И. В. Алметева Источники по истории крестьянской грамотности и образования Козьмодемьянского уезда Казанской губернии во второй половине XIX начале XX вв
|
Скачать 5.35 Mb.
|
|
Г.В.Ибнеева Екатерина II и развитие законодательства по отношению к государственным крестьянам в конце 80-х гг. XVIII в. Аннотация: В статье анализируется «Установление сельского порядка в казенных Екатеринославского наместничества селениях, Директору Домоводства подведомственных», которое стало важным результатом пребывания Екатерины II в Крыму (1787) и этапом в развитии законодательства о государственных крестьянах. Ключевые слова: законодательство, государственные крестьяне, однодворцы, переселенцы, империя, община, самоуправление. G.V. Ibneyeva Catherine II and the development of legislation in relation to the state peasants in the late 80-ies of the XVIII century Summary: This articles examines the work «The establishment of rural order in state-owned settlements of the Ekaterinoslav’ vicegerency, who are subordinated to the Director of Housekeeping», which was the important result of Catherine’s II staying in Crimea and the stage in the development of state peasants’s legislation. Key words: legislation, state peasants, odnodvortsy, immigrants, empire, community, selfgovernment. Путешествуя по стране, Екатерина II имела возможность ознакомиться с различными аспектами жизнедеятельности населения. Одним из значимых аспектов этого ознакомления с империей стало развитие законодательства по отношению к различным сословиям Российского государства. Рассматривая поездки Екатерины II как импульс к ее дальнейшей законотворческой деятельности, отметим то внимание, которое она уделяла различным категориям государственных крестьян. В статье анализируется «Установление сельского порядка в казенных Екатеринославского наместничества селениях, Директору Домоводства подведомственных», которое стало важным результатом пребывания императрицы в Крыму (1787 г.) и этапом в развитии законодательства о государственных крестьянах. Известно, что Екатерина II была озабочена проблемой людских ресурсов вообще и на землях Екатеринославского наместничества и в области Таврической в частности. Находясь в Крыму в 1787 г., императрица удостоверилась «в плодоносии пространных земель в наместничестве Екатеринославском и области Таврической и в разных выгодах для обывателей …от местного положения проистекающих» [2, с. 877]. Возвратившись в Петербург, она обратила внимание на экономических поселян, не имевших достаточного количества земли. Указом от 3 августа 1787 г. генерал-губернаторам повелевалось объявить поселянам разного звания ведомства домоводства (экономическим поселянам), особенно тем, кто имел нужду в земле, что они могут переселиться на плодоносные земли Екатеринославского наместничества и области Таврической. Надлежащие распоряжения по случаю переселения отдавались под наблюдение генерал-губернаторов, которые и производили необходимые предварительные переговоры с Екатеринославским, Таврическим и Харьковским генерал-губернатором [3]. Данный указ быстро возымел действие. Так, Курская казенная палата доносила Сенату, что в Екатеринославскую губернию переводятся 784 души однодворцев и казенных малороссийских крестьян не имеющих земли, на чьё переселение уже последовало дозволение. Однако, как сообщала Курская палата, было еще 762 души, «имеющих недостаток в земле» и потому пожелавших отправиться в Екатеринославскую губернию. Относительно этих крестьян она испрашивала указа на переселение. Сенат разрешил переселение этих 762 однодворцев. Впредь разрешалось отпускать и государственных крестьян [4, с. 890–891]. Таким образом, наблюдалось расширение контингента переселенцев за счет внутренних «колонистов». Важным следствием пребывания Екатерины II в Крыму было то, что она увидела территорию с минимальным распространением крепостнических отношений. Это был край, где владение землей не было исключительной прерогативой дворянства. Специфика этих земель позволила Екатерине реализовать здесь некоторые из своих замыслов по организации вольного крестьянства, отраженные в «Установлении сельского порядка в казенных Екатеринославского наместничества селениях, Директору Домоводства подведомственных». Этот документ, опубликованный в декабре 1787 г., не являлся объектом пристального внимания историков [8]. Советские исследователи рассматривали данное постановление исключительно с точки зрения его классово-дворянского характера [1]. Эта обстоятельная инструкция предусматривала значительный уровень крестьянского самоуправления на территории Екатеринославского наместничества. Важным правом сельского общества являлось позволение делать представления губернатору и директору экономии о своих общественных «нуждах и пользах» [8, с. 988]. Утверждались выборные должностные лица от крестьянства: сельские старшины, старосты, выборные и сборщики. Выборные, как казаки и крестьяне казенного ведомства по Указу от 3 мая 1783 г., осуществляли раскладку податей и их сбор. Сотские и десятские контролировали экономическую деятельность деревень; занимались общественным призрением; следили за нравственным и гражданским состоянием населения; участвовали в правосудии: их компетенции подлежали маловажные споры и жалобы, ссоры и драки, поношения [8, с. 988]. В обязанности сельской администрации входила борьба с пожарами, падежом скота, эпидемиями. В этом документе отражены элементы доктрины «регулярного» полицейского государства, исповедуемой Екатериной II. Были прописаны различные аспекты бытия крестьян. Власть пыталась привить им определенную агрокультуру. Так, крестьянам было предписано 4 десятины из каждых 60 отводить под лесные посадки. Свои дворы и дороги они должны были обсаживать деревьями. Одной из функций общины являлась регистрация прибывших жителей и новорожденных. В ее обязанность входило осуществление контроля: не только десятские и сотские, но и рядовые жители общины должны были следить за соседями и извещать старосту или сотского о чьем-либо намерении к побегу. В инструкции даже прописывались признаки намечаемого побега: «когда осенью и весной кто земли не пашет, огородов не починяет и не копает, летом хлеба не жнет, сена не косит, продает скот свой, не исправляет хлебов, зимой забор около двора жжет и не исправляет орудий земледельческих…» [8, с.982]. Закон предупреждал поселян, что если они не донесут о намерении соседа бежать, то тот «десяток», где жил беглец, будет платить за него подати до следующей ревизии. Поскольку в южных областях часто появлялись беглые помещичьи крестьяне под видом заграничных выходцев, обращалось внимание на соблюдение паспортного режима. При въезде в деревни устраивались посты с караульными для фиксации вновь прибывших. Они должны были задерживать «беспаспортных». В обязанности государственных крестьян Екатеринославского наместничества по-прежнему входило комплектование воинских частей. Этому вопросу был посвящен 18 отдел данной инструкции. Подтверждая Закон от 24 декабря 1776 г., «Установление» определяло их повинности. Из воинских поселян комплектовались поселенные полки: 9 гусарских и 6 пикинерных, из которых формировались и комплектовались 9 легкоконных и 10-й кирасирский Екатеринославский полки. По распоряжению Екатеринославского наместника во всех казенных селениях Екатеринославской губернии воинские поселяне должны были платить поземельную рублевую (с хат) и сорокаалтынную (с душ) подать. Она распределялась по «дистриктам» и на «тридцатидушные номера», в каждом «один указных лет и росту назначен военнослужащим» [8, с.992]. В «Установлении» обосновывалось преимущество «30-душного порядка» комплектования войск по сравнению с рекрутским набором: назначаемые на военную службу лица не все сразу отправлялись на службу, поэтому и изъятие людей было менее ощутимо. Основное же облегчение для крестьян заключалось в том, что поступившие на службу через 15 лет возвращались домой [8, с. 992]. Учитывая каторжное положение обычных солдат, которые служили 25 лет, следует отметить, что это все же был сокращенный срок службы. В.И.Вешняков, издавший проект Екатерины II об устройстве сельских обывателей, долженствующий стать ее третьей жалованной грамотой [6] (наряду с Жалованными грамотами дворянства и городам), отмечал сходство этого документа с «Установлением для казенных селений для Екатеринославского наместничества» [7, с.450]. Действительно, сравнительный анализ этих документов позволяет выделить некоторые общие черты. Прежде всего следует отметить наличие крестьянской корпорации, имеющей определенный законом статус. Корпоративность крестьянской общины реализуется в выборе должностных лиц каждые три года (О селах, деревнях…, с. 458) [6]. Укрепление правового положения сельского общества подчеркивается в обоих документах его привилегией подавать губернатору и Директору экономии представления о своих общественных нуждах и пользах (О селах, деревнях…, с. 458). Близость пунктов видна и в разрешении сельскому обществу осуществлять сборы для своих собственных нужд (О селах, деревнях…, с. 458). Важным сходством являлось осуществление крестьянской общиной функций сословного суда, что было принципиально важным при создании всех жалованных грамот (О селах, деревнях…С. 458) [7, с.430]. Итак, Екатерина, не опубликовав жалованную грамоту сельским обывателям, все же отчасти реализовала ее в «Установлении для казенных селений Екатеринославского наместничества». Крестьянский «мир», прописанный в указе от 1787 г., также представлял собой модель крестьянского общества, самоуправляющегося в своей основе. Следует признать цельность данного документа, где нашло отражение видение российской императрицей жизни общины в разных ее проявлениях. Опыт устройства сельского управления в Екатеринославском наместничестве не был единственным. Три года спустя был издан Именной указ от 2 марта 1790 г. генерал-поручику Кашкину. Из его текста следует, что Кашкин ранее, будучи генерал-губернатором Пермской и Тобольской губерний, по дозволению Екатерины II разделил и реорганизовал волости крестьян ведомства Директора экономии в соответствии с устройством казенных сельских поселений Екатеринославского наместничества. Этим указом Екатерина повелевала Кашкину провести такую же реорганизацию по Вологодскому и Ярославскому наместничествам [5]. Политика Екатерины II по отношению к различным категориям крестьян была дифференцированной. Вопросы, касающиеся взаимоотношений дворянства и крепостного крестьянства во внутренней России, императрица предпочитала не затрагивать: она следовала существующему законодательству. Опыт ее проектов преобразований, в том числе по крестьянскому вопросу, накладывался на реальную политику. Знание расстановки сил в российском дворянстве по отношению к проблеме крепостного права не придавало ей отваги решить эту социальную проблему. Отношение же власти к государственным и вольным крестьянам обусловливалось тем направлением преобразований, которое определилось в 70–80-е гг. К этому времени, поняв, что в отмене крепостного права нет ни политической, ни государственной необходимости (крепостная Россия при Екатерине процветала, и крепостное право придавало значительную силу государственному устройству), российская императрица в 70–80-гг. предпочла другой вектор реформирования: направленный не на улучшение положения крепостного крестьянства, а на институционализацию «свободных» сословий − дворянства, городских состояний и государственных крестьян. Прагматичное отношение к колонизации новороссийских земель позволило Екатерине реализовать то, что она хотела изменить в жизни вольного крестьянства, и то, что ей не удалось воплотить ранее. Примечания
УДК 930.2(470.4/.5) А.А. Иванов Документальные публикации по истории аграрных преобразований в деревне Среднего Поволжья и Приуралья в 1917 – начале 1920-х гг. в отечественной исторической периодике1 Аннотация: В статье анализируются состав и содержание исторических источников, опубликованных в журналах, ежегодниках и сборниках, по истории одного из этапов крестьянской революции 1902–1922 гг. в России по материалам Среднего Поволжья и Приуралья. Ключевые слова: документальные публикации, аграрные преобразования, деревня, Среднее Поволжье и Приуралье, историческая периодика. A.A. Ivanov Documentary publications on the history of agrarian transformations in the village of the Central Volga and Urals in 1917 – the beginning of 1920-ies in the national historical periodicals Summary: Composition and content of historical sources published in periodicals, annuals and collections on history of one of the stages of peasant revolution of 1902–1922 in Russia on the central Volga and the Ural region archives are analyzed in the article. Key words: documentary publications, agricultural reforms, village, the Central Volga region and the Ural region, historical periodicals. Археографические исследования аграрных преобразований 1917 – начала 1920-х гг. как завершающего этапа крестьянской революции 1902–1922 гг. в России в отечественной историографии в качестве самостоятельной комплексной проблемы до последнего времени не выделялись. Издание документов по истории крестьянства, их анализ в собственной археографической литературе, закономерно следовавший за обнародованием источников, были посвящены в большинстве случаев отдельным, в некоторых случаях даже глобальным, направлениям крестьянской революции. При этом публикаторская работа, проводимая научными и архивными учреждениями, а впоследствии и вузами, не была равномерным поступательным процессом, пережив ряд выразительных по своим масштабам и последствиям для развития аграрной историографии подъемов. В целом можно выделить несколько крупных законченных этапов развития отечественной исторической науки в этом направлении [13]. Самый ранний всплеск археографической активности пришелся на годы новой экономической политики и 1930-е гг., довоенный период в целом, когда интерес к недавнему прошлому борьбы крестьян за свои лозунги не потерял своей практической актуальности для современников, что вылилось в первые сборники архивных документов, документальные подборки (преимущественно воспоминаний) в историко-архивной периодике. С середины 50-х гг. XX в. источники по истории крестьянства и сельского хозяйства включались в сводные и региональные сборники документов и были скомплектованы по принятым в литературе крупным хронологическим периодам, соответственно, социалистической революции с ее предысторией и «упрочением» (1917–1918 гг.), Гражданской войны (1918–1920 гг.) и новой экономической политики (с 1921 г.). Томов и отдельных подборок по различным аспектам только аграрной истории известно немного по сравнению с 1920–1930-ми гг. Наибольшее количество документов по крестьянской проблематике было включено в издания, посвященные Октябрьской революции, в меньшей степени − по истории Гражданской войны и национально-государственного строительства. В 90-е гг. XX в. и в последующем ситуация с выявлением и введением в научный оборот источников по истории крестьянской революции в России коренным образом изменилась. Доступными для исследователей стали многие уникальные, зачастую ранее не известные документальные материалы, преимущественно по истории крестьянского сопротивления новому режиму и так называемой социальной истории. Однако сборников документов, рассматривающих проблему в комплексе, до сих пор нет. Вместе с тем оценка достижений отечественной аграрной археографии была бы неполной без анализа такого важнейшего их компонента, как публикации документов в исторической периодике. Согласно сложившему в историографии мнению, значение исторической периодики определяется тем, что ее материалы знакомят с кругом идей, взглядов ученых соответствующего периода исторической науки, в ней находит отражение атмосфера научной и общественной жизни страны. Журнальная археография отличается большей оперативностью и злободневностью [15, с. 113; 19, с. 22]. Традиции публикации архивных материалов в научных, научно-популярных, ведомственных журналах и газетах были заложены с началом аграрных преобразований первых лет Советской власти, в общих чертах они переживали те же основные эволюционные этапы, что и подготовка сборников документов. Определенные результаты в данном направлении были достигнуты в 20-е – начале 40-х гг. XX в. Многие существовавшие в предвоенный период центральные исторические журналы помещали на своих страницах различные документальные свидетельства о прошлом революционной России [1; 4, с. 197−249], но только один из них – «Красный архив» – был посвящен непосредственно публикации новых архивных материалов. Деятельность редколлегии журнала на выбранном поприще в последующем получила высокую оценку в историографии [2; 3, с. 96-104; 16]. С 1922 г. по 1941 г. в нем было опубликовано более 860 документальных подборок из 461 фонда 57 архивов [16, с. 77]. Тематика журнала отличалась разнообразием. Первоначально основной упор делался на документы царской дипломатии и учреждений политического надзора и сыска, дневники и письма высокопоставленных лиц царской России и историю недавней внешней политики государства. В последнее десятилетие существования «Красного архива» была сделана попытка переключиться на проблемы истории народов СССР, Гражданской войны и интервенции, но это не изменило общего доминирования документов по дореволюционному прошлому. По подсчетам Е.Н.Городецкого, сделанным применительно к периоду Октябрьской революции, 1917 г. было посвящено 11% общего количества публикаций журнала (89 из 866), а аграрному движению − только три документальные подборки [4, с. 85]. Среди них следует назвать (в территориальном плане имеющие отношение к теме диссертации) данные о деятельности Союза земельных собственников, содержащие информацию о деятельности этой организации в ряде поволжских губерний, и небольшую сводку документов из фондов МВД и Главного управления по делам милиции под названием «Борьба за землю в 1917 году (по Казанской губернии)» [18, с. 7]. Другие проблемы истории советской доколхозной деревни в журнале не поднимались, кроме одной, также связанной с аграрными преобразованиями. «Красный архив» был первым периодическим изданием, обратившимся к публикации разнообразных по форме, содержанию и происхождению документов о первых шагах коллективного земледелия. Опубликованные в нескольких томах журнала материалы делятся на две группы: документы нормативного характера и выступления руководителей государства и документы исполнительного характера, поступавшие с мест в Народный комиссариат земледелия. Наибольший интерес вызывают документы второй группы, представленные «Информационными листками» с выдержками из докладов с мест на I Всероссийском съезде земледельческих коммун и сельскохозяйственных артелей (1919 г.) и на Всероссийском совещании работников социалистического земледелия в Москве (1920 г.) [3, с. 100]. Публикации не лишены недостатков и в источниковедческом, и в археографическом плане, но для довоенной историографии они сыграли свою роль на фоне полного отсутствия опубликованных источников по истории колхозного и совхозного строительства в первые три года после начала советской аграрной реформы, охватив собой большую часть Европейской России. Правда, информация, представленная по отдельным губерниям, не тождественна по своей полноте. Достаточно сравнить данные по двум поволжским губерниям, помещенным в одну из подобных подборок, – Пензенской и Самарской. В первом случае нам известно только о количестве коммун и артелей по уездам на сентябрь 1918 г. (в среднем от 2 до 7). По Самарской же губернии приведены исчерпывающие сведения даже по отдельным колхозам [8, с. 135, 138]. Журнальная региональная археография вновь отчетливо заявила о себе спустя примерно четыре десятилетия, с началом перестройки в СССР. (В 50-е – 80-е гг. XX в., несмотря на наличие специального публикаторского журнала – «Исторический архив» − как продолжателя дела «Красного архива», сколько-нибудь заметного прорыва в развитии журнальной археографии крестьянской революции не наблюдалось. Отдельные публикации мало что давали для воссоздания истории крестьянства периода революций, Гражданской войны, новой экономической политики, обычно выполняя политический заказ) [7, с. 134−142]. Сам по себе этот феномен примечателен именно как показательная черта постсоветского развития отечественной историографии, когда необычайно возрос интерес широкой общественности к документу как к достоверному носителю информации о прошлом. Повальное увлечение периодикой, от газет до известных академических изданий, возможностью соучастия в реконструкции «истинной» истории привело к тому, что к настоящему времени мы имеем такое количество данных продуктов творчества, что по ним складывается собственная историография [17]. При всей неоднозначности, особенно превалирующем пренебрежении к существующим правилам подачи в печатном виде исторических источников, подобная деятельность важна в плане скорейшего ознакомления научного мира с новыми документами. К тому же, во многих случаях их и невозможно, или нецелесообразно преобразовать в книжный вариант. К сожалению, место аграрной истории поволжско-приуральского региона во всем этом конгломерате документальных подборок мизерно, если не сказать случайно: единичные документы в появившихся одними из первых публикациях по проблеме «Власть и общество» в целом по России [6] и более или менее представительные подборки в научной периодике марийских, чувашских и татарских историков и архивистов [14, с. 180−188; 20, с. 298−305; 9, с. 170−185]. В последнем случае заслуживают внимания, во-первых, опора на социально-экономическую и, в меньшей степени, общественно-политическую тематику; во-вторых, обращение к архивным материалам, не претендующим на сенсацию, из и прежде доступных, но обходившихся вниманием историков фондов архивохранилищ и библиотек. Достаточно сослаться на все возрастающий интерес к деятельности комиссий по выселению помещиков, повсеместно открывших свою работу в середине 1920-х гг. с целью окончательного искоренения пережитков прежнего землевладения (не обязательно дворянского), все еще имевшего место и в период расцвета нэпа [11, с. 399−411], на вновь ставшую актуальной историю низовых крестьянских представительств [10, с. 201−211; 12, с. 263−278], множество других проблем историографии крестьянской революции в России. В целом достигнутые за почти столетний срок результаты деятельности историков и архивных работников по выявлению, изучению, подготовке к изданию и публикации источников по истории крестьянства Среднего Поволжья и Приуралья в эпоху аграрных преобразований 1917 – начала 1920-х гг. нельзя не признать значительными. Роль журнальной археографии, публикаций документов «малой формы» в этом случае трудно переоценить. Напомним, что с ввода в научный оборот источников крестьянской направленности началось вообще изучение истории крестьянской (аграрной) революции в России. Именно археографам пришлось таким образом ставить и решать не только собственные, но и общетеоретические и методологические проблемы зарождающейся аграрной историографии. Тот задел, который был ими осуществлен по горячим следам происходивших событий, во многом предопределил дальнейшие научные поиски и опосредованно всегда сказывался на последующем развитии историографии крестьянской революции 1902–1922 гг. в России, в том числе и этапа аграрных преобразований на ее завершающей стадии. Примечания
УДК 373.167.1 И 37 |
Похожие:
 |
Роль обычного права в развитии тувинского общества (вторая половина XIX первая половина ХХ в.) Охватывают территорию тувинских хошунов, находившихся под властью амбын-нойона во второй половине XIX и начале XX веков и в период... |
|
Торгово-экономические отношения российской империи с сопредельными... Охватывают период с середины XVIII до середины XIX столетия. Нижняя граница определяется временем |
|
Религиозная жизнь русского населения Терской области (вторая половина... Конфессиональная политика в Российской империи во второй половине хiх–начале ХХ в |
 |
Социально-экономическая трансформация пермского майората строгановых... Охватывают вторую половину XIX – начало XX в., время от кануна реформы 1861 г до революций 1917 г., период раннеиндустриальной модернизации,... |
|
Лекция Введение в историю экономики > Предмет истории экономики и... Историко-экономическая наука оформилась как самостоятельная ветвь системы экономических наук в XIX в. Вначале произошло становление... |
|
1. Введение. Основные этапы развития рекламного бизнеса бизнеса во... Грицук А. П. История современного рекламного бизнеса: учебно-методическое пособие для заочного отделения. М.: Издательство Международного... |
|
Н. В. Поташева россия в первой половине XIX века Россия в первой половине XIX в. Эпоха Николая I: Лекция. Ч. – Ростов н/Д: Рост гос ун-т путей сообщения, 2002. – 28 с |
|
Становление и функционирование русской диаспоры в Калифорнии во второй... |
|
Правительство Российской Федерации Федеральное государственное автономное... На тему «Сравнительная характеристика стратегий интернационализации «Виерлпул Корпорэйшн» (сша) и «Хайэр Груп» (Китай) во второй... |
|
Бакалаврская работа Реформы образования в Российской империи в первой половине XIX в Особенности первой половины XIX в как очередного исторического периода в жизни Российского государства |
|
Политическая полиция Тобольской губернии и революционное движение... Политическая полиция Тобольской губернии и революционное движение в начале XX в. (на примере г. Тюмени) |
|
Макеев Село Иваньково Алатырского уезда (материалы к истории села... Иваньково Алатырского уезда раскрываются вопросы истории села с древнейших времён до начала ХХ века. Написана она на основе архивных... |
|
Образовательная программа магистратуры вм5543 «История» Особый статус великого княжества финляндского в составе российской империи и его влияние на экономическое развитие края во второй... |
|
Библиотечное обслуживание инонационального населения Оренбургской... Охватывают исторический период с 1860-х гг до 1917 г. Нижняя граница исследования связана с социально-экономическими реформами, территориальными... |
|
Л. А. Нифонтова (Подпись) (Ф. И. О.) Прогулку организуют два раза в день: в первой половине дня – до обеда, во второй половине дня – после дневного сна или перед уходом... |
|
Высшего образования «санкт-петербургский государственный университет»... Подготовка кадров лесного ведомства в системе профессионального образования Российской империи в первой половине XIX в |