Ученый и практик-мистик
В подобном утверждении мы можем найти точный ответ на вопрос, почему практически все ученые, проявляющие серьезный интерес к недуалистическому Шиваизму, совершали паломничество в долину Кашмира и проводили там время в обучении у Лакшманджу. Существует три первоначальных фактора, которые помогают объяснить важность значения Свамиджи для познающих Тантру.
Во-первых, он имеет ряд существенных отличий от обычного йогина или свами благодаря своим научным исследованиям и достижениям. В наше время это достаточно типичное для монаха явление: иметь лишь минимальные познания в санскрите. Конечно же, это ни в коем случае не уменьшает их духовного потенциала, однако это означает, что их знакомство с классическими текстами в оригинале весьма поверхностно. И, как следствие, они неминуемо обладают очень низкой осведомленностью в области научной пояснительной литературы. Несмотря на то что очень трудно раздобыть исчерпывающие сведения о жизни, обучении и практических занятиях Лакшманджу, не подлежит сомнению тот факт, что он был подлинным ученым, обладающим значительными знаниями и высоким уровнем образования. У Сильбурн определенно была возможность ознакомиться с некоторыми фактами биографии Наставника в течение своего долговременного ученичества. Она отмечает: «Будучи еще очень молодым, он принял решение посвятить свою жизнь Трике; он изучал тексты и рукописи под руководством двух самых лучших ученых того времени, Хара Бхатта Шастрина и Раджанака Махешвары, благодаря чему он приобрел глубокие и обширные познания во всех сферах философии и мистицизма Кашмирского Шиваизма». Упоминая об уникальных языковых способностях Лакшманджу, она свидетельствует: «Его познания в санскрите глубоки, всесторонни и исчерпывающи, его знания различных систем Кашмирского Шиваизма обширны. Много раз в прошлом подлинность его переводов и толкований, особенно трудных для понимания мест и отрывков по моей просьбе была подтверждена выдающимся специалистом по санскриту — покойным Луисом Рену»*. И что делает это свидетельство особо примечательным, так это то, что сама Сильбурн являлась известным ученым-санскритологом. Несмотря на то что ее нельзя назвать приверженкой и последовательницей** Лакшманджу, последний, несомненно, был для нее могущественным проводником на пути к постижению духовной традиции.
На протяжении своей научной деятельности Лакшманджу проявлял огромный интерес и демонстрировал недюжинные способности к редактированию некоторых очень важных текстов на санскрите, касающихся традиций Кашмирского Шиваизма, публиковавшихся в Шринагаре и Бенаресе. В их число вошли Бхагаватгитартхасамграха Абхинавагупты (1933), Шри Краманаядипика (1958) и Шивастотравали Утпаладэвы (1964)***.
* Lilian Silburn «Гимны Кали. Колесо божественной энергии» (публикация Института индийской цивилизации, [Париж: институт индийской цивилизации, 1975], введение).
** Очевидно, она поступила против совета Лакшманджу опубликовав некоторые материалы о кундаяини, жалуясь на то, что он рассматривал это как «довольно смелое понимание» (Lilian Silburn «Кундалини: Энергия глубин» [издательство State University of New York Press, 1988],xvi). Возможно, как истинный тантрик, он считал некоторые веши неподходящими для публичного распространения.
*** Бхагавадгитартхасамграха: Шримад Бхагавадгита с комментариями Maha-maheshvara Rajanaka Abhinavagupta, издана с примечаниями Pt. Lakshman Raina Brahmacari (Шринагар, 1933); Шри Краманаяпрадипика [отрывки из Крама Стотры, неизвестного автора).
Свамиджи в совершенстве владел санскритом, и возможность вести с кем-либо беседу на этом священном языке доставляла ему огромное удовольствие. Как и множество других пандитов, получивших традиционное обучение и практические навыки, он обладал поразительной памятью и мог цитировать наизусть строфы и стихи из огромного числа источников самых разных направлений. Все его лекции и беседы изобилуют цитатами, помогающими донести необходимую мысль с наибольшей точностью. Кроме того, Лакшманджу обладал способностью искусно подмечать детали — как правило, это свойственно подлинным ученым. Это его качество хорошо отражается в некоторых из заметок Сингха. К примеру, во время работы Сингха над переводом Спанда Карик Свамиджи не только снабдил его доступными, проливающими свет на истинный смысл сказанного описаниями, но и помог ему на более практическом уровне: он корректировал опечатки в редакции перевода для печати. Помогая Сингху в его работе над переводом Пратьябхиджнахридаям, Лакшманджу значительно облегчил его труд и сэкономил массу его времени, которое могло бы быть потрачено на поиски и восстановление источников многочисленных цитат в тексте. Любой читатель Виджняна Бхайравы в переводной версии, выполненной Сингхом, обнаружит большое количество пометок, в которых переводчик приводит альтернативные значения, а также альтернативные способы прочтения текста. А источник всех этих уточнений — опять же его наставник*. Лакшманджу внес неоценимый вклад в перевод Сингха Паратришикавивараны, сделав множество исправлений текста и буквальных толкований. В основу этих улучшений Лакшманджу положил оригинальные рукописи и устную традицию Кашмирской долины. Он также начитывал примечания и пояснения, помогающие раскрыть подлинный, скрытый смысл технических аспектов, обсуждаемых в работе. Кроме того, он составил вступительное посвящение на санскрите.
В своей коллекции переводов гимнов Абхинавагупты Сильбурн обращает внимание на принятое ею решение не включать сюда один из текстов, даже несмотря на то что этот текст включен в классической редакции. Причина такого решения в следующем: Лакшманджу, отличающийся критической тщательностью и любознательностью, сделал предположение, что авторство данного текста не принадлежит великому учителю**.
* Singh «Йога вибрации» xxiii, «Доктрина самораспознавания», 1, «Йога просветления», xxiii, стр. 50, 62, 63, 111, 128
** Lilian Silburn «Гимны Абхинавагупты», 2
Но, несмотря на все упомянутое выше, невозможно объяснить «необыкновенную глубину и проникновенность» Свамиджи, которая пленила Дичковского и множество других учеников, лишь его ученостью и образованностью. Существует и второй фактор: ученики тантры стекались к ашраму в Нишат Багх, так как они видели Лакшманджу кем-то большим, чем простой пандит. Все в один голос говорят о том, что Лакшманджу являлся практикующим йогом и достиг в этом значительных высот. Ученые различных академических направлений, географически удаленных от родины живой традиции, нашли в Лакшманджу то, чего они не могли найти в печатных текстах или у пандитов Бенареса. Восхищение и преклонение Сильбурн перед Лакшманджу как перед йогом и джнянином эхом повторяются и у Баумер. Она описывает его как «единственного живущего в наши дни представителя традиции Кашмирского Шиваизма во всех ее проявлениях — и в теории, и на практике: шастра и йога вместе взятые»*. Скрытый смысл этого высказывания, без сомнения, таков: Свамиджи самолично пережил учение о трансформации, рекомендуемое к практическому познаванию во всех текстах. Дичковский пишет о Лакшманджу так: «Он вызвал во мне глубокое вдохновение, будучи живым примером Кашмирского Шиваизма на практике». То, что он был сведущим практиком йоги, — это абсолютно очевидно для наблюдателя, умеющего чувствовать, даже если брать за основу одно лишь его толкование текстов. «Каким-то непостижимым для сознания образом он видит в них намного больше, — говорит Дичковский, — чем это можно понять посредством обычных знаний, почерпнутых из книг, и любой из нас может ощутить, что за его словами скрывается другое измерение, в котором он пребывает и из которого он зовет нас присоединиться к нему»**.
* Bettina Baumer «Введение к Паратришикавиваране Сингха» (Дели, 1988),xi
** Mark Dyczkowski «Стансы о вибрации, Спанда Карики с четырьмя комментариями» (издательство State University of New York Press, 1992), ix, «Понимание Джайдэва Сингха», ix
|
