Раздел IV. ЭТНИЧЕСКИЕ И РЕЛИГИОЗНЫЕ АСПЕКТЫ ЕДИНЕНИЯ
И.А. Арзуманов
ЭТНОКОНФЕССИОНАЛЬНЫЕ АСПЕКТЫ ФОРМИРОВАНИЯ ГРАЖДАНСКОГО ЕДИНЕНИЯ РОССИЯН
Аннотация. Миссиология мировых религий и их этно-конфессинальных страт - наиболее характерные проявления доктринальных интенций религиозной культуры - объективно выступают основным инструментарием социополитической и социокультурной дезинтеграции в условиях глобального культур-цивилизационного дуализма. Объективный фактор полирелигиозности общества определяет необходимость выработки государственных механизмов социополитической и социокультурной унификации поли-этно-конфес- сионального пространства Российской Федерации. Проблема гражданского единения в условиях либеральной модели формирования соотношения государство - гражданское общество решается в контексте идеологической функции государства.
АЬ&га&. The missiology of world religions and their ethno-confessinal strata, being most characteristic features of the doctrinal intentions of religious culture, objectively perform as basic tools of sociopolitical and sociocultural disintegration in the conditions of global cultural and civilizational dualism. The objective factor of poly-confessionalism of society determines the need to elaborate state mechanisms of socio-political and socio-cultural unification of poly-ethno-confessional field of the Russian Federation. The problem of civil unity in the liberal model of the formation of the correlation between state and civil society is solved in the context of the ideological function of the state.
Проблемы гражданского единения россиян необходимо рассматривать с позиций понятия «гражданское общество», в свою очередь, выводящее к взаимосвязям личности, социальных групп, общественных формирований, государства и правового регулирования. Федеральная целевая программа «Укрепление единства российской нации и этнокультурное развитие народов России (2014-2020 годы)» (далее ФЦП), принятая во исполнение Стратегии государственной национальной политики Российской Федерации (утвержденной 19 декабря 2012 г. - далее Стратегии), с одной стороны, призвана систематизировать подходы к реализации идеологической функции государства в сфере национальной политики, а с другой - дать видение ее механизмов. Не случайно, в связи с этим социально интеграционный потенциал религиозных комплексов выводится в качестве одного из системообразующих факторов.
18
Понятийный аппарат как Стратегии, так и ФЦП, касающийся собственно видения ракурса проблематики в условиях полиэтноконфессионального пространства РФ, определен двумя базовыми детерминантами: во-первых, международно-правовым блоком (общепризнанные принципы и нормы международного права и международные договоры РФ), определяющим обязательства РФ по сохранению этнокультурного многообразия и своеобразия и «прав коренных малочисленных народов и национальных меньшинств»; во-вторых, модерным характером конституционных принципов государственного устройства (федерализма) и политического режима (демократия), призванных развивать потенциал российской нации и всех составляющих ее этнических общностей.
В качестве системообразующего фактора государственного и гражданского строительства в программных документах определены русский народ и Русская Православная Церковь (Московский Патриархат) (далее РПЦ МП) по факту своего доминирования в общем историческом процессе культур- цивилизационного бытования российско-евразийского пространства. Как следствие, в рамках Федеральной программы на период 2014-2015 гг. РПЦ МП выделено 1 млрд., 758 млн. руб.
Необходимо при этом учитывать, что исторический прецедент, определяющий интеграционную «память» общности судеб социально-экономической жизни, складывался в политико-правовом режиме и условиях, диаметрально противоположных ныне конституционно декларированным формам государственного устройства, правления и политического режима. Имеются в виду имперский и советский периоды, сходные по эффективности методологии интеграционной функции фактически унитарного государства.
В условиях федеративной формы государственного устройства (в том числе и по национально-территориальному принципу) стремительная атоми- зация культурного пространства по религиозно-конфессиональному признаку, безусловно влечет за собой появление ряда методологических проблем при реализации интеграционной функции государства. В социальных системах субъектов РФ, образованных по национально-территориальному признаку, вопрос об интеграционной и унифицирующей функциях этноконфессиональ- ных институтов носит подчас предельно выраженный характер. В восточносибирском регионе (Иркутская область, Республика Бурятия, Забайкальский край) эти особенности проявляются достаточно рельефно. Уже с конца 80-х гг. XX в. регион переживает период активной этноидентификации по религиозноконфессиональному признаку. Например, этнический спектр Иркутской области в своем составе имеет более 130-ти национальностей. К наиболее многочисленным относятся представители русских, бурят, украинцев, татар, белорусов, чувашей, армян, немцев, азербайджанцев, мордвы, таджиков, евреев, башкир, молдаван, поляков, удмуртов, узбеков, грузин, цыган, литовцев, корейцев, марийцев, эвенков, китайцев, киргизов, казахов. В рамках реализации конституционных прав на развитие и сохранение этнокультурных традиций, в Иркутской области создано более 80-ти национально-общественных объединений, включая национально-культурные автономии.
Конфессиональный аспект как генератор этнокультурного кода, в условиях глобальных деформаций социально-экономической жизни, имеет особое значение. В системной проекции это выступает в различных функциональных ипостасях, основная из которых является ценностно-интеграционная. Этнический спектр восточно-сибирского региона в той или иной мере соотносится с конфессиональной стратификацией религиозных институтов - как имеющих статус официально зарегистрированных в управлении Федеральной регистрационной службы по Иркутской области (общим числом 310), так и не имеющих официального статуса (около 100). К основным конфессиональным стратам религиозных систем относятся: институты христианства (православия, включая старообрядчество, католицизма, протестантских деноминаций); буддизма (с доминированием его центрально-азиатской формы - ламаизма); ислама (в его инвариантах как «традиционных», так и инновационных для России и региона направлений); шаманизма (вступившего в активную фазу институализации и конфессиализации).
Аксиологическая детерминация природы этноконфессиональных отношений имеет полевой характер, что не может не вызвать определенных вопросов макрометодологического порядка. Конфессионально детерминированный код этнической культуры является идентификационным маркером как этноинтеграции (в глокальных процессах), так и этнодезинтеграции (в процессах глобальных, усиливающих процессы атомизации социокультурного пространства).
Возникает вопрос: что считать непосредственной основой духовного единения, подразумевая единство системы ценностей экзистенциального порядка? Если рассматривать религиозный фактор в качестве базового, то вопрос о духовном единстве становится практически не решаемым при рассмотрении его в рамках межконфессиональных отношений. Положения ФПЦ и региональных программ, направленные на всестороннее развитие этнокультурного и этноконфессиональ- ного своеобразия (как предмета политико-правовой охраны), фактически работают на дезинтеграцию общества по этноконфессиональному признаку.
Данный посыл определяет и сепарационный характер процессов этнокультурной дифференциации, усугубленной конфессиональным фактором. Вследствие этого, целевые установки ФЦП и ее региональных реплик, в контексте этноконфессиональной детерминации, не имеют под собой реальных макрометодологических оснований для их осуществления.
Принятая в Иркутской области программа «Укрепление единства российской нации и этнокультурное развитие народов Иркутской области на 20142020 гг.», в качестве одной из целевых задач ставит «внедрение в социальную практику установок толерантного сознания» и «предупреждение ксено- фобных проявлений». Областная Программа предусматривает реализацию двух подпрограмм: «Государственная региональная поддержка в сфере этно- конфессиональных отношений» и «Комплексные меры профилактики экстремистских проявлений на территории Иркутской области». В рамках подпрограммы «Государственная региональная поддержка в сфере этноконфессио- нальных отношений» на 2014-2020 годы» планируется реализация 10-ти основных мероприятий, в том числе напрямую не связанных с функционированием конфессиональных институтов.
Рассмотрим спектр региональных христианских организаций по Иркутской области (из тех 310, имеющих официальную регистрацию): Иркутская митрополия РПЦ МП, Русская Православная Старообрядческая Церковь (Бе- локриницкой иерархии - РПСЦ), институты Римско-Католической церкви (представленные Епархией св. Иосифа), христиане Веры Евангельской (пятидесятники), региональные структуры объединения Церквей Христиан Веры Евангельской, церкви Евангельских Христиан Баптистов, структуры Евангелическо-Лютеранской Церкви Ингрии, адвентисты Седьмого дня (с 1985 г.), Свидетели Иеговы (50 организаций, объединяющих более 5000 чел.), Структуры Церкви Иисуса Христа Святых Последних дней (мормоны).
Продекларированное большинство приверженцев РПЦ МП и доминантное положение институтов РПЦ МП, тем не менее, не избавляет регион от активной миссионерской работы представителей иных конфессиональных и деноминационных структур, доктринально выводящих свое учение из общего корпуса Священных текстов христианства.
На обыденном уровне религиозного сознания и приходской практики (в частности, в проповедях священнослужителей), достаточно четко проявляется неприятие представителями одной конфессиональной общности представителей другой. Немало тому способствовала и конфессиональная «дидактика», например, антикатолические и антисектантские (по сути, антипротестант- ские) катехизисы (репринтные издания второй пол. XIX - нач. XX вв.), широко реализуемые в церковных лавках региональных православных приходов Восточной Сибири в начале 90-х гг. XX в. Два поколения прихожан храмов сформировались под влиянием атмосферы антисектантской борьбы, соотнося все беды России с наличием на ее духовном поле чужеродных наростов западной религиозной традиции. Не снимаемые противоречия доктринального уровня религиозного сознания и взаимное неприятие истинности учения и форм религиозной культуры объясняют факт миссионерской деятельности иных конфессиональных институтов на «канонической территории» РПЦ МП. При рассмотрении ближайшего к РПЦ МП доктринального блока старообрядчества (по отношению к которому со стороны РПЦ МП продекларированы «равноче- стность и равноблагодатность Таинств») необходимо отметить, что региональные структуры старообрядчества не спешат интегрироваться с РПЦ МП (на обыденном уровне не допуская даже совместной молитвы).
В данном ключе специфика и проблематика реализации ФПЦ в восточно-сибирском регионе связана и с институтами буддизма, воспринимаемыми в качестве этноидентификационного ядра для бурятского этноса трех субъектов РФ - Республики Бурятия (РБ), Забайкальского края (Агинский бурятский автономный округ) и Иркутской области (Усть-Ордынский бурятский автономный округ).
Что касается РБ и Агинского бурятского автономного округа в Забайкальском крае, то данный тезис соответствует действительности, опираясь на многовековые процессы укоренения ламаизма в автохтонной среде кочевых народов Монголии и Забайкалья. В Иркутской области специфика данных процессов проявляется в том, что большинство иркутских бурят до сих пор придерживается мифорелигиозных комплексов шаманизма, переживающего процесс активной трансформации социальных функций. Родовые комплексы шаманизма были объектом миссионерских усилий конфессиональных ответвлений как христианства, так и буддизма на протяжении XVIII - XXI вв. Но отличие христианской региональной миссии от буддистской в том, что буддизм (на примере автохтонных этносов Тибета и Монголии) выработал наиболее эффективные формы инкорпорации шаманистских мировоззренческих комплексов в свою культово-обрядовую структуру. В результате появилась собственно ламаистская ветвь центрально-азиатского буддизма (тибетский буддизм). На современном этапе ламаизация шаманизма (имеющая различные формы и промежуточные стадии) встречается с рядом трудностей, определяемых проблемами этноидентификации западных (иркутских) бурят и представителей коренных малочисленных народов (КМН) Сибири. Последнее обстоятельство, сопряженное с формированием в шаманизме собственных иерархических и организационных институтов, идентифицирует шаманизм в качестве автохтонной мировоззренческой системы, вполне способной противопоставить себя миссионерским усилиям как ламаистских, так и христианских структур. Положение усугубляется недостаточностью миссионерской активности региональных структур РПЦ МП. Можно вспомнить и прецедент имперской России, использовавшей в качестве этноинтеграционного «локомотива» региональные структуры Русской православной церкви и институты ламаизма. Но необходимо отметить, что название православной церкви в имперский период было иным - Российская православная церковь. Даже в этом, отдельно взятом, положении наблюдается методологическая последовательность имперского политико-правового режима в обеспечении общенациональной интеграции при доминировании православной церкви.
Успешное возрождение мировоззренческих комплексов шаманизма происходит, прежде всего, на обыденном уровне религиозного сознания. В основе лежит прагматика магико-обрядовых комплексов: достаточно показательны в этом смысле характеристики шаманизма со стороны руководства Буддийской традиционной Сангхи России - Пандито Хамбо-ламы Дамбы Аюшеева, определившего в одном из своих интервью иркутских бурят как «пещерных коммунистов-шаманистов»1. С другой стороны, ламаизм, в силу своей доктринальной надэтничности и магико-прагматической направленности культовообрядовой практики, привлекает не только представителей титульной нации (например, в РБ), но и представителей иных национальностей.
Духовное единство не должно выстраиваться единственно по конфессионально-детерминированному признаку, взятому в качестве непосредственного интегратора. На современном этапе возникает еще одна методологическая проблема реализации ФЦП, связанная с дифференциацией правового и социально-политического статуса как традиционных конфессиональных страт (православие, ислам, буддизм, иудаизм), так и «нетрадиционных» религиозных институтов. Сам факт дифференциации конфессий по признаку их традиционности объективно подвергается ревизии как минимум по двум пунктам. Во- первых, в силу государственно-этатистской специфики форм и политикоправовых моделей отношений государства и общественных институтов имперского и советского периодов (в границах которых данный признак сформировался в качестве типологического). Во-вторых, в силу современных конституционных моделей взаимоотношений государства и структур гражданского общества. В основе современной модели лежат либерально-демократические принципы равноправия и равнозначности общественных институтов, в том числе и религиозных. Последнее обстоятельство, в условиях режима светскости государства, подвергается наибольшей трансформации в силу декларации того же признака традиционности конфессиональных институтов и их вклада в исторический процесс формирования российской государственности и культуры.
На современном этапе формирования гражданского единства возможна отработка различных моделей интеграционных процессов как с учетом российской специфики институциализации конфессий, так и в контексте их взаимоотношений с государством. Смена модели - это смена парадигмы. Имеются в виду не инновации, а возвращение к традиционным стереотипам социально-культурного и философско-политического дискурсов. Одним из таких проявлений в отечественной доктрине является модель коллективнообщинного принципа формирования гражданского общества, а также выработка механизма реализации идеологической функции государства. В настоящее время (и в этом ракурсе вопрос о преодолении конфессиональной апории религиозных институтов становится одним из основных), правовой и социально-политический статус той или иной религии имеет жесткую привязку к конфессиональным институтам как юридическим лицам. С учетом вполне укоренившихся к началу XXI в. иных конфессиональных институций возникает «родовая» проблема обществ с имперскими признаками политической орга
низации - проблема реализации принципов этноконфессиональной толерантности как основы общенационального строительства.
На региональном уровне проблематика реализации подпрограмм государственной поддержки в сфере этноконфессиональных отношений и профилактики экстремистских проявлений на территории Иркутской области связана с конфессиональной спецификацией миграционных процессов и экономическими трудностями реализации прав КМН. Региональные миграционные потоки имеют два основных конфессиональных вектора - конфуцианский и исламский. Китайский вектор интересен в связи с процессами выработки в Поднебесной методологии разворота интеграционного потенциала конфуцианских базовых этико-мировоззренческих комплексов (об этом будет сказано ниже). Исламский же фактор показателен рядом характеристик. Во-первых, этническим разнообразием (татары, дагестанцы, чеченцы, ингуши, азербайджанцы, таджики, киргизы). Во-вторых, контекстом традиционных и нетрадиционных направлений ислама, определяющих практику государственных структур, ответственных за благополучие этноконфессионального «мезальянса»: сунниты (примерно 95 % от общего количества мусульман, проживающих в Иркутской области), шафииты, шииты (в том числе, исмаилиты). Полиэтничность направлений ислама, активные миграционные процессы проявляются в борьбе за влияние в мусульманской умме. Она имеет свою организационную форму - «Байкальский муфтият», который активно сотрудничает с российскими централизованными исламскими структурами, но не входит в них. С исламским фактором связаны и проблемы религиозного экстремизма, непосредственно касающиеся вопросов гражданской позиции общественных объединений и работы с молодежью. К этим проблемам относятся:
организация миссионерской работы по защите ценностей и памяти исторического сосуществования российского ислама с иным этноконфессио- нальным окружением;
противодействие радикализации по конфессиональному признаку регионального исламского сообщества.
Еще одна достаточно любопытная грань региональных процессов реализации ФЦП имеет выраженный геополитический окрас и связана с религиозной и национальной политикой Китая, являющейся сильнейшим детонатором для проявлений экстремизма в рамках национально-освободительных движений (например, в Синьцзянь-уйгурском автономном округе). Не случайно поэтому появление на территории Забайкалья исламских экстремистов, в ряду которых числился и небезызвестный Саид «бурятский».
Латентной радикализации этноконфессиональной ситуации способствуют и проблемы КМН Сибири. Они увязываются как с экономическими и экологическими факторами, влияющими на традиционные формы хозяйствования, так и с этнокультурными - сохранением и развитием языка, особенностями мировоззренческого комплекса. Так, в резолюции II съезда КМН Иркутской области (от 12-13 декабря 2012 г.) обеспечение соблюдения прав КМН на приоритетное пользование животным миром связывается с культурой, обычаями и традициями (как правило, рассматриваемыми в рамках шаманизма). В свою очередь, проблемы оптимизации государственного управления экономическим положением КМН соотносятся с активизацией культурно-просветительской работы, направленной на сохранение, развитие и повышение значимости культурного наследия КМН Иркутской области.
В данном вопросе решение этноконфессиональных проблем гражданского единения возможно выстраивать относительно ценностей гражданской религии. Именно данный вектор фактически продекларирован в концептуальных заявлениях руководителей государства и программных документах по национальной политике. Такие ценности, как общность истории, культуры, братство народов, гражданская активность, патриотизм, нравственные основы - подаются в качестве базового компонента национальной идеи. Данный ракурс выводит на позиции, связанные с идеологической функцией государства и механизмами ее реализации. На современном этапе механизм реализации программы единства российской нации и этнокультурного развития народов России отчасти обусловлен нормативно-правовой базой вероисповедной политики, нивелирующей саму возможность проявления конфессионально-миссиологического негатива соответствующими положениями (нормами УК РФ и другими актами, имеющими отраслевую спецификацию в системы права РФ).
Именно с данным ракурсом возможно связать вопросы формирования собственно гражданского общества, основывающегося на активной защите гражданами своих интересов в области частной собственности и политических отношений. Последнее предполагает институциализацию процессов включенности в общегражданское единение религиозных институтов по принципу их равнозначности в качестве субъектов правоотношений вне зависимости от их реального социально-политического статуса.
Здесь необходимо отметить еще одну грань региональной проблематики, связанной с этноконфессиональным фактором и моделями механизма укрепления единства российской нации. К средствам реализации ФЦП преимущественно относятся мероприятия, направленные на пропаганду этнокультурных ценностей в качестве основных факторов «единства в многообразии». На практике мы имеем пропагандистско-идеологическую составляющую программы, не решающей вопрос о выработке общенациональной идеи, реализовать которую она призвана. Касаясь этноконфессионального фактора как фактора, способствующего актуализации активной гражданской позиции, необходимо констатировать, что социальные вызовы такого масштаба трудно будет реализовать традиционным институтам. Прежде всего - в силу бюрократизации вертикали управления (прежде всего структур РПЦ МП, сложившихся в имперский период и в этих же параметрах «возрожденных» из пепла в годы перестройки) и отсутствия реальных предпосылок внутри общинной жизни для формирования гражданских качеств.
Не случайно социальные концепции самых крупных конфессий не заставили ждать своего появления, определяя «позицию» истеблишмента по основным сферам общественных отношений (Социальная концепция Римо- католической церкви, РПЦ МП, концептуальные посылы 90-х гг. Далай-Ламы XIV и пр.). В связи с этим, по мнению М. Ремизова, актуализируются вопросы к сущности социальных функций церкви - связаны ли они с защитой интересов церкви как корпорации, имеющей свои ресурсы, или «все-таки исполнение миссии в работе с обществом»1.
Выявляемые методологические противоречия, лежащие в основе проблем реализации ФПЦ, характеризуются следующими факторами:
отсутствием возможности использования сугубо конфессиональных детерминаций при реализации основной задачи - выработке духовного единения. В условиях поликонфесиональности данная задача становится проблемой, не имеющей в доктринальных основах конфессиональной культуры достаточных методологических оснований для ее решения;
«уходом» государства из экономической и идеологической макросфер общественных отношений, и политизацией интеграционного потенциала религиозно-культурных комплексов титульных наций и народов субъектов Российской Федерации;
Мятеж и вера. Дискуссия вокруг русской православной церкви // Эксперт. 2012. № 27. С. 13-21
использованием религиозного фактора в политических целях (в том числе и глобального характера), и актуализацией управленческих функций государства в этноконфессиональной сфере общественных отношений1;
проблемой сопряжения традиционного этатизма, помноженного на камеральные принципы управления обществом, с видением гражданского единения, при котором государство понимается как функциональное производное гражданского общества.
Все вышеперечисленное лишь отчасти отражает всю специфику проблем реализации ФПЦ, в целом определяя конфессиональность в полиэтнической среде как фактор дезинтеграционный.
Е.И. Аринин
|
