Мои воспоминания о детских и юношеских годах жизни в г. Симбирске Немного лиц мне память сохранила
|
Скачать 2.19 Mb.
|
Мои воспоминания о путешествии за границу России летом 1914 года (начало Первой мировой войны) «… А между тем любимые образы, любимые лица, мёртвые и живые, приходят на память; давным-давно заснувшие впечатления неожиданно просыпаются; воображение реет и несётся, как птица, и всё так ясно движется и стоит перед глазами. Сердце то вдруг задрожит и забьётся, страстно бросится вперёд, то безвозвратно потонет в воспоминаниях. Вся жизнь развертывается, легко и быстро, как свиток…» И.С. Тургенев Лес и степь (из «Записок охотника») Путешествия всегда невольно влекли меня к себе. Они были сопряжены с чем-то новым, неизведанным и сулили что-то загадочное и в то же время приятное. С возрастом, разумеется, масштаб путешествий изменился. Если в детстве и юности мои путешествия ограничивались Волжско-Камским водным бассейном, в котором я плавал на пароходах, то в студенческие годы я хорошо изучил Москву, Петербург и Финляндию, был и в Прибалтике. По окончании Санкт-Петербургского историко-филологического института я был назначен в город Екатеринбург (ныне Свердловск), где преподавал русский и латинский языки в мужской гимназии. Теперь район своих путешествий я перенёс на юг: облазил Кавказ, Крым, Украину, любовался Днепром в Киеве и Чёрным морем в Ялте и Севастополе. Путешествие по России мне дало очень много, но меня интересовало, как люди живут за границей, которую я видел до того времени лишь в кинокартинах да в книгах читал о ней. Желание видеть быт и нравы людей за рубежом, познакомиться с культурой зарубежных стран, с их государственными и общественными учреждениями и порядками жило во мне неистребимо. Для учителей в дореволюционные годы устраивались экскурсии за границу. Летом 1913 года я участвовал в экскурсии в Австро-Венгрию (Вена–Будапешт – Прага). Эта экскурсия не совсем меня удовлетворила: 1. времени на экскурсию было отведено недостаточно, так что мы осмотрели далеко не все достопримечательности; 2. от экскурсии отставать было нельзя, поэтому я всё время чувствовал себя связанным. Я пришёл к выводу, что поездка в индивидуальном порядке за границу будет более эффективной, чем поездка с экскурсией. Но для индивидуальной поездки необходимо хорошее знание хотя бы одного иностранного языка. Я довольно свободно владел немецким языком. А получилось это таким образом. Первое время моей работы в Екатеринбурге (Свердловске) я, ещё, не будучи человеком семейным, снимал комнату в квартире моего коллеги, преподавателя немецкого языка мужской гимназии, где и столовался. В доме постоянно звучала немецкая речь: супруга моего коллеги преподавала немецкий язык в женской гимназии. Их маленькая дочка Элеонора, которую все звали Лёлей, росла в кругу русских подруг и вне дома привыкла говорить по-русски. Однако дома родители заставляли её говорить по-немецки. – Лёля, говори по-немецки – скажет, бывало, ей отец, и она сейчас же переходит на немецкий язык. Слыша ежедневно немецкий язык, я быстро научился сначала понимать то, что мне говорили на немецком языке, а потом и сам стал свободно говорить по-немецки, так что за границей мне не нужны были переводчики. Мы договорились с коллегой о поездке летом 1914 года в Германию и Францию, где мы предполагали прожить по две недели. В середине мая мы закончили свои экзамены и выехали по маршруту Берлин–Париж. Наш путь лежал через Петербург. Там мы решили не задерживаться. Но когда мы приехали в Петербург, я узнал, что в этот день там должно состояться открытие кабаре «Чёрная кошка». В газетах о ней много писали, как об оригинальном и весьма интересном театральном зрелище. Я решил побывать на открытии кабаре, а мои коллеги не пожелали посетить это зрелище и в тот же день уехали в Берлин. Так как они бывали там раньше, то они дали мне адрес известного им отеля «Швейцергоф», в котором думали поселиться и на этот раз. Меня предупредили, что поезд в Берлин придёт рано утром и что отель находится совсем недалеко от вокзала Фридрихштрассебангоф, где останавливаются обычно все поезда, идущие из Петербурга в Берлин. Посещение кабаре меня разочаровало: кроме пошлости. Я там ничего не увидел. Я уже стал раскаиваться в том, что, поверив наглой газетной рекламе, задержался в Петербурге на целые сутки. Петербургский поезд довёз меня до станции Вержболово, где происходила проверка паспортов, таможенный осмотр багажа и пересадка на немецкие поезда. Пройдя всего несколько шагов, я очутился на немецкой территории – в Эйдкунене. Дома и кирха были выстроены в готическом стиле в Эйдкунене. Первое, что мне бросилось в глаза, это была вывеска «Императорский и королевский почтамт». Заняв место в спальном вагоне Международного общества спальных вагонов, я благополучно доехал до Берлина без пересадки. В Берлин поезд действительно пришёл рано утром. Однако на улицах уже было большое движение. Я и ещё один пассажир бродили по перрону, тщетно ища носильщиков. – Носильщик! – выйдя из себя, оглушительно крикнул пассажир. Вдали показался носильщик. – Иди же сюда, скотина! – заорал пассажир и срочно, по-русски выругался. Вдруг за нами раздался тихий смех, и молодая дама, выходившая из вагона на перрон, сказала, смеясь, приятным, грудным голосом: – По крепким словам везде можно узнать соотечественника. – Пардон, мадам, – приподняв шляпу, вежливо сказал пассажир, – мои слова не были рассчитаны на Ваше присутствие. – Понимаю, и не обижаюсь на Вас, – сказала дама. – Но чего Вы кипятитесь? Вооружитесь терпением. Носильщики скоро сами сюда явятся. Фридрихштрассебангоф, где мы с Вами сейчас находимся, пропускает до восьмисот поездов в сутки. Вполне понятно, что носильщики не могут сразу обслужить всех пассажиров. Они отлично знают своё дело. Посмотрите, что здесь делается! Какая организованность! Мы осмотрелись кругом, и были поражены: одновременно двигались поезда по пяти–шести параллельным железнодорожным линиям, а затем расходились в разные стороны. И никаких звонков, никаких свистков. Никакой суматохи! Пассажиры совершенно спокойно занимали свои места в поездах, заранее по указателям зная, куда им идти. Такая организованность мне тогда показалась чудом после путешествия по русским железнодорожным линиям, особенно провинциальным, где после третьего звонка кондуктор с машинистом отправились в буфет выпить рюмку водки. Скоро пришли носильщики, взяли мой багаж и отнесли его к извозчичьему экипажу. – Извозчик! Отель «Швейцергоф». Прошу. Быстрее! Извозчик с недоумением посмотрел на меня. Хотел что-то сказать, но иронически улыбнулся, и сделал жест, приглашая меня занять место в экипаже. Я сел в экипаж, и мы тронулись в путь. Из рассказов моих коллег, я знал, что отель «Швейцергоф» находится недалеко от вокзала, однако. Я проехал по улицам Берлина 10, 20, 30 минут, а отеля всё ещё не было видно, хотя мы ехали скоро. Наконец, извозчик остановился у отеля. «По-видимому, решил я про себя, – понятие в том, что далеко и что близко слишком растяжимо. Я бы никак не мог сказать, что этот отель находится недалеко от вокзала, как меня уверяли коллеги». В те годы у берлинских извозчиков, как и теперь в такси, были счётчики. Я расплатился с извозчиком и вошёл в отель. Портье, узнав мою фамилию, сообщил мне, что комната для меня имеется, и провёл меня туда. Комната была большая и светлая. Обставлена она была просто и удобно. В ней не было той аляповатой красивости, которая встречалась в хороших гостиницах даже Москвы и Петербурга. На столе лежали иллюстрированные журналы «Lustige Blatter» («Весёлые юмористические листы»), «Die Woche» (Неделя») и другие. Я открыл последний номер журнала «Die Woche» и с первой его страницы на меня глянуло знакомое женское лицо. Под портретом было написано: «Балерина Анна Павлова». Знаменитая балерина была любимицей петербургской студенческой молодёжи. Никто, даже фаворитка Николая II Матильда Кшесинская, не могла затмить таланта Павловой. В день нашего приезда в Берлине должны были начаться гастроли Павловой. Мои коллеги ещё спали. Прочитав журналы, я сел у окна и стал наблюдать за жизнью огромного города. На противоположной стороне высился многоэтажный дом. Он только что был сложен, и покрыт крышей. Теперь в нём производились отделочные работы. И вот я вижу: во двор новостройки входят молодые люди, одетые в новые костюмы, сшитые со вкусом, при галстуках и в котелках – это тогда был самый модный головной убор, представлявший собой шляпу, по форме своей несколько похожий на металлическую солдатскую каску, только сделана была эта шляпа гораздо изящнее, чем каска, и уж, конечно, из материи, а не из металла. В руках у каждого человека был небольшой чемоданчик. Через несколько минут эти молодые люди уже появились в рабочих комбинезонах и стали штукатурить, красить дом, вставлять окна. А вечером, совершенно обратное, превращение этих рабочих в джентльменов. Все они шли спокойно по улице. В их обращении друг с другом чувствовалась вежливость. Не было слышно ни криков, ни ругани. Всё это как-то не вязалось с тем, что я видел у себя на родине, где рабочие были одеты небрежно, были неряшливы, ругались матом. Конечно, передовые рабочие в России были другими, но с ними мне сталкиваться не приходилось, так что судить о них я не мог. Между тем мои коллеги проснулись, и после завтрака мы отправились обозревать Берлин. Пройдя квартал, мы завернули за угол, и я увидел тот самый вокзал, на который я сегодня приехал всего лишь несколько часов назад. – Ну и чудеса! – невольно воскликнул я. – В чём дело? – спросил меня мой коллега. Я ему рассказал всё, как было. Он громко рассмеялся и сказал: – Это обычная уловка берлинских извозчиков. Поняв, что седок совершенно не знает города, извозчик решил показать ему город; вот он и колесил по городу, чтобы таксометр показал, возможно, больше. Только теперь я понял значение иронической улыбки извозчика. В Берлине мне сразу бросился в глаза внешний вид города: его архитектура, прямые улицы, окраска домов: всё это в какой-то мере напоминало Петербург. Но ещё больше меня поразили в Берлине строгие порядки, которых не было в России. Проходя по Unter den Linden (Под липами), одной из центральных улиц Берлина, я случайно плюнул на тротуар. Сейчас же подошёл ко мне дородный полицейский в блестящей каске и белых нитяных перчатках, вежливо взял руку под козырёк, сказал строго: – Штраф в одну марку! Я недоумённо посмотрел на полицейского: ведь я не хулиганил, не ругался, не орал во всю глотку, а шёл по улице спокойно. Полицейский понял моё недоумение и, указывая рукой на тротуар, сказал: – Это запрещено. В то же время он кивнул на урну, стоявшую около тротуара. – Приучайтесь к порядку! – рассмеялась жена моего коллеги. – Платите одну марку. Ничего подобного ни в Москве, ни в Петербурге в то время я не видел, и это меня поразило. А штраф заплатить пришлось. И многое другое меня в ту пору поразило в Германии. Извозчик, возивший нас в течение дня по городу, в конце концов, по нашему требованию подвёз нас к ресторану. Когда мы сели завтракать, извозчик сел за соседний столик и также завтракал, и потом стал читать газету, и никто в этом не увидел ничего удивительного. Я никак не мог себе представить, чтобы какой-нибудь извозчик, хотя бы и нарядный «лихач», в Москве или в Петербурге осмелился войти в ресторан: его туда не пустили бы, а газету он привык использовать только на завёртку, когда курил махорку. И нигде на улицах Берлина нельзя было увидеть пьяных или услышать матерщины, к сожалению, не изжитой и в наши дни у нас даже в городах. На улицах Берлина мы часто встречали напыщенных прусских офицеров с подкрученными кверху усами, как у Кайзера Вильгельма II, а солдаты, похожие на манекены, отпечатывали шаги, высоко поднимая ноги. Мы побывали в Потсдаме, этом живописном уголке, осмотрели его достопримечательности. Особенно нам понравился дворец короля Фридриха с комнатой Вольтера, знаменитая мельница (Histarische Muhle). В Берлине нас поразил огромнейший магазин Вертгейма, «народонаселение которого стало бы на целый уездный город», как писал в своё время И.А. Гончаров. В Москве мне приходилось бывать в универсальном магазине Мюр и Мерилиз, но Вертгейм по сравнению с ним показался мне гигантом. У всех нас здесь буквально глаза разбежались при виде массы самых разнообразных товаров, красивых, привлекательных и притом недорогих. Мы, помимо магазинов, днём посещали музеи и побывали в знаменитом берлинском зоологическом саду, который, в отличие от петербургского, имел строго научный, а не развлекательный характер. Меня на каждом шагу поражали аккуратность и экономия немцев повсюду. В мужских уборных, например, повсюду были установлены подставки с надписью «подставка для сигар». Немец даже в уборной никогда не бросит в мусорный ящик сигару, которую он начал курить, а на время вставит её в подставку, а потом возьмёт опять и будет курить до конца. В вагонах, в каждом купе имелась не только холодная, но и горячая вода. Около умывальника находился продолговатый металлический тюбик с надписью «мыло». Когда пассажир собирается умываться, он нажимает сверху на тюбик, и оттуда вылетает кусочек мыла, вполне достаточный для умывания одного человека, а обмылки бросает в небольшой ящичек. Рядом с умывальником находился шкаф, в котором были полотенца. Умывшись, пассажир бросал полотенце в ящик с надписью «использованные полотенца», стоявший в коридоре вагона. Стоимость использования полотенца и мыла включалась в билет мягкого вагона (спального). Абсолютная чистота в вагонах, предупредительная вежливость обслуживающего персонала – отличительная черта немецких железных дорог, наряду с абсолютно точным соблюдением расписания движения поездов. Автомобилей в Берлине в тот год было ещё немного: внутри города преобладал конный транспорт; были, конечно, и трамваи, весьма удобные; о троллейбусах тогда ещё никакого понятия не имели. Очень нам понравились немецкие кушанья. В ресторанных меню сказывалась немецкая экономия: здесь посетителям не подадут ни цыплят, ни поросят, потому что неэкономично их употреблять в пищу ранее, чем они подрастут. Нам приходилось бывать в «Зимнем дворце». Это был весьма большой первоклассный ресторан с открытой сценой, на которой исполнялась обычная программа мюзик-холла: выступали певцы, певицы, акробаты, куплетисты, фокусники и т.д., но всё было прилично. Не было той скабрёзности и распущенности, какие обычно встречались в кафе-шантанах в Париже, так как здесь бывали воспитанные буржуа со своими жёнами и взрослыми детьми. Один номер программы меня особенно поразил своей оригинальностью. Певица-француженка, исполнявшая в сопровождении оркестра весёлую песенку, вдруг поднялась со сцены на воздушном шаре, пролетела над зрителями из конца в конец зрительного зала и в конце песни плавно опустилась на сцену. Можете себе представить, какой восторг это вызвало у зрителей. Немцы – большие любители пива. Я лично не принадлежу к числу больших любителей пива. Когда в зале ресторана во время представления мы сидели за столиком, нам подали традиционное пиво. Кельнер, заметив, что мой стакан уже пуст, спросил меня: – Ещё стакан пива? – Нет! – ответил я. Надо было видеть изумлённое лицо кельнера, чтобы понять, как немцы любят пиво. «Что это за чудак такой, – наверное, подумал кельнер, – который пьёт только один стакан пива в Берлине!» И я это недоумение почувствовал в глазах его. Надо заметить, что во время нашего пребывания в Берлине ещё ничто не указывало на близость войны; немцы к русским относились любезно и были вежливы и предупредительны. Русские гимназисты в форме показывались на улицах Берлина, и это никого не удивляло. Описывая путешествие по Германии, я отметил, что воинственность немцев тогда совсем не ощущалась. А между тем был один момент, который, пожалуй, можно было расценить, как проявление воинственности немцев и их желание воевать. Вскоре после нашего приезда в Берлин, мы узнали, что организуется факельное шествие берлинских студентов (факельцуг). Это шествие, насколько мне помнится, было организовано в связи с проводами одного из скандинавских принцев, кажется шведского, обучавшегося в берлинском университете и окончившего курс наук на факультете философии. Зрелище факельного шествия было весьма интересно: оно импонировало своей торжественностью. Но что самое главное – это то, что оно до предела обнажало шовинизм немцев. Во время шествия раздавались возгласы, ясно показывающие, что немцы себя считают властителями мира. Распевались ультра-патриотические песни вроде «Страна на Рейне» или «Германия превыше всего». |
Похожие:
 |
Социалистические Штаты Америки «хот-догами» скрывались малосъедобные сосиски, по сравнению с которыми наша «чайная» колбаса показалась бы деликатесом. И мне даже... |
 |
Председателя секции московских спаниелистов в годы ее процветания посвящаю «злым утятником», не мысля себя без результативной утиной охоты, я завел себе в пятидесятых годах первого спаниеля. Он не был удачен.... |
|
М. А. Ульянов. Рыцарь театра 3 Читать Михаил Астангов: Статьи и воспоминания. Статьи и воспоминания о М. Ф. Астангове / Сост. Н. Э. Альтман и О. Н. Россихина. М.: Искусство,... |
|
Ионизаторы воздуха, "Цептер" и его новинки. Письмо Нам обоим одинаково нравиться Ваш подход к своему душевному состоянию и здоровью. Мне 40 лет, а дочке 16. Дочка даже попросила распечатать... |
|
Юркова Надежда Григорьевна Но вот занятие журналистикой (пусть и на таком локальном уровне), а уж тем более написание статей никогда ранее не входило в сферу... |
|
Дар тому, кто рожден летать Но мне почему-то никак не удавалось заставить его в это поверить редчайший случай встречи с испуганным до патологического состояния... |
|
Комитета Государственной Думы по охране здоровья на тему: " Законодательные... Председательствующий. Добрый день, уважаемые коллеги, приглашенные, гости. Позвольте мне открыть парламентские слушания, посвященные... |
|
Майя Новик «Зона свободы» Впрочем, недавно, то есть всего десять дней назад, я была уверена в собственной тренированности и выносливости, и даже в том, что... |
|
Мне не раз доводилось слышать от разных людей: "Энергетики особенные люди". Почему? Мне не раз доводилось слышать от разных людей: "Энергетики — особенные люди". Почему? Все отвечали одинаково: "Они ходят под таким... |
|
Дорогие мои земляки москва Вд в 1945 году, 11 февраля, русский, женат. Мои родители были жертвами политических репрессий, имевших место в СССР в различные годы.... |
|
Собачья жизнь Собаки бывают разных пород, мастей и размеров. Они наши самые верные и преданные друзья. Их мысли поглощены только нами, но и немного... |
|
Собрание представителей сердобского района пензенской области решени е В целях обеспечения эффективности функционирования экономики Сердобского района и повышения качества уровня жизни населения в 2010-2013... |
|
Томпсон Ангелы Ада перевод Алекса Керви Оглавление Моим друзьям, которые подбрасывали мне деньжат и милостиво позволяли мне быть безработным. Ни один писатель не сможет без них творить.... |
|
Закон и пророки до Иоанна; с сего времени Царствие Божие благовествуется,... «Человечество приходит ко мне разными путями, но каким бы путем человек не приблизился ко Мне, на этом пути я приветствую его» |
|
Инструкция по охране жизни и здоровья детей в д/с и на детских площадках.... Цель: сохранение и укрепление физического и психического здоровья детей с учётом их индивидуальных особенностей |
|
Инструкция по охране жизни и здоровья детей в детском саду и на детских... Сохранение и укрепление физического и психического здоровья детей с учетом их индивидуальных особенностей |