Скачать 4.62 Mb.
|
Жером Лоран О НЕСУЩЕСТВОВАНИИ ВОЗМОЖНЫХ МИРОВ В АНТИЧНОЙ ФИЛОСОФИИ 1 Why could Ancient Philosophers not conceive possibility of others worlds? According Plato (Timaeus, 31a2) and Aristotle (De Caelo, I, 8, 276a18), there is only one world, — our world who is eternal and indestructible. Philo of Alexandria is the first to mention “kosmos noètos" (De opificio mundi, §35) and, after him, all Neoplatonists do the same. Nevertheless, two worlds in Plotinus’s thought are necessary: one being a model and the other his mirror image. It is the same, mutatis mutandis, with Epicurians who have no doubt about the existence of others worlds, infinite in number: these possible worlds are necessary. Only a philosopher who accepts God’s omnipotence, Leibniz for example, can consider “possible worlds” “purement possibles” (Lettre à Arnauld, Gerhardt, 2, p. 54). Тема этой конференции может показаться слишком серьезной и торжественной. Я думаю, что эта тема скорее осмотрительная. Ведь это не конференция по социологии или политической философии, посвященная будущему нашего мира или возможным экономическим трансформациям, о которых столько сейчас говорят. Мы не трейдеры и не депутаты. Онтология возможных миров не занимается новыми человеческими отношениями, которые были бы возможны, если бы изменились те или иные параметры нашего существования как в утопиях Фурье или Огюста Конта. И к глобальному миру она имеет отношение постольку поскольку. Одним словом, этот проект совершенно безрассудный, так как, если мы видим, что возможны другая мода или другие обычаи в разных странах и в разные эпохи, то никому не удавался опыт другого мира, разве что в воображении. И предмет конференции, в некотором смысле, воображаемый: каким был бы мир без определенного постоянства человека, который, каким бы он ни был, также проблематичен? Мир чистых потоков и чистых отношений, который не заканчивается в том субстанциальном основании, которое Аристотель называет oÙs…a – сущностью (бытием)? Теология и классическая метафизика сделали возможное существование других миров темой, требующей осмысления. Декарт размышляет над тем, что Бог мог бы создать такие математические истины, которые не были бы истинами нашего мира. Вечно сущее возможное существует в божественном мышлении. Такое рассуждение возникает в определенное историческое время и является по сути своей христианским, как и идея творения, вытекающая из этого рассуждения. Только всемогущий и бесконечно свободный Бог может быть первым основанием других миров и других способов существования. Античная мысль от Парменида до Прокла, включая Эпикура и стоиков, непоколебимо утверждает, что нечто не может возникнуть из ничего «ex nihilo». Никакого творения, но происхождение мира, который может быть вечным как у Платона и Аристотеля, или конечным как у Эпикура, или подчиненным ритму ™kpÚrwsij всеобщего воспламенения как в стоицизме. Интересен случай Эпикура. На первый взгляд может показаться, что он допускает множество возможных миров, поскольку для него универсум бесконечен, так же как бесконечно и количество миров. Лукреций ясно представляет теорию своего учителя: 1044-45 Ведь, коль лежащему вне, за пределами нашего мира, Нет пространству границ, то стараемся мы доискаться. […] 1064-1066 Так что ты должен признать и за гранями этого мира Существованье других скоплений материи, сходных С этим, какое эфир заключает в объятиях жадных. […] 1070-78 Если вещей семена неизменно способна природа Вместе повсюду сбивать, собирая их тем же порядком, Как они сплочены здесь, - остается признать неизбежно, Что во Вселенной еще и другие имеются земли, Да и людей племена и также различные звери. Надо добавить еще, что нет ни одной во Вселенной Вещи, какая б могла возникать и расти одиноко И не являлась одной из многих вещей однородных Той же природы. 1084-1086 […] Следственно, надо признать, что подобным же образом небо, Солнце, луна и земля, и моря, и все прочие вещи Не одиноки, но их даже больше, чем можно исчислить2. В бесконечном пространстве миры умирают и рождаются из столкновений атомов. Однако там, где можно было бы допустить возможность неожиданных комбинаций и невообразимых миров, мы обнаруживаем учение о вероятности, когда то, что воплощается, зависит от неизменных механических законов. Существуют законы природы, которые Лукреций называет foedera naturae. Кроме того, в нашем мире3 есть множество редких существ, но не может быть несуществующих животных: циклопов или единорогов. Бесконечность миров в эпикуреизме нумерическая, то есть я хочу сказать, что число атомических комбинаций конечно, как и число форм атомов. Таким образом, речь идет о принципе изономии4, ясное изложение которого мы находим в первой книге De natura deorum Цицерона (§50 и §109). В общем, как у Платона и Аристотеля, но в соответствии с другим ходом мысли, возможное равно актуальному в том смысле, что ничего нового не появляется под солнцем, даже если солнце Эпикура не единственное. Для Платона мир – вечное живое и единственное сущее, состоящее, как у Аристотеля, из вечных и совершенных живых сущих, каковыми являются звезды, и из зоны, где царит разложение и смерть. Для Платона не существует, как обычно считают, двух миров. Только в Государстве и Федре Платон говорит о nohtÒj tÒpoj - об умопостигаемом месте, то есть об ином не чувственном измерении, которое является частью того же самого мира. Точнее для Платона мир есть соединение через причастность чувственного к умопостигаемому. Мы нигде не находим у Платона ни выражения «kÒsmoj nohtÒj» - умопостигаемый космос, ни «kÒsmoj a„sthtÒj » - чувственный космос. Эти понятия появляются в первом веке до нашей эры у Филона Александрийского, затем становятся общим местом в среднем платонизме и у Плотина5. В Тимее читаем: Ведь бог, пожелавши возможно более уподобить мир прекраснейшему и вполне совершенному среди мыслимых предметов, устроил его как единое видимое живое существо, содержащее все сродные ему по природе живые существа в себе самом. Однако правы ли мы, говоря об одном небе, или вернее было бы говорить о многих, пожалуй, даже неисчислимо многих? Нет, оно одно, коль скоро оно создано в соответствии с первообразом […] Итак, дабы произведение было подобно всесовершенному живому существу в его единственности, творящий не сотворил ни двух, ни бесчисленного множества космосов, лишь одно это единородное небо, возникши, пребывает и будет пребывать6. Я коротко прокомментирую этот текст. Умопостигаемая модель мира, которую созерцает Бог, есть сущее само по себе. Идеи же сами не образуют мира; понятие мира для Платона, как и для любого грека, включает зримость и восприятие света. Только из соображений педагогического изложения Платон говорит о «фабрикации» мира: po…hsij в этом случае постоянен и мир вечно поддерживается в своей причастности умопостигаемому. В своем последнем диалоге Законы Платон говорит о «совершенном уме», который «о космосе в его целом печется»7. Это еще не вопрос «предвидения», но Платон, как и его самый известный ученик Аристотель, думает, что порядок мира подчиняется определенной необходимости, которая понимается в соответствии с принципом наилучшего. Аристотель будет часто повторять: «природа ничего не делает напрасно». Фюзис стремится подражать совершенству чистого действия, которым является божественная мысль (Метафизика, XI, 7, 9) и в этом смысле завершает (выполняет) порядок наилучшего. Как об этом упоминает Лосев в своей книге об эстетике Аристотеля, «Аристотель и вообще всю свою природу мыслит по образцу художественного творчества. Вся природа, как великий художник, постоянно творчески производит саму себя»8. Случайность, возможность в смысле того, что может существовать иначе, чем то, что есть (стоять на ногах или сидеть, говорить по-французски или по-русски), касается только подлунного мира. Аристотель никогда не согласился бы, что возможен другой мир. Единство мира у Платона и Аристотеля было ясно отмечено св. Фомой Аквинским в Сумме теологии: "Итак, на первое место надлежит ответить, что этот аргумент доказывает как раз то, что мир только один: ведь все должно быть упорядочено в одном порядке и по отношению к одному. И вследствие этого Философ в XII книге "Метафизики" из единства порядка, существующего в вещах, выводит единство управляющего Бога; а Платон из единства образца-идеи доказывает единство мира, как бы созданного по образцу"9. Стоики и неоплатоники еще более подчеркивают необходимость мира, в котором мы живем. Они соглашаются допустить разумное провидение в творениях Природы. Император Марк Аврелий скажет во II веке после Рождества Христова: «все что совершается, совершается согласно справедливости» (Размышления, IV §10). У Плотина в отличие от Платона уже нет единственного мира. Александриец полагает некий мир без времени и пространства, мир чистых духов, сильно отличный от нашего, мир умопостигаемый. Во многих трактатах он противопоставляет два мира: один – мир, где царит совершенная дружба, а другой, - где имеет место ненависть. Говоря о сущностях умопостигаемого мира, Плотин пишет: «Боги этого неба ведут жизнь самую блаженную, потому что истина есть для них мать и кормилица, составляет их питание и поддержание, потому что они созерцают там все вещи […] в этом сверхчувственном мире все прозрачно (diafanÁ g£r p£nta) и нет ни тени, ни чего-либо такого, что преграждало бы созерцание; вследствие этого все сущности насквозь проникают взором и видят насквозь друг друга, — свет тут со всех сторон встречается со светом»10. Это чудесное могущество интроспекции: созерцать чистый свет духовной вечной жизни и идеи в божественном уме. Однако Плотин все еще не размышляет о «возможности» такого модуса существования. Для него тот мир, как и наш, который в нем отражается, необходим. Необходимы и благи: вечность и время, которые его повторяют; бытие и становление, которые его показывают, чистая душа и душа, заключенная в теле. Плотин говорит в другом месте, что мы в некотором смысле амфибии (oŒon ¢mf…bioi)11, поскольку имеем двойную жизнь: чистую жизнь и нечистую, живя одновременно в двух мирах. Множественность миров не предполагает, что они будут осмыслены в категориях возможного. Рискну утверждать, что достаточно того, чтобы понятия мира mundus и космоса kosmos были равнозначны. В статье «Кто изобрел возможные миры?» профессор Университета Париж IV Якоб Шмутц, один из организаторов конференции, которая прошла в Бресте в 2003 году12, отмечает, что утверждение «вероятны другие возможные миры» может пониматься в трех смыслах: во-первых, в космологическом, когда речь идет о других галактиках, о мирах, существующих одновременно с нашим, но крайне удаленных от него; во- вторых, в смысле воображаемых фантастических миров, тех, которые посещает Гулливер, или, из более близких нам примеров, Анри Мишо. Правда в этих путешествиях последнему помогают сильные психотропные препараты; в-третьих, миры, в которых законы природы и законы мышления были бы другими, то есть «возможные миры», используемые в познавательных целях для понимания реального мира. Увы, есть вероятность, что прозрачный мир Плотина, тот мир, который Андрей Белый сравнивал с «величественным собором» (Кризис жизни, 1923)13 возникает в воображении. Известно, что Античность, не знавшая идеи творения из ничего ex nihilo и остановившаяся на необходимой возможности эманистских схем, так и не узнала идеи «возможного мира». Яков Шмутц выделяет два этапа возникновения этой философской идеи. Теологический этап, который был сто лет назад выделен историком науки Пьером Дюгемом: «Декрет 1277 [о божественном всемогуществе] отмечает полное ниспровержение мнений парижских мэтров в вопросе множественности миров. До этого декрета они собирают аргументы, взятые из Аристотеля, с целью установить, что существование множества миров невозможно […]. После декрета, все теологи соглашаются с тем, что Бог мог бы создать множество миров, если бы захотел»14. Затем идет лингвистический этап, когда появляется латинская синтагма « mundus possibilis » или «mundi possibiles» (возможный мир и возможные миры соответственно), вышедшая из-под пера Суареса15 в конце XVI века. А начиная с XVII века мы уже видим, как разгорается спор о возможных мирах, например, в полемике между Мальбраншем и Лейбницем с одной стороны и Декартом с другой. C 1630 года Декарт отстаивает тезис о творении вечных истин и отказывается от возможности творения других миров, Мальбранш и Лейбниц, напротив, полагают, что вечные истины не могли быть иными, тогда как миры могли бы. В XIX веке эти вопросы классической метафизики могли бы после Канта показаться устаревшими, но интерес к ним вновь пробудился вместе с развитием аналитической философии. В своем докладе Стефан Шовье рассмотрит притязание метафизической аналитики взять из развития модальной логики XX века аргументы в пользу распространения модального реализма. В XXI веке возможные миры рассматриваются в соотнесении не с божественным всемогуществом, но с человеческим разумом. Вопрос, открытый двадцать четыре столетия назад, начиная со спора Аристотеля с мегариками, касается единства целого мира или одной из его частей. Этот вопрос все еще вызывает у нас удивление и заставляет размышлять. К примеру, существуют ли такие неопровержимые доказательства того, что не было никакой необходимости оказаться сегодня всем вместе здесь в Москве? Одно совершенно точно: если это и не было необходимым, то это было очень желательно, а я и мои коллеги из Кана, искренне благодарим вас за то, что это стало возможным. Об авторе Жером Лоран (Jérôme Laurent), профессор философии Университета г. Кан (Франция) и переводчик Плотина. Сфера научных интересов: античная философия. Основные публикации: Les Fondements de la nature selon Plotin. (1992); L’homme et le monde selon Plotin (1999); La mesure de l’humain selon Platon (2002); Les dieux de Platon(2003); Le néant (ed. avec C. Romano), 2006. И.В.Макарова ВОЗМОЖНЫ ЛИ ДРУГИЕ МИРЫ? АНТИЧНАЯ ФИЛОСОФИЯ И ФОМА АКВИНСКИЙ16 …что мешает тому, чтобы по образцу того космоса, в котором мы живем, существовали бы также и другие? Аристотель. О небе, 274а25-30 There were two tendencies in ancient phylosophy: according to the first one, our universe is unique (the Eleatics, Plato, and Aristoteles), while according to the other, there are several universes, similar or totally dissimilar to ours (the Pythagoreans, the Atomists). Proponents of the first theory diverged in their opinion on the universe’s eternity though. Supporters of the second one argued over the similarity of another universes as well as the question if those universes co-exist or replace each other over time. These questions didn’t stop being actual in medieval Christian philosophy. But if there were no doubts about the question of an actual existence of our universe as being the only and unique, the question if God created only our universe was yet to be answered. St. Thomas Aquinas provides several evidences of the uniqueness of the universe – two from the ‘authority’ and three from himself. But is our universe the result of a single divine plan? Are the plan and its realization necessarily interconnected? Does God make the act of creation because He needs to (He has a need for that)? Does He think of something that He didn’t create? Thomas believes that the existence of our world does not limit the power of God. He is still capable of creating another universe and set up another order over there. So, according to Thomas, there is the only actual world which exists and its existence is due to intelligent and good divine will. Two or more universes cannot co-exist actually, but it doesn’t mean that the God’s creating activity is limited to only our universe. Certainly, this world is the only one and therefore the best, but by far not the best of those that might exist. Вопрос о том, является ли наш мир единственным и уникальным, был одним из наиболее обсуждаемых в античной философии. Более того, в античности были предложены почти все варианты решения этого вопроса. Коротко говоря, можно указать на две основные тенденции. Согласно первой, наш мир один, един, уникален (элеаты, Платон, Аристотель). Согласно второй, существует множество миров, как подобных нашему миру, так и совершенно отличных от него (пифагорейцы, атомисты). Прочие греческие философы не выражали свою позицию определенно, но не будет ошибкой отнести их к сторонникам идеи единственности мира. Сторонники первого направления если и расходились друг с другом, то, преимущественно в одном вопросе – имеет ли наш единый и единственный мир начало во времени, имеет ли он предел существования? Иными словами – вечен он или нет? Сторонники второго подхода поднимали следующие вопросы: подобны или нет друг другу многие миры? познаваемы они ли нет (можно ли иметь о них какое-либо представление)? существуют ли они всегда или же имеют начало и конец существования? как они существуют - одновременно или последовательно сменяя друг друга? Эти вопросы, намеченные греческой мыслью, сохраняются и в средневековой христианской философии. И если относительно актуального существования мира как уникального и единственного в своем роде христианская философия, основываясь на авторитете Священного писания, не испытывает сомнений, то относительно вопроса, мог ли Бог ограничиться лишь творением нашего мира, остается довольно-таки широкое поле для соответствующих спекуляций. Ограничивается ли Божье могущество и совершенство творением одного единственного мира? Мог бы (или может) создать Бог миры, альтернативные нашему? Как соотносятся (или как соотносились бы) эти возможные миры с нашим актуально существующим миром? В данном случае мы ограничимся решением, которое предлагает Фома Аквинский. Это решение можно обнаружить в его “Дискуссионных вопросах о могуществе Бога”, а именно - вопрос 1, раздел пятый, где исследуется, “может ли Бог делать то, что Он не делает и не делать то, что делает?” [Sancti Thomae de Aquino Quaestiones disputatae de potentia [Dei] Articulus 5], а также в “Сумме Теологии” [I, 25, 5; I, 47, 3] и “Сумме против язычников” [II, 23 et 25]. Однако можно ли утверждать со всей определенностью, что именно античной философии принадлежит концепт множественности миров, а в средневековой философии он невозможен? Представления пифагорейцев и атомистов о возможном существовании многих иных миров подтверждаются пусть и не многочисленными, но заслуживающими доверия источниками (Аристотель [О небе, 275и30, Физика, VIII, 1], Плутарх [Застольные вопросы, VIII, 9, 3. Об упадке оракулов, 22, 422 b], Симпликий [Комм. к “Физике”, 1121], [Комм. к “О небе”, I, 5, стр.202, 16], Ипполит [Опровержение ересей, I, 13, 2], Диоген Лаэрций [IX, 31 и 44] и пр.). Однако при внимательном чтении указанных фрагментов становится очевидным следующий факт: по сути дела, нельзя сказать, будто нарисованная атомистами и пифагорейцами картина ясно и недвусмысленно говорит о многих мирах. Эти миры Демокрита и Пифагора существуют в едином пространстве, вселенной, которая все их в себя включает, tÕ p©n. В таком случае мы сталкиваемся с противоречием: “Если мир, вселенная – это совокупность всего сущего, то как их может быть много?” С другой стороны, обнаруживается факт еще более удивительный. В текстах Фомы Аквинского, который решил четко и однозначно вопрос о существовании других миров, а именно: актуально существует лишь один мир и никаких прочих миров не существует [Сумма теологии, I, 47, 3]. Так вот, в его текстах можно обнаружить недвусмысленные указания на то, что иные миры, хотя и не существуют, однако они возможны [Сумма теологии, I, 25, 5. Дискуссионные вопросы о могуществе Бога, 1, 5]. И видеть такое утверждение едва ли не более странно, чем наблюдать единое мировое пространство у Пифагора и Демокрита. Таким образом, имеется парадокс - с одной стороны, у так назывных поликосмистов на самом деле отсутствует учение о множественности миров (исподволь вводится идея о едином пространстве, в котором существуют эти миры), с другой стороны, наихристианнейший философ утверждает, что иные миры могли бы существовать, и это вполне логично и не противоречит букве Священного писания. |
Социальная онтология россии Социальная онтология России : сборник научных статей по докладам VIII всероссийских Копыловских чтений / Под ред. В. В. Крюкова и... |
Философия ... |
||
Инструкция по подготовке статей для журнала «онтология проектирования» Самарский национальный исследовательский университет им академика С. П. Королева, Самара, Россия |
План семинарского занятия: Проблема смерти: история вопроса ... |
Поиск |