И. В. Алметева Источники по истории крестьянской грамотности и образования Козьмодемьянского уезда Казанской губернии во второй половине XIX начале XX вв
|
Скачать 5.35 Mb.
|
|
И.Л. Измайлов Особенности становления аграрного строя в Волжской Булгарии (по материалам археологических исследований) Аннотация: Средневековая Булгария яалялась аграрной страной, основным занятием населения которой было сельское хозяйство. Формирование аграрной системы населения Волжской Булгарии связано не с именьковской археологической культурой, а с переселением оседлого населения из Нижнего Подонья и Северного Предкавказья. На рубеже IX–X вв. с волнами переселений оседлого населения из Подонья и Западного Предкавказья земледелие и связанные с ним промыслы и ремесла, в частности, гончарство, начинают выходить на лидирующие позиции в экономике Булгарии. Фактически с конца X в. земледелие полностью превалирует среди хозяйственных занятий булгар. Ключевые слова: Оседлость, именьковская археологическая культура, земледелие, скотоводство, Волжская Булгария, почвообрабатывающие орудия. I.L. Izmaylov The peculiarities of the agrarian system formation in the Volga Boulgaria (on the materials of archeological researches) Summary: Medieval Boulgaria was the agrarian country. The main occupation of its population was agriculture. Formation of an agrarian system of the Volga Bulgaria population was connected not with Imenkovo archaeological culture but with resettlement of settled population from Lower Don area and Northern Ciscaucasia. During resettlement of the Lower Don and Nothern Circaucasia at the turn of the IX-X centuries the agriculture and related handicrafts and skills, particulary pottery, came to the fore in the Boulgaria economy. The agriculture completely prevails among economic employment of Boulgaria from the end of the Xth century. Keywords: settled population, Imenkovo archaeological culture, agriculture, cattle breeding, Volga Boulgaria, soil-cultivating tools. На протяжении всего средневековья Булгария оставалась аграрной страной, основным занятием населения которой было сельское хозяйство. Вплоть до конца IX в. городища, строившиеся в Среднем Поволжье, были небольшими поселениями, выполнявшими политические и сакральные функции, а также функцию убежищ для окрестного населения. В большинстве случаев они не играли сколько-нибудь значительной роли в экономической жизни. В условиях почти полного преобладания натурального хозяйства развивавшиеся внутренняя торговля и денежное обращение занимали подчиненное положение. Только после бурного развития торговли по волго-балтийскому пути происходит активный рост внешней торговли, и города превращаются в настоящие «локомотивы», которые двигали хозяйство региона. С X в. в них на фоне бурного расцвета торговли начинают возникать ремесла, которые постепенно стали определять хозяйственный облик страны. К началу XI в. городские ремесла достигли довольно высокого уровня развития, удовлетворяя спрос населения на свою продукцию, в значительной мере вытесняя деревенские ремесла на периферию хозяйственной жизни. Основой же хозяйственной деятельности подавляющего большинства населения оставались земледелие и скотоводство, а также первичная обработка сырья для городских ремесел. Это, пожалуй, все, что можно сказать об экономике булгар с абсолютной уверенностью. Если мы обратимся практически к любому конкретному вопросу ее истории, то вступим в область загадок, противоречий и полемики. Особенно это относится к аграрной сфере. Нельзя сказать, что сельское хозяйство и агрикультура булгар слабо изучены: напротив число специальных работ, посвященных этим сюжетам велико и постоянно возрастает [2, с.3−16; 3; 17, с. 976−978; 18, с. 1327−1333; 8, с. 108−109; 9, с. 152−157]. Однако главная трудность, подстерегающая исследователя этого периода, − дефицит письменных источников, в случае с аграрной историей усугубляется несколькими обстоятельствами. Первым являются сравнительная скудость информации и полное отсутствие сведений о землепользовании и правоотношениях в земельном вопросе, вторым – сложность «перевода» ограниченной информации письменных источников и археологических данных в привычные историкам термины и представления. При этом сохраняется опасность принять за всеобщее правило то, что было характерно для конкретного региона страны или в археологическом отношении – группы памятников, и, наоборот, разглядеть за общими тенденциями местную специфику. Необходимо также указать на одну значительную проблему. Данные археологии следует признать недостаточно информативными для описания аграрной истории периода средневековья. Несмотря на большой размах раскопок всевозможных памятников Волжской Булгарии, изучение именно сельских поселений, системы обработки почвы и агротехники пребывает на начальном этапе развития и не дает пока оснований для серьезных выводов. При всем разнообразии природно-климатических и почвенных условий Среднего Поволжья, следует признать, что в целом эта территория исключительно благоприятствовала аграрному производству, лежавшему в основе хозяйственного строя булгар. В процессе своего расселения оседлое население из Подонья и Предкавказья оседало, видимо, довольно большими и, очевидно, привычными соседскими общинами и родственными группами. Первоначально они, вероятнее всего, расселялись в наиболее удобных местах (с легкими плодородными почвами) вдоль рек, имевших обширные заливные луга. Судя по данным археологии, до 90% ранних оседлых поселений находилось в пойме Волги и долинах небольших рек – притоков Волги в Предволжье и Западном Закамье, располагаясь в широтном отношении примерно южнее устья Камы и севернее Самарской Луки. В последнее время идет широкая дискуссия относительно того, являлось ли более раннее население, оставившее памятники именьковской культуры, субстратом или даже стало основой для сельского населения Волжской Булгарии [14, с. 8−9]. Представляется, что данная проблема является продуктом довольно формального отношения к изучению археологического материала и неоправданного доверия к весьма приблизительным археологическим картам. В них, действительно, дело изображается таким образом, что практически все Среднее Поволжье было покрыто густой сетью именьковских поселений. Визуальный эффект от этого «факта» усиливается, если представить все это на схематичной карте с разрешением в десятки километров. Кроме того, следует иметь в виду, что все археологические карты, к составлению которых автор этой статьи имел прямое отношение в 80-х гг. XX в., составлялись на основе визуального осмотра местности и сбора так называемого «подъемного материала», примерно устанавливая границы его распространения. Сейчас же некоторым кажется, что зона разброса керамики и является размерами поселения. Но это отнюдь не так. Мало того, что это неверно ни методически, ни фактически. Можно привести только два соображения, показывающих причину погрешности. Во-первых, применяемая в последние десятилетия мощная сельскохозяйственная техника вкупе с глубокой распашкой стала выносить на значительные расстояния керамику, которая ранее располагалась более локально. Во-вторых, отсутствие точных современных карт локальной местности и невозможность в тогдашних полевых условиях делать множество шурфов на предмет выявления археологического слоя, поскольку археологов было мало, а предстояло выявить памятники на значительной территории в максимально сжатые сроки. Все это привело к тому, что создалось впечатление о населении, оставившем именьковскую культуру, как о значительном и чрезвычайно распространенным пространственно. Реальные раскопки, однако, дают совершенно другую картину. За редким исключением в зонах компактного проживания, как правило вблизи устьев небольших рек (Майна, Черемшан, Бездна), вся остальная территория была освоена очень дисперсно. Раскопки показывают, что они селились небольшими хуторами, которые перемещались по мере истощения почв. Например, раскопки на Спасском (Старокуйбышевском) IV селище выявили именьковскую землянку. Насыщенность находками специфической именьковской керамикой вблизи землянки достигала до 100 фрагментов на квадратный метр при зачистке в 10 см. По мере отдаления от эпицентра количество находок резко сокращалось, но отдельные фрагменты встречались за десятки метров от него. Фактически именьковский слой был выявлен только вблизи землянки, а на остальной части поселения разрушен, поскольку был перекрыт мощным булгарским слоем X−XIII вв. При этом уже в булгарское время материал из небольшого именьковского локалитета был перенесен на значительные расстояния, создавая у формально подходящих к фактам археологов впечатление о повсеместном подстилании именьковского слоя на булгарских поселениях. Подобных примеров можно привести много, что заставляет полагать, что это − определенная закономерность. Суть проблемы в общем анализе структуры поселений именьковской культуры. Дело в том, что в силу особой специфики ее внутренняя хронология (так же, как и предельная) является предметом постоянных дискуссий и фактически отсутствует, поэтому зафиксировать синхронность различных именьковских объектов невозможно. В то же время их явная асинхронность вытекает из общего анализа довольно простой, если не сказать примитивной, агрикультуры этого населения, которая не допускает длительной оседлости на одном месте. Обычно они распахивали надпойменные террасы, регулярно освобождая их от леса. Только на некоторых территориях, более плотно заселенных, применялась переложная система, когда под пашни использовались высоко расположенные незатопляемые террасы. Эти земли использовались под пашню с перерывом, когда они временно отводились под пастбище или сенокос, а затем снова начинали распахивать. Говоря о преемственности булгарского земледелия от именьковского В.В.Седов приводил пример втульчатых наральников типа IBI, которые были, действительно, наиболее распространенным типом пахотного орудия, характерного для именьковской культуры [15, с. 21, табл. 13, 13, 15; 16, с. 108–109; 7, с. 41, 42, рис. 26, 1,2]. По Ю.А.Краснову, подобные пахотные орудия применялись как наконечник для сохи. По его мнению, эти орудия использовались для работ в условиях лесного перелога и превращения подсек в поля длительного пользования и были эффективны для работ лишь на недавно освоенных от леса землях и могли осуществлять только неглубокую поверхностную вспашку [6, с. 102−122]. Подобный тип наральников характерен, по Ю.А.Краснову, для черняховских памятников, а в XI−XIII вв. известны на широкой территории Поднепровья, Приднестровья и Юго-Восточной Прибалтики [6, с. 40]. Иными словами, система агротехники именьковского населения диктовала и структуры поселений этого населения. Если оно постепенно дрейфовало в узкой зоне вдоль речных долин довольно длительный период (примерно 200−300 лет), а за это время многократно меняло местоположение (если один раз за поколение, то 8−12 раз), то совершенно очевидно, что чисто формально памятников должно быть огромное количество, что никак не свидетельствует о плотности этого именьковского населения и его многочисленности. Таким образом, причины появления недоразумения относительно якобы огромного массива оседлого земледельческого населения, предшествовавшего булгарам, ясны. Не вступая здесь в дискуссию относительно того, как контактировали и контактировали ли вообще группы населения, оставившие именьковскую и салтово-маяцкую культуры, на что у разных исследователей есть диаметрально противоположные мнения [7, с. 77−79], отметим, что само существование этой полемики указывает на отсутствие четких и недвусмысленных доказательств повсеместных и длительных контактов между этими культурами. Создается впечатление, что эти культуры были настолько разными, что равнозначных контактов просто не могло быть. Еще совсем недавно считалось, что тюркоязычные кочевники Восточной Европы – это, прежде всего, скотоводы, совершавшие постоянные меридиональные перекочевки. По мнению целого ряда отечественных исследователей, таковыми были аланы, болгары, хазары. Недаром в отечественной историографии до недавнего времени был весьма распространен тезис о Хазарии как «небольшом полукочевом государстве». Между тем, как изучение модели функционирования кочевого и полукочевого общества, так и анализ сведений письменных источников и археологических [подробнее см. 12; 13] данных, заставляют полагать, что хазарская экономика базировалась не только и не столько на кочевом скотоводстве. Скрупулезный анализ всех данных относительно хазарской экономики провел Т.С.Нунен [23, с. 331−345; 24, с. 253−318], который убедительно доказал, что основой экономики Хазарского каганата было развитое земледелие, включавшее даже на периферии государства такие трудоемкие и специфические виды, как виноградарство, разнообразное ремесло, комплексное скотоводческое хозяйство и торговля, включая внутреннюю и международную. Весьма выразительны сведения письменных источников, которые рисуют картину живописной земледельческой округи, простиравшейся между основными городами хазар в Прикаспии и Нижнем Поволжье. Об этом ясно и неоднократно писали арабские авторы, начиная с Ибн-Хорддбеха и ал-Балхи, а также сами хазары. Так, каган Иосиф в письме иудейскому единоверцу в Испанию писал, что летом большинство жителей Итиля проживает в своих загородных домах, занимаясь выращиванием урожая, а свои земли описывал, как «плодородные и богатые», состоящие из полей, виноградников, садов и парков [5, с. 84−85, 102−103]. Но не стоит думать, что земледелие процветало только в Предкавказье и Нижнем Поволжье. Существуют веские доказательства процветающего земледелия в Подонье, где на целом ряде археологических памятников (Саркел, Правобережноцимлянское и Маяцкое городища и др.) были обнаружены пахотные орудия, серпы и мотыги. На ряде памятников обнаружены остатки зерновых ям с семенами пшеницы, мякины и проса. О развитом и высокопродуктивном скотоводстве стойлового, а не кочевого типа свидетельствуют остатки костей на многих памятниках салтово-маяцкой культуры в Подонье. Это, прежде всего, кости крупного и мелкого рогатого скота, лошадей и свиней, которые в процентном отношении ко всем находкам костей достигают 10%. Существование развитого ремесленного производства доказывают весьма унифицированные находки украшений, деталей костюма и поясная гарнитура, характерные для всего ареала этой государственной культуры Хазарского каганата. Не менее выразительна и отличительна также продукция других ремесел, особенно круговые гончарные сосуды и широкий ассортимент железных изделий, включая оружие, всадническое снаряжение и сельскохозяйственные орудия. Все эти данные, которые хорошо известны благодаря широким археологическим исследованиям различных регионов Хазарского каганата, не оставляют никаких сомнений, что основу его экономики составляло не кочевое скотоводство, а комплексное хозяйство с упором на развитое земледелие и ремесленное производство. Судя по этим данным, огуро-болгарское население, оставшееся под властью хазар, также процветало. «Черная Болгария», включавшая земли Приазовья и Подонья, была одним из самых экономически развитых регионов Хазарии. Многочисленные археологические памятники, часть из которых хорошо изучена, не оставляют сомнений, что основу его составляло земледельческое население, имевшее навыки ремесленного производства и участия в мировой торговле. Однако процветанию Хазарского каганата внезапно пришел конец. Принятие иудаизма и последовавшие за этим междоусобные войны и мятежи привели к дестабилизации обстановки на обширных территориях юга Восточной Европы. Все это способствовало постепенному запустению степных районов Подонья и Предкавказья, откуда население начинало переселяться в северные лесостепные районы. Например, большой город и бывшая столица Великой Болгарии – Фанагория, как и большинство других оседлых поселений в Приазовье, погибла под ударами врагов в конце IX – начале X вв. Это яркий показатель кризиса и начала распада Хазарии. Самым страшным ударом, который фактически разрушил единство Хазарии, стало наступление печенегов. В 988 г. покинули земли Ателькузу в Приднепровье венгры, уйдя в Паннонию, а вслед за ними в степи Восточной Европы хлынули отряды печенегов. В 915 г. они впервые оказались у границ Руси, заключили мир с князем Игорем и фактически стали господствовать в Северном Причерноморье. В течение короткого периода, с конца IX в. по первые десятилетия X в., судя по данным археологии, прекращают существование все крупнейшие городища и основные поселения в Подонье – Салтовское, Маяцкое, Семикаракорское, Право- и Левобережноцимлянские городица, а также перестают функционировать все могильники – Салтовский, Дмитриевский, Маяцкий, Сухогомольшанский и др. [12; 13; 1]. Очевидно, что часть этого оседлого населения погибла в огне набегов, часть вынуждена была в условиях политической нестабильности перейти к кочевому образу жизни, фактически сливаясь с печенегами, а затем и кыпчаками. Однако часть переселилась в более северные регионы – прежде всего в Волжскую Булгарию. Если верны сведения археологов, изучавших салтово-маяцкие памятники, то следует предположить, что уже с конца IX в. на Среднюю Волгу устремился поток беженцев, имевших навыки оседлого земледелия и ремесленного производства. Придя на новую родину, они продолжали развивать свои прежние традиции жизни, быта и производства. Неудивительно, что среди находок в булгарских могильниках (Большетарханский VIII−IX вв. и Танкеевский IX−X вв.) от трети до половины посуды составляют круговые горшки, выполненные в салтовских традициях. На ряде памятников VIII−X вв. (Новинковский, Большетарханский, Танкеевкий могильники) обнаружены земледельческие орудия – наральники, серпы, косы, мотыжки и др., которые свидетельствуют о земледельческих занятиях населения. Почвообрабатывающие орудия (относящиеся к типу II, III и IV) булгар прямо восходят к орудиям салтовской, а не именьковской культуры. Для Волжской Булгарии характерен тип наральников – широколопастные с лопастью шире втулки (тип IIIB и IVB по Ю.А.Краснову) [см. 6, с. 45−55]. По данным Е.М.Марданшиной, из 71 находки лемеха с территории Волжской Булгарии 39 относятся к типу IVB2, характерному для тяжелого плуга, типа этнографического сабана [9, с. 154]. Плуг-сабан требовал большой тягловой силы и мог иметь практическое значение лишь при переложной системе, когда земледельцу приходилось время от времени осваивать ранее заброшенные или целинные участки. Нет прямых сведений о существовании в Булгарии трехпольной системы земледелия, но, судя по разнообразию типов и форм земледельческих орудий, можно предположить применение двухполья и степного перелога [20, с. 236−238]. Магистральная линия развития пашенного земледелия в Северной части Восточной Европы, в том числе и в Волго-Уральском регионе в эпоху раннего средневековья, безусловно, заключалась в переходе от подсечной и переложной систем земледелия к паровой, характеризуемой стабильным использованием одних и тех же участков. Одной из особенностей паровой системы является принципиальная роль пахоты. Ю.А. Краснов отмечал, что при паровой системе сама пахота участвует в поддержании и восстановлении плодородия почвы. Паровая система возможна лишь тогда, когда поле подвергается неоднократной систематической обработке на разную глубину (двоение и троение пара). Это преследует несколько целей. Первая – накопление влаги в почве, создание необходимого водно-воздушного режима, результатом чего являются интенсивное разложение органических веществ и накопление элементов, необходимых для питания растений. Другая, не менее важная задача, решаемая обработкой пара, – уничтожение корней сорняков. Совокупность правильных агротехнических мероприятий, как полагает указанный автор, способна «в значительной мере восстанавливать плодородие почвы даже без применения удобрений» [6, с. 44]. Все эти данные заставляют считать, что предшествующее, жившее довольно дисперсно, земледельческое население, оставившее памятники именьковской культуры, довольно быстро «растворилось» среди оседлых земледельческих переселенцев с юга, принесших новые, более прогрессивные традиции земледелия и ремесленного производства, в частности гончарного, вытеснившего примитивные горшки именьковской культуры. Скорее всего, именно это население стало в конце IX – начале X вв. основой оседлого населения формирующихся протогородов, возникавших в тот период в зоне Великого Волжского пути. Археологически эти памятники чрезвычайно сложно выявить ввиду того, что ранние слои либо еще не выявлены (поскольку занимали довольно небольшую площадь), либо уничтожены более поздними постройками. Однако в Болгаре вблизи Иерусалимского оврага обнаружены остатки раннего поселения, датируемого монетами начала X в. Ранние слои, хотя и не такие выразительные, обнаружены также при раскопках Билярского городища и ряда сельских поселений в Нижнем Прикамье [19, с. 83–89; 22, с. 32–88; 21, с. 100–136]. Не удивительно, что фиксируемые письменными источниками сведения об оседлом населении указывают на их южное (предкавказское) происхождение. Так, Ибн Фадлан отметил, что встретил в Булгарии группу «домочадцев» – баранджар, живших оседло и имеющих деревянную мечеть. Их наименование явное указание на место их родины – первую столицу Хазар город Беленджер (Баранджар)». На занятия населения указывают и письменные источники. В частности, Ибн Фадлан писал: «Пища их – просо и мясо лошади, но и пшеница и ячмень / у них/ в большом количестве, и каждый, кто что-либо посеял берет это для самого себя» [4, с. 136]. Таким образом, можно сказать, что экономическим фоном становления Булгарского государства стало функционирование Великого Волжского пути и караванного пути в Хорезм, приведшее к резкому обогащению булгарской клановой аристократии, а также массовый приток родственного тюркского населения из районов Подонья, Приазовья и Северного Кавказа. Пришлое земледельческое население имело более высокую земледельческую культуру, оно было гораздо более многочисленным, даже гончарство его было на порядок выше, а главное − за ним стояла мощная военно-политическая сила – булгары. Все это предопределило тот факт, что население, оставившее именьковскую культуру, было без следа «растворено» пришельцами. Возможно, где-то этот процесс растянулся на одно-два поколения, где-то чуть дольше, но он был одномоментным в археологическом смысле и пока, к сожалению, неуловим. Существование же на одном и том же месте поселений именьковской и более поздней булгарской культур – дело случая и носит чисто формальный характер, поскольку ни структура поселений, ни агрикультура их не имеют ни малейшего сходства. В целом булгарские поселения в основной массе были группового типа, поскольку о хуторах сведений нет. Обычно деревни представляли собой комбинацию из трех и более домов и различных хозяйственных построек. Располагались они, как правило, вдоль рек на первой или второй террасе. Дом у булгар, очевидно, носил общетюркское наименование ав – «дом» [10, с. 113 и сл.], от которого происходит понятие авылык – «место, где стоят дома». Размеры поселений установить довольно сложно, поскольку источники не дают вполне определенных указаний по этому поводу. Ясно, однако, что в Восточном Закамье в бассейне р.Шешма, в Посурье и Предкамье они были расположены реже, чем в Западном Закамье (берег Волги, бассейны рр. Ахтай, Бездна, Малый и Большой Черемшан, Майна) и Предволжье (бассейн р.Свияга), достигая, видимо, от десяти до нескольких десятков дворов. Каждый такой двор, как правило, состоял из нескольких домов. Полуземлянки или дома с подполом. Их окружали хозяйственные постройки: сараи, подземные кладовые и зерновые ямы (чаще всего колоколовидной формы и обмазанные глиной), навесы и стойла для скота. В некоторых усадьбах находились также мастерские. Археологические свидетельства, наряду с данными письменных источников, позволяют предполагать, что в составе поселений существовали усадьбы отдельных малых семей. Именно эти усадьбы и были основными производственными единицами аграрного сектора булгарской экономики. Важнейшими сельскохозяйственными занятиями населения центральной Булгарии были земледелие и скотоводство, хотя соотношение между ними, видимо, с течением времени менялось. В начальный период переселения на Среднюю Волгу, в конце VII –начале IX вв., булгары, как и другие тюрко-угорские племена, занимались скотоводством, очевидно − полукочевого характера. На это указывают в первую очередь данные археологии и некоторые указания письменных источников. Главным образом, по традиции, эти группы населения занимались коневодством и овцеводством. Разведение крупного рогатого скота носило, очевидно, подчиненный и малозначимый характер. Но уже с начала IX в. часть булгарского населения начинает оседать, заниматься земледелием. На рубеже IX−X вв. с волнами переселений оседлого населения из Подонья и Западного Предкавказья земледелие и связанные с ним промыслы начинают выходить на лидирующие позиции в экономике Булгарии. Фактически с конца X в. земледелие полностью превалирует среди хозяйственных занятий булгар. Скотоводство, очевидно, носило стойловый характер. Разводили булгары главным образом крупный рогатый скот, а коневодство и овцеводство сосредоточились в руках полукочевых групп населения, жившего на восточной и южной периферии Булгарии, которые, определенно, специализировались на продаже коней и овец оседлому населению [см. 11]. Таким образом, говоря о становлении аграрного строя населения средневековой Булгарии, необходимо отметить, что представления о заимствовании аграрного строя булгарами от более раннего населения, оставившего памятники именьковской культуры, − не более чем историографический миф, не отвечающий современному уровню знаний об истории хозяйствования в Восточной Европе в целом и Волго-Уральском регионе в частности. Примечания
УДК 947.141 К 82 |
Похожие:
 |
Роль обычного права в развитии тувинского общества (вторая половина XIX первая половина ХХ в.) Охватывают территорию тувинских хошунов, находившихся под властью амбын-нойона во второй половине XIX и начале XX веков и в период... |
|
Торгово-экономические отношения российской империи с сопредельными... Охватывают период с середины XVIII до середины XIX столетия. Нижняя граница определяется временем |
|
Религиозная жизнь русского населения Терской области (вторая половина... Конфессиональная политика в Российской империи во второй половине хiх–начале ХХ в |
 |
Социально-экономическая трансформация пермского майората строгановых... Охватывают вторую половину XIX – начало XX в., время от кануна реформы 1861 г до революций 1917 г., период раннеиндустриальной модернизации,... |
|
Лекция Введение в историю экономики > Предмет истории экономики и... Историко-экономическая наука оформилась как самостоятельная ветвь системы экономических наук в XIX в. Вначале произошло становление... |
|
1. Введение. Основные этапы развития рекламного бизнеса бизнеса во... Грицук А. П. История современного рекламного бизнеса: учебно-методическое пособие для заочного отделения. М.: Издательство Международного... |
|
Н. В. Поташева россия в первой половине XIX века Россия в первой половине XIX в. Эпоха Николая I: Лекция. Ч. – Ростов н/Д: Рост гос ун-т путей сообщения, 2002. – 28 с |
|
Становление и функционирование русской диаспоры в Калифорнии во второй... |
|
Правительство Российской Федерации Федеральное государственное автономное... На тему «Сравнительная характеристика стратегий интернационализации «Виерлпул Корпорэйшн» (сша) и «Хайэр Груп» (Китай) во второй... |
|
Бакалаврская работа Реформы образования в Российской империи в первой половине XIX в Особенности первой половины XIX в как очередного исторического периода в жизни Российского государства |
|
Политическая полиция Тобольской губернии и революционное движение... Политическая полиция Тобольской губернии и революционное движение в начале XX в. (на примере г. Тюмени) |
|
Макеев Село Иваньково Алатырского уезда (материалы к истории села... Иваньково Алатырского уезда раскрываются вопросы истории села с древнейших времён до начала ХХ века. Написана она на основе архивных... |
|
Образовательная программа магистратуры вм5543 «История» Особый статус великого княжества финляндского в составе российской империи и его влияние на экономическое развитие края во второй... |
|
Библиотечное обслуживание инонационального населения Оренбургской... Охватывают исторический период с 1860-х гг до 1917 г. Нижняя граница исследования связана с социально-экономическими реформами, территориальными... |
|
Л. А. Нифонтова (Подпись) (Ф. И. О.) Прогулку организуют два раза в день: в первой половине дня – до обеда, во второй половине дня – после дневного сна или перед уходом... |
|
Высшего образования «санкт-петербургский государственный университет»... Подготовка кадров лесного ведомства в системе профессионального образования Российской империи в первой половине XIX в |