Счастливый работник как основа организационной психологии Г. Уолласа.
М.В. Аринина..
Организационная психология является одной из наиболее активно развивающихся и востребованных отраслей психологического знания на сегодняшний день. В наших тезисах мы раскроем идеи британского социального психолога Грема Уолласа (Graham Wallas, 1858-1932), который еще в начале ХХ века одним из первых затронул психологические проблемы работы человека в организации. Многие его идеи звучат актуально и сегодня, но, к сожалению, малоизвестны в нашей стране.
Г. Уоллас рассматривал психологию труда с точки зрения приспособления человека к резко изменившейся материальной и социальной среде. Отличительной чертой взглядов ученого было то, что главной единицей анализа он считал счастье, испытываемое человеком. Он отмечал, что «люди, работающие на производстве в современном обществе, описывают себя как реже испытывающими счастье в течение рабочего дня, чем те, кто работал в примитивных ремеслах». [2; xii] Изменение условий работы требовало и изменения выработанного поколениями поведения, что вызывало сложности. Человек стал сильнее зависеть от учреждения, в котором он трудится, и его личные интересы стали диктоваться интересами организации, человек стал иметь меньше свободы. Таким образом, жизнь человека вне работы оказалась в прямой зависимости от того, насколько комфортно человек чувствует себя на работе. Решение данных проблем ученый видел в применении знаний и методов психологической науки.
Г. Уоллас признавал значимость исследований психотехников, в его книге «Великое общество» [2] есть ссылки на работы Ф. Тейлора и Г. Мюнстерберга. Однако со многими их идеями ученый не мог согласиться. Основным недостатком научного менеджмента Г. Уоллас считал «излишнее упрощение проблемы использованием результата максимального выпуска продукции в рассмотрении факторов, в которых более подходящим является рассмотрение максимального счастья человека и максимальное благополучие человека». [2; 350]
Ученый добавлял, что комфорт на работе во многом зависит от взаимоотношений с коллегами, а также от той системы, по которой работа оценивается. Рассматривая вопросы организации труда, Г. Уоллас опирался также и на свои представления о социальной группе. Он полагал, что большую роль играет количество людей, с которыми человек непосредственно взаимодействует на работе. Это должно быть такое количество, которое человек может с легкостью запомнить и установить личностный контакт, при этом, у него должно быть положительное отношение к данным людям. «Человек может любить людей в целом, но ему нравятся только те, чьи имена, лица и характер они могут вспомнить без сознательного усилия. Если он работает в организации, насчитывающей тысячу человек, и его отношение ни к одному из них не является постоянным и особенным, то не будет никого, кто ему может нравиться». [2; 355] Исходя из таких соображений, Г. Уоллас считал, что для повышения успешности работы полезной будет так называемая «бригадная система». Объединение людей в группы способствует не только более благоприятному психологическому состоянию в процессе труда, но и в процессе проверки качества и оценки выполненной работы. В группе должно быть примерно 25 человек, хотя количество может варьироваться в зависимости от характера работы и количества времени, которое сотрудники проводят вместе.
Еще одним важным аспектом в психологии управления персоналом Г. Уоллас считал самоуважение работника и осознание его социальной значимости, той пользы, которую он может принести обществу. «В этой сложной задаче приспособления обширности великого общества к малости отдельного человека, одной из наиболее полезных идей, которые необходимо иметь в виду организатору, это самоуважение тех, кого организуют», - писал ученый. [2; 359] Здесь роль играют два фактора. Во-первых, человека должны оценивать по лучшим результатам его работы, во-вторых, необходимо признавать личный вклад служащего и его ответственность за выполненную работу.
Проблема счастья работника и удовлетворенности трудом начала серьезно разрабатываться только в 1950-е годы [1], поэтому взгляды Г. Уолласа, несомненно, можно считать прогрессивными для своего времени, они отличались гуманистическим отношением к человеку, к организации труда. В то время как американские психотехники изучали психологические особенности человека с точки зрения того, насколько он подходит организации, насколько он будет увеличивать производительность фирмы, Г. Уолласа заботило благополучие общества в целом, которое, по его мнению, основывалось на удовлетворенности отдельного человека его жизнью, в частности, своей работой. Проблемы, затронутые Г. Уолласом, во многом актуальны и для современного человека. А тема взаимозависимости счастья работника и продуктивности его труда, как отмечает Б.М. Стоу, «продолжает привлекать внимание и руководителей, и академических исследователей; эта тема постоянно востребована и массовой литературой, и научными трудами».[1;108]
Стоу Б.М. Антология организационной психологии. М.:ООО «Вершина», 2005.
Wallas G. The Great Society: Psychological Analysis, London: Macmillan, 1914.
К ИСТОРИИ ВОПРОСА СОЦИАЛЬНОЙ ДЕТЕРМИНАЦИИ НАУЧНОГО ПСИХОЛОГИЧЕСКОГО ПОЗНАНИЯ
Артемьева О.А. (Иркутск)
Проблема детерминации научного познания является одним из основных направлений научных споров, начиная со времени зарождения науки. Внимание к ней обусловлено стремлением ученых определить закономерности собственной деятельности. Саморефлексия научного сообщества активизируется в периоды смены общественного устройства и научных парадигм. В современном постиндустриальном обществе, характеризующемся активными процессами информатизации и глобализации, внимание к проблемам гносеологии усиливается в связи с ростом возможностей научного познания и востребованности его результатов.
Осознание значения субъекта научного познания и культуры, в условиях которой он работает, определили переход от классической к неклассической и постнеклассической формам рациональности, активно реализуемым в зарубежных и отечественных исследованиях. Выявление роли данных факторов познания повысили внимание к механизмам их влияния. Исследования в данной области позволяют проследить структурные и динамические связи между личностным и социальным уровнями познания.
Особого внимания в обозначенном контексте заслуживает проблема социальной детерминации научного знания в психологии. В психологической науке субъект и объект исследования представлены личностью. Собственная личность неизбежно становится для психолога исследовательским материалом. В поисках научной истины ученый использует факты, обнаруженные, прежде всего, в процессе рефлексии собственного опыта. Информация о душевной жизни, которая находится в распоряжении каждого психолога, уникальна, как и система факторов ее становления. Уникальный комплекс условий воспитания, профессиональной социализации, идеологической ситуации жизнедеятельности психолога и т.д. определяют различия в видении проблемных областей психического исследования.
История ХХ в. обнаружила ограниченность возможностей применения традиционных, классических критериев научности к психологическому знанию. Благодаря работам Л.С. Выготского, Г.Г. Шпета, А.Р. Лурии, С.Л. Рубинштейна и др. отечественная психология пополнилась идеалами неклассической рациональности. В современных условиях происходит переход к постнеклассической психологии, к такому состоянию знания, в котором различные научные теории (понимаемые как модели, описывающие отдельные аспекты психической реальности) составляют взаимосогласованную сеть (М.С. Гусельцева). Отмеченная тенденция реализуется в разработке таких подходов, как интегративный (В.В. Козлов), коммуникативный (В.А. Мазилов), метасистемный (А.В. Карпов), метапсихология (И.Е. Гарбер), психосинергетика (В.Е. Клочко). Неклассическая психология позволяет использовать различные теории и методы в зависимости от специфики изучаемой части психической реальности. Принятие идеалов неклассической рациональности научным сообществом является предпосылкой более адекватного осмысления эпистемологических основ психологии.
Реализация принципов постнеклассической рациональности (см. Гусельцева М.С. Постнеклассическая рациональность в культурной психологии// Психологический журнал. – №6. – 2005. – С. 5-15) расширяет возможности науковедческого, методологического и историко-психологического исследования. Принцип учета культурного контекста способствует более адекватной интерпретации отдельных событий и этапов истории психологии. Сверхрефлексивность как ментальное новообразование постнеклассической рациональности позволяет осмысливать динамику научного познания не только как кумулятивный прирост научного знания, но и как смену равноценных научных подходов в меняющихся исследовательских контекстах. Таким образом, вклад каждого ученого, значение каждой теории должен оцениваться не с позиций одной теории, а с учетом тех вопросов, которые ставил перед собой каждый ученый в своем научном поиске (Дж. Коллингвуд). Установка на коммуникативность (Ю. Хабермас) способствует открытости для использования объяснительных принципов различных теорий. Усиление роли междисциплинарных исследований позволяет психологу реализовать комплексный подход, обратившись к методам и теориям социологии, истории, языкознания и других наук. Вместе с тем расширение возможностей исследования в постнеклассической психологии способствует не росту, но ограничению субъективности научного поиска. Принципом становится не вмешательство, а «благоговение» перед реальностью.
Таким образом, изменения, произошедшие в методологии психологической науки к. ХХ – н. XXI вв., позволяют осмыслить историко-психологический материал в более широком научном и социальном контексте. Особую ценность приобретают открывшиеся возможности для истории отечественной психологии, понимание которой на протяжении десятилетий ограничивалось по идеологическим причинам.
Основы изучения социальной детерминации науки заложены в философии и социологии. В работах философов идея влияния общества и культуры на познание впервые обозначается в науке Нового времени. Примечательно, что Ф. Бэкон определял факты социальной детерминации знания как ошибки. К «помехам» истинного знания он относил «призраки рода, пещеры, рынка, театра», т.е. заблуждения, обусловленные страстями человека, навязываемые средой, возникающие в ходе общения или на основе усвоения неверных идей. Негативное влияние культуры на знание отмечал Р. Декарт. Предложенный им принцип субъективной достоверности предписывал ориентацию не на чужие мнения, а на создание собственных. Он полагал, что сомнение поможет снести здание традиционной культуры и расчистить почву для постройки культуры рациональной. Т. Гоббс обратился непосредственно к механизму социальной детерминации знания – коммуникации, в ходе которой происходит передача знания, воплощенного в слово («метки»), от одного человека другому. Таким образом, в философии Нового времени были заложены основы изучения социальной детерминации научного знания. Свое развитие они нашли в философской концепции К. Маркса, определившим основание социальной детерминации сознания – практическую деятельность человека.
Наибольший интерес к проблеме социальной детерминации познания прослеживается в работах социологов. Как отмечает Г.М. Андреева, в социологической традиции выделены такие области исследования социального познания как социальная детерминация форм знания, условий его хранения и использования в обществе различными социальными группами, социальная обусловленность типов знания в определенные эпохи, социальные институты и социальная структура производства знания (Андреева Г.М. Психология социального познания. – М., 2005).
В обозначенном контексте наибольший интерес представляет, прежде всего, идея Э. Дюркгейма о существовании «коллективных представлений», некоей социальной реальности, не сводимой к индивидуальным характеристикам. Дальнейшее развитие представления о социальной детерминации социального познания нашли в социологии знания М. Шеллера и К. Маннгейма. М. Шеллер утверждал наличие социальной природы всякого знания. Специфическим результатом социальной детерминации познания он считал выбор объектов познания. Сам термин «социальное познание» впервые ввел К. Маннгейм. Особое внимание он уделял явлению классовой обусловленности познания, представляя историю общественной мысли как столкновение классово-субъективных миросозерцаний.
В работах Р. Мертона разграничивается социальная и культурная детерминации знания: социальная определяется принадлежностью к классу, поколению, профессии, культурная – ценностями, этосом, народным духом. Р. Мертоном была озвучена проблема использования знания социальными институтами, прежде всего, СМИ. Ему же принадлежит популярная идея самостоятельного создания мира, в котором живет человек, нашедшая развитие в работах Франкфуртской философской и социологической школы и других исследователей, в частности П. Бергера и Т. Лукмана «Социальное конструирование реальности» (1966).
В отечественных публикациях идея социокультурной детерминации научных теорий прослеживается в работах И.Т. Касавина, С.Э. Крапивенского, Е.А. Мамчур и др. Авторы находят невозможным провести сколько-нибудь определенную границу между научным знанием и социокультурным окружением, поскольку оно через философию, мировоззрение, картину мира, идеалы научного знания оказывает влияние на познавательный процесс. Одной из последних отечественных работ, посвященных изучаемой проблематике, является диссертационное исследование Т.М. Кошелёвой «Социальная теория как объект социокультурного исследования: философский анализ» (Ставрополь, 2002). В работе обосновывается идея обусловленности социальной теории исторически преходящими формами рациональности, прослеживаются условия перехода от классического и неклассическому типу рациональности в социальной науке, отмечается значимость феноменологического подхода в разработке неклассической социальной методологии. Анализ научной литературы позволяет автору сделать заключение о том, что до недавнего времени исследование проблемы механизмов взаимодействия социальной теории и общественной жизни сводилась к категориальному анализу взаимодействия теории и практики. Среди достижений в исследовании проблемы социальной природы познания называются работы Г.С. Батищева, А.А. Ивина, И.Т. Касавина, В.Н. Порус, Б.И. Пружинина, Й. Стаховой. В них социальная детерминация познания рассматривается как совокупность взаимосвязей между познавательной деятельностью и другими формами человеческой активности, а также как наличие в познавательном процессе ряда нементальных структур (практика, коммуникация и т.д.).
Таким образом, можно согласиться с выводом Г.М. Андреевой о том, что социологические исследования детерминации познания в большей степени посвящены изучению связи знания и общества, нежели самого процесса формирования знания (Г.М. Андреева, цит. произв.). В связи с этим представляется актуальным обращение к психологическим основам исследования социальной детерминации познания.
В психологии идеи социальной детерминации познания нашли отражение в работах Ж. Пиаже, выделившего в качестве посредников влияния социальной жизни на развитие мышления, во-первых, язык (знаки), во-вторых, содержание взаимодействий субъекта с объектами (интеллектуальные ценности), в-третьих, правила, предписанные мышлению (коллективные логические и дологические формы) (Ж. Пиаже Избранные психологические труды. – М., 1994). Пиаже говорил о необходимости изучения отношений или взаимодействий между индивидами – «весьма различающихся и вместе с тем сохраняющих закономерную преемственную связь друг с другом», поскольку именно в них, а не в обществе в целом, происходит «изменение структуры индивида» (там же, с. 215).
Различные аспекты социальной детерминации познания рассматриваются в работах зарубежных исследователей Дж. Келли, Л. Леви-Брюля и др. Особое место в ряду психологических концепций социальной детерминации познания занимает отечественная школа, фундамент которой заложен трудами Л.С. Выготского, А.Р. Лурия, А.Н. Леонтьева, С.Л. Рубинштейна и др. Идеи К. Маркса о социальной обусловленности познания были блестяще реализованы в разработке концепции культурно-исторической детерминации психики и психологической теории деятельности. Корифеи советской психологии напрямую обращались к проблеме социальной детерминации науки. С.Л. Рубинштейн разграничивал знание и научное знание. Отмечая идеологическую ценность научного знания он писал: «Знание – универсально, наука – социальна (Рубинштейн С.Л. Размышления о науке// Сергей Леонидович Рубинштейн. Очерки. Воспоминания. Материалы. – М., 1989. – С. 332). О культурной обусловленности научного психологического познания говорил Б.Г. Ананьев:
|
