Семантика, онтология, метафизика
|
Скачать 4.62 Mb.
|
|
Литература Ансельм Кентерберийский 1995 - Ансельм Кентерберийский. Прослогион // Ансельм Кентерберийский. Сочинения. М.: Канон, 1995. Валери 2005 - Валери П. Декарт // Вопросы философии, 2005, 12. Гуссерль 1998 - Гуссерль Э. Картезианские размышления. С.-Пб.: Наука, 1998. Декарт 1989 - Декарт Р. Мир, или трактат о свете // Декарт Р. Сочинения, т. 1. М.: Мысль, 1989. Декарт 1994 - Декарт Р. Размышления о первой философии, в коих доказывается существование Бога и различие между человеческой душой и телом // Декарт Р. Сочинения, т. 2. М.: Мысль, 1994. С. 3 – 72. Декарт 1994а - Декарт Р. Возражения некоторых ученых мужей против изложенных выше «Размышлений» с ответами автора // Декарт Р. Сочинения, т. 2. М.: Мысль, 1994. С. 73 – 417. Декарт 1994в - Декарт Р. Беседа с Бурманом // Декарт Р. Сочинения, т. 2. М.: Мысль, 1994. С. 447 – 488. Драгалина-Черная 2007 - Драгалина-Черная Е.Г. «Слово к внемлющему» или «диалог с безумцем»? Логика и риторика «Прослогиона» // Модели рассуждения – 1: Логика и аргументация. Калининград: Изд-во Российского университета им. И.Канта, 2007. Доброхотов 2008 – Доброхотов А. Кант о бытии: трансфигурация темы // Доброхотов А. Избранное. М.: Издательский дом «Территория будущего», 2008. Жильсон 2004 - Жильсон Э. Избранное: Христианская философия. М.: РОССПЭН, 2004. Кант 1994 – Кант И. Единственно возможное основание для доказательства бытия Бога// Кант И. Собрание сочинений в восьми томах, М.: Изд-во Чоро, 1994, т.1. Кант 1994а – Кант И. Критика чистого разума // Кант И. Собрание сочинений в восьми томах, М.: Изд-во Чоро, 1994, т.3. Лейбниц 1984 - Лейбниц Г.В. Абсолютно первые истины // Лейбниц Г.В. Сочинения в четырех томах. Т.3. М.: Мысль, 1984. С. 123 – 126. Лейбниц 1984а – Лейбниц Г. Замечания к общей части декартовых «Начал» // Лейбниц Г.В. Сочинения в четырех томах. Т.3. М.: Мысль, 1984. С. 165 – 218. Мамардашвили 1993 - Мамардашвили М. Картезианские размышления. М.: Прогресс, 1993. Неретина 2008 – Неретина С.С. Аргумент, нуждающийся для своего обоснования только в себе: //http://vox-journal.ru/vol4/vox20-204-20-209neretina.pdf. Рикер 1997 - Рикер П. Кризис когито // Бессмертие философских идей Декарта. М.: ИФ РАН, 1997, с. 14 – 30. Рикер 2008 - Рикер П. Я-сам как другой. М.: Изд-во гуманитарной литературы, 2008 Сёрль, Вандервекен 1986 - Сёрль Дж., Вандервекен Д. Основные понятия исчисления речевых актов // Новое в зарубежной лингвистике. Вып. 18. М.: Прогресс, 1986. Серль 1999 - Серль Дж. Логический статус художественного дискурса // Логос, 1999, №3. Успенский 2007 - Успенский Б.А. Ego Loquens. Язык и коммуникационное пространство. М.: РГГУ, 2007. Спиноза 2006 - Спиноза Б. Этика // Спиноза Б. Собр. Соч. Спб., 2006, т.1. Соловьев 1988 - Соловьев В.С. Первое начало теоретической философии // Соловьев В.С. Сочинения: В 2-х томах. М.: Наука, 1988, т. 1. Хайдеггер 1997 - Хайдеггер М. Бытие и время. М.: AD MARGINEM, 1997. Шмелев 2002 - Шмелев А.Д. Референция и художественный текст // Шмелев А.Д. Русский язык и внеязыковая действительность. М.: Языки славянской культуры, 2002. Bardout 2006 – Bardout J.-C. Remarques sur l’impossibilité cartésienne des mondes possibles// Les mondes possibles / Cahiers de philosophie de l’Université de Caen, n. 42, 2006. Hintikka 1962 - Hintikka J. Cogito ergo sum: Inference or Performance? // Philosophical Review, 1962, v. 72, No. 1, p. 3 – 32. Hintikka 1990 – Hintikka J. The Cartesian Cogito, Epistemic Logic and Neuroscience: Some Surprising Interrelation // Synthese, 1990, v. 83, No. 1. Husserl 1973 – Husserl E. Experience and Judgment. Evanston, 1973. Searle, Vanderveken 1985 – J. R. Searle and D. Vanderveken. Speech Acts and Illocutionary Logic// D. Vanderveken (ed.), Logic, Thought & Action, The Netherlands: Cambridge University Press. Printed by Springer, 1985, pp. 109–132. Об авторе Драгалина – Черная Елена Григорьевна, доктор философских наук, профессор кафедры онтологии, логики и теории познания философского факультета Государственного университета – Высшая школа экономики. Сфера научных интересов: формальные онтологии, теория речевых актов, теоретико-игровые и теоретико-модельные семантики, обобщенная квантификация, теория интерпретации. Основные публикации: Формальные онтологии: аналитическая реконструкция. М., 2000; Логика с элементами семиотики и теории аргументации. М., 2006; Формальные онтологии как абстрактные логики // Логические исследования. Выпуск 12. М., 2005, с. 162 – 169; Есть ли жизнь в возможных мирах? Семантика веры и неверия // Логический анализ языка. Между ложью и фантазией. М., 2008, с. 46-54; Путь к очевидности: парадокс и докса // Противоположности и парадоксы (Методологический анализ), М., 2008, с. 234 – 242; Онтология отрицания: присутствие отсутствия vs. отсутствие присутствия // Логический анализ языка. Ассерция и негация. М.: Индрик, 2009, с. 25 – 33; Тяжба о «ста талерах»: via eminentiae // Кантовский сборник, 2009, №2 (30), с. 89 – 100; Границы логики: онтологический поворот // Философия науки, № 14, ИФ РАН, 2009, с. 87-99; Логика и онтология в формальной философии В.А.Смирнова // Вопросы философии, 2009, №3, с. 108-118; Model-theoretic languages as formal ontologies // Volker A. Munz, Klaus Puhl, Joseph Wang (eds.), Language and World / Sprache und Welt. Papers of the 32nd International Symposium, Contributions of the Austrian Ludwig Wittgenstein Society, volume XVII, Kirchberg am Wechsel, 2009, рp. 78 – 80. Жиль Оливо «ТАИНСТВЕННЫЙ КРИТЕРИЙ РАЗЛИЧЕНИЯ ИСТИН НЕОБХОДИМЫХ И СЛУЧАЙНЫХ», ИЛИ ТРУДНОСТЬ РЕШЕНИЯ: ЛЕЙБНИЦ И ВОПРОС O НАИЛУЧШЕМ ИЗ ВОЗМОЖНЫХ МИРОВ 27 As Leibniz himself confessed, identifying the root of contingency raised a difficulty which concealed the distinction between necessary and contingent truths. The definition of truth based on the inherence of predicates seemed indeed to be a paradoxical and embarrassing solution to the question of the root of contingency since it began, by virtue of the sufficiency of the complete notion, by making all the predicates necessary. It is our contention that the Generales Inquisitiones provide us both with the clearest formulation of the difficulty and with its resolution. The distinguishing criterion which arises from the analogy with the mathematical infinite but includes from the start a risk of confusion has required of Leibniz a painstaking elaboration. The actual stake appears all the more clearly : liberating the principle of sufficient reason which, from being an axiom--inferred from the principle of contradiction--gains the status of architectonic principle --which is irreducible to the principle of contradiction. We will ask ourselves finally if the contingency of the best possible worlds which can then be construed from the "claim of existence" has truly been "saved" by the principle of sufficient reason.
Вновь поставить вопрос о наилучшем из возможных миров у Лейбница значит не испугаться сложности, которая содержится уже в самом выражении. От нас потребуется усилие, чтобы определить его концептуальное содержание. А это значит: сначала воспринять оптимальный характер нашего мира, который далек от совершенства. Но, кроме того, этот мир должен быть наилучшим среди других возможных миров. Наилучший - это превосходная степень, утверждение которой предполагает сравнение, точнее, оно нужно для того, чтобы можно было сказать, что этот мир есть наилучший из возможных. Какова же природа этой эксплицитной возможности? Опыт ли случайности, поскольку она кажется очевидной в действительном мире, в том, в котором есть мы, не это ли позволяет Декарту написать, что «свобода нашей воли узнает себя без доказательств в единственном опыте, который мы имеем»28? Все самое привычное в опыте этого мира, кажется, указывает на случайность фактов, событий и действий, которые мы производим, но в чистом сознании могли бы не совершать. Поднимем мы в этот момент руки или не поднимем, и тот и другой вариант ясно представляются нам возможностями одной альтернативы; выбор одной ретроспективно исключает возможность другой. Известно, что опыт возможного, на котором настаивает Лейбниц – не таков. Возможное, которое мы собираемся обнаружить, - это не то, что реализуется, когда мы поднимаем руку или когда Цезарь не пересекает Рубикон. Оно не имеет и не может иметь статус возможного в этом мире, где напротив, все происходит предопределенным образом, в соответствии с тем, что Лейбниц называет необходимостью ex hypothesi. Напротив, возможность есть в недрах другого (возможного) мира, где она имеет место в последовательности событий, являясь одной из необходимых посылок (terme) ex hypotesi. Иначе говоря, если наш мир наилучший из возможных, то наилучший означает, что возможен мир, в котором Цезарь не переходит Рубикон или мир, в котором Адам не грешит. Эти два случайных события не есть для Лейбница два возможных события нашего мира, но два случайных или данных по необходимости ex hypothesi события внутри двух разных возможных миров. Их возможность происходит от того, что они включены в другие возможные миры; а также их возможность очерчивает возможность другого мира, а не того, который существует. Этот пункт постоянно утверждается Лейбницем, особенно четко в §15 Causa Dei: «случайные возможности могут быть рассмотрены как отдельно, так и совместно в бесконечности целых возможных миров, каждый из которых прекрасно известен Богу, хотя он привел к осуществлению только один из них»29. Можно сказать, что именно в этом пункте коренится трудность. Во-первых, потому что «эти случайные возможности, связанные в бесконечности целых возможных миров» означают концепцию возможности, сохраненной только у Бога. Речь здесь не только о бесконечности возможных миров, которую удалось бы рассмотреть, но об отсутствии у нас возможности представить себе некий порядок возможности внутри не нашего, но другого мира. Иначе говоря, возможное как элемент другого мира - таково лейбницианское определение случайного события, несводимого к простому непротиворечию понятия, на котором строится человеческое знание – нам никогда не дано. И еще нужно подойти к тому, чтобы сказать, что можно представить себе случайную возможность, рассматриваемую отдельно только ценой абстракции, что еще больше затемняет идею. Этот пункт ясно утверждается в переписке с Арно (Arnauld), в связи со случаем Адама. В мире, созданном Богом, Адам не мог бы не грешить. Напротив, в области возможного, то есть божественного разума, есть понятие безгрешного Адама, которому «надо приписать понятие столь сложное, что все, что ему может быть приписано из него же может быть выведено. Однако, если несомненно, что Бог мог бы образовать такое понятие Адама или скорее, что он его (понятие) уже имеет как возможное в своем разуме»30, то, что же мы можем себе представить под этим понятием, мы, конечные существа? Только лишь «смутного Адама»31, который не есть индивид, и как поясняет Лейбниц Арно: «вы говорите совершенно правильно, что столь же маловероятно помыслить многих возможных Адамов, полагая Адама за единичную природу, как и помыслить множество я. Я с этим согласен, но также, говоря о многих Адамах, я не рассматриваю Адама как определенного индивида, как кого-то, представленного sub ratione generalitatis в обстоятельствах, которые, как нам кажется, определяют Адама как индивида, но которые, на самом деле, его не определяют достаточно: как если бы мы понимали под Адамом первого человека, которого Бог поместил в сад удовольствий и который оттуда был изгнан, совершив грех, и из ребра которого Бог извлек женщину. (Ибо не надо называть ни Еву, ни Рай, принимая их за определенных индивидов, иначе говоря, это не было бы sub ratione generalitatis.) Но всего этого не достаточно для определения: имелось бы множество Адамов, раздельно возможных, или множество индивидов, к которым все это подходило бы. Верно, что некоторое конечное число предикатов, которое мы используем, не определяет оставшиеся предикаты. Но то, что определяет такого Адама, должно полностью охватывать все эти предикаты»32. «Из этого следует, - продолжает Лейбниц, - что это был бы не наш Адам, но другой, если бы с ним случились иные события […]. Нам кажется, что этот кусок мрамора, привезенный из Генуи, точно такой же, как когда его здесь оставили, потому что наши ощущения позволяют нам судить только поверхностно, но в глубине, из-за связи вещей, весь универсум со всеми его частями оказался бы совсем иным и был бы другим с самого начала, если бы мельчайшая вещь в нем была иной, чем она есть»33. Легко понять, что если простого различия в местонахождении куска мрамора достаточно для того, чтобы сделать из нашего мира другой универсум «во всех его частях» с самого начала, некий Адам, который не согрешил, или некий Цезарь, который не пересек Рубикон, являются Адамом и Цезарем только по определению, и не имеют никакого отношения к Адаму и Цезарю, определяемым нами: «когда мы рассматриваем в Адаме часть его предикатов, например, что он первый человек, помещенный в сад удовольствий, из ребра которого Бог извлек женщину, и подобные вещи понимаются sub ratione generalitatis (то есть, не называя Евы, Рая и других обстоятельств, которые завершают индивидуальность), мы называем Адамом того, кому приписаны эти предикаты. Всего этого не достаточно, чтобы определить индивида, ибо мы можем получить бесконечность Адамов, т.е. возможных людей, отличных друг от друга, которым все это соответствует. Но хотя я далек от того, чтобы не согласиться с возражением М. Арно против этой множественности одного и того же индивида, я сам к ней прибегал, чтобы лучше понять, что природа индивида должна быть сложной и определенной»34. Заняв позицию, противоположную общепринятой в интерпретации случайности – коротко говоря, переворачивая тезис о безразличной свободе, который обсуждался в связи с объяснением случайного – Лейбниц приходит к пониманию случайности через сравнение друг с другом множества возможных миров. Этим множеством обосновывается мысль о возможности в разных мирах, но никогда внутри одного и того же мира. Однако случайность возможных миров, не будучи для нас доступной ни в форме случайных возможностей, рассмотренных по отдельности, ни в форме случайных возможностей, упорядоченных в бесконечности целых возможных миров, делает проблематичным концепт наилучшего из возможных миров. Есть ли у Лейбница какое-либо законное основание его создать? Какая идея случайности лежит в основе его концепта?
Эта сложность была известна Лейбницу. Вот как она устанавливается в пассаже биографического содержания из De libertate, contingentia et serie causarum, providentia: «когда я рассматривал, что ничего не происходит случайно или с вероятностью, если это не относится к отдельным субстанциям, и что фортуна, отделенная от участи, есть имя, лишенное смысла, и что ничто не существует без того, чтобы были положены единичные обстоятельства (или нечто следует из этих обстоятельств, когда они все соединяются одно с другим, чтобы вещь существовала), я был недалек от мнения тех, кто считает, что все абсолютно необходимо, что достаточно того, чтобы свободу предохранить от противоречия, хотя она пребывает подчиненной необходимости, они же не отличают необходимое от безошибочного, то есть от истины, когда она достоверно известна. Я избежал этого разрыва [praecipitio], рассмотрев те из возможностей, которых нет, которых не будет и не было. Если в действительности некоторые возможности никогда не существуют, тогда единичные существования (existences) не являются всегда необходимыми, хотя было бы невозможным, что другие существовали бы на их месте и, значит, никакое существование было бы невозможным. Однако нельзя отрицать, что большое количество басен, как те, что называют романами, были бы возможны, хотя они и не находят никакого места в последовательности универсума, который выбрал Бог»35. К этому тексту можно сделать три комментария: а) Со сложностью обоснования факта случайности Лейбниц встречается, начиная с утверждения абсолютной необходимости. Именно в противоположность этому тезису должна утверждаться случайность. b) Способ, которым удостоверяется случайность, не есть опыт свободы безразличия или свободы-арбитра – и по этой причине о Лейбнице говорят почти как о последователе Спинозы – но способ существования героев романа. с) Аргумент кажется итоговым, так как параграф, который следует прямо за ним начинается с вывода о том, что: «признавая, стало быть, случайность вещей…». Однако оказывается, при рассмотрении предшествующей переписки с Арно, что аргумент, взятый из романов, не может быть заключительным. Герой романа, поскольку он создан воображением человека, не является индивидом. Он определен настолько точно, насколько это возможно в описании романа, как тип, как эквивалент «смутного Адама», которого недостаточно определить тем, кем был бы тот Адам, который не был бы нашим [Адамом], и который был бы элементом возможного мира. Очевидно, что пример с героями романа указывает на предпонимание случайного, но оно еще не позволяет определить корень случайности возможных миров. А также то, являются ли возможные миры наиболее простым способом представить несуществующую возможность. Так – Лейбниц к этому еще вернется через двадцать пять лет – достаточно помыслить роман Астрея36 с точки зрения общей характеристики непротиворечиво возможного, чтобы в нем усмотреть возможность: «я называю возможным все то, что совершенно мыслимо и что имеет, следовательно, сущность, идею, не принимая в расчет, позволяют ли остальные вещи стать этому существующим»37. Напротив, эта возможность Астреи – в смысле ее непротиворечивости – еще не достаточна для того, чтобы определить ее принадлежность к возможному миру или к миру действительному: «я совсем не согласен с тем, что для того, чтобы узнать, возможен ли роман Астрея, надо узнать его связь с остальным Универсумом. Это было бы необходимо, чтобы знать, со-возможно ли это с ним, а, следовательно, был ли этот роман или есть или будет в некотором уголке универсума. Ибо ясно, что без этого для него совсем не будет места. И верно, что то, чего совсем нет, не было и не будет, совсем не возможно, если возможное взято как со-возможное, как я только что сказал. […] Но другое дело, если Астрея абсолютно возможна. И я говорю, да, потому что она не содержит в себе никакого противоречия. Но чтобы она в действительности существовала, надо было бы, чтобы остальной универсум был бы также совсем другим, а не тем, какой он есть, и, возможно, что он существовал бы иначе»38. Концепты (непротиворечиво) возможного и возможного мира, к которому возможное принадлежит, стало быть, даны нам раздельно. Что дает основание Лейбницу сформулировать концепт возможного мира, если непротиворечивости для него оказывается недостаточно, как он показывает в случае с романами?39 Рассуждение не останавливается в этой точке, на что прямо указывает продолжение De libertate, contingentia et serie causarum, providentia: «признав случайность вещей, я спрашивал себя и о том, что могло бы быть ясным понятием истины, так как надеялся не без причины, что смогу извлечь из этого аргумента некоторое прояснение, которое мне позволило бы отличить необходимые истины от случайных. Однако я заметил, что всем истинным утвердительным высказываниям, общим или единичным, необходимым или случайным, всем им свойственно то, что предикат находится в субъекте, то есть понятие предиката включено в понятие субъекта в некотором отношении; а в этом и состоит принцип любой истины для Того, кто знает a priori. Но это открытие, как оказалось, только увеличило трудность. Если на самом деле понятие предиката включено в понятие субъекта в данное время, то, как без противоречия и невозможности, предикат мог бы отсутствовать у субъекта, чтобы его понятие от этого не пострадало?»40 Определение случайности дается через уловку общей теории истинности как присущности предикатов субъекту. Но парадоксально то, что это решение считается достигнутым сразу же, до того, как решена проблема. Этот проблематичный характер подчеркивается с новой силой Лейбницем в другом тексте: «я полагаю, что распутал загадку, которая оставляла меня в затруднении, так как я не понимал, как предикат мог быть включен в субъект, чтобы высказывание не стало обязательно необходимым»41. Решение установленной трудности с происхождением случайного имело парадоксальное следствие, погрузив Лейбница в затруднение. Чтобы определить возможность случайного, оказалось, что его сначала надо смешать с необходимым. Это явное уничтожение различия между случайными и необходимыми истинами было сложностью, с которой он уже сталкивался в §13 Рассуждения о метафизике: «Мы сказали, что понятие индивидуальной субстанции раз и навсегда заключает в себе все, что может когда-либо произойти с ней, и что, рассматривая это понятие, можно увидеть в нем все, что можно будет справедливо высказать о ней, подобно тому как в природе круга мы можем усмотреть все свойства, которые можно вывести. Но, по-видимому, этим будет уничтожено различие между случайными и необходимыми истинами, […] и над всеми остальными событиями в мире, будет царить абсолютная фатальность»42. Определение истины через присущность предикатов (а значит и теория полного понятия) возникает как следствие парадоксального решения проблемы происхождения случайности. Оно описывает не логический способ формулировки проблемы случайности, как если бы были другие способы ее рассмотрения, но очевидно единственный способ ее решить, потому что это определение - единственное поле концепта возможных миров, в соответствии с распределением, которое сохранится до конца между возможностями необходимыми, определенными принципом непротиворечия, и возможностями случайными, определенными принципом достаточного основания (raison suffisante)43. Следствием достаточности полного понятия является способ метафизического определения возможного, потому что понятие - единственное средство его мыслить. Однако этот способ решения проблемы случайного, а, стало быть, и возможного перегружен, как говорит сам Лейбниц, трудностями, так как не позволяет сразу же прояснить случайное. Исходным в нем является утверждение присущности предикатов и достаточности полного понятия, что делает все предикаты необходимыми. Эти трудности требуют, чтобы мы остановились на решении, о котором нам говорит Лейбниц в De libertate, contingentia et serie causarum, providentia и которое стало источником затруднения, прежде чем понять, что из этого следует. |
Похожие:
 |
Социальная онтология россии Социальная онтология России : сборник научных статей по докладам VIII всероссийских Копыловских чтений / Под ред. В. В. Крюкова и... |
|
Философия ... |
|
Инструкция по подготовке статей для журнала «онтология проектирования» Самарский национальный исследовательский университет им академика С. П. Королева, Самара, Россия |
|
План семинарского занятия: Проблема смерти: история вопроса ... |