Издательская программа владимира тыцких осуществляется на пожертвования и средства, вырученные за издания «Народной книги» Директор программы
|
Скачать 3.29 Mb.
|
4 …Так вот где начиналась жизнь моя!.. Энергетика стихов Павла Васильева потрясает! Стихи звенят, голосят, ликуют…, а если печалятся, то так надсадно, с такой любовью к жизни… Эта любовь красной нитью вплетена в его поэзию. Некоторые строки словно вибрируют, переполненные летящей радостью просто быть, дышать, видеть солнце: …Ну что ж! За всё ответить готов. Да здравствует солнце Над частоколом Подсолнушных простоволосых голов! Могучие крылья Тех петухов, Оравших над детством моим Весёлым! Я, детёныш пшениц и ржи, Верю в неслыханное счастье. Ну-ка, попробуй, жизнь, отвяжи Руки мои От своих запястий!.. Но ничего не бывает просто так. У большой жизненной силы человека есть исток – наполненное любовью детство. Как правило. Вся радость человеческого бытия и всё лучшее, на что мы способны в жизни, произрастают оттуда. Человеческое сердце крепко запрятывает «детство на замки», как неприкосновенный жизненный запас. В разные моменты судьбы Павел Васильев вспоминает детство с новыми интонациями и тем теплее, чем дальше оно остаётся. Душа рождает «горестные песни расставанья». Через двадцать лет жизни он достаёт из сердца слова, трепетные настолько, что перехватывает дыхание: …Вот родина! Она почти что рядом. Остановлюсь. Перешагну порог. И побоюсь произнести признанье. …………………………………………. Так вот она, мальчишества берлога – Вот колыбель сумятицы моей!.. Казалось бы, что можно вспомнить из того нелёгкого и по сей день смутного времени «беспутной страны» прадедов, когда мир был «тяжким ожиданьем связан»? «Свет лампад» в углах маленькой деревянной избы с поющими легонько «канареечными половицами», псалмы, «пологи из ситца», «тяжёлый запах сбруи и пшениц…» Иногда далёкое прошлое бывает грузом, от которого хочется избавиться. «Вчерашнего дня Дремучий быт, не раз я тобою был опрокинут И тяжкою лапой твоею бит». Но свет детства и юности «ни позабыть…, ни затушить» нельзя. Павел Васильев по-прежнему слышит воркованье «голубей под крышей», мысленно ищет старые удочки, на которые ловились жирные язи и по-прежнему чувствует, как «Хорошо с подъятыми руками Вдруг остановиться, не дыша, Над одетыми в туман песками, Над теченьем быстрым Иртыша». Река детства, Иртыш, катит по стихам удивительные воды, завораживает, влюбляет в себя читателя. Ей поэт вновь и вновь вручает удары сердца: Шумят листвою тальники, Но справиться с собой не в силе На неокрепшие пески Густые космы распустили – Ой, звонок на ветру Иртыш! На поворотах волны гибки. В протоках медленных камыш Зелёные качает зыбки. Здесь в сорок лет не перебить От корма ожиревшей птицы И от Алтая до Оби Казачьи тянутся станицы. Там надёжно и спокойно, как бывает только в детстве. Ведь даже «Иртышский ущербный гнутый месяц» уводит от бед певца своего. Вёсны на родине шумят по-особому, «январь, как горностай морозен, А лето жарче и красней лисиц»… Поэт влюблён во все неброские мелочи тогдашней жизни: в «печной дым и лепет огня», «первую пугливую звезду», «бисеры зимы», «ворон одежду вдовью»... Непонятая первая любовь не забудется никогда… Но мир остальной, познаваемый первоначально через «оконное стекло, Насмешливый, огромный и недоступный» «звал бежать за тридевять земель», манил во взрослую жизнь. И Павел Васильев уезжал. Привязанность сердца к родным местам тяготила, заставляя поэта приготовить для памяти «кнут» и надрывно над ней прокричать: «Хлещи её по морде домоседской, По отроческой, юношеской, детской!» Это потом он обращается к прошлому со словами: «Далёкий край, нежданно проблесни…» и мечтает: «Чтоб родины далёкие огни…, затосковав, бежали» навстречу. Курганный ветер, сытые коровы, багровая сирень, амбары с лабазами, тополиный шелест, старая колокольня и приветливый дом…– всё это осталось в родном купецком городе Павлодаре, которому поэт посвятил немало очень тёплых строчек: …Сердечный мой, Мне говор твой знаком. Я о тебе припомнил, как о брате, Вспоённый полносочным молоком Твоих коров, мычащих на закате, Я вижу их,– они идут пыля, Склонив рога, раскачивая вымя. И кланяются низко тополя, Калитки раскрывая перед ними. ……………………………………… И дни летели, ветреные сами. Играло детство с лёгкою волной… В стихотворении «Дорога» поезд, увозящий поэта от родных мест, сквозь дым и ветер бросается навстречу полосатому чужому миру, рвёт безоглядно «Застёгнутый наглухо Ворот степей», напоминая нацеленную вперёд стрелу времени, которая никогда не повернёт вспять... И лишь человеческое сознание под стук колёс, под холодным пристальным взглядом мирозданья способно на виртуальные экскурсы в прошлое, давая душе кратковременное успокоение, возвращая картины детства: …Там к рекам спешила Овечья Россия И к мутной воде Припадала губой, А тучи несметные И дождевые Сбирались, Дымились И шли на убой. ………………… Оттуда неслись к нам Глухие припевы Далёкой и с детства Родной высоты… Через многие годы в минуты радостные и грустные «прекраснейшее далёко Начинает большими Ветвями шуметь», и к поэту возвращаются не только дорогие сердцу места, но и близкие, родные люди… «Неуступчивый, рыжеволосый, с дудкою старой» «дедко» Корнила Ильич снова сказывает сказку, ходит к реке, играет на дудке. Опять летают песни, «как белые перья, Как пух одуванчиков над землёй» и кружатся ночи рябые «От звёзд, сирени и светляков». В одном из стихотворений Павел Васильев мысленно обращается к деду: …Теперь бы время сказкой потешить Про злую любовь, про лесную жизнь. Четыре пня, как четыре леших, Сидят у берега, подпершись… Чудища, птица-гусь и рыба-язь… жили в тех сказках. Песни-погудки, побаски и присказки, «богатство Древних песен…Звон частушек» и большое небо родины тоже достались поэту по наследству. Через годы, вспоминая деда, внук дарит читателям удивительный, мощный образ непрекращающейся жизни: …И лучший удел – что в забытой яме, Накрытой древнею синевой, Отыщет тебя молодыми когтями Обугленный дуб, шелестящий листвой. Он череп развалит, он высосет соки, Чтоб снова заставить их жить и петь, Чтоб встать над тобою живым и высоким, Корой обрастать и ветвями звенеть! Жизнь продолжается… И Павел Васильев переселяет героев дедовских сказок в новое время. Мы узнаём в его творчестве многие издавна знакомые персонажи, видим их по-иному в сказочных мотивах, привнесённых в стихи и поэмы: …Да то не сказка ль, что по длинной Дороге в травах, на огонь Играя, в шубе индюшиной Без гармониста шла гармонь? Что ель шептала: «Я невеста», Что пух кабан от пьяных сал, Что статный дуб сорвался с места И до рассвета проплясал... В других строчках перед нами появляется дом «на медвежьих ножках», из глухих труб которого «кубарем с дымом летят грехи», «Пляшут стерляди под окошком, И на ставнях орут петухи». А вот и принарядившаяся по-новому наша старая сказочная знакомая: «Без уздечки, без седла на месяце востром Сидит баба-яга в сарафане пёстром». Иногда мы слышим у Павла Васильева идущую из детства, особую песенность и необыкновенно красивый говор, всё чаще забываемый нами сегодня: «У тебя кольцо горело На руке. О ту пору птаха пела Вдалеке…Развяжу шелковый пояс, Не беда. За кольцом нырну и скроюсь Навсегда…» Или вот это: …– Ты скажи-ка мне, сестра Чей там голос у тебя, Чей там голос Ночью раздавался? …………………… – Ты послушай, родной брат, Это струны на разлад, На гитаре я вечор играла... Тема родины и детства продолжается в стихах, посвящённых родной сестре поэта. Удивительной братской нежности полны строки: «Дай мне руки твои, сестра... Наступил нашей встречи срок…» «Под резным глухим потолком» в тихую ночь два близких человека, встретившись во взрослой жизни, ведут неспешный разговор «о далёком и дорогом», о юности, из которой доносится запах мёда и молока, машет «рыжею головой» подсолнух, и , «Осыпая горячий пух, С полотенца кричит петух…» Но прячется за картинами детства печаль, превращаясь в последней строке стихотворения в преждевременное пророческое «прощай!»… …Через всю поэзию длится непростой, но очень сердечный разговор с самым дорогим для Павла Васильева человеком – матерью Глафирой Матвеевной. Этот разговор меняет интонацию и силу по мере того, как меняется сам поэт: от мальчишки, второпях покинувшего родительский дом, до узника, ожидающего приговора… Некоторые стихи, посвящённые матери, исповедальны. В стихотворении «Глафира», предаваясь «терпким и тяжёлым» воспоминаниям молодости, он проходит вместе с ней по «выжженным следам» прошлого, где уже который раз трава «перекипала» «зелёной пеной», и признаёт «извечную жестокость» жизни: …Всё то, что было дорого тебе, Я на пути своём уничтожаю. Мне так легко измять твою сирень, Твой пыльный рай с расстроенной гитарой, Мне так легко поверить, что живёт Грохочущее сердце мотоцикла!.. Это искреннее признание сына, которого влечёт новая, необъятная жизнь. Он, как все сыновья, слушает «…трубы Любви и боя», и некогда ему вымеривать «на ощупь, на вкус Значение мира» и рыть «в башке своей» «залежи чувств»! …Теперь к чёрту На кривые рога Летят ромашки, стихи о лете. Ты, жизнь, Прекрасна и дорога Тем, что не уместишься В поэте… Но постепенно восторг от новой жизни затихает… и хочется вернуть старое: …Чтобы пели люди под гармонь, Пели дрожжи в бочках и корытах. Я хочу вернуть себе огонь У кота в глазах полуоткрытых. Я хочу вернуть мою родню… Меняется и образ матери…Со временем он становится более значащим, а интонации, связанные с ним, более элегическими: …Ты расскажи мне, молодость, почто ж Мы странную испытываем дрожь, Родных дорог развёртывая свиток, И почему там даже воздух схож С дыханьем матерей полузабытых?.. Через двадцать лет над родным Поречьем «те же журавли… и то же небо», но голос поэта уже доносит до нас тревогу, растерянность, переживание грусти, и мы слышим откровение: «Пускай прижмётся тёплою щекой К моим рукам твоё воспоминанье, забытая и узнанная мать, – Горька тоска…» Надсадность души, ощущение расставания и одиночество последних месяцев жизни наполнили стихи о близких и дорогих людях силой самого высокого сердечного переживания. Последние слова о них Павел Васильев произнёс непереносимо надрывно, непередаваемо печально, не по возрасту мудро и мистически проникновенно…. 5 …Вся ситцевая, летняя приснись… Даже ранняя любовная лирика Павла Васильева трогательна и тонка: …И вот сейчас готов расслышать я В осенних скрипках звучных и мятежных, Что ты опять, как не было, моя И руки у тебя задумчивы и нежны… У стихов о любви – особое предназначение: ими проверяется масштаб поэта; хотя иногда кажется, что такие стихи наиболее легки, просто льются. Наверное, потому что любовь, пусть даже ушедшая, несчастная или которая может быть – питает поэзию, создаёт чувственный раствор-расплав, из которого потом прорастает душа стихотворения. …Я поцелую тяжкие ресницы, Как голубь пьёт – легко и горячо. И, может быть, покажется мне снова, Что ты опять ко мне попалась в плен И, как тогда, всё будет бестолково – Весёлый зной загара золотого, Пушок у губ и юбка до колен. Первые известные стихи о любви появляются у Павла Васильева в шестнадцать лет. Последние – в двадцать шесть. Десятилетие, в котором он спешил жить, творить и любить… Десятилетие стремительного взросления поэта вместе с его чувствами к женщине и стихами об этом. Но в ранней любовной лирике есть какая-то трогательная особенность, чарующее переплетение детскости, восторга и мудрого отношения к тайне на двоих: Дальше? – Дальше по-новому старое. Дальше? – Дальше расскажет весна. Дальше – знают лишь оченьки карие, Да бездонные ночи глаза! К двадцатилетнему поэту имя любимой приходит «словно старая песня», «Кто его запретит? Кто его перескажет?» В это время мир вокруг не вызывает радости бытия и полёта души, «голодной собакой шатается горе», а «на сердце полынь да песок». Любовь призвана спасти от скуки, тесноты, неприкаянности, и он зовёт её на помощь: «Подойди же ко мне. Наклонись. Пожалей! Полюби хоть на вьюгу, на этот часок…» Женщина у Васильева бесконечна в своих проявлениях. Она зовёт его «шёлком разогретым», «недоступным и косым» взглядом из-под ресниц, могучим перекатом волос, улыбкой, которая цветёт в подкрашенных губах… В одном из стихотворений под звёздами Семиречья происходит прощание. Перед нами «девушка со строгими глазами, навсегда готовая простить…» И совершенно по-особому «… в последний раз…Развязавшись поползли на плечи Крашеные волосы…» Она заставляет мучиться и признавать: «Я бредил горько тёплыми следами Случайных встреч – и ты тому виной». Женщина овладевает его душой и доводит до исступления: «Далёкая, проклятая, родная, Люби меня хотя бы не любя!» В стихах мы встречаем немало женских имён: Галя, Нина, Настя, Наталья, Елена… Есть стихи о любви безымянные. Говорят, что женщины Павла Васильева спорили впоследствии, кому поэт посвятил те или иные строки. Ещё бы! Какая женщина не мечтала бы о таких посвящениях: …Я клянусь, Что средь ночей мгновенных, Всем метелям пагубным назло, Сохраню я – Молодых, бесценных, Дрогнувших, Как дружба неизменных, Губ твоих июньское тепло!.. Или вот это: …Мне ничего не надо – только быть С тобою рядом и, вскипая силой, В твоих глазах глаза свои топить – В воде их чёрной, ветреной и стылой... Наверное, он влюблялся не однажды… Но, похоже, всегда до трагичности, до боли, без меры. Первой жене, Галине Анучиной, посвящено признание: «И самой лучшей из моих находок Не ты ль была? Тебя ли я нашёл, Как звонкую подкову на дороге, подругу счастья?..» Любовь к Нине Голициной выплеснулась строчками: «Как с камнем перемешана земля, Так я с тобой…» А «Стихи в честь Натальи» особенно легки: Я люблю телесный твой избыток, От бровей широких и сердитых До ступни, до ноготков люблю, За ночь обескрылевшие плечи, Взор, и рассудительные речи, И походку важную твою. А улыбка – ведь такая малость! Но хочу, чтоб вечно улыбалась – До чего тогда ты хороша! До чего доступна, недотрога, Губ углы приподняты немного: Вот где помещается душа. Образ женщины нарисован Васильевым так филигранно и одновременно поэтично, что кажется, будто женщина, вся, до последнего волоска, задумана природой, как предмет искусства. Заглянем, например, в стихотворение «Любовь на кунцевской даче»: Я знаю: от ступни и до виска Есть много жилок, и попробуй тронь их – Сейчас же кровь проступит на ладони, И сделается тоньше волоска Твоё дыханье, и сойдёт на нет. Там так темно, что отовсюду свет, Как рядом с солнцем может быть темно, Темно от звёзд, тепло как в гнёздах птичьих, И столько радостей, что мудрено постичь их, И не постичь их тоже мудрено. Постижение женщины Васильевым удивляет и потрясает. Всякая ли женщина знает себя настолько, насколько увидел женщину он?.. Похоже, ни один другой язык не устроил бы Павла Васильева для выражения чувств – у каждого, подходящего к женскому образу, русского слова своя смысловая гамма и свои полутона: медынь, забава, рыжая, бесстыдная, ароматная… Соседка ли, ведущая поить коней, или случайно встреченная в вагоне спутница, в зелёных глазах которой нежится весна – женщина, которая с ним рядом, всегда для него восхитительна, и он ей благодарен… …Жеманница! Ты туфель не сняла. Как высоки они! Как высоко взлетели! Нет ничего. Нет берега и цели. …………………………………………… Ты не имеешь права равной быть. Но ты имеешь право задыхаться. Ты падаешь. Ты стынешь. Падай, стынь… ……………………………………………….. И мы в плену пустяшного обмана, Переплелись, не разберёшь – кто где… – Плутовка. Драгоценная. Позор... Строки удивляют откровенностью, но не вызывают протеста: сугубо личное, сокровенное становится фактом поэзии. Придумывая в любовных отношениях огонь и угадывая зрелость тоски, Павел Васильев оказывается юным мудрецом, который в двадцать два осознаёт грустную конечность любви, её трагичность: …И не хочу, чтоб, вьюн в цвету, Ты на груди моей завяла. Всё утечёт, пройдёт, и вот Тебе покажутся смешными И хитрости мои, и имя, И улыбающийся рот… А в двадцать три он уже прощается с молодостью: «Последний раз затеем хоровод Вокруг того, что молодостью звали». Откуда это ощущение? Пророчество, предречение, угадывание скорого конца, которое всегда было свойственно гениям? Однажды слово «любовь» зазвучит в его стихах по-новому, собственнически, со страхом потерять. В этот раз оно обращёно ко второй жене – Елене: И пускай попробуют Идти войною На светлую тень Твоих волос! ………………….. Спи, я рядом. Собственная, живая, Даже во сне мне не прекословь. Собственности крылом тебя прикрывая, Я охраняю Нашу любовь. Способностью любить Павел Васильев наделил и своих героев. Мастерский приём, с помощью которого высвечиваются многие другие важные смыслы. В поэме «Соляной бунт» мы присутствуем на свадьбе казака и шестнадцатилетней девушки Насти. Настя «самая белая», «самая спелая», с косой до пят. Зашумела свадьба «Гроздью серебряных бубенцов». «Стол шатая Встаёт жених. Бровь у него летит к виску… Он, словно волка, гонял тоску, Думал – О девке суженой». Среди гульбы и гостей «За локоток невесту берёт» и ведёт «Кружить её – птицу слабую». И разворачивается перед нами не просто танец двоих – с трудом сдерживаемая страсть с биением сердца, ожиданием счастья медового и любви долгой: …Зажать её всю Легонько в ладонь, Как голубя! Сердце услышать, Пускать и ловить её под гармонь, ………………………………………… В глаза заглядывать, Ласку пить… Но это начало поэмы. Неотделима любовь от жизни. От войны и смерти… Впереди – соляная трагедия богатой казахской земли. Поскачут вскоре казаки рубить «кыргызьё», их стариков и детей, и девок, таких же молодых, как Настя, только с глазами тёмными, да кричать друг другу – «не жалей»… Впитает казахская земля много разной крови. А жёны с русыми да смоляными косами будут одинаково тоскливо оглядывать степь и слушать топот конский, ожидая мужей, и одинаково горестно оплакивать их тела. А где-то в станицах и аулах будут бегать смешанные дети… Любая любовь всегда трагична. Но особая трагедия – в неразделённой любви азиата к русской женщине. В «Стихах Мухана Башметова» боль Мухана ощущается, как своя. …Ты уходила, русская! Неверно! Ты навсегда уходишь? Навсегда! Ты проходила медленно и мерно К семье, наверно, к милому, наверно, К своей заре, неведомо куда… …………………………………………… Ты уходила в рыжине и славе, Будь проклята – я возвратить не вправе, – Будь проклята или назад вернись!.. Даже конь готов зарыдать, если бы не удила, и над степью стоит великая тишина. При этом – ни одного слова «любовь», хотя всё только о ней… до безысходного отчаяния, до безумства: …Но я бы стёр глаза свои и скулы Лишь для того, чтобы тебя вернуть!.. Обида, ненависть, желание умереть, казалось, затмевают всё, но… среди проклятий встаёт неизгладимый из памяти образ: …Да, ты была сходна с любви напевом, Вся нараспев, стройна и высока, Я помню жилку тонкую на левом Виске твоём, сияющем нагревом, И перестук у правого виска. ………………………………………… Я помню всё! Я вспоминать не в силе! Одним воспоминанием живу!.. Величайшая драма человеческой жизни… Лучшая мировая литература – об этом. Выживет ли герой Павла Васильева, сожалеющий о своей молодой силе и крепости? Можно надеяться, если обратить внимание на строки: «И как я смел сердечную заботу Поставить рядом со страной своей?» Но это только попытка помочь себе самому, как и эти слова, похожие на заговор: …Я, Мухан Башметов, выпиваю чашку кумыса И утверждаю, что тебя совсем не было. Целый день шустрая в траве резвилась коса – И высокой травы как будто не было. Я, Мухан Башметов, выпиваю чашку кумыса И утверждаю, что ты безобразна, ……………………………………………… Единственный человек, которому жалко, Что пропадает твоя удивительная краса… В этом стихотворении всё предельно понятно. От любви – спасения нет. Но чтобы человек выжил, его любовь должна вырасти до космических размеров и стать мудрой, не обременяющей, не требующей ничего взамен… Она остаётся вместе с Муханом, но превращается в любовь, желающую предельного – счастья с другим. По волнам любовной лирики Павла Васильева можно путешествовать очень долго и не переставать удивляться, находя там всё новые и новые восхитительные подтверждения касания этой темы рукой мастера. Но поразительно то, как быстро на протяжении всего творчества поэт набирает силу, взрослеет в своих чувствах и способах их выражения, словно предназначенные для постижения тонкостей жизни годы, месяцы, дни… давно сочтены… |
Похожие:
 |
Программа книгоиздания России Издательская программа «Учебники и... Издательская программа «Учебники и учебные пособия для педагогических училищ и колледжей» Руководитель программы З. А. Нефедова |
|
С. А. Полиевский Вайнбаум Я. С. и др Издательская программа «Физическая культура и спорт» Руководитель программы доктор педагогических наук, профессор Ю. Д. Железняк |
|
Джампа Тинлей "Подготовительные практики нёндро" При подготовке книги были использованы материалы издания общины "Зелёная Тара" «Советы по медитации в затворничестве», г. Улан-Удэ,... |
 |
Публичный отчет о деятельности мбоу дд мшв: прогимназия №46 В 1993 году открыта начальная школа детский сад, которая с 1998 года имеет статус прогимназия. Учебно-воспитательный процесс осуществляется... |
|
Благотворительность в зеркале сми Программа строительства 200 православных храмов развернута во всех столичных округах, кроме Центрального. Церкви возводятся как по... |
|
Книга о войне и не только. Д. Я Президиум Союза ветеранов госбезопасности выражает сердечную признательность за участие в финансовом обеспечении издания книги |
|
Название, автор и год издания учебной программы Примерной программы начального общего образования (Примерные программы по учебным предметам. Начальная школа. В 2-х ч. – М.: Просвещение,... |
|
Основная образовательная программа (опп) специалиста, реализуемая... Аннотация основной образовательной программы по направлению подготовки 190109. 65 «Наземные транспортно-технологические средства»... |
|
Совета Министров Луганской Народной Республики от «23» января 2018 года №32/18 порядок Государственным унитарным предприятием луганской народной республики «рынки луганской народной республики» |
|
Донецкой народной республики прика з Республики от 08. 12. 2015 №012. 1/628 «О разработке медико-технологических документов по стандартизации медицинской помощи в системе... |
|
Донецкой Народной Республики от 06. 07. 2015 №398 Народной Республики и нормативными правовыми актами Министерства юстиции Донецкой Народной Республики и определяет отдельные вопросы... |
|
Программы (основная/дополнительная), направление подготовки, специальность,... Новикова, Л. И. Русский язык: пунктуация [Электронный ресурс] : учебное пособие / Л. И. Новикова, Соловьева Н. Ю. М.: Иц риор, ниц... |
|
Программы (основная/дополнительная), направление подготовки, специальность,... Новикова, Л. И. Русский язык: пунктуация [Электронный ресурс] : учебное пособие / Л. И. Новикова, Соловьева Н. Ю. М.: Иц риор, ниц... |
|
Порядок получения, учета, распределения и выдачи лекарственных препаратов... Приказом Министерства здравоохранения Донецкой Народной Республики от 28 марта 2017 года №443 (в редакции Приказа Министерства здравоохранения... |
|
Пути Бхагавана Шри Раманы Махарши Шри раманашрам благодарит Владимира Ильича Танклевского, члена Совета и Правления Международного благотворительного фонда спасения... |
|
Н. О. Надточей Домашняя работа по английскому языку Имя автора и название цитируемого издания указаны на титульном листе данной книги (ст. 19 п. 2 Закона РФ «Об авторском праве и смежных... |