Шергова Г. М. Ш49 Об известных всем / Г. М.
|
Скачать 4.78 Mb.
|
|
Глава VI «Брызги шампанского» (Марк Бернес) Когда в Сентэндре приходит листопад, его изобилием устланы тротуары и церковные дворы. Но кажется, листопадом оклеены и стены домов. Он кленово-желтый, этот старинный городок в двадцати километрах от Будапешта. Возле Сентэпдре расположена дача Нади Барта, куда и отправились мы в то воскресенье — я и еще три мои венгерские подруги. Они, как и Надя, венгерки, выросшие в Москве по причудам мировой истории. И после войны вернувшиеся на родину. Надя сказала: «У меня для вас сюрприз». И вытащила кипу старых пластинок. И над розами ее садика, над каменной мозаикой пола веранды потянулась мелодия, от которой у всех нас засосало под ложечкой... Это было старое довоенное танго. «Брызги шампанского». Шурша по стертым бороздкам пластинки, оно вползло в сад, и через минуту уже не было этого островерхого домика, из окон которого виден Дунай с плотным задником древесных крон и легкими просветами неба в ветвях, точно зеленое сукно, слегка потравленное молью. Ничего этого не было. Были сосновое Подмосковье, дачный поселок, дорожки, засыпанные хвоей, и мы, девочки предвоенного года, на скрипучих половицах террасы, сотрясаемой тщательным шагом танца. Мы сидели на этой венгерской даче, построенной руками Надиного мужа и ее сыновей, ровесников тех, с кем танцевали мы когда-то. Мы слушали и плакали, потому что каждая вспоминала своего мальчика из того предвоенного года. Мальчика в рубашке апаш (или «апаше», как говорили мы), с красным рубцом на лбу от стянутого на уголках носового платка, призванного пригладить неуправляемые вихры. А Надя плакала еще об одном венгерском мальчике — Андрее, своем старшем брате. Она плакала и думала о том, что, может, именно под эти «Брызги шампанского» венгерский мальчик, летчик-лейтенант Советской армии, танцевал с голубоглазой зенитчицей Аней в московском Центральном парке культуры и отдыха. Прямо с танцев он привел Аню домой. И сказал, что это его жена. Семнадцать дней они были счастливы, семнадцать дней их семейной жизни. А потом он улетел. Улетел в Венгрию, ибо был уже 45-й год, и бои шли здесь. Он погиб в Сентэндре, городе святого Андрея, спустившись с неба, как и положено святому. А мне вдруг привиделся не мой тогдашний кавалер по танцам, нет, мне вспомнился крохотный, щуплый мальчик Мика Садкович, который и в десятом классе выглядел младшеклассником. Он не танцевал, он скромно сидел в углу террасы. Но приходил каждый вечер, потому что был безнадежно влюблен в меня. Я же с холодной женской корыстью пользовалась лишь его познаниями в овладении недоступной мне школьной наукой — химией. В химии же Мика был гением. Не способным, не талантом, а именно гением — победителем всех школьных и взрослых олимпиад, открывателем неведомого. В Москве Мика жил с мамой, Александрой Михайловной, участковым врачом. Она воспитывала его одна, без мужа, и весь смысл своего пребывания на земле видела в этом щуплом и неказистом гении. Щуплый и неказистый гений погиб во время боев под Москвой. Может быть, оттого, что, владея молекулярными тайнами вселенной, был беспомощен перед секретами допотопной винтовки. Там, в венгерском саду над Дунаем, я отчетливо увидела Мику, скромно сидящего в углу террасы и наблюдающего за гарцеванием моего кавалера в пируэтах танго «Брызги шампанского». Там, в венгерском саду, мы слушали «Брызги шампанского», «Дождь идет» и «Утомленное солнце», и Шульженко, и Бернеса.
Действительно, все были влюблены в Марка Бернеса, точнее, в белокурого летчика из фильма «Истребители», который смотрели по десятку раз. Однажды меня даже чуть не исключили из комсомола за то, что я, будучи комсоргом, увела класс с уроков в кино «Форум», где как раз шли «Истребители». Когда уже в послевоенные годы Зиновий Гердт познакомил меня с Бернесом, я вовсе не влюбилась в него. Как и другие его друзья, я относилась к Марку с восторженной теплотой, подтрунивая над некими бернесовскими слабостями, такими как, скажем, повышенная мнительность к болезням или детская обидчивость. Помню, как истинно по-детски разобиделся Бернес на Гердта. В те годы Зяма развлекался сочинением музыкальных пародий. Одна из них была адресована Бернесу. Надо сказать, что в описываемую сейчас пору эстрадные певцы не пользовались микрофонами, полагались на чудо — вокальное мастерство и силу голосовых связок. Марк был, пожалуй, первым, взявшим в руки микрофон. Слушателей это не смущало, ибо неповторимая бернесовская манера исполнения и его «непевческий» в классическом смысле голос становились лишь ближе и волновали пронзительней. Но Гердт решил пошутить и одну из песен Марка переиначил так: Но микрофон — он тоже заедает, И хоть легко летит в эфир куплет, Движенье губ его мы наблюдаем, ...А звука — нет. Однако, невзирая на эти слабости, Бернес был человеком чутким и добрым. Случай дал мне тому подтверждение. Уже ушли из памяти подробности школьных лет, да и боль о погибших на войне одноклассниках притупилась, когда мне однажды позвонила Александра Михайловна, мать Мики. Она спросила, не могу ли я достать ей книгу Евгения Винокурова. — Там есть замечательные стихи, — сказала она. Мне не было нужды уточнять, какие именно взволновали ее. Конечно, это был трогательный реквием Сережке с Малой Бронной и Витьке с Моховой, которые лежат в сырой земле за Вислой сонной. Стихи об одиноких матерях, не спящих в пустых квартирах. Где-то в шумном мире. Женя Винокуров был моим однокурсником по Литературному институту и не только подарил для Александры Михайловны книгу, но и надписал ее. Отправляясь к Александре Михайловне, я встретила на улице Бернеса, и, так как он был с машиной, попросила подвезти меня. По дороге я все думала: как она могла пережить потерю смысла ее жизни — гибель Мики. И все повторяла и повторяла про себя: «Свет лампы воспаленной пылает над Москвой...», и представлялся алый тюльпан абажура над столом. Но не было в комнате алого тюльпана, на письменном столе Мики стояла лампа под стеклянным зеленым абажуром, близнецом тысяч таких же предвоенных светильников. А еще... На столе в нетронутом порядке были разложены Микины тетради, листы со схемами и формулами. Будто он сам лишь на минуту отлучился. Именно это я и ощутила. А Александра Михайловна заговорила о нем спокойно, без драматизма. Только ни разу не употребив глаголов в прошедшем времени. Жизнь Мики длилась. Я боялась встречи с Александрой Михайловной, как бы стеснялась того, что я, хоть и раненая, вернулась с войны, а Мика — нет. Я боялась встречи с Александрой Михайловной, потому попросила Бернеса подняться со мной. Заговорили о винокуровских стихах, и Марк сказал:
И так же просто он запел. Он пел без аккомпанемента и микрофона. Пел не для зала, а для одинокой женщины возле стола с зеленой школьной лампой. А в моей голове, странно трансформированная, билась строка: «Свет лампы вос-зеленой...» Это была самая оглушительная премьера, какую довелось мне посещать. И вот в венгерском саду над Дунаем мы снова слушали Бернеса и плакали. Мы, уже немолодые женщины, плакали о мальчиках, которых снега под Рузой или плесы Вислы и Дуная сделали вечными сверстниками наших тогдашних детей. Тогда с окончания войны прошло 25 лет, и планета, усеянная причудливо перемешанными разноплеменными могилами, казалась безмятежной и вовеки мирной, как этот садик на берегу Дуная. И разве могло мне прийти в голову, что пройдет еще четверть века, и сегодня, когда я сяду вечером за эти воспоминания, в доме напротив бессонное окно будет пылать воспаленным светом лампы, возле которой будет сидеть в слезах одинокая мать — ровесница моей дочери. Глава VII Притча о водительских правах (Михаил Калатозов) Глава, посвященная этому человеку, замышлялась в книжке изначально. Но особый смысл предлагаемый рассказ обрел в связи с событиями недавними. Домашними и порожденными ими раздумьями. Итак. Моя младшая внучка Леля, в среде моих друзей ходящая под кликухой «Между прочим» (именно так любила она в пятилетнем возрасте произносить это словосочетание), вернулась из Штатов, окончив там Бостонский университет. Леля — молодец, ибо одолела весь курс за один год. Однако такой стремительности способствовала, между прочим, одна деталь: ей зачли оценки, полученные Лелей на отделении структурной лингвистики Московского университета. Зачли с почтением: «Это же — МГУ!» Пишу об этом не затем, чтобы похвастаться талантами внучки (хотя отчасти, видимо, и за этим), но в первую очередь, желая обратить внимание читателей на авторитетность нашей университетской бумаги, уважение к ней. Как ни горько, в дни, когда пишется эта книжка, уважение к российскому документу вовсе не свидетельствует о почтении к моему отечеству. Вот эти-то огорчения и призвали стародавнее воспоминание о друге моей юности Михаиле Калатозове. Вернее, об одном эпизоде из его жизни. Если аристократизм той или иной страны исчислять по количеству князей на душу населения, то выходит, что у половины Грузии кровь — ярко-лазурная и сама Грузия — просто кишит принцами этой крови. Во всяком случае, почти о каждом грузине соплеменники сообщают доверительным шепотом: «Он — князь». Не знаю, кто там властительный самозванец, не знаю, как выглядят истинные князья... Впрочем, нет. Представляю вполне отчетливо. Высокий величественный красавец, чья царственная медлительность жестов таит вдохновенный темперамент. И тот тихий голос, что заставляет умолкнуть любой говор вокруг. Мечта женщин и гордость друзей-мужчин. И фамилия, которая сама — титул. Именно таким и был Михаил Константинович Калатозов, хотя за чистоту и вековую безупречность его генеалогического древа не поручусь. Думаю, именно таким и предстал он мировому кинематографу, взойдя на трон Каннского фестиваля как создатель великой ленты «Летят журавли». Впрочем, истиной киноэлите известен он был и до этого признания, так как вошел уже в историю кино загадочной правдой документального фильма «Соль Свапетии». А во время Великой Отечественной он был ленинградским блокадником, ежедневно готовым к смерти от бомбы или голода. Но выжил. Трудился, даже обрел не только опыт блокадной муки, но и некоторые полезные знания — получил водительские права. В 1943 году, когда ленинградская блокада была прорвана, Михаил Константинович вернулся в Москву, где его кинематографическая карьера сделала лихой вираж: он был назначен представителем Комитета по делам Кинематографии СССР в Соединенных Штатах. Надо сказать, что подобные организации, призванные продавать за рубеж советские фильмы, а также покупать иностранные, имели и другие негласные функции: служили крышей нашим резидентам. Однако в случае с Калатозовым дело обстояло иначе. Необходимо было привлечь на сторону союзника (СССР) симпатии голливудских звезд, которые, в свою очередь, пользуясь гипнотическим влиянием на американские массы, будили бы к нам чувства добрые и активные. А уж обольстительнее, умнее и величавее Калатозова претендента на эту роль было не сыскать. Говорят, имело значение при отборе кандидата и грузинское его происхождение. Как рассказывал мне один близкий к верхам кинематографист, кто-то из «высоких инстанций» сказал: «Пусть знают (американцы. — Г. Ш.) какие соплеменники у товарища Сталина». Ну что ж! Властительные кадровики на этот раз не промахнулись. Калатозов Голливуд обаял. Самые сиятельные имена облепляли российского посланца, хрестоматийные лица светились рядом с ним в кадрах кинохроники. Сегодня, выстраивая отношения с Соединенными Штатами, наши политики и журналисты неизменно поминают: «Во время Второй мировой войны наши страны были союзниками». (Хотя на вопрос: «На чьей стороне воевали США?» — незамутненные познаниями школьники порой отвечают «На стороне Германии».) Но даже новобранцы американской земли — наши сегодняшние эмигранты не могут представить отношения американцев к России времен войны. Каждую делегацию, приехавшую из Советского Союза, встречали как героев, кипели митинги с требованием открытия Второго фронта, шел сбор средств в фонд помощи России (СССР). Вот руководство кинокомпании «Уорнер-бразерс» даже отказывалось платить зарплату сотрудникам, не сделавшим отчисления в этот фонд! До чего же изменчивы лица событий и стран! Кто бы мог подумать тогда, в годы войны, когда Штаты были по отношению к России одной большой Филадельфией (что значит в переводе «Город братской любви»), что пройдет-то всего ничего лет и комиссия Маккарти будет предавать анафеме и остракизму за лояльность к Советскому Союзу тех самых американских кинематографистов, что приносили Калатозову любовь своих сограждан! Да, оттого калатозовское ведомство «Совэкспорт-фильм» прочно являло собой звездный небосклон Изысканное общество требует изысканного приема. Изыски, как понятно, дороги. Военный бюджет, даже для загранпредставительств, был суров и скуден. А грузинско-щедрая, к тому же романтическая, душа Калатозова не могла смириться с тем, чтобы на приемах выставить несколько заурядных бутылок водки. И он нашел решение. Были закуплены дыни, у представительского врача конфисковали чистейший спирт и несколько медицинских шприцов. Людской состав представительства был брошен на проведение дыням спиртовых инъекций. Хмельные фрукты, картинно препарированные, украсили столы на первом же приеме. Надо сказать, что на лицах звездных гостей, не обнаруживших в сервировке знаменитых армянских коньяков, и вообще ничего спиртного, изобразилось нескрываемое разочарование. Да и угощения было не густо. Пришлось налегать на дыни. А через полчаса хмельная компания уже гудела вовсю и требовала раскрытия секрета загадочных плодов. С тех пор инъекцированные дыни получили титул «Коктейль по-калатозовски» и стали популярнейшим деликатесом в голливудских домах. Но на этом необычайности не кончились. Однажды Михаил Константинович давал в представительстве очередной прием. Список гостей, как обычно, смахивал на страницы из справочника «Ху из ху» или киноэнциклопедии. Когда прием закончился, хозяин предложил двум «самым любимым» гостям отвезти их домой самостоятельно. — Поверьте, я хороший водитель, — сказал он им. Что правда, то правда. Водителем Михаил Константинович был отменным, даже в молодости работал профессионально. Да и авторитет его в автоделах был непререкаем. Помню, как я сменила престижную «Волгу» на маленькие, хрупкие, безвестные тогда «Жигули», узнав, что «сам» Калатозов пересел на них. Так вот. Знаменитый наш шофер выехал из двора представительства, имея на борту — кого бы вы думали? — Чарли Чаплина и Бет Девис. Ни больше, ни меньше. Однако присказка про «старуху» и «проруху» не даром возникла. Разворачиваясь задом, Калатозов сбил полицейского мотоциклиста. Размеры бедствия (сбить полицейского!) можете себе представить, услышав, как великие Чаплин и Девис прошелестели хором: «Это катастрофа!» К счастью, полисмен оказался жив, и экипаж лимизуна с ужасом ожидал свидания с ним, замерев в машине, так как выходить было не положено по правилам. Полицейский же, рыжий гигант-ирландец, не торопился. Он вынул откуда-то набор щеток, долго и тщательно чистил мундир, обувь и, только произведя положенную процедуру, приблизился и заглянул внутрь машины. Не узнать пассажиров было невозможно. Он, конечно, узнал, но виду не подал. Бет Девис адресовала ему лучшую из своих киноулыбок. Ноль эмоций. Чаплин сказал искательно: «Хотите, сэр, мы прямо тут сыграем для вас что-нибудь?» Полицейский поднял глаза на великого лицедея, но вновь «на челе его высоком не отразилось ничего». — Ваши права, сэр! — без интонаций сказал он Калатозову. Как рассказывал мне Михаил Константинович, доставая права, он волновался больше, чем в минуты артобстрелов на войне. Ведь он прекрасно понимал, что помимо американских кар его ждут родные, советские. А какими они могли быть, нам, жителям тех времен, известно. Полицейский взял документ и погрузился в его изучение. Казалось, прошел час, хотя и длилось-то это минуту-другую. Наконец спросил:
И тут произошло невероятное: гигант протянул водителю права, щелкнув каблуками, взял под козырек и торжественно произнес: — Берегите их — это лучшие права в мире. Счастливого пути! Понимаете, как горда была я дружбой человека с «лучшими в мире правами». Неудивительно, что похожую гордость испытала я не только по поводу успехов внучки, но и оттого, что так чтима и марка нашего университета. Впрочем, тут не точка, а иной знак препинания. Может, запятая, а может, знак вопроса. Но уж препинания — точно. «Лучшими в мире правами» водительское удостоверение Калатозова сделала отнюдь не безупречность советской службы дорожного движения, а великое самоотречение, высота подвига нашего парода во Второй мировой войне. После войны, правда, американцы, как сказано выше, об этом постарались забыть. Но в военные годы авторитет нашей страны был высок и непререкаем. Сегодня мы радуемся малому — вот, мол, слава Богу, еще в области науки и образования кое-какие американцы нас признают! Хотя, наверное, не стоит без конца сетовать то на нечестность олимпийских судей, то на скверну, которую навели на великую Россию грязные русские олигархи, отмывающие неправедные деньги в безнравственных американских банках. Дело куда проще и серьезнее. Все у нас как-то не заладится с высоким международным престижем нашего государства. Конечно, некоторые порывистые его движения и побуждают спросить вместе с Гоголем: «Русь, куда же несешься ты? Дай ответ». И закавыка не только в том, что дальше по тексту: «Не дает ответа». Ответы следуют. Разные, но следуют. Беда в том, что, продолжая цитату про Россию, не можем мы вместе с Николаем Васильевичем гордо констатировать, что с почтением «постораниваются и дают ей дорогу другие народы и государства». А то про одну «русскую мафию» талдычат! Где справедливость?.. Водительское удостоверение по-английски звучит как «лицензия на право вождения». Лицензию на изобретение или достижение, которые признает мир, россиянин еще может получить. Но лицензию на гордость принадлежности к своей стране в одиночку не получишь. Для этого необходимо, чтобы твое государство имело «лицензию на достоинство». Верю, что так и будет. А теперь о веселом. Однако летопись событий, связанных с водительскими правами Калатозова, этим эпизодом не исчерпывается. В родной советской действительности она пополнилась еще одним сюжетом. Не знаю, сколь верно утверждение, что история вершится дважды: один раз как трагедия, другой — как фарс. Но о том, что триумф может вернуться конфузом, излагаемый ниже случай, свидетельствует. Шли съемки фильма «Верные друзья». Мы звали его «домашним», ибо все главные создатели были связаны отношениями дружескими. А мы с мужем — с ними со всеми. Итак: автором сценария были Саша Галич и Константин Исаев (в просторечии — Кот), режиссером — Михаил Калатозов, одним из главных действующих лиц — Борис Чирков. Именно эта четверка и стала героями «конфузной драмы», как называл случившееся Саша Галич, повествуя о нем. Именно они и отправлялись на студию. Разумеется, на машине Михаила Константиновича, так как ни у Галича, ни у Исаева машины не было, а автовладелец Чирков машину не водил. Когда они подошли к автомобилю, Калатозов обнаружил, что забыл права. С присущей ему галантностью он начал извиняться перед предполагаемыми пассажирами и заверил, что моментально поднимется за правами. Но, что присуще всем творческим единицам, компания оказалась сплошь суеверной. Поэтому хором закричала: — Ни в коем случае: пути не будет! А Борис Петрович Чирков присовокупил лукаво: — Нет, ребята, совсем мы оторвались от народа. Машина, машина... А чем плох трамвайчик? И порешили: едем трамваем. В полупустой трамвай компания вошла довольно монументальная. И Калатозов, и Исаев, и Галич — высокие, чернокудрые пижоны, магнетически притягивающие женские восхищенные взоры и завистливые мужские. Один Чирков со своей простоватой курносой физиономией и ростом отнюдь не гигантским из единой композиции выпадал. Выпадал также и по причине своей сугубой славянскости. У тех-то троих облик был сугубо грузинско-семитский. И надо же! Немногочисленные трамвайные пассажиры обернулись именно на него. Потом деликатно отвернулись. И лишь один не спускал с Чиркова восторженно-вопрошающего взора. — Да, — вздохнул уязвленный Галич, — вот напиши хоть сто сценариев, сними хоть сто фильмов, а восхищенный народ будет все равно пялиться только па актера. (Соображение, веское по сути, в данном случае было вообще убийственным: после трилогии о Максиме Чирков стал почти национальным героем.) — Да-а, — меланхолично отозвался Исаев (он всегда говорил с какой-то вкрадчивой медлительностью, даже когда острил), — грубо ты с нами, Миша, обошелся, забыв права. Были бы у тебя права, не пришлось бы лишний раз ощущать свою ничтожность. — Еще раз простите, — развел руками Калатозов. Чирков же смиренно помалкивал. А пассажир, как завороженный, не спускал с него глаз. И только перед тем, как выскочить из трамвая, метнулся к Борису Петровичу: — Тысяча извинений! Я не ошибся?
То, что данная новелла получила почти по О'Генри неожиданный конец, надеюсь, несколько утолила горечь сценаристско-режиссерской неполноценности в глазах масс. Но замечательней другое: из всей характерно этнической компании на роль Рабиновича был выбран Чирков. Вот так. Бывает. Вспомнив о «Верных друзьях» не могу удержаться, чтобы не рассказать еще одну историю. Упомянутая домашность фильма подчеркивалась и тем, что все три главных герой носили имена актеров, эти роли исполнявших. Борис Петрович Чижов — Чирков, Александр Федорович Лапин — Борисов, Василий Васильевич Нистратов — Меркурьев. Роли писались для них. Впрочем, не совсем. Нистартов в начале имел имя и отчество Николай Константинович. Ибо роль предназначалась знаменитому Черкасову. Однако, прочтя сценарий, Черкасов от роли отказался, не очень убедительно этот отказ объяснив и оставив режиссера и сценариста в огорчительном недоумении. Почему?.. Особенно печалился Чирков: ведь они с Черкасовым были связаны многолетьем, еще карьеру актерскую вместе начинали миниатюрой «Пат и Паташон». В чем же дело? Тайна открылась не им, а моему мужу. Уже прошло несколько лет со дня выхода на экраны «Верных друзей», ставших немедленно, как бы сейчас квалифицировали, кинохитом, когда муж мой поехал в командировку в Ленинград. На обратном пути в Москву он оказался в одном купе СВ «Красной стрелы» с Н. К. Черкасовым. Они были шапочно знакомы, встречались и раньше, но подробных бесед со знаменитым киноактером мужу не выпадало. Муж мой Александр Яковлевич Юровский, в свое время руководивший киноредакцией Центрального телевидения, а потом уже в качестве профессора МГУ читавший курс истории телевидения, прекрасно знал и кинематограф. Поэтому возможность побеседовать с великим мастером, да еще не спеша, в интимно-купейной обстановке, обрекающей на откровенность, была заманчива. «Вот и случай о "Верных друзьях" спросить», — подумал мой муж. Мысленно прикидывая ответы: недостаточно прописаны роли, характер героя он видел в иной трактовке, в конце концов, режиссерский почерк Калатозова не тот... И в том же роде. Когда было выпито по два стакана чая, а может, и чего еще, муж, достав самую доверительную интонацию, спросил: — Николай Константинович, дело прошлое, не скажете, почему вы отказались от роли в «Верных друзьях»? Вопреки ожиданиям Черкасов ответил легко и тут же: — Вы понимаете, там есть эпизод, где я должен бегать в одних трусах. А я все-таки член обкома партии. Непостижимое загадочное актерское племя! Что делает их на сцене, экране мудрецами, властителями, рыцарями, чуждыми житейской мельтишни? Как получается, что актерский талант диктует им сложнейшее решение, при этом не находясь во взаимодействии с тем, что древними именовалось словом «рацио»? А проще говоря... Ну, сами понимаете, как это звучит проще. И то: хитро-мудрый Иван Грозный, элитарнейший профессор Полежаев! И вдруг — бюро обкома... Ладно, Бог с ними. Им, если они, талантливы, воистину талантливы, все можно, все прощаем, тем более что встреча с лучшим из них — всегда праздник, событие, зарубка в памяти на всю жизнь. Именно такой и была, не отмеченная никаким потрясениями, но сберегаемая в душе, моя встреча с одним артистом. И тоже благодаря Михаилу Константиновичу Калатозову. О ней я рассказывала в авторской версии программы. Однако мне было нелегко. Мне было бесконечно одиноко в пустой степи, недостижимым казался Кишинев, куда мне надлежало прибыть в качестве корреспондента Всесоюзного радио. А «не любя»?.. Нет, любя. Моя любовь где-то за тысячи верст отсюда месила грязь фронтовых дорог солдатскими сапогами. И степное мое одиночество делало тоску разлуки острее и безнадежнее. Отчего мне завистливо представился тот, другой певчий путник, которому легко, потому что спешит он к восторженным концертным залам и потому, что может кочевать, никого не любя. Вертинский! Бесплотная мечта и восторг московских довоенных школьниц, легенда без облика, сотканная из одного голоса и странно волнующих слов. Несколько лет спустя оказалась я во Львове, уже корреспондентом журнала «Огонек». Земли, перед войной присоединенные к Советскому Союзу, будоражили в те времена воображение приезжих с Востока своим западным роскошеством, хотя война и им принесла убогость быта. Однако почти инопланетными казались загадочные остроголовые замки, надменные кварталы особняков и не окончательно растерявшая буржуазные замашки гостиница «Интурист». Поэтому вечерние посещения гостиничного ресторана были для меня всякий раз золушкиным королевским балом. В один из вечеров встретила я там друга нашей семьи, замечательного режиссера и не менее замечательного человека — Михаила Константиновича Калатозова. Он снимал во Львове фильм «Заговор обреченных». Снимался в этом фильме и Вертинский. Это сейчас я так запросто сообщаю: «Снимался Вертинский». А тогда... представленная этому мифу во плоти, я почувствовала легкое головокружение от неправдоподобия происходящего. Но, тем не менее, была приглашена за калатозовский столик и — во что уже совсем не могла поверить! — приглашена на танго Вертинским. Все было ирреально для недавней московской школьницы: и движение танца, будто не касающееся пола, некое ступание по мелодии, и этот высокий куртуазный господин, адресовавшийся ко мне словами «дитя мое». Я изо всех сил старалась делать вид, что подобные встречи и танцы для меня дело привычное, но в какой-то момент, не совладав с восторгом, ляпнула: — Ох, черт, как жаль, что мой фотокорреспондент завалился спать. Надо бы снять наш танец. Мне ведь потом никто не поверит, что я танцевала с Вертинским. |
Похожие:
 |
Mini-vidas автоматический анализатор для быстрого обнаружения патогенов... Около 100 всемирно известных референсных лабораторий (usda, fda, другие государственные лаборатории) и крупнейшие международные компании... |
 |
Внимание! Всем-всем-всем!! Грипп… Заразиться им очень легко. Вирус гриппа передается от больного человека здоровому воздушно-капельным путем (при кашле и чихании через... |
|
Внимание! Всем-всем-всем!! Грипп… Заразиться им очень легко. Вирус гриппа передается от больного человека здоровому воздушно-капельным путем (при кашле и чихании через... |
|
Виктории Бурматовых «Искусство жить» ... |
|
Список и размеры известных компьютерных программ |
|
Коммуникации Виктор Бойко – один из самых известных в нашей стране знатоков практической йоги |
|
Инструкция о мерах безопасности в быту для обучающихся действия населения... Внимание всем!”. Услышав его, следует непременно включить телевизор, репродуктор радиосети и внимательно прослушать сообщения местных... |
|
Методика по определению мотивации обучения в вузе При создании данной методики автор использовала ряд других известных методик. В ней |
|
Назначение и состав методологий внедрения В качестве наиболее известных примеров методологий можно привести следующий, далеко не исчерпывающий перечень |
|
Справочные ресурсы 3 Форумы, новости, музыкальные журналы и издательства 6 Интернет по музыке. Некоторые из них являются оригинальными сетевыми источниками, другие электронными аналогами известных печатных... |
|
Преемственности поколений актуальна, как никогда Отец? Во всем его могуществе, во всем его многообразии? Хотелось бы влиться, войти в этот процесс творения и ни единым лишним движением,... |
|
Исламский энциклопедический словарь Исламе, различных мусульманских сектах, биографические данные о членах семьи Пророка Мухаммада, его сподвижниках и их последователях,... |
|
Урок русского языка во 2 классе (1-4). Умк «Начальная школа XXI век».... Дидактическая цель: вторичное осмысление уже известных знаний, выработка умений и навыков по их применению |
|
Проф. Джон А. Соломзес, Проф. Вэлд Чебурсон, Док. Георгий Соколовский ... |
|
Электрическая фритюрница ef Они оснащены электрическими элементами производства известных фирм, экономят электроэнергию. Вращающаяся головка удобна в эксплуатации,... |
|
Инструкция gsm-sw-a1 розетка Пожалуйста, внимательно прочитайте инструкцию,... Данное устройство простое и надежное в эксплуатации, при его изготовлении использовались высококачественные компоненты, таких известных... |