Моя преподавательская работа в военных училищах
В двадцатых годах в Симбирске существовало 12-е пехотное училище РККА преобразованное впоследствии в танковое училище. Начальником пехотного училища был комдив Лютов, офицер генерального штаба царской армии, боевой командир. Это был в высшей степени культурный и широко образованный человек.
В военной школе было немало сильных преподавателей: Смирнов, Мерцалов, Зуев, Поспелов, Клейн и др. Военная школа не избежала влияния методического прожектёрства, которым увлекались в ту пору: там также на уроках требовали применения бригадного метода, как и в общеобразовательных школах. Преподавателей в те годы привлекал в военную школу хороший продовольственный паёк и обмундирование. В пехотной школе мы считались штатными преподавателями, но не были военнослужащими. Поэтому никаких воинских званий нам не было присвоено.
В то время в военную школу принимались лица с семилетним образованием, встречались иногда лица даже не окончившие курса семилетней школы. Вполне понятно, что преподавателям трудно было работать с таким составом учащихся. Впрочем, на общеобразовательные предметы обращали тогда мало внимания. И всё-таки результаты были неплохие. Никаких педагогических совещаний в училище тогда не проводилось, никаких отчётов с преподавателей никто не спрашивал, требовали только применения на уроках новых методов, да и то только для видимости.
В 1936 году из Ленинграда в Ульяновск было переведено военно-техническое училище, которое в скором времени было преобразовано в училище связи им. С. Орджоникидзе. Я сразу поступил на работу в это училище в качестве преподавателя русского языка.
Контингент курсантов в это время заметно улучшился: курсанты с семилетним образованием представляли собой весьма редкое исключение: большинство курсантов кончило 8 и 9 классов, а некоторые кончили полный курс средней школы. Требования к общеобразовательной подготовке курсантов повысились, за неудовлетворительную учёбу их стали отправлять «на губу». В связи с этим, когда приходилось выводить оценки, ротные и взводные всегда атаковали преподавателей русского языка и математики, настоятельно прося повысить отметки двоечникам. Командирам приходилось отвечать и за общеобразовательную подготовку курсантов. Тут мы были между двумя огнями, так как начальники с нас требовали правдивых сведений. Педколлектив в училище связи был сильный. Там работали Шипков (физика), Гнеткова (химия), Ефимов (потом директор средней школы № 2) математик Баймут, Цубина (русский язык) и др.
Во главе училища стоял комбриг Карюколов, с виду грубоватый, но сердечный человек. За год до войны его сменил полковник Комолов, человек высокой культуры, погибший на фронте. Внимание к общеобразовательным предметам усилилось. Был даже назначен заведующий общеобразовательным сектором, чего в 120 пехотном училище не было. Мало того, мы с Баймут-Цубиной составили сборник диктантов для училищ РККА. Он был издан училищем связи собственными средствами для курсантов только этого училища. Инспектора, приезжавшие из Москвы, одобрили его, но война помешала его опубликованию. Внешний облик курсантов училища связи резко изменился в лучшую сторону по сравнению с курсантами 12 училища: время брало своё, но оно же и приблизило Великую Отечественную войну.
Воспоминания о периоде коллективизации 1930 года
1930 год, последние числа февраля и первые числа марта. Коллективизация в полном разгаре. Я и учительница школы № 1 имени Карла Маркса г. Ульяновска тов. Грязнова, едем на санях в Ульяновский район. Меня назначили в село Лаишевку, а тов. Грязнову – по соседству в Шумовку. В то время Ульяновск входил в состав Куйбышевской области и в Ульяновске был Окружком партии, он-то и формировал бригады по проведению сплошной коллективизации. Нашу бригаду возглавил т. Шулькин, работник окружкома ВКП(б).
В состав бригады входили рабочий патронного завода т. Михайлов, член партии, комсомолец Воробьёв, студент строительного техникума, какая-то женщина от окружной профсоюзной организации, тоже член партии и я, беспартийный учитель, от Союза работников просвещения. Приехав в Лаишевку, я явился в сельсовет, где уже бригада была в полном сборе. Мы занялись изучением состава населения и выявлением кулаков. Было немало споров, так как т. Шульгин, человек молодой, действовал прямолинейно и бил, что называется в лоб. Начались бесконечные собрания граждан села Лаишевки, продолжавшиеся далеко за полночь. Граждане с. Лаишевка туго шли в колхоз, даже бедняки. Об этих собраниях распространяться нет смысла: они очень хорошо описаны Шолоховым в «Поднятой целине». В основном то же самое происходило и в с. Лаишевке. На меня была возложена канцелярская работа: составление списков, протоколов, актов и т.п. И это было очень трудное дело, потому что всё надо было приготовить весьма срочно, а времени было мало. Попробуйте оформить протокол собрания глубокой ночью в комнате, в которой темно от табачного дыма и маленькая керосиновая лампочка едва-едва светит сквозь него. А ведь надо записывать всё весьма и весьма точно, чтобы не было никаких недоразумений.
Выселение кулаков было весьма тяжёлым делом. Правда, эту работу проводил не я, а специально назначенные лица, члены партии. Однако же в течение недели, которую я провёл в этом селе, мне ежедневно приходилось вместе с комиссией ходить по домам кулаков, выселяемых из области, в поисках спрятанного хлеба и имущества. Я присутствовал при раскулачивании и составлял акты на изъятое имущество, выслушивая угрозы, жалобы, вопли, причитания раскулачиваемых. Открытых нападений на членов комиссии в момент раскулачивания не было: они были вооружены, но враждебных выпадов, проклятий, мы слышали ежедневно немало. Нервы у всех нас тогда были натянуты до крайности, а вечером опять нужно было вести агитацию за вступление в колхоз, пробивать ледяное равнодушие крестьян. Я был очень доволен тем, что канцелярская работа меня избавляла от выступлений на общих собраниях граждан, да я и не мог бы их убедить, так как сам мало разбирался в вопросах коллективизации.
Под конец я едва держался на ногах: такое напряжение мне было не по силам. Наконец, все дела по раскулачиванию были закончены, и наступил день выселения кулаков, их было немного – семей 4–5. Приехали из Ульяновска работники милиции и ГПУ и кулаков погрузили со всеми семьями на подводы.
Надо было бы сразу их отправить, а отправление почему-то задерживалось. Толпа волновалась, у кулаков были друзья среди остающихся в селе. Один подкулачник всё-таки не выдержал, и стал ругаться, понося советскую власть. А когда милиционер на него прикрикнул, бросился на него и хотел его ударить колом, но был схвачен и вместе с кулаками отправлен в Ульяновск. Толпа заволновалась. Милиционер выстрелил в воздух, и сейчас же обоз тронулся. В тот же день и я вернулся домой.
Такое впечатление осталось у меня от этой командировки в связи с коллективизацией.
|