Искренность респондентов в массовых опросах

В поведенческих науках, предметом которых выступают процессы социального
взаимодействия, данная проблема решается иначе. Понятия истинности и ложности
Ш обретают здесь несколько иной смысл, поскольку акцент с гносеологической стороны

их содержания, столь характерный для логики и философии, переносится на их комму­никативные характеристики.

Анализ поведения людей в процессе общения, проведенный психологами, показы­вает, что человек может лгать даже тогда, когда он сообщает своему собеседнику ис­тинные, достоверные сведения [85, с. 253-254; 86, с. 254]. В данном случае сообщение считается ложным не потому, что в нем искажается объективная действительность (таких искажений, в конечном счете может и не быть). Сообщаемые сведения оказы­ваются искаженными относительно субъективных представлений лгущего, ошибочно принимаемых им за истину, но фактически не являющихся ею. Получается, что в коммуникативном процессе обнаруживаются как бы две формы лжи. Одна из них («объективная ложь») связана с искажением действительных фактов, а другая («ложь субъективная») - с искаженной картиной мира, существующей в сознании лгущего субъекта. Общим для них признаком выступает интенциональная детерминированность производимых искажений, «Для того, чтобы лгать, - пишет В. В. Знаков, - необяза­тельно знать факты - было бы желание исказить их» [81, с. 12]. Следовательно, в ситуа­циях общения «истинностный» критерий часто оказывается слабым и ненадежным для квалификации лжи. Ее установление требует от исследователя не только анализа содер­жания передаваемого сообщения на предмет его соответствия или несоответствия объективным фактам, но и понимания интенциональных аспектов поведения личности. Поэтому в психологии общения для констатации лжи считается вполне достаточным, чтобы субъект высказывания сам считал его ложным и при этом знал (или думал), что он лжет, т. е. умышленно искажает факты. Ложь, в коммуникативном значении этого слова, определяется как «сознательное искажение знаемой субъектом истины» [81, с. 16]. Причем знаемой - в границах его собственных представлений о ней. Именно преднамеренный, умышленный характер дезинформации выступает важнейшей харак­теристикой лжи и ее главным отличительным признаком. «Ложь, - пишет, например, Б. де Гелдер, - это намеренно фальшивое утверждение» [243, р. 87]. «Лжец, утверждая нечто, - замечает Г. Фолкенберг, - совершает намеренное действие, поскольку находит­ся в состоянии веры в противоположное тому, что он говорит. <...> Противоречие между его лингвистической внешностью и ментальной реальностью имеет целью бло­кировать правильный переход от языка к мысли и от мысли к миру для аудитории...» [264, р. 93]. Такое понимание указанного феномена, получившее сегодня весьма широ­кое распространение в целом ряде социальных наук, опирается на давнюю традицию, которая восходит к самым истокам европейской культуры, «Ложь, - писал еще в IV в. Августин Блаженный, - это сказанное с желанием сказать ложь» (цит. по: [32, с. 47]). С этой точки зрения ложь и неискренность - понятия очень близкие. Неискренность - в большинстве случаев есть результат намерения одного из собеседников исказить действительное положение дел.

Такой подход оказывается весьма плодотворным и для понимания искренности-неискренности в социологическом исследовании. Поскольку истинностный компонент сообщений (ответов респондентов), получаемых социологом в ходе опроса, не является универсальным критерием для оценки их искренности и в разных ситуациях имеет для исследователя разную значимость, то и само понятие «искренность» здесь соотносимо не с гносеологической категорией истины, а с психологической категорией правды, от­ражающей стремление человека говорить «все как есть», ничего не скрывая. Поэтому ответ может быть признан искренним, правдивым, если респондент верит в то, что излагаемые им факты действительно имели или имеют место. «Искренность, - пишут авторы "Словаря по этике", - ...выражается в том, что человек делает и говорит то, в правильность чего он верит. <.. .> Она составляет субъективную сторону убежден­ности» [169, с. 109-110]. То есть, главным критерием искренности является уверен­ность, убежденность индивида в правоте своего мнения, утверждения, выражаемой точки зрения, в то время как истинность имеет смысл лишь при экспертизе и интерп­ретации ответов на весьма ограниченный круг вопросов фактологического и социально-демог-рафического характера. «...Проблема истинности (ложности) общественного мнения, - отмечает Б.А. Грушин, - касается лишь тех суждений общественности, в которых непосредственно фиксируются факты действительности. Эта проблема не воз­никает, если высказываемые мнения выражают оценки, отношение к фактам действи­тельности, разного рода нормы, установки и т.д.» [58, с. 222]. Так, например, высказы­вание респондента: «Мне 25 лет», соответствующее его «хронологическому» возрасту и подтверждаемое паспортными данными, будет искренним (правдивым) и одновременно истинным (достоверным). Ответ же типа: «образование для меня - средство обеспече­ния материального благополучия в будущем», выражающий мнение, может быть квалифицирован как искренний (естественно, при условии его соответствия критерию убежденности), но не истинный. Поскольку «истина - характеристика суждения об


объективной, отстраненной от человека реальности» [81, с. 9], то оценка субъективных состояний личности (настроений, чувств, переживаний, намерений и т.д.) и их вербаль­ных эквивалентов с точки зрения истинности-неистинности неуместна. В случае с отве­тами на «вопросы о мнениях» данный критерий перестает работать и становится просто неприменимым. Само по себе мнение (как референт субъективных переживаний), выс­казываемое респондентом в виде суждения (ответа на вопрос), не может быть истин­ным или неистинным, так как для его квалификации в качестве такового у исследова­теля нет объективных эталонов, с которыми оно могло бы быть соотнесено. Оно может быть лишь искренним или неискренним, т.е. соответствующим или несоответствую­щим тому, что человек действительно думает о том или ином явлении, событии, процессе и т. д. Истинность и искренность - это разные категории. Перефразируя слова одного из современных исследователей, сказанных, правда, в несколько ином контексте [81, с. 9], истина и искренность устанавливаются относительно, хотя и частично пересе­кающихся, но все же разных миров. Истинность характеризует отношение соответствия содержания суждения объективному миру, искренность выражает взаимосвязь между суждением и мыслимой, субъективной моделью мира, отраженного в сознании индиви­да, а отношение соответствия между мыслью и миром выражается понятием «правиль­ность» [185, с. 31-32] (рис. 2). Поэтому искренность (равно как и неискренность) суж­дений, выражающих мнения людей, может быть установлена лишь относительно мыс­ли высказывающегося человека как соответствие (или несоответствие) того, что человек говорит, тому, что он на самом деле думает. «Неискренность, - подчеркивает Г. Фолкенберг, - есть интенциональный конфликт между состоянием мысли и синх­ронным лингвистическим актом» [264, р. 89], «особая форма отклонения действий от соответствующих им состояний сознания, иными словами - это расхождение между мыслью и тем, какою она является другим» [264, р. 96].

В эмпирическом социологическом исследовании взаимосоответствие сказанного мыслимому обычно фиксируется посредством выявления установок, а искренность и неискренность дифференцируются в процессе отделения твердых, устоявшихся, внут­ренне мотивированных мнений (убеждений) от разного рода «когнитивного мусора» -«пустых мнений» (Э. Фромм).

В связи с тем, что в ходе своих исследований социолог, как правило, имеет дело с ответами, отражающими внутренний мир людей, то есть с фактами психической реаль­ности, то для констатации искренности в большинстве случаев вполне достаточно критерия веры и убежденности самих респондентов в правильности их собственных суждений. Не случайно, что техника контрольных вопросов, а также все известные логико-визуальные и экспериментальные методы, предназначенные в практике социо­логических исследований для диагностики искренности-неискренности, ориентированы прежде всего на проверку и выявление устойчивости, «консистентности» мнений рес­пондентов. Именно согласованность и непротиворечивость ответов служит обычно по­казателем убежденности человека, а потому и интерпретируется социологом как прояв­ление его искренности. Установление достоверности ответов, содержащих нефактуаль-ную информацию, пишет П. Каттенс, «возможно лишь посредством оценки консис­тентности серии данных, полученных из различных вопросов, каждый из которых нацелен на измерение одного и того же подлежащего теоретического конструкта...» [241, р. 31].

Вместе с тем следует заметить, что искренность и неискренность во всем многооб­разии их проявлений не исчерпываются полностью полярными категориями правды и лжи. «Истина и ложь, - подчеркивает Б.А. Грушин, - как известно, не образует строгой альтернативы даже в системе точного научного знания - между ними там всегда находится целый ряд степеней истинности и ложности». Массовое сознание также «включает в себя суждения с самой различной степенью истины и лжи» [58, с. 223]. Искренность, отмечают А. и Е. Давыдовы, представляет собой непрерывную величину и образует своеобразный континуум, предполагающий существование множества гра­даций, соответствующих различным степеням ее выраженности [62, с. 6]. Г. Фолкенберг, анализируя конкретные формы и проявления неискренности, также указывает, что она «не дискретна, а континуальна». Поэтому исследователь должен «принимать во внима­ние и такие лингвистические акты, которые расположены в переходной зоне, а также те, которые могут играть двойную роль» [264, р. 92]. Следовательно, в ситуации меж­личностного общения, частным, но весьма характерным случаем которого является социологический опрос, значениями такого континуума могут выступать не только правда и ложь, занимающие полюсовые позиции, но и целый ряд других, промежу­точных коммуникативных феноменов, объединяемых, в частности, термином «полу-правда» . Их анализ позволяет, на наш взгляд, уточнить содержание интересующих нас понятий и более полно очертить круг конкретных эмпирических показателей искрен­ности и неискренности респондентов в социологическом исследовании.

«Полуправдой» в теории социальных коммуникаций называют сообщения или группы сообщений, в которых по тем или иным причинам отсутствуют некоторые важ­ные для реципиента звенья (элементы) информации, «вследствие чего у принимающего возникает (или может возникнуть) ошибочное, ложное представление об отражаемом объекте» [164, с. 54]. При этом иногда выделяют три основные ее разновидности -обман, «честная полуправда» и «доброкачественная полуправда», - различающиеся в зависимости от причин и источников возникновения пробелов в коммуникативном сообщении, а также от знания или незнания общающимися самого факта неполноты и ущербности передаваемых (получаемых) сведений.

Обман означает распространение информации, основанной на ряде подлинных фактов, но содержащей в себе явные пробелы и выдаваемой при этом ее автором за полную и вполне доброкачественную с целью дезориентации принимающей стороны. Обман, пишет по этому поводу В. В. Знаков, можно охарактеризовать как «полуправду, провоцирующую понимающего ее человека на ошибочные выводы из достоверных фактов» [81, с. 16]. Поскольку сообщение в данном случае рассчитано на создание у со­беседника искаженных представлений об обсуждаемом предмете посредством предна­меренного утаивания от него части важных сведений, то обман очень близко смыкается с явной, традиционно понимаемой ложью. Не случайно, что во многих известных сло­варях русского языка (например, С. И. Ожегова, В. И. Даля и др.) данный вид полуправ­ды определяется как «ложь», «ложное представление о чем-нибудь» [138, с. 429], ложь «словом или делом» [63, с. 599], а сама полуправда - как «неполная правда, почти ложь» [138, с. 555]. Учитывая то обстоятельство, что обман означает умышленное за­малчивание фактов, необходимых для правильного отражения объекта реципиентом, В.И. Свинцов квалифицирует его как «ложь умолчанием». Отождествляет обман с ложью и П. Экман, который, в частности, пишет: «Я не вижу разницы между тем, чтобы сказать неправду и утаить правду. Ведь цель одна - намеренно ввести в заблуж­дение другого человека... Сокрытие правды есть форма лжи» [191, с. 32; см. также: 192, с. 21-24]. Между тем Д.И. Дубровский, отграничивая обман от лжи, вполне справедли­во определяет его как «намеренную полуправду» [72, с. 19].

С примерами обманных сообщений социологам приходится сталкиваться при про­ведении свободных, неформализованных (например, «нарративных») интервью. Однако подобные случаи нередки и в стандартизированных опросах. Наиболее распространен­ными формами «обмана умолчанием» здесь можно считать, например, умышленные пропуски респондентами ответов на отдельные вопросы анкеты (интервью), а также разного рода уклончивые, неопределенные ответы, имеющие целью скрыть или завуа­лировать истинную точку зрения отвечающих. Поскольку характерным признаком обмана является установка субъекта на то, «чтобы направить мышление собеседника по пути актуализации часто встречающихся знакомых ситуаций» [81, с. 14], то данная разновидность полуправды известна социологам и по случаям, когда респонденты вместо высказывания собственного мнения охотно соглашаются с заранее сформулиро­ванными «подсказками», отражающими газетные штампы и стереотипы массового сознания, и тем самым маскируют свои действительные взгляды и представления. Подмена индивидуальных мнений «расхожими», а потому весьма правдоподобными, равно как и мнением общественным или групповым - также есть своеобразная форма проявления неискренности респондентов. В процессе анализа результатов исследова­ния, как отмечают В.О. Рукавишников, В.И. Паниотто и Н.Н. Чурилов, социологи не­редко принимают за достоверную такую информацию, которая отражает «не действи­тельные мнения респондента, а его уклонение от искреннего выражения своей позиции за ответами, сформулированными в соответствии с общепринятыми нормами, стереоти­пами поведения или официально одобренными ценностными системами» [158, с. 85].

«Честная полуправда» возникает в результате сознательного сокрытия, несооб­щения человеком некоторых известных ему достоверных сведений от своих партнеров по общению при одновременном (прямом или косвенном) признании частичности и неполноты передаваемого им сообщения. Фактически, этот вид полуправды представ­ляет собой дозирование информации посредством утаивания ее части без искажения сообщаемых данных, с признанием или намеком на ее выборочность и частичность. Поскольку в такого рода сообщениях полностью отсутствуют ложные сведения, а у говорящего нет намерения исказить субъективную картину мира собеседника, то человека, сообщающего не всю правду, нельзя считать ни лжецом, ни обманщиком. В данном случае он не лжет и не обманывает окружающих, а говорит неполную правду. В межличностных отношениях, отмечает В.В. Знаков, «честная полуправда» нередко проявляется в такой черте как скрытность, нежелание раскрываться перед другими людьми [85, с. 253]. С этой точки зрения данная разновидность полуправды - есть форма неискренности. Если, например, на вопрос «За кого из кандидатов вы будете голосовать на предстоящих выборах?» респондент отвечает: «не скажу», «секрет», «это мое личное дело» и т.д., но при этом имеет вполне определенные предпочтения, то такой его ответ от честного признания в нежелании раскрывать своих планов интервьюеру не становится искренним.

«Доброкачественная полуправда» также представляет собой характеристику сообщений, базирующихся на отдельных, разрозненных, усеченных фактах. Но в отли­чие от двух других форм полуправды, основанных на преднамеренных действиях лю­дей, данная ее разновидность характеризуется непроизвольностью искажений, возни­кающих объективно, в силу ограниченности возможностей человеческого познания, и обычно не осознаваемых субъектами. Частичность и неполнота фактуальной основы передаваемой информации в данном случае объясняется не умыслом коммуникантов, а причинами естественного и независящего от них характера: недоступностью для индивидов всей совокупности фактов, необходимых для целостного и адекватного отражения объекта [164, с. 55]. Поэтому сообщения, относящиеся к «доброкачествен­ной полуправде», а фактически к «неправде» (по В.В. Знакову), есть не что иное, как вербальные эквиваленты заблуждения («ложь по незнанию»). Заблуждение, отмечает Э.М. Чудинов, - это ложное знание, ошибочно принимаемое за истинное [184, с. 289]. Несмотря на ошибочность и фактическую ложность (в случае несоответствия их содер­жания объективной действительности) они могут быть совершенно искренними, прав­дивыми с точки зрения намерений респондента говорить правду («добросовестное», т.е. искреннее заблуждение).

Примерами такого рода полуправды могут, по-видимому, служить вербализован­ные образцы социально-классовой и групповой самоидентификации населения, претер­певающей в последние годы серьезные изменения в связи с переходом страны к новым социально-экономическим устоям. По данным исследования, проведенного сотрудни­ками Института социологии РАН под руководством З.Т. Голенковой, примерно каждый пятый (18%) из числа опрошенных конторско-канцелярских служащих идентифициро­вал себя с рабочими, а еще 12-13% - с представителями интеллигенции. Большинство инженерно-технических и бухгалтерско-экономических работников производственной сферы (60%) в ходе опроса зачислили себя в категорию служащих, 12% - в рабочие и лишь 15%о - в группу интеллигенции. От 10 до 36%» рабочих (по объективному содер­жанию и характеру их труда) не считают себя представителями рабочего класса. Анало­гичные случаи были отмечены исследователями во всех изучавшихся социальных груп­пах, включая гуманитарную и медицинскую интеллигенцию [52, с. 98-99].

Полуправдой («неправдой») следует считать и некоторые деформированные образцы семейно-брачной идентификации [130, с. 115], а также факты национально-этнической «идентификационной спутанности», во множестве наблюдаемые сегодня в государствах бывшего СССР [39; 173].

Не вдаваясь в детальный анализ причин возникновения указанных деформаций, заметим лишь, что в контексте интересующей нас проблемы ответы подобного рода вполне могут быть квалифицированы как «добросовестное», «чистосердечное заблуж­дение».

Итак, если ложь, обман и честная полуправда, по определению, соответствуют крайне низкой и низкой степеням проявления искренности и обычно обозначаются со­бирательным термином «неискренность», то правда и доброкачественная полуправда, напротив, есть характеристики искренних сообщений.

Исходя из этих концептуальных соображений, под искренностью, на наш взгляд, следует понимать выражение человеком его подлинных мнений, мыслей, чувств, наме­рений и т.д., а также сообщение фактов или сведений, соответствующих действитель­ному положению вещей. Искренность, перефразируя известное изречение, - сказанное с верой и желанием говорить искренне. Это характеристика единства, целостности, неделимости личности.

Неискренность, в свою очередь, можно определить как преднамеренное искаже­ние индивидом известных ему фактов действительности, сознательное сокрытие своих собственных действий, мнений, чувств, намерений и т.д. от других, окружающих его и взаимодействующих с ним людей, и/или подмену их иными, «чужими», не выражаю­щими его действительных взглядов, установок, потребностей и интересов.

Под неискренними ответами в общем виде мы понимаем все ложные, обманные и диссимулятивные сообщения, передаваемые респондентом социологу, анкетеру, интервьюеру с целью их умышленной дезориентации.