И. О. Сурмина александр невский
|
Скачать 3.96 Mb.
|
С. А. МезинАНЕКДОТЫ О ПЕТРЕ ВЕЛИКОМ КАК ЯВЛЕНИЕ РУССКОЙ ИСТОРИОГРАФИИ XVIII В. Некоторой особенной род истории суть АнекдотыГ. Р. Державин Изучая анекдот XVIII в., исследователи обычно исходят из того, что он существенно отличался от анекдота современного, имеющего разнообразных предшественников в литературе и фольклоре XVIII столетия. Само понятие «анекдот» в то время имело более узкое значение, прямо относящееся к историографии. Забывая об этом, некоторые исследователи исторических анекдотов XVIII в. сводят воедино разные литературно-исторические явления, синтез которых произойдет позже44. В XVIII в. издатели занимательных и нравоучительных рассказов (восходивших к фацециям и апофегмам) никогда не называли их анекдотами. Например, Н. Курганов называл такого рода рассказы «замысловатыми повестями», а не «анекдотами», под которыми он понимал другое явление — «тайные повести»45. Те же, кто издавал «анекдоты» (Я. Штелин, И. И. Голиков, А. А. Нартов и др.), считали свои труды вкладом в историографию и совсем не намеревались развлекать и смешить читателей. Исторический анекдот XVIII столетия был серьезным произведением, которое следует рассматривать как вид исторического повествования. Правда, примкнув в XVIII в. к историографии, анекдот, этот «жанр-бродяга», сохранил некоторые свои особенности, сформировавшиеся еще в античной риторике: это был чаще всего рассказ об удивительном поступке или остроумном ответе46. Греческое слово «» означает «неопубликованный». «Anekdota» назывался посмертно опубликованный труд Прокопия Кессарийского, направленный против императора Юстиниана и его жены Феодоры (VI в.)47 Это название возродилось в Европе к XVIII в. Его первое определение во французском словаре Фюретьера (1690 г.) гласит: «…слово, которым пользуются некоторые историки, чтобы озаглавить истории, посвященные тайным и секретным делам монархов, то есть записки, которые вовсе не должны были увидеть свет…»48. Словарь Треву (1743 и 1752 гг.) пояснял, почему эти анекдоты о монархах не должны были появиться: «…потому что в них говорят слишком свободно, слишком откровенно о нравах и поведении лиц высшего ранга»49. В этом же смысле слово объяснено в Энциклопедии Дидро: «Анекдоты — слово, относящееся к древней и новой истории, которым греки называли дела, впервые становящиеся известными публике... Это слово употребляется в литературе для обозначения секретных историй о поступках, происходивших внутри кабинетов и при дворах монархов. Но кроме этих тайных историй, претендующих на истину, но в большинстве случаев ошибочных или, по крайней мере, подозрительных, критики именуют анекдотами все писания, какого бы они ни были жанра, которые еще не были опубликованы»50. Как видим, в этом определении звучит критическое отношение просветительской мысли к тайным деяниям монархов как предмету историографии. Но еще в «Trésor de la langue française» («Сокровище французского языка», XVII в.) было отмечено другое, близкое к современному, понимание анекдота как короткой забавной или пикантной истории, которая совсем не претендует на правдивость51. В своей исторической ипостаси анекдоты были широко распространены в Европе XVIII в. — во Франции, Германии, Англии и России52. Примечательно, что русский царь Петр I стал одним из популярных героев европейских анекдотов. Британский исследователь Э. Кросс справедливо пишет о большой роли анекдотов в создании европейского образа Петра I53. Английский журнал «Spectator» помещал анекдотические статьи о Петре I еще при жизни царя. Анекдоты органически вписывались в мемуары современников, встречавшихся с русским царем (герцог Сен-Симон, кардинал Дюбуа и др.) «Анекдотами» называли свои записки о царе англичане А. Гордон и П. Г. Брюс. Под названием «Mémoires anecdotes» выходили на французском языке известные записки Ф. Х. Вебера (Гаага, 1729). Д'Алленвиль опубликовал «Анекдоты о царствовании Петра I» (Париж, 1745). Анекдоты присутствовали во многих европейских биографиях Петра, например в «Записках о царствовании Петра Великого» Ж. Руссе де Мисси (Гаага, 1725–1726, т. 1–4). Особое место в европейской литературе подобного рода занимают «Анекдоты о царе Петре Великом» Вольтера54. Ему же принадлежит оригинальное определение анекдотов: «…это узкая полоска, где подбирают остатки колосков после обильной жатвы истории; это маленькие подробности, которые долго оставались скрытыми, откуда и происходит название «анекдоты»; они интересуют публику, когда касаются знаменитых персонажей»55. Но у Вольтера анекдоты о Петре Великом уже становятся произведением на грани истории и литературы, миниатюрным «романом истории». В этом отношении французская литература, конечно, опережала русскую, в которой синтез исторического анекдота с литературой начнется в конце XVIII в., а своего расцвета литературно-исторический анекдот достигнет в пушкинскую эпоху56. Очевидно, что само понимание анекдота было заимствовано в России из Европы. Одно из первых толкований нового слова русский читатель мог найти в переводе книги А. Делера «Анализ философии канцлера Бэкона с его жизнеописанием»57, осуществленном В. К. Тредиаковским. Анекдот трактуется в этом переводе как одна из форм изложения гражданской истории: «Есть еще род особенныя истории, предлагающие о тайных и сокровенных делах, содеваемых государями и называемыя Анекдотами (не изданными в свет бытиями), когда автор собирает некоторое число деяний любопытства достойных и нужных, чтобы оныя изследовать не как историку, но как Философу и Политику»58. Примечательно, что анекдоты здесь выступают как «философский» жанр историографии, обязывающий автора к нравственным и политическим выводам или сентенциям. Это требование вполне отвечало духу просветительской историографии XVIII в. и, как увидим, было реализовано в русских сборниках анекдотов. О распространенности такого понимания анекдота свидетельствует и вольное цитирование этого же отрывка в рукописи Г. Р. Державина: «Некоторой особенной род истории суть Анекдоты. В них собираются любопытныя и достойныя примечания дела, дабы их разобрать философски и политически. В них может вдаваться Автор в глубокия размышления, кои означат дарования его»59. «Словарь Академии Российской» (1789 г.) толкует слово «анекдот» как перевод с французского: «достопамятное приключение»60. Н. Яновский дал более распространенное определение: «Анекдот, гр(еч). Повесть о тайном случае, достопамятное произшествие любопытное; такие дела или произшествия, кои не были еще напечатаны. Слово сие само по себе значит дела, которые не были еще обнародованы и при произведении которых действующие желали тайности»61. О том, какой смысл русские читатели вкладывали в понятие «анекдот», свидетельствуют два варианта перевода немецкого слова «Originalanekdoten» (в заглавии книги Я. Штелина): в одном случае — «любопытные и достопамятные сказания», в другом — «подлинные анекдоты». И. И. Голиков давал следующее определение анекдотов: «Под названием Анекдотов разумеются такие повествования, которые в свет не изданы, и которые, следовательно, немногим только известны»62. Как справедливо, но, может быть, слишком прямолинейно подчеркивает Е. В. Анисимов, в России XVIII в. «анекдот не был разновидностью художественного произведения, литературным жанром. Анекдоты не придумывали, а записывали как устные рассказы очевидцев и участников деяний великих людей»63. В пушкинскую эпоху анекдот эволюционизировал в сторону литературного жанра и, как правило, не порывая еще с историей, стал, по словам Л. П. Гроссмана, «особым видом словесного искусства»64. Сложившийся в Европе и трансплантированный в русскую культуру жанр исторического анекдота нашел здесь самую благодатную почву в воспоминаниях о деятельности Петра Великого. «Только с Петра Великого начинаются для нас словесные предания: мы слыхали от своих отцов и дедов о нем, о Екатерине I, Петре II, Анне, Елизавете, многое, чего нет в книгах», — писал Н. М. Карамзин65. Действительно, анекдоты впитали в себя разнообразные воспоминания о первом императоре, подчас граничащие с фольклором, которые составили целый пласт «устной истории» XVIII в.66. Наиболее оригинальные анекдоты были собраны и изданы уже в XVIII в. Я. Штелиным и И. И. Голиковым. Опубликованные позже анекдоты А. К. Нартова были подвергнуты тщательному изучению Л. Н. Майковым, который пришел к выводу, что многие из них заимствованы из иностранных книг о Петре во второй половине XVIII в. и лишь часть их действительно могла восходить к рассказам царского токаря, собранным и обработанным его сыном А. А. Нартовым67. Издание П. А. Кротовым авторской рукописи А. А. Нартова подтвердило «книжный», литературный характер этого сочинения конца XVIII в.68 К жанру исторического анекдота близки блики записки петровского современника Н. И. Кашина, опубликованные В. В. Майковым69. Менее информативными и оригинальными являются анекдоты, изданные О. П. Беляевым70 и А. И. Ригельманом71. Записанные в середине и во второй половине XVIII в., анекдоты о Петре I генетически связаны с фольклором и массовым историческим сознанием первой половины столетия. Конечно, в опубликованных анекдотах не могли найти отражения легенды, запечатлевшие наиболее острые формы народного протеста по отношению к реформатору, — о «подменном царе», о «царе-антихристе» и пр.72 Собиратели анекдотов были искренними поклонниками Петра, и, как люди книжной культуры, они отрицали подобное баснословие. Я. Штелин писал о том, что собиратели анедотов должны быть наделены «духом здравой критики»73. Но некоторые положительные черты царя, отмеченные в народных преданиях (простота в обращении, нелюбовь к роскоши, трудолюбие, мастерство в ремеслах, справедливость и пр.), нашли отражение и в анекдотах. У составителей сборников анекдотов была установка на «подлинность» сообщаемых историй, но далеко не все сюжеты, обращавшиеся в «устной истории» того времени они были готовы опубликовать, в том числе и по цензурным соображениям. Иностранцы, жившие в России петровского времени, единогласно отмечали неприязненное отношение большинства населения — от знати до простонародья — к Петру I74. По свидетельству весьма осведомленного шведского автора Ф. И. Страленберга, в русском обществе периода реформ звучало много жалоб на то, что «государствование Петра Первого было тяжелоносное» и разорительное. Знать и дворяне сетовали на проделки Всепьянейшего собора, на фаворитизм («фаворитов сих было около 20 персон»), на недоступность государя для подданных. Недовольство вызывали усиление царской власти, злоупотребления местных властей, разорение дворянских хозяйств, посылка молодежи за границу, перенесение столицы в Петербург и ежегодная гибель там 10 тысяч крестьян... Война, якобы унесшая 300 тысяч жизней, и постоянные бунты также служили основанием для обвинений в адрес царя75. Материалы политического сыска засвидетельствовали «непристойные слова» в адрес Петра I и при его жизни, и после смерти. Как отмечает Е. В. Анисимов, «после смерти Петра Великого преследовали людей, которые рассказывали разные эпизоды из бурной жизни грозного царя. Эти воспоминания были по преимуществу отрицательные, шла ли речь о его личности, семейных делах или реформах»76. Такие мнения продолжали существовать и в 30-е гг. Как писал в 1737 г. секретарь прусского посольства И. Г. Фоккеродт, который 18 лет провел в России, «память Петра I в почтении только у простоватых и низшего звания людей, да у солдат, особливо у гвардейцев, которые не могут позабыть еще того значения и отличия, какими они пользовались в его царствование. Прочие, хоть и делают ему пышные похвалы в общественных беседах, но если имеешь счастье коротко познакомиться с ними и снискать их доверенность, они поют уже другую песню. Те еще умереннее всех, которые не укоряют его больше ни в чем, кроме того, что приводит против Петра Страленберг в описании Северной и Восточной части Европы и Азии… большинство их идет гораздо дальше, и не только взваливает на него самые гнусные распутства, которые стыдно даже и вверить перу, и самые ужасные жестокости, но даже утверждает, что он не настоящий сын царя Алексея, а дитя немецкого хирурга, которое якобы тайно подменила царица Наталья вместо рожденной его дочери, и умеют рассказать о том много подробностей»77. Знатные собеседники Фоккеродта осуждали Петра за пристрастие к грубым ремеслам, вроде дерганья зубов, за то, что царь выбрал в жены «простую крестьянскую девку из Ливонии». Благородные собеседники, по словам Фоккеродта, испытывали «неодолимое отвращение» к петровским правилам государственного управления, введение регулярного войска считали бесполезным и даже вредным, «Петербург в их глазах — мерзость» и т. д. Как видим, в период правления Анны Ивановны уже бытовала «устная история» Петра I, включавшая как благожелательные, так и критические сюжеты. Но именно в это время, когда многим русским стало казаться, что они попали под «иго иностранцев», формируется подчеркнуто патриотический образ Петра I как национального героя, который найдет развитие в официальной идеологии елизаветинского времени. В 20–50-е гг. XVIII столетия собирателем легенд, слухов и рассказов очевидцев о Петре I был П. Н. Крекшин, который был лично знаком с царем, «милость его на себе имех и дел блаженных его некоих самовидец был». Крекшин записывал собственные воспоминания, рассказы своих родственников и знакомых (например, рассказ об обучении царевича он записал со слов Н. М. Зотова), но многое измышлял по принципу, что в заданных обстоятельствах «премудрый монарх» должен был действовать именно так. В писаниях Крекшина мы встречаемся со штампами массового исторического сознания, с теми представлениями о Петре I, которые были распространены среди полуобразованных слоев городского населения. Как показала М. Б. Плюханова, в основе большинства сюжетов, воспроизведенных Крекшиным, лежит мифологический мотив чудесного спасения от смертельной опасности78. Например, в «Журнале» 1709 г. Крекшин сообщает следующую историю. Мазепа якобы имел намерение Петра I «лишить живота», «…искал случая, чтоб в путном шествии его величество поймав, отдать швецкому королю», но не мог. И тогда решил убить — просил царя пожаловать в Батурин. Приготовив к убийству бунтовщиков, сердюков роту, поставил их на карауле, приказав, как Петр I приедет и встанет из саней, «учинить всей роты залф пулями в груди Его Величеству». Но «когда Его Величество изволил шествовать к Мазепе в Батурин, в пути достиг курьер от генерала князя Меншикова», и «Его Величество, оставя путь в Батурин, изволил шествовать» к князю. Так Меншиков и его курьер выступают у Крекшина орудием Божьего провидения, спасшего царя от смерти79. Подобные представления, связанные с фольклором, с житийной и летописной традицией, были широко распространены в обществе и не могли не повлиять на анекдоты, записанные позже Штелиным, Голиковым и другими авторами. Более того, в анекдотах мы встречаем целый ряд сюжетов, прямо восходящих к писаниям П. Н. Крекшина. Обратимся, наконец, к самим анекдотам о Петре Великом. Для историков они интересны по меньшей мере в двух отношениях. Во-первых, как феномен исторического сознания, как факт «устной истории», во-вторых, как исторический источник. Самое известное издание анекдотов о Петре Великом осуществил в 1785 г. Якоб фон Штелин (1709–1785)80. По словам Э. Кросса, книга Штелина была «краеугольным камнем» в ряду подобных европейских изданий, посвященных Петру I81. Впервые изданные в Лейпциге на немецком языке82, анекдоты уже в 1786 г. вышли в русских переводах сразу двумя изданиями — в Москве и в Петербурге; в 1787 г. оба издания были повторены83. Анекдоты Штелина переиздавались в 1789, 1793, 1800, 1801, 1820, 1830 гг., что свидетельствует об их необычайной популярности у русских читателей84. До конца XVIII в. книга был переведена на французский, голландский, английский, польский и датский языки, выдержав за границей семь изданий85. Последний раз избранные анекдоты Штелина были переизданы Е. В. Анисимовым в 1993 г.86 Научная полемика вокруг книги Штелина началась в 1786 г. выступлением А. Ф. Бюшинга и продолжается по сей день. Сюжеты, собранные Штелиным, разошлись по бесчисленным исследованиям, посвященным петровской эпохе. Даже самые суровые скептики в отношении содержания труда Штелина, цитируют его анекдоты, подчас не ссылаясь при этом на источник87. Рассказы, записанные Штелиным, вошли в художественную литературу (Д. Мережковский, А. Толстой и др.). Наконец, сам автор «Подлинных анекдотов» стал героем произведения Д. Гранина «Встреча с Петром Великим»88. Биография Штелина на русском языке полнее всего освещена П. П. Пекарским и К. В. Малиновским89. Выходец из Германии, выпускник Лейпцигского университета, Штелин в возрасте 26 лет приехал в Россию, где за полвека службы его способности проявились в самых разных областях. Ему приходилось быть ученым и журналистом, поэтом, драматургом, музыкантом, художником, педагогом, придворным. Публикации К. В. Малиновского подтвердили исключительную роль Я. Штелина в становлении отечественного искусствоведения. Необходимо также подчеркнуть, что Штелин всегда интересовался историей, имел широкий круг знакомых, особенно в Академии наук и при дворе, был ловким царедворцем и очень общительным человеком, умевшим ладить с людьми. Вопрос о том, были ли добросовестность, аккуратность, педантичность отличительными качествами Штелина как историка (так полагали М. П. Погодин, К. В. Малиновский, А. С. Чекунова), остается открытым. На него можно ответить только после тщательного источниковедческого изучения анекдотов. Историю создания сборника анекдотов кратко поведал сам Я. Штелин в «Предуведомлении» к книге. Автор не без гордости сообщал, что, прибыв в 1735 г. в Петербург, он свел знакомство со многими знатными господами, которые «не только в воинской, гражданской и морской службе находились при Петре Великом… но и обращались с ним часто». Среди них Штелин выделял фельдмаршала князя И. Ю. Трубецкого, «при столе которого часто рассказываемы были разные случаи о Петре Великом». С его слов Штелин и начал записывать анекдоты: «Мне надлежало токмо временем о том напоминать, особливо после обеда, когда он по обыкновению своему, сидя наедине, куривал табак. От сего князя слышал я иногда некоторые дела Петра Великого, кои чрезвычайное возбуждали во мне внимание, и о которых я ни в какой о нем истории и ни на каком языке не читывал». По-видимому, Штелин уже имел представление о деятельности Петра по работам его первых европейских биографов (он ссылался на труды Х. Ф. Вебера и Ж. Руссе де Мисси). «А дабы столь достопамятные и истинные известия, слышанные из уст столь знаменитых свидетелей, не истребились из моей памяти, предпринял я оные кратко вносить на бумагу. Сие я делывал обыкновенно, коль скоро возвращался домой ввечеру, или на другой день по утру»90. Материалы архива Я. Штелина позволяют более детально рассмотреть работу над анекдотами. Сохранилось несколько вариантов рукописных сборников анекдотов, включающих автографы и другие материалы на немецком, русском и французском языках, а также первые опыты переводов анекдотов на французский и русский языки91. Ранний этап работы Штелина, по-видимому, зафиксирован в рукописи на французском языке, содержащей 34 анекдота, которая открывается посвящением И. И. Шувалову, датированным июнем 1744 г.92. Эта дата указывает лишь на то, что в 1744 г., после 9 лет пребывания в России, Штелин уже имел собрание анекдотов о Петре. Не исключено, что уже тогда он думал о возможности опубликования анекдотов, во всяком случае, рассматривал их как серьезный научный труд. Сама рукопись относится к более позднему времени (возможно, она постепенно дополнялась), ибо в одном из анекдотов (№ 29) говорится о смерти князя И. Ю. Долгорукого в 1751 г. В посвящении автор выражает сожаление, что в России ничего не опубликовано о жизни, деяниях и «подлинном характере» Петра Великого, а иностранные издания изобилуют ошибками и не соответствуют гению этого монарха. Штелин пишет о необходимости подробной истории Петра, очищенной от домыслов и в то же время поучительной для будущих монархов и героев. Для написания такой истории, по его мнению, необходимы подлинные документы и повседневные записки царя, которые или находятся в частных руках, или «покрыты пылью забвения». Целый коллектив трудолюбивых собирателей, наделенных критическим чутьем, должен собирать сохранившиеся в памяти современников анекдоты о Петре. Таким образом, Штелин рассматривал анекдоты как важнейший исторический источник, а свой труд связывал с выполнением академических обязанностей. В рукописи имеется два анекдота, которые не вошли в окончательное издание. По каким-то причинам был опущен анекдот, услышанный от владельца бумажной фабрики Кароткина, повествующий о том, как царь прибыл на фабрику утром раньше хозяина, а затем поучал его: «Кароткин, Кароткин, разве не можешь ты вставать так же рано, как я? Надо раньше ложиться и не проводить вечера в разгуле, тогда бы дела шли гораздо более споро»93. Не включил Штелин в публикацию и анекдот о посещении Петром анатомического кабинета в Лейдене, рассказанный племянником знаменитого лейденского медика Бургаве (см. прил. 1). Некоторые имеющиеся в сборнике сюжеты подвергались в дальнейшем редактированию. Например, в первоначальном варианте анекдота о любви царя к медицине говорилось о том, что «забавный» человек, но притом искусный лекарь Тирмонд «часто с царем до ночи пил венгерское вино»94. В опубликованном русском переводе это звучало иначе: «долженствовал… часто с Е. В. сидеть до полуночи, разговаривая между собою о приятных и полезных вещах»95. В рукописи, названной автором «Первый набросок «Анекдотов о Петре Великом»96, содержится черновик оглавления, из которого видно, что в этом сборнике первоначально было 87 анекдотов, а потом их число возросло до 10097. Авторская правка указывает на то, что Штелин располагал анекдоты по степени важности, отодвигая в конец книги сюжеты о «слабостях» царя, о его образе жизни и привычках. Среди подготовительных материалов, собранных в этом сборнике, имеется письмо к Я. Штелину А. А. Нартова (между 1775 и 1780 гг.), проясняющее источниковедческое значение одного из знаменитых штелинских сюжетов — о письме Петра I с Прута, а также послужившее основой для двух «рассказов» Нартова98. Письмо это частично было опубликовано в статье К. В. Малиновского99 (полный текст см. в прил. 2). В рукописи имеется посвящение императрице Екатерине II, которое опровергает ее датировку 1759 г., указанную в описании. Я. Штелин, по-видимому, не раз задумывался об издании анекдотов (менял посвящения, подбирал эпиграфы, переписывал текст набело, заказывал переводы). На предысторию публикации анекдотов проливает свет переписка Штелина с М. М. Щербатовым — крупнейшим русским историком того времени. В мае 1780 г. Штелин писал: «Ваше Превосходительство, без сомнения, припомнит о чтении моих 110 анекдотов о Петре Великом, которые я имел честь Вам передать несколько лет тому назад. Недавно я приказал их переписать набело, поскольку имеется несколько господ и прочих любопытствующих, среди них и несколько иностранцев, которые просят их посмотреть или перелистать у меня. Все ворчат на меня за то, что, скрывая их, я лишаю публику, любопытную ко всему, что касается Петра Великого, (знания) его интересных свойств, которые изображают героя в таких подробностях, так близко. Несколько известных книгопродавцев из Амстердама, Лейпцига, Берлина, кажется, об этом прослышали, прислали мне свои предложения издать анекдоты за их счет и расплатиться со мной деньгами или книгами. До сих пор я их морочил отговорками, что этот труд еще не переписан набело для печати». Из дальнейших рассуждений Штелина следует, что он предназначал свой труд прежде всего русским читателям. «Однако я не решусь никоим образом представить публике мой первый том, прежде чем я не узнаю Вашего дружеского, беспристрастного и искреннего мнения по этому вопросу»100. Э. Лентин полагает, что Штелин хотел заручиться поддержкой Щербатова по двум причинам. Во-первых, Щербатов был крупнейшим знатоком истории и документов петровского времени101 и его одобрение придавало книге Штелина научную респектабельность. Во-вторых, Штелин мог сомневаться, не войдет ли его издание в противоречие с официальным культом Петра. Щербатов дал самую высокую оценку его работе: «насколько я помню, там имеется несколько остроумных (piquantes) анекдотов, которые показывают истинный характер этого великого человека, сносившего все ради блага своего подданного, что все эти анекдоты подтверждены свидетельствами очевидцев, от которых Вы их получили, этого мне кажется достаточно, чтобы не пренебрегать изданием этой книги, за которую интересующиеся историей будут Вам обязаны, и из которой сами монархи могли бы почерпнуть правила их поведения»102. Как видим, Щербатов усмотрел в собрании Штелина ряд острых сюжетов; известный моралист, он поддерживал дидактическую направленность издания. А в последней фразе его письма, по мнению Э. Лентина, звучала косвенная критика в адрес императрицы, которой следовало бы поучиться у Петра. Не сомневался Щербатов и в подлинности большинства сюжетов, хотя и оговаривался, что не помнит всех подробностей, поскольку давно читал рукопись. (Мнение Малиновского, что Щербатов дважды знакомился с рукописью анекдотов, едва ли соответствует действительности.) В 1783 г. с рукописью «Анекдотов» Штелина познакомился граф Н. И. Панин и дал о них самый благоприятный отзыв, который автор процитировал в своем издании: «Я могу Вас уверить, что не припомню, чтоб какую-нибудь книгу читал с таким удовольствием, как сию, особливо, что я нашел в ней многие статьи, коих содержание еще в молодых моих летах слыхивал от покойного своего родителя, как очевидного тому свидетеля…» (С. 337–338). Результаты многолетней собирательской деятельности были творчески обработаны Штелиным и составили книгу, первое издание которой вышло в Лейпциге в 1785 г. и включало 117 пронумерованных анекдотов, в число которых вошло описание мемориальных вещей царя, хранящихся в особом кабинете при дворе, а также подлинное письмо Петра I с поля Полтавской битвы, отправленное адмиралу Ф. М. Апраксину, материалы об астрологических предсказаниях о рождении и славе Петра Великого, собственный отзыв Штелина об «Истории Петра Великого» Вольтера. Отдельно (без нумерации) были приведены мнения о «Анекдотах» графа Н. И. Панина и князя М. М. Щербатова. Публикацию завершали биографические справки о свидетелях, сообщивших автору сведения о Петре I. Как собиратель и публикатор анекдотов, Штелин подчеркивал апологетическую цель своего издания, которое служит, по его словам, «к славе вечной памяти достойного императора», «к чести народа» и «к удовлетворению желания иметь обстоятельнейшие известия о Петре Великом». Но Штелин не ограничился простой публикацией устных рассказов. В полном соответствии с тогдашним пониманием анекдота как жанра историографии, автор книги давал свою политическую и моральную интерпретацию сообщенных ему фактов. Так складывался образ Петра, который вполне вписывался в историографическую традицию века Просвещения, когда историки стремились сообщать читателям лишь те факты, которые воспитывали читателей, вселяли в них веру в прогресс и в просвещение. Рассмотрим важнейшие составляющие черты этого образа. В русских изданиях XVIII в. прямая критика дел Петра была просто немыслима. Поэтому важно проанализировать, |
Похожие:
 |
Открытое акционерное общество «Торговая фирма «Невский» Открытое акционерное общество «Торговая фирма «Невский» (оао «тф «Невский»), именуемое в дальнейшем Покупатель, в лице заместителя... |
|
Оао «Невский 25» 30 апреля 2010 года Preliminary approved by the Board oao ‘Nevsky 25’ Оао санкт-Петербургское акционерное общество по развитию недвижимости (Невский 25) |
|
В. П. Ермакова Коллектив Ермошин Александр Михайлович, Литвиненко Инна Леонтьевна, Овчинников Александр Александрович, Сергиенко Константин Николаевич |
|
Техническое задание на выполнение работ по текущему ремонту усиленных... Предмет выполнения работ: текущий ремонт усиленных жалюзи, установленных в уличной части вестибюля ст. «Невский проспект-2» |
|
«Поставщик», с одной стороны, и Открытое акционерное общество «Средне-Невский... Невский судостроительный завод» в лице первого заместителя генерального директора Софронова Алексея Юрьевича, действующего на основании... |
 |
Техническое задание на оснащение системой вентиляции помещений №016,... Предмет выполнения работ: оснащение системой вентиляции помещений №016, 016А, 013,012,011 станции «Невский проспект 2» |
|
Александр Лоуэн. Депрессия и тело Доктор Александр Лоуэн — создатель биоэнергетики, революционного метода психотерапии, направленного на то, чтобы восстановить тело... |
|
Ппов) Битвы духа (III часть Об авторе: Александр Леонидов (Александр Леонидович Филиппов) родился 19 октября 1974 года в г. Уфе. Окончил исторический факультет,... |
|
Александр Александрович Бушков Екатерина II: алмазная Золушка Александр... Фридрихом в полной мере относится и к нашему нынешнему времени: и наука не в пример развитее, и воспитание располагает немыслимыми... |
|
«Инструкция о порядке согласования и выполнения работ по прокладке... «Невский проспект 2» со служебными помещениями в части перепланировки (расширения) касс |
|
Общее вступление. На этом сайте собраны посвящённые здоровью материалы,... Александр Бруснёв. Подборка представляет собой: 3 книги, неоднократно изданные ранее; разделы информации о здоровье, духовном развитии,... |
|
Широкова Татьяна я пью свое бессмертие вода для молодости и долголетия Защиту интеллектуальной собственности и прав Издательской Компании «Невский проспект» осуществляет юридическая компания «Усков и... |
|
Информационный бюллетень Администрации Санкт-Петербурга №12 (1013) от 17 апреля 2017 г Выставка-фотопроект Виктора Холоднякова «Библиотека в лицах» (Библиотечный, информационный и культурный центр по искусству и музыке... |
|
Наименование основных данных и требований Основные данные и требования... ... |
|
Годовой отчет за период с 1 января 2010 года по 31 декабря 2010 года I введение Оао «Санкт-Петербургское акционерное общество по развитию недвижимости (Невский 25)» |
|
Информационный бюллетень Администрации Санкт-Петербурга №11 (1011) от 3 апреля 2017 г Пресс-конференция, посвященная старту городского Месячника антинаркотических мероприятий (Медиацентр Правительства спб Невский пр.,... |