Глава IV
ОБЩЕСТВЕННОЕ МНЕНИЕ - ЧТО ЭТО ТАКОЕ?
«Я так и не знаю, что такое общественное мнение», — заявил один из участников семинара по общественному мнению, покидая аудиторию и направляясь на обеденный перерыв. Семинар проходил в 1961 г. в Баден-Бадене, его организатором выступило Исследовательское общество публицистики. В своей неудовлетворенности таким положением дел автор приведенного высказывания не был одинок. Не одному поколению философов и юристов, историков, политологов и публицистов оказались не по зубам попытки дать четкое определение общественного мнения.
Пятьдесят определений
Итак, продвижения вперед не получилось, наоборот, понятие приобретало все большую многозначность, пока практически стало неприемлемым. Американский ученый Гарвуд Чилдс решил обнародовать результаты своих изысканий и в 1965 г. представил на суд общественности 50 определений общественного мнения, обнаруженных им в письменных источниках1. В 50—60-х годах все чаще раздавались призывы отказаться от этого понятия, поскольку общественное мнение — это, мол, фикция, его следует сдать в музей истории понятий, оно интересно лишь в историческом аспекте. Но — странное дело — подобные призывы ни к чему не привели. «Это понятие не истребить»2, — жаловался Эмиль Довифат, автор известного учебника «Учение о газете» (1962). Юрген Хабермас в опубликованной в 1962 г. диссертации «Структурные изменения общественности. Исследования категории буржуазного общества» писал: «Не только разговорный язык... крепко удерживает его; науки также, прежде всего
юриспруденция, политика и социология, очевидно, не в состоянии заменить такие традиционные категории, как...общественное мнение, более точными определениями»3.
Профессор журналистики Колумбийского университета (Нью-Йорк) У.Ф. Дэвисон свою статью «Общественное мнение», написанную для «Международной энциклопедии социальных наук» (1968), начинает словами: «Не существует общепринятого определения общественного мнения. Однако употребление этого понятия постоянно расширяется... Попытки точно определить понятие привели к таким фрустрирующим определениям, как, например [здесь он цитирует одно из определений Чилдса. — Ред.]: общественное мнение — это не обозначение чего-то, это классификация многих неопределенностей»4.
Беспомощность, о которой постоянно твердили многие исследователи общественного мнения, немецкий историк Герман Онкен в одной из своих публикаций 1904 г. охарактеризовал так: «Кто хочет зафиксировать и определить его... сразу понимает, что имеет дело с. многоликой сущностью, видимой, но одновременно и призрачной, бессознательной и в то же время потрясающе действенной, которая является в бесчисленных обличьях и снова и снова ускользает от нас, когда мы надеемся ее схватить... Зыбкое и текучее не удержать, заточив в формулу... В конце концов, кого ни спроси, каждый точно знает, что означает общественное мнение»5.
Необычно то, что столь остроумный ученый, мастер четко изъясняться, как Онкен, прибегает к словам «в конце концов... каждый точно знает...», и работа, без которой невозможно применение научных методов — выстраивание научных дефиниций — снисходительно квалифицируется им как «заточение в формулу»6.
Спираль молчания как процесс возникновения и распространения общественного мнения
В начале 70-х годов, когда для объяснения загадочного обстоятельства 1965 г. — неизменных намерений голосовать на выборах в бундестаг за определенную партию и
безудержного роста ожиданий относительно победы одной из сторон — впервые была выдвинута гипотеза о спирали молчания, я стала спрашивать себя, не схвачен ли здесь некий фрагмент этого монстра — общественного мнения. «...В бесчисленных обличьях... снова и снова ускользающая от нас», — писал Онкен. Спираль молчания может быть одним из проявлений, выражением того процесса, в ходе которого формируется делающие первые шаги новое общественное мнение или распространяется преобразованное старое. В таком случае никак не обойтись без определения общественного мнения, чтобы не пришлось говорить: «Спираль молчания — это процесс распространения чего-то неопределенного...»
Спор ученых всегда был сфокусирован на обеих составляющих понятия — «мнение» и «общественное».
У англичан, немцев и французов свое понимание «мнения»
Анализ литературы, касающейся понятия «мнение», привел нас к Сократу, который однажды, в канун праздника в портовом городе Пиреи, в дискуссии о государстве с Гла- уконом и другими своими учениками попутно изложил подходы к определению мнения.
«Не кажется ли тебе, — спросил я, — что мнение темнее,
чем знание, но светлее, чем неведение? "
И это, конечно, так, — ответил он.
Находится ли оно между ними обоими?
Да.
Таким образом, мнение лежит посредине между ними обоими?
Совершенно так»7.
Если для Сократа мнение не представляет особой ценности, скорее он здесь занимает срединную позицию, то многие оценивали мнение ниже знания, веры, убеждения. В частности, Кант характеризовал это понятие «как субъективно, так и объективно недостаточное суждение о действительности»8. Сложнее англосаксонское и французское толкования понятия «мнение» (opinion). Наряду с оценкой, констатирующей, что мнение может быть верным или неверным, оно включало намек на согласован
ность мнений населения в целом или определенных кругов общественности. «Общепринятое мнение» — такой термин предложил английский социальный философ Дэвид Юм в одной из своих работ 1793 г.9 Согласие, общность — именно такой смысл заложен в английском и французском «opinion».
Согласованность, требующая признания
Наблюдения с точки зрения спирали молчания более плодотворны, чем рассуждения немцев о ценности или незначительности мнения. Индивид в своем окружении наблюдает согласованность и учитывает ее в своем поведении. При этом не обязательно речь идет о согласованности мнений; это может быть согласованность поведения — носить или не носить значок, уступить место в транспорте старику или не уступать. Для спирали молчания не играет особой роли, изолирует себя человек мнением или поведением. Эти размышления подсказали нам, что в искомом определении мнение следует толковать лишь как синоним для выражения того, что человек считает правильным, сохранив при этом указание па согласованность из английского и французского вариантов понятия.
Три значения «общественного»
Интерпретация слова «общественный» породила не меньше дискуссий, чем определение термина «мнение». Этим занимались многие ученые. Как пишет Хабермас, «употребление слов "общество" и "общественный" обнаруживает разнообразие конкурирующих значений». Прежде всего юридическое значение «общественного» подчеркивает открытость, доступность каждому (например, общественный транспорт) в отличие от частной сферы (латинское privare — отделять, присваивать). В юридических понятиях «общественное право», «общественная организация» содержится ссылка на государство. В юридическом, политологическом, общественно-научном смысле «общественному» приписывается определенный ранг, речь идет об общественных интересах, это выливается, например, в
такие формулировки, как «общественная ответственность журналиста». Одним словом, речь идет о вопросах и проблемах, затрагивающих всех, общее дело, общее благо. В данном случае в основе понятия лежит легализованная власть: индивид уступил органам государства свою возможность применять власть, законы могут осуществляться «общественной властью». Слово «общественный» в понятии «общественное мнение» должно иметь родственное — и все же иное — значение. Многие юристы, например Иеринг и фон Хольцендорф, подчеркивали волшебную способность общественного мнения внедрять предписания, нормы, обычаи в индивидуальное поведение, не обременяя этой работой законодательство, правительство, суды. «Очень дешево»10, — одобрил американский социолог Э. Росс. Синоним общественного мнения — господствующее мнение — красной нитью проходит через разнообразные определения. И это лишний раз убеждает нас: общественному мнению присуще нечто такое, что позволяет ему склонить индивида к определенному поведению против его воли.
Социальная кожа
Наряду с юридическим и политологическим имеется еще и социально-психологическое значение «общественного». Кроме ближайшей среды, средоточия мыслительной деятельности человека и источника его ощущений, существует некая внешняя реальность, объемлющая не только отдельных конкретных людей. Индивид противостоит другим в определенном протяженном открытом пространстве, которое, согласно Ф. Теннису*, можно обозначить термином «сообщество» (Gemeinschaft). С сообществом индивида связывает некоторая доверительность отношений, религия. Но в масштабах цивилизаций, в более открытых пространствах он противостоит обществу11. Что приводит к этому противостоянию и постоянно требует внимания к социальному, которое окружает человека? Именно его бо-
* Часто этот термин Ф. Тенниса переводят как «община» или «общность», как часть дихотомии община — общество. — Прим. персе.
язнь изоляции, страх перед неодобрением, непопулярностью, потребность в одобрении со стороны окружения. Именно в этом причина его постоянного и напряженного внимания к окружению, и можно даже говорить о публичности* как состоянии сознания человека. Нормальный индивид всегда знает, находится ли он в публичной (общественной) ситуации или он скрыт от общественного (публичного) наблюдения, и ведет себя соответственно. Во всяком случае, люди весьма различаются по тому, как на них действует осознание публичности. Индивид напряженно внимает общественности как анонимной инстанции, выносящей приговор, одаривающей популярностью и непопулярностью, уважением и презрением.
Притягательность идеала самостоятельного, независимого человека — вот причина того, что «общественному» в понятии «общественное мнение» приписывается много значений. Содержание общественного мнения — все общественно важные вопросы, вопросы общественного бытия; носители общественного мнения — это люди, готовые и способные со всей ответственностью высказаться по общественно значимым вопросам и осуществлять критику и контроль правительства снизу; формы общественного мнения — это такие мнения, которые высказываются публично, т.е. общедоступно, это опубликованные мнения, особенно мнение средств массовой информации. И только «общественное» как социально-психологическое понятие практически не затрагивалось в массе определений общественного мнения, сформулированных в XX в. Опущено, таким образом, значение, которое имеет в виду человека в его слабости, в его зависимости от мнений окружения, одним словом, то значение, которое предполагает наличие у человека чувствительной социальной кожи, его социальной природы.
* В данном случае термин «публичность» применен для слова «Offentlichkeit», которое обычно переводится как «общественный», в том числе в выражении «общественное мнение». Далее в тексте применяются оба варианта перевода. — Прим. персе.
Мнения, которые мы высказываем без боязни быть изолированными
В «рабочее» определение общественного мнения мы включаем то, что можно эмпирически выяснить путем наблюдений за окружением, а именно: какие мнения ширятся, какие убывают, как на них реагируют — самоуверенной речью или осторожным молчанием, — т.е. все, что можно назвать страхом перед изоляцией у большинства из нас. В Дальнейшем мы рассмотрим мнения по противоречивым вопросам, которые можно высказать публично, не опасаясь изоляции.
Однако предложенное понимание, наше толкование общественного мнения должно быть дополнено. Общественное мнение обнаруживает родство с феноменом, доступным эмпирическим наблюдениям, — со спиралью молчания, которая проявляется там, где мнения соперничают, где новые ситуации становятся штампами, где обыденные воззрения обновляются.
Ф. Теннис в «Критике общественного мнения» указывал, что общественное мнение существует в различных агрегатных состояниях: «твердом, жидком и газообразном»12. Если использовать аналогии Тенниса, спираль молчания встречается в жидком агрегатном состоянии. В среде, где мнения, способы поведения оказались господствующими, где они стали обычаем, традицией, противоречивый элемент не узнаваем более, как, например, в дискуссиях на темы «Радикалы на общественных постах» или «Запреты на профессии» — здесь каждый лагерь сформировал собственный язык по главной теме, и спираль молчания очень легко прочитывается по частоте употребления того или иного обозначения. Противоречивый элемент, предпосылка для возможной изоляции проявляется при сбое, когда нарушается общепринятое общественное мнение, традиция или обычай. О «судейском норове» общественного мнения говорил юрист Франц фон Хольт- цендорф (1879)13, Иеринг называл общественное мнение «дрессировщиком общепринятого» и четко отделял его от интеллектуальности14. Он имел это в виду, когда говорил о сознательной или бессознательной «реакции интереса на его ущемление, об обороне в целях своей безопасности»15. Поэтому нужно дополнить определение общественного
мнения: в устойчивой сфере традиций, обычаев и прежде всего норм, общественным мнением являются те мнения и способы поведения, которые нужно выражать или принимать публично, если не хочешь оказаться в изоляции. Страх индивида перед изоляцией, его потребность быть принятым обществом, с одной стороны, и выдвинутое общественностью как контрольной инстанцией требование конформности с установившимися, всеми одобряемыми мнениями и способами поведения, с другой, закрепляют существующий порядок, высшие ценности.
Общественное мнение как одобрение и порицание
Может быть, некорректно пользоваться в данном случае понятием «общественное мнение», поскольку мы подвергли критике все его определения, встречаемые в книгах, высказываниях на политические сюжеты и т.д.? Установившееся, закрепленное, представленное в качестве признака общественного мнения — как в области преобразований, так и в области защиты — не имеет тематических ограничений, речь идет лишь об одобрении и порицании публично воспринимаемых позиций и способов поведения, одобрении и порицании, ощутимых для индивида. Спираль молчания — это реакция на публичное одобрение и порицание «изменчивого небосвода ценностей». Столь же часто, как тема, обсуждается и вопрос о носителях общественного мнения. В этом плане общественное мнение не есть дело способных к критике избранных, «политически активной общественности» (по Хабермасу)16. Участвуют в нем все.
Прорыв в прошлое: Макиавелли и Шекспир
Чтобы удостовериться в обоснованности нашего определения общественного мнения и понять, как оно формируется с точки зрения спирали молчания, возвратимся на 200 лет назад — в то столетие и в ту страну, где оно впервые появилось, — во Францию XVIII в. В известном романе Лакло «Опасные связи» (1782) это понятие вполне непри
нужденно употребляется в обыденной речи — 40 лет спустя после Ж.-Ж. Руссо, впервые его использовавшего. В интересующем нас фрагменте речь идет о письме светской дамы (госпожи де Воланж) к молодой женщине, содержащем, в частности, совет не общаться с человеком плохой репутации: «Вы считаете его способным возвратиться на путь истинный? Пусть так; предположим даже, что чудо это свершилось. Но ведь общественное мнение будет по-прежнему против него, и разве этого недостаточно для того, чтобы руководить вашим поведением?»17
Перед нами — образец общественного мнения как контролирующей инстанции в сфере, далекой от политики, от действий профессионалов. Автор письма предполагает, что туманный намек на общественное мнение анонимного круга знакомых молодой женщины определенно повлияет на нее и заставит учесть в поведении их оценки. Обратившись к прошлому, заглянем во времена, когда понятия «общественное мнение» еще не существовало. И здесь мы столкнемся с анонимной контрольной инстанцией, названной иначе, но вызывающей те же конфликты. Шекспир описывает беседу между королем Генрихом IV и его сыном, будущим Генрихом V, в которой царствующий монарх порицает сына за то, что его часто видят в плохой компании, а он должен считаться с мнением других. Ибо мнение — самое важное, то, что его самого возвело на трон («Генрих IV», часть I, третий акт). Если Шекспир в конце XVI столетия позволил себе сценическое употребление слова «мнение», то неудивительно, что выражение «общественное мнение» первоначально оформилось не в Англии, а во Франции. Английское «opinion», вероятно, уже включало элемент публичности, некой контролирующей инстанции, определяющей репутацию человека в сообществе, и поэтому в добавлении «public» не было необходимости.
Для Шекспира явно не была странной или новой мысль о том, что властитель или будущий король должен учитывать мнение окружающих, сообщества. Его век знал рукопись Макиавелли 1514 г. «Государь», по сути являющуюся руководством для регента в отношениях с общественностью. Замечание Макиавелли, что не многие «чувствуют» управление, можно перевести следующим образом: чувствуют, что оно касается их непосредственно, но
все видят управление, и в этом свете важно предстать сильным и благородным. «Вульгарных всегда отличишь по виду. ... Государю нет необходимости обладать всеми названными добродетелями, но есть прямая необходимость выглядеть обладающим ими. Дерзну прибавить, что обладать этими добродетелями и неуклонно им следовать вредно, тогда как выглядеть обладающим ими — полезно»18. Государю, говорит Макиавелли, следует избегать того, что вызовет к нему неприязнь или презрение. Он должен стараться, чтобы люди были им довольны.
Теория, лежавшая в основе наказов Генриха IV сыну и в «Беседах о первой декаде римской истории Ливия» Макиавелли, гласила: «Об уме правителя первым делом судят по тому, каких людей он к себе приближает; если это люди преданные и способные, то можно всегда быть уверенным в его мудрости, ибо он сумел распознать их способности и удержать их преданность»14.
В своих поисках мы оказались в первой половине XVI в., но у нас не возникло впечатления, что мы заплутали во времени, когда люди были менее восприимчивы, чем сегодня, к хорошей репутации, менее чувствительны к общественности в ее оценивающей роли.
Макиавелли и Шекспир дали нам новую перспективу: оценивающая инстанция повергает в трепет не только простых людей, заботящихся о своей репутации, но и принцев, и государей, и владык. Государя, которого он должен воспитать, Макиавелли предостерегает: чтобы быть государем и управлять, нужно основательно знать природу своего народа. Власть подчиненных — в их способности опрокинуть структуру государства (которым управляет государь) и навязать новый образ государства20.
Ознакомившись в предыдущих главах с эмпирическими исследованиями общественного мнения и вдохновленные попутными наблюдениями в прошлом, попытаемся расширить поиски исторических свидетельств в надежде, что это поможет нам лучше понять данный феномен.
Примечания
См.: С h i 1 d s H. L. Public Opinion: Nature, Formation and Role. Princeton, N.J.—Toronto—New York—London, 1965, p. 14-26.
D о v i f a t E. Zeitungslehre. I. Band. Berlin, 1962, S. 108.
1 Habermas J. Strukturwandel der Offentlichkeit. Untersuchungen zu einer Kategorie der biirgerlichen Gesellschaft. Neuwied, 1962, S. 13.
D a v i s о n W. Ph. Public Opinion. Introduction. — Sills D. L. (Ed.). International Encyclopedia of the Social Sciences, vol. 13. New York, 1968, p. 188.
О n с к e n H. Politik, Geschichtschreibung und offentliche Meinung. His- torisch-politische Aufsatze und Reden, 1. Band. Miinchen—Berlin, 1914, S. 224 f., 236.
Ibid., S. 225.
П л а т о h. Государство, 478 B-E.
8Кант И. Соч. В 6-ти тт. Т. 3. М., 1964 («Критика чистого разума»).
9 См.: Hume D. A Treatise of Human Nature. Edited with an analytical index by LA. Selby-Bigge. Oxford, 1896, p. 411.
R о s s E. A. Social Control. A Survey of the Foundations of Order. Cleveland—London, 1969, p. 95.
См.: Tonnies F. Kritik der offentlichen Meinung. Berlin, 1922, S. 69, SO.
Ibid., S. 137 f.
См.: Holt z e n d о r f f F. von. Wesen und Werth der offentlichen Meinung. Miinchen, 1880, S. 74.
См.: I h e r i n g R. v о n. Der Zweck im Recht, S. 340.
Ibid., S. 242.
H a b e r m a s J. Op. cit., S. 117.
Л а К л о 111. д е. Опасные связи. М., 1990, с. 59.
'"Макиавелли Н. Государь. М., 1990, с. 53.
19 Там же, с. 69.
См.: Rusciano F. L., о. J. Passing Brave: Elite Perspectives on the Machiavellian Tradition. A Masters Thesis, presented to the Department of Political Science of the University of Chicago. Verviellaltigtes Manu- skript, p. 49.
Глава V
ЗАКОН МНЕНИЯ: ДЖОН ЛОКК
У него было пять или шесть друзей, с которыми он регулярно встречался в своей лондонской квартире, чтобы побеседовать, — так писал о себе Джон Локк в работе «О человеческом разумении». Стимулом для этих встреч послужила одна беседа на конкретную тему, за которую ухватились ее участники, но не могли продвинуться в своих рассуждениях. Тогда им пришло в голову, что они, вероятно, пошли по неверному пути и что надо взяться за дело совсем с другой стороны. Друзья Локка сочли этот аргумент убедительным и настаивали, чтобы к следующей встрече он подготовил для обсуждения краткий текст. По их желанию Джон Локк делал дальнейшие записи бесед, и так постепенно возникла книга.
Лондон 1670 г. — что может быть чудеснее? Повсюду ведутся дискуссии — в парламенте, в редакциях газет, в кафе и в домашнем кругу. И наброски Дж. Локка, еще не перешагнувшего свой сорокалетний рубеж, записанные, по его словам, бессвязно, не предназначенные для ученых мужей, — все это свежо, как летнее утро.
Но когда работа была опубликована, Дж. Локк трогательно пожаловался, что укор новизны — ужасное обвинение в среде тех, кто судит о головах людей так же, как об их париках, — исходя из моды, и для кого верны лишь общепризнанные учения. В своем первом явлении истина нигде и никогда не была поддержана: новым мнениям всегда не доверяют, их всегда отрицают только на том основании, что они еще непривычны. Истина, однако, как и золото, в не меньшей степени истина, когда ее только что «добыли в шахте».
Мы должны различать три типа законов, говорит Дж. Локк. Во-первых, божественный закон, во-вторых, гражданский закон и, в-третьих, закон добродетели и порока, закон общественного доброго имени, или — здесь Локк употребляет различные названия — закон моды или суждения частных лиц. Третий закон он объясняет следующим образом: «..люди, соединяясь в политические сообщества, отказываются в пользу государства от права распоряжаться всею своею силою, так что не могут пользоваться ею против своих сограждан больше, чем позволяет закон страны, однако они все же сохраняют право быть хорошего или плохого мнения о действиях людей, среди которых живут и с которыми общаются, одобрять или не одобрять эти действия. В силу этого одобрения или неприязни они и устанавливают между собой то, что они намерены называть добродетелью и пороком»1.
Репутация,
мода в категории масштабности
«Таким образом, мерилом того,что везде называется и считается добродетелью и пороком, является все, только не одобрение или нерасположение, восхваление или порицание, которые по скрытому и молчаливому согласию устанавливаются в различных человеческих обществах, племенах и компаниях и благодаря которым различные действия приобретают хорошую или дурную славу сообразно суждениям, принципам или обычаям данной местности»2.
«Но от наказания в виде всеобщего порицания и неприязни не ускользает не один человек, нарушающий обычаи и идущий против взглядов общества, в котором он вращается и где хочет заслужить хорошую репутацию. И среди десяти тысяч человек вряд ли найдется один, кто был бы настолько непреклонен и нечувствителен, чтобы переносить постоянное нерасположение и осуждение своей собственной компании. Странно и необычно устроен должен быть тот, кто может удовольствоваться жизнью в постоянном бесчестье и позоре в кругу своего особого сообщества. Многие искали уединения, и многие примирялись с ним; но никто, имея хотя бы малейшее сознание или чувство присутствия около себя человека, не может
жить в обществе под гнетом постоянного нерасположения и дурного мнения своих близких и тех, с кем он общается. Это бремя слишком тяжело для человеческого терпения...»3
Так, по описанию Локка, общественность в качестве осуждающей инстанции принуждает людей к конформности, используя страх перед изоляцией. У него не было радости по этому поводу. Преследуемый врагами, Локк в третьем издании книги изменяет данный текст на более возвышенный.
Локка упрекают в том, что он сглаживает грань между добром и злом. Что обусловлено божественным законом — у него стало делом договоренности между частными лицами, мораль он свел до уровня моды, как будто он не знает, что такое закон. Как известно, закон включает в себя авторитет, исходящий от частных лиц, а также власть — и все вместе обеспечивает соблюдение закона.
«...Человек, — говорит Дж. Локк, — не признающий одобрения и неодобрения мотивами, настолько сильными для людей, чтобы они приспособились ко взглядам и правилам тех, с кем они общаются, по-видимому, мало знаком с человеческой природой или историей, ибо он обнаружит, что огромное большинство людей руководствуются главным образом, если не исключительно, законами обычая и поступают гак, чтобы поддержать свое имя в глазах общества, мало обращая внимание на законы Бога или властей. О наказаниях, ожидающих людей за нарушение божественного закона, некоторые, а быть может и большинство людей, редко помышляют серьезно; да и среди помышляющих многие, нарушая закон, утешаются мыслью о будущем примирении и раскаянии в этих нарушениях. Что же касается кар, налагаемых законами государства, то люди часто льстят себя надеждой на безнаказанность. Но от наказания в виде всеобщего порицания и неприязни не ускользает ни один человек, нарушающий обычаи и идущий против взглядов общества, в котором он вращается и где хочет заслужить хорошую репутацию»4.
Локк разрабатывает терминологию на трех уровнях: при ссылке на божественный закон следует говорить о долге и грехе, при ссылке на гражданский закон — о нарушении или соответствии закону, при ссылке на закон мнения и репутации — о добродетели и пороке. Он иллюстри
рует свою мысль о том, что эти различные масштабы не обязательно должны быть сведены к одному результату, примером дуэли: вызов и сражение с мужчиной... называется дуэлью. Если рассматривать дуэль в ее отношении к божественному закону, то она заслуживает названия «грех». Если рассматривать ее в связи с законом обычаев, то в некоторых странах это называется «храбрость» и «достоинство». Если связать ее с общественными законами некоторых правительств, то это называется «преступление».
Проведенный Локком анализ, позволивший выявить бдительную восприимчивость людей к мнению окружения, согласуется с нашими новыми методами исследования современности. Используя все новые обороты, Локк описывает социальную природу человека. Основной для нашего согласия (некоторого мнения) являются мнения других. Поэтому в Японии, Турции и Испании... говорят по-разному. То, что мы называем своим мнением, не принадлежит нам, произведено не нами, есть простое отражение мнения других...5
По своему содержанию мнения, о которых здесь говорит Дж. Локк, не имеют границ, но, согласно его объяснению, они содержат оценку, выражают похвалу или порицание. По словам Локка, характер согласования этих мнений — «тайна и молчаливое согласие». Таким образом, речь идет о процессе, не получившем осмысления в соответствующей литературе. И в XX в. мы констатируем, что этому процессу присуща таинственность.
В приведенном выше описании содержится другой занимательный элемент: оно подразумевает мнение площади, которое служит категорией масштаба. Это — образование, уважаемое отдельным индивидом, это — согласие, существующее в определенном месте и в определенное время. Индивид может уклониться от соблюдения мнения, сменив место пребывания на весьма удаленное, он может также надеяться на смену времен. Мнение преходяще. Дж. Локк не употребляет выражение «общественное мнение», но оно подразумевается у него в двойственном смысле. Один раз — в смысле согласия, которое можно истолковать как «общность» и, таким образом, как «общественность», «публичность». Второй раз — благодаря словам «масштаб», «на площади», обознача
ющим максимально возможную открытость, публичность. В сравнении с более поздним понятием «общественное мнение» определение Локка жестче, в нем подразумевается меньше милосердия, когда заходит речь о законе мнения или репутации6, но именно так Локк и хотел выразиться.
Когда Локк употребляет термин «закон», он делает это не по легкомыслию, не мимоходом и не в том смысле, в каком говорят о естественных законах природы. Он имеет в виду закон в юридическом смысле и поясняет: за действием должно следовать поощрение или штраф, которые не заключены в самом проступке. Впрочем, и название этого закона для нас показательно. Употребленное Локком выражение «закон мнения или репутации» лишний раз говорит о том, что в его представлении понятие «мнение» почти целиком замещается понятием «репугация», они практически идентичны.
То, что поначалу производит впечатление грубого шутовства в тексте Дж. Локка, в действительности оказывается четким знаком его первооткрывательской натуры. Излагая свой предмет, он предпочитает говорить о «моде» (fashion). Люди обо всем судят, как о париках. Наглядность и быструю переменчивость, привязку мнения к месту и времени, а также его принуждающую сущность вкладывает Локк в эту акцентированную характеристику — «мода». Он использует слово в качестве ключа, чтобы не быть неправильно понятым. Мнение, которое он подразумевает, говоря о «законе мнения или репутации», нельзя рассматривать как источник политической мудрости; его интеллектуальная ценность предельно открыта, о глубине познания речь не идет.
Дж. Локк настаивает на понятиях типа «репутация», т.е. терминах социально-психологического плана, которые характеризуют человека с точки зрения его зависимости от окружения. Поскольку люди не доверяют новым мнениям на том лишь основании, что они новые, еще не модные, поскольку они не видят в них истины, Дж. Локк ищет поддержки у античных авторитетов. Он цитирует Цицерона: «На свете пег ничего лучше законности, похвалы, уважения и чести», причем, добавляет Локк, Цицерон отлично знал, что все это названия одного и того же.
Одного и того же? Но чего?
По нашим представлениям, все это отметки, которые выставляет индивиду общественность.
Примечания
Л о к к Дж. Соч. В 3-х тт. Т. 1. М.. 1985, с. 407.
Там же.
Там же, с. 409.
Там же.
См. там же.
См. там же, с. 409.
Глава VI
ПРАВИТЕЛЬСТВО ОПИРАЕТСЯ НА МНЕНИЕ: ДЭВИД ЮМ, ДЖЕЙМС МЭДИСОН
Через семь лет после смерти Дж. Локка родился Дэвид Юм. В своей работе «Трактат о человеческой природе»1 он развивает теорию Локка о государстве. Поскольку с образованием государства люди уступили ему свою способность употребить власть, но не свою способность одобрять или порицать, и поскольку им присуща естественная склонность учитывать мнения, ориентироваться на мнения окружения, то эти мнения очень важны для государства. Пробивная сила согласованного мнения частных лиц формирует консенсус — основу основ мнения любого правительства. Согласно тезису, выдвинутому Юмом, «только на мнении основано правительство»2. Всякое господство опирается на мнение.
«Для тех, кто занимается политической философией, ничто не кажется более удивительным, чем легкость, с какой многими управляют немногие, а также чем готовность людей свои собственные ощущения и желания подчинить ощущениям и желаниям правительства. Если попытаться проанализировать, каким образом осуществляется такое чудо, то мы увидим, что управляющие не могут опереться ни на что, кроме мнения, кроме одобрения. Правительство основывается единственно на мнении. И это справедливо как для деспотических и милитаристских режимов, так и для самых свободных и популярных правительств»3.
Д. Юм смещает перспективу разработки темы «мнение» оглавления мнения па индивида к давлению мнения на правительство. Эта перспектива была намечена еще Макиавелли в его наставлении государю. Внимание Локка было направлено на нормального, подверженного влиянию закона мнения или репутации человека в его повсед
невном бытии, на его страх перед неодобрением, против которого едва ли кто устоит, если его повсюду окружает неуважение. Локк исследовал человеческую природу в общем аспекте. Юма интересует правительство. Его сфера — двор монарха, посланники, политика. Он боится наказаний, которыми угрожает закон мнения или репутации тому, кто вызывает неодобрение. И свою первую работу, «Трактат о человеческой природе», Юм из предосторожности опубликовал анонимно. Но наряду с любовью к возвышенной жизни Юм все же более восприимчив к наградам, чем к наказанию, которые, по закону мнения, ожидают того, кто пользуется признанием, одобрением.
Любовь к славе: солнечная сторона общественного мнения
Одна из глав в его трактате, посвященная общественному мнению (потребовалось более десяти лет, чтобы в 1744 г. Руссо впервые использовал это слово), называется «Of the Love of Fame» («Из любви к славе»). Начав с подробного описания того, как добродетель, красота, богатство и власть, т.е. объективно благоприятные обстоятельства, позволяют человеку испытывать гордость и как бедность и рабство его подавляют, Юм затем продолжает: «Наряду с этими прямыми причинами гордости или подавленности есть вторичная причина. Она основывается на мнениях других и таким же образом влияет на движения нашей души. Наше имя, наш статус, наша репутация — это существенные, значимые причины для гордости. Другие причины — добродетель, красота и богатство — мало что значат, если мнения и воззрения других не способствуют этому... И очень умному, критично настроенному человеку будет трудно следовать собственному разуму или собственным склонностям, если таковые противоречат разуму и склонностям их друзей и ежедневных спутников»4.
Захваченный возвышенной жизненной сферой (он с энтузиазмом описывает преимущества богатства и власти), Юм, если использовать современное социологическое понятие, говорит прежде всего о хорошем мнении референтных групп, что, в его понимании, означает меньшую меру публичности, публичного одобрения или нео
добрения «на площади». Широту воздействия он усматривает в том, что люди не ставят себя в оппозицию окружающим. «Этим следует объяснять, — добавляет Юм, — большое однообразие ощущений и способов мышления у представителей одной нации»5. Совершенно однозначно он одобряет (в эссе о принципах морали) эту ориентацию людей на свое окружение, вовсе не рассматривая ее как слабость: «Стремление к славе, уважению, авторитету у других так же мало подлежит осуждению, как и неразрывная связь с добродетелью, гением, усердием и высоким, благородным устремлением духа. Общество ожидает от желающего понравиться значительного внимания даже к незначительным вещам, и никто не удивляется, что в обществе кто-то более элегантно одет и приятнее в обращении, чем когда он дома в кругу своей семьи»6.
Юм не останавливается на судьбе отверженных обществом, которых настигла кара неодобрения. Его больше интересуют те, кто на солнечной стороне, и он задается целью провести границу, где любовь к славе может зайти чересчур далеко. «В чем состоит тщеславие, которое справедливо рассматривается как ошибка или недостаток? Очевидно, в чрезмерном возвышении собственных преимуществ, заслуг, успехов, в столь навязчивом и неприкрытом стремлении к похвале и почитанию, что другим становится обидно...» Юму ясно, что его размышления относятся прежде всего к привилегированным кругам. Он отмечает: «В среднем характере мы одобряем склонность к скромности»7.
Таким образом, Юм движется в том направлении, которое Локк назвал публичностью отношений между индивидом и общественностью, однако видит эти отношения в несколько ином свете, ближе к общественности, которую греки, по мнению Хабермаса, понимали как саму собой разумеющуюся вещь8. «Лишь в свете публичности проявляется то, что есть, оно становится видимым для всех. В разговоре граждан друг с другом вещи называются словами и приобретают образ. В споре равных друг с другом выдвигаются лучшие и обретают свою сущность — бессмертие славы... Так polis получает широкие возможности для почетных наград: граждане общаются друг с другом как равный с равным... но каждый старается выделиться... Добродетели, каталог которых составил Аристотель, стоят
чего-нибудь лишь в условиях публичности, там они находят свое признание»9.
Но высокий стиль Юма, утверждавшего, что общественность — это якобы сфера награждений и отличий, не привлек авторов, рассуждавших об общественном мнении и в XVIII в., и позже. Главный тезис Юма — «Лишь на мнение опирается правительство» — стал доктриной для основателей Соединенных Штатов Америки. Признавая вес мнения в политической сфере, они, однако, по-прежнему рассматривали его роль для индивида глазами Дж. Локка.
Человек боязлив и осторожен
В сборнике статей основателей Соединенных Штатов по вопросам Конституции 1787—1788 гг. один из отцов Конституции, Мэдисон, внимательно исследует принцип «Все правительства опираются на мнение». Эта устоявшаяся догма, по его мнению, — фундамент американской демократии. Но как же слаба и податлива, с другой стороны, человеческая природа, образующая этот фундамент! «Если и справедливо, — говорит Мэдисон, — что все господство, правление посредством общественного мнения легитимируется, опирается на мнение, то верно и то, что сила убеждений, мнений индивида и степень влияния мнений на его практическое поведение, его поступки в значительной мере зависят от его представлений о том, сколько других людей думают так же, как он. Человеческий разум, человек вообще боязлив и осторожен, когда остается один, но он становится сильнее и увереннее в той мере, в какой полагает, что многие другие думают так же, как он»10.
Именно здесь мы впервые находим ту реалистическую оценку человеческой природы и ее применение к политической теории, к которой вновь возвращаемся во второй половине XX столетия, чтобы сейчас, во всеоружии метода демоскопии, попытаться объяснить с его помощью то, что неожиданно проявляется в ряде наших наблюдений.
Не слава, а угроза закручивает спираль молчания
Когда мы сравнивали, как Джон Локк или Джеймс Мэдисон, с одной стороны, и Дэвид Юм — с другой, разрабатывали тему «Индивид и общественность», мы столкнулись с тем же различием, что и раньше — при интерпретации «эффекта попутчиков». Одно объяснение — быть на стороне победителя, другое — не оказаться в изоляции. Общественность, публичность как сфера наград, отличий привлекают одних; общественность, публичность как угроза, возможность потерять лицо влияют на других. Почему же в связи со спиралью молчания и общественным мнением нас интересует публичность не с точки зрения поощрений, а с точки зрения угрозы, осуждения? Потому что лишь угроза, страх индивида оказаться в одиночестве, как это четко описывает Мэдисон, объясняют молчание, с проявлением которого мы столкнулись в «железнодорожном» тесте и в других исследованиях, молчание, которое столь влиятельно при формировании общественного мнения.
Революционные ситуации обостряют восприятие публичности как угрозы
Могла ли революция, которую пережил каждый из них, обострить восприимчивость публичности как угрозы у Дж. Локка и Д. Мэдисона? Боязливая внимательность к тому, как следует вести себя, чтобы не оказаться в изоляции, особо необходима во времена сильных потрясений. Четко организованный порядок не доносит до людей, пока они не нарушают приличий, пи малейшего дуновения общественного мнения, их не затягивает водоворот спирали молчания. Однозначно ясно и то, что следует делать или говорить публично и чего не делать публично, — здесь давление в сторону конформности аналогично атмосферному давлению, которое мы чувствуем не осознавая. Но в предреволюционные периоды под влиянием двойного опыта — когда падают правительства, лишенные поддержки мнения масс, и когда индивид, потерявший ориенти
ры, что хвалить и что хулить, ищет новую опору, — в такие неспокойные времена особенно ощущается действие общественного мнения и чеканятся адекватные слова.
1661 год: Глэнвил «чеканит» понятие «климат мнений»
Трудно рассчитывать на то, что закон мнения или репутации, который наказывает или награждает, — детище спокойного времени. И кажется невероятным, что именно в такую пору — то был 1661 год — английский социальный философ Джозеф Глэнвил в своем трактате о тщете догматизирования впервые употребил столь сильное выражение — «климат мнений» (climates of opinions), — специально выделив его курсивом.
«Догматики, — писал он, — считают невозможным все, отличное от того, что кажется им правильным и с младенчества казалось единственно мыслимым. Чтобы освободиться от этого тщеславия, кто-то должен был узнать о различных климатах мнений»11.
«Климат мнений» (мы, несомненно, сочли бы это современным понятием) — детище нашего времени. Это связано с нашей восприимчивостью, сравнимой с чувствительностью Д. Глэнвила, меняющихся обстоятельств, ставших нетвердыми убеждений. Понятие «климат» само по себе, без каких-то колебаний или отклонений, было бы для нас неинтересным и абстрактным, но опыт нашего времени обогатил наши определения, поэтому понятие кажется нам чрезвычайно метким: климат окружает индивида извне, его не избежать, однако он и внутри, он сильно влияет на самочувствие. Спираль молчания — это реакция на изменение «климата мнений». В нем больше, чем в выражении «общественное мнение», заложено представление о частотном распределении, соотношении сил различных противоречивых тенденций, его пространственных границах, оно естественным образом предполагает полную публичность. Во времена революционных перемен, а таково и наше время, общественное мнение заслуживает самого пристального внимания и изучения.
Интуиция Декарта и спираль молчания
В совсем иных условиях, чем Глэнвил в Англии, жил уважаемый им и столь же превозносимый французский философ Декарт. Если справедливо утверждение, что в революцию публичность воспринимается скорее как угроза, а в периоды упорядоченных отношений — как возможность заслужить вознаграждение, то Декарт — хороший тому пример. Он интуитивно представил спираль молчания как процесс формирования «молодого» общественного мнения. Как сказали бы сегодня, речь шла о том, чтобы «показать себя»: философ Декарт заботится, о своей славе. Свою работу «Meditationes de prima philosophia» он посылает в 1640 г. «очень мудрым и просвещенным господам из Сорбонны» с сопроводительным письмом, в котором, ссылаясь на их огромный авторитет в обществе, просит о «публичном признании» своих мыслей. По его словам, эта просьба высказывается не только для того, чтобы «и прочие умы присоединились к Вашему суждению», но прежде всего для того, чтобы «думающие иначе потеряли решимость противоречить, чтобы они, может быть, сами стали причиной, после наблюдения которой другие умные люди не захотели возбудить подозрения, что они их не понимают»12.
Примечания
См.: Hume D. A. Treatise of Human Nature. Reprinted from the Original Edition in Three Volumes and edited by L.A. Selby-Bigge. Oxford, 1896.
-
H u m e D. Essays Moral, Political, and Literary. London, 1963, p. 29. Ibidem.
Цит. по: H u m e D. Ein Traktat iiber die menschliche Natur. Ubersetzt von Theodor Lipps, hg. von Reinhard Brandt. Band I und II. Hamburg, 1978, vol. II, S. 47.
Ibid., S. 48.
0 H u m e D. Untersuchung iiber die Prinzipien der Moral. Ubersetzt, einge- leitet und mit Register verschen von Carl Winckler. Hamburg, 1962, S. 113 f.
Ibidem.
См.: Habermas J. Strukturwandel der Offentlichkeit. Untersuchungen zu einer Kategorie der biirgerlichen Gesellschaft, S. 15.
4 Ibid., S. 15 f.
M a d i s о n J. The Federalist, № 49, February 2, 1788. — Цит. no: С о о к е J. Е. The Federalist. Middletown, Conn., 1961, p. 340.
G 1 a n v i 11 J. The Vanity of Dogmatizing: or Confidence in Opinions. Manifested in a Discourse of the Shortness and Uncertainty of our Knowl- ege, and its Causes: With Some Reflexions on Peripateticism; and An Apology for Philosofy. London, 1661, p. 227.
Descartes R. CEuvres, publiees parCh. Adam, P. Tannery. Paris, 1964, vol. 7, p. 6.
|
