Глава 17. Человек как существо «биосоциальное»
Фраза о том, что «человек — существо биосоциальное» присутствует практически во всех школьных и вузовских учебниках обществоведения, «обществознания», социологии, политологии.
Обратимся к стандартному учебнику «Введение в обществознание» для 8 — 9 классов общеобразовательных учреждений под редакцией Леонида Наумовича Боголюбова1, выпущенному издательством «Просвещение» в 2003 г., которое характеризуется как 8 е по счёту, к тому же — «переработанное и дополненное». Выделенное курсивом подразумевает, что коллектив авторов учебника и научный руководитель — редактор имели более, чем достаточно времени, чтобы вникнуть в суть вопроса и дать школьникам жизненно состоятельные представления о том, что в жизни индивида и общества обусловлено биологией вида «Человек разумный», а что обусловлено социокультурными факторами. Вот как тема «человек — существо биосоциальное» освещается в названном учебнике, обновлённые версии которого употребляются в школах России по настоящее время (2014 г.): комментарии в сносках по тексту цитат — наши.
«Отличие человека от других живых существ. Что такое человек? Чем он отличается от животных? Над этими вопросами люди задумывались давно. Древний философ Платон отвечал на них так: «Человек — это двуногое животное без перьев». Через две тысячи лет известный французский физик и математик Б. Паскаль возразил Платону: «Человек без ног всё же остаётся человеком, а петух без перьев человеком не становится».
Что отличает людей от животных? Есть, например, признак, присущий только людям: из всех живых существ лишь человек имеет мягкую мочку уха1. Но является ли этот факт тем главным, что отличает человека от животных?
Великие мыслители пришли к выводу: самый важный признак человека заключается в том, что он существо общественное, или социальное (латинское слово socialis означает «общественный»). (Вспомните из курсов истории и биологии, что вам известно о происхождении человека2). Итак, человек — это существо общественное. Лишь в обществе, в общении между людьми3 происходило формирование таких человеческих качеств, как язык (речь), способность мыслить4 и др.» (рассматриваемый учебник, с. 8).
«Но, будучи общественным (социальным) существом, человек не перестаёт быть существом природы. Природа создала тело человека. Бестелесны только призраки в страшных сказках1. Результатом длительного развития природы является человеческий мозг. Человек — чудесное создание природы. Он имеет многие биологические потребности: дышать, питаться спать, он нуждается в определённой тепловой среде. Наше тело, кровь, мозг принадлежат природе. Следовательно, человек — существо биологическое. Это проявляется в анатомии и физиологии человека, в протекании нервно-мозговых, электрических, химических и других процессов в человеческом организме.
Социальное и биологическое слиты в человеке воедино. Прямая походка, строение мозга, очертание лица1, форма рук — всё это результат изменений, происходивших длительное время (миллионы лет). Каждый ребёнок обладает послушным его воле пальцами: он может взять кисть и краски, рисовать. Но стать живописцем он может только в обществе. У каждого родившегося есть мозг и голосовой аппарат, но научиться мыслить и разговаривать он может только в обществе. У каждого человека, как и у любого животного есть инстинкт самосохранения. Значит, в человеке биологическое и социальное начала органически связаны между собой, и только в таком единстве существует человек. Это неразрывное единство позволяет сказать: человек — существо биосоциальное» (рассматриваемый учебник, с. 9).
Кроме того, что ряд утверждений, высказанных в цитированном учебнике, противоречат фактам жизни (как бытовым, так и известным по публикациям учёных исследователей-профессионалов: см. сноски по ходу цитат), приведённый текст не уникален: это — один из многих примеров того, что ни в одном из стандартных учебников «обществознания», социологии, политологии НЕТ содержательного ответа на следующие вопросы:
какова биологическая специфика вида «Человек разумный» и что именно в жизни общества обусловлено ею?
что обусловлено социокультурными факторами (как во множестве открытых возможностей развития культуры, так и в исторически сложившейся культуре, некоторым образом реализовавшей одну единственную возможность из множества возможностей, которые были открытыми некогда в прошлом)?
как в идеале в жизни общества биологически обусловленное и обусловленное социокультурно должны гармонично взаимно дополнять друг друга?
в чём и как общество отступило от этого идеала?
как этот идеал воплотить в жизнь, т.е. как перейти к нему от исторически сложившегося образа жизни общества? 1
Но без жизненно состоятельного ответа на эти вопросы — общество способно только к суете в гонке потребления и борьбе индивидов за «социальный статус» во внутрисоциальной иерархии особей и кланов.
Не лучше обстоит дело, когда биологи, специализирующиеся в области этологии и зоопсихологии (отрасли биологической науки, изучающие поведение животных), будучи запредельно невежественны в культурологии (включая и религиоведение) и в исторической науке (при всех их недостатках), начинают объяснять всё в жизни общества почти что исключительно действием безусловных рефлексов и инстинктивных программ1.
Если же затрагивать тему биологически обусловленного в жизни общества по её сути, то она носит двухаспектный характер:
во-первых, это вопрос о специфике строения и развития организма человека и его физиологии в разные возрастные периоды2;
а во-вторых, это вопрос о «базовом», т.е. врождённом информационно-алгоритмическом обеспечении поведения особей и жизни популяций биологического вида «Человек разумный».
Если этого нет, то личностной и социальной сути человека нет, и как следствие — нет предмета и для обсуждения.
Прежде всего необходимо указать на следующее обстоятельство:
Биологическому виду «Человек разумный» свойственна самая высокая в биосфере кратность отношения массы и объёма головного мозга взрослой особи к массе и объёму мозга новорождённого.
Это — наиболее значимая телесно-анатомическая характеристика всех здоровых представителей вида «Человек разумный» на протяжении жизни каждого из них. И, соответственно, не «мягкая мочка уха», не прямохождение и не что-то ещё в отдельности или в совокупности, о чём упомянуто в учебнике «Введение в обществознание», а именно это — главная анатомическая (морфологическая) характеристика биологического вида в целом, которой другие особенности сопутствуют при полноценной отработке генетической генно-здоровой программы развития организма.
И этой характеристической особенности нашего биологического вида сопутствует то обстоятельство, что на момент рождения организм человека находится на стадии развития, которая соответствует развитию эмбриона прочих видов приматов примерно на 60 процентном сроке беременности их самок. Т.е. человеческий детёныш, в отличие от представителей многих других млекопитающих, рождается не способным к сколь-нибудь самостоятельной жизни1:
так, если новорождённый оленёнок спустя полчаса после рождения уже может сам бежать за матерью2,
то в течение двух первых лет жизни самое лучшее место для человеческого детёныша — быть на руках матери.
Вследствие этого у человека самый продолжительный (по отношению к длительности его жизни) период взросления, т.е. период послеутробного развития организма и развития психики3. На протяжении периода взросления в соответствии с генетической программой происходит развёртывание структур организма и развитие психики как информационно-алгоритмической системы, необходимых для взрослой жизни особи.
Указанная главная телесно-анатомическая характеристика вида «Человек разумный» обуславливает и «базовое» — врождённое — информационно-алгоритмическое обеспечение поведения его особей, т.е. цели, на достижение которых оно работает, способы их достижения и взаимосвязи компонент, как в пределах индивидуальной психики, так и при образовании коллективных психик теми или иными совокупностями особей. Оно включает в себя:
Комплекс врождённых инстинктов и безусловных рефлексов.
«Ключи и пароли доступа» к информационно-алгоритмическим массивам эгрегоров предков (предков — как по унаследованным организмом хромосомам, так и предков исключительно по биополю: предки исключительно по биополю могут иметься вследствие телегонии).
Потенциал формирования импринтинговой составляющей1 (которая отчасти связана с возрастом, и формирование которой требует достижения определённых стадий развития организма в целом и головного мозга и нервной системы, в частности), а отчасти — с обстоятельствами, в которых она формируется в определённом возрасте.
Потенциал освоения исторически сложившейся культуры и её дальнейшего развития.
Культура вариативна и изменяется в историческом развитии общества. Импринтинговая и родственно-эгрегориальная составляющие во многом индивидуально-своеобразны. Но инстинктивно-рефлекторная составляющая — единообразна и неизменна на протяжении жизни биологического вида, и она свойственна всем биологически здоровым представителям вида «Человек разумный». Она является информационно-алгоритмической основой, на которой возникли в прошлом все культурно своеобразные общества, а культура является по отношению к ней своего рода надстройкой и наряду с самостоятельными (в смысле не обусловленными биологией вида непосредственно), содержит продолжения и культурные оболочки инстинктивных программ поведения и безусловных рефлексов.
И в случае краха глобальной цивилизации и практически полного забвения наработанной в прошлом культуры — именно инстинктивно-рефлекторная составляющая способна обеспечить выживание одичавшего человечества в природной среде и стать основой, позволяющей реализовать творческий потенциал в создании новой культуры и новой цивилизации, что, судя по фактам, относимым к теме «запретной археологии», и их интерпретации разработчиками концепций исторического прошлого, альтернативных культовой концепции всемирной истории, созданной официальной наукой, уже неоднократно случалось в истории планеты Земля1.
В случае анализа функционирования технических систем мы можем во многих случаях распечатать программный код, построить блок-схемы алгоритмов и проанализировать их. По отношению к комплексу программ инстинктивного поведения мы такой возможностью не обладаем, и потому остаётся только выявлять инстинктивно запрограммированную алгоритмику поведения, выявляя и анализируя её проявления в жизни общества, а также выявляя более или менее соответствующие аналоги поведенческих программ в жизни других биологических видов.
Инстинктивная составляющая информационно-алгоритмического поведения человека (в нашем восприятии) большей частью локализована в организме (т.е. записана в нём), а меньшей частью — в видово́м и популяционном эгрегорах и включает в себя две компоненты:
Первая — индивидуально-ориентированная, обеспечивающая жизнь особи. Это прежде всего:
«ключи» и «пароли» входа в эгрегоры биоценозов и связанный с ними минимальный набор навыков питания при пребывании особи в естественно-природной среде обитания;
инстинкт самосохранения, с которым связаны две поведенческие программы (первая — убежать или спрятаться от опасности либо вторая — напасть на опасность);
Вторая — ориентированная на коллективность, обеспечивающая:
«автоматическое» воспроизводство новых поколений биологического вида (это инстинкты полового поведения);
поддержание жизненной состоятельности вида в биосфере в преемственности поколений во взаимодействии популяций и особей со средой обитания (это всё, связанное с реализацией естественного отбора, в котором погибают наиболее слабые и болезненные особи и особи-неудачники);
инстинктивная алгоритмика стадно-стайного поведения1 (более обстоятельно о ней речь пойдёт в конце настоящего раздела).
Причём в комплексе инстинктивных программ поведения первая компонента подчинена второй, т.е. в жизни популяции биологического вида «Человек разумный» индивидуально-ориентированное обслуживает ориентированное на коллективность. Сбои (т.е. изменение порядка приоритетов названных компонент) в жизни могут иметь место, но они носят единичный характер по отношению к статистике поведения полной совокупности особей1.
Чтобы понять суть и характер взаимодействия друг с другом инстинктивных программ поведения, свойственных представителям вида «Человек разумный», необходимо:
во-первых, вывести из рассмотрения культуру, или иначе говоря — представить (вообразить) жизнь популяции вида «Человек разумный» при «зачаточном» состоянии культуры как хранительницы смысла жизни культурно своеобразного общества — смысла жизни, выходящего за пределы:
1) удовлетворения физиологических и бытовых потребностей индивида и
2) задачи воспроизводства поколений культурно своеобразной популяции биологического вида.
во-вторых, надо понять, какие задачи особи и популяции биологического вида при указанном ограничении (близком к «нулевому» уровне развития культуры) должны решать в своей жизни в «автоматическом» режиме.
Начнём с того, что не способный к самостоятельной жизни новорождённый малыш в первые примерно два года жизни инстинктивно-рефлекторно и импринтингово ориентирован на то, чтобы жить у мамы на ручках (в крайнем случае — на ручках у папы, бабушки или дедушки). Любая попытка мамы освободить свои руки от малыша, замеченная им, в подавляющем большинстве случаев сопровождается протестным криком, не реагировать на который его мама и прочие близкие не могут.
Биологически нормальный срок кормления малыша грудью обусловлен динамикой развития его организма и пищеварительной системы (при условии, что искусственные смеси для вскармливания в культуре отсутствуют) и составляет порядка 2 — 3 лет1 (хотя в некоторых культурах существуют традиции и более продолжительного кормления2, но они не обусловлены биологически уровнем развития организма ребёнка или даже подростка1).
Со своей стороны мать в период беременности и в период, когда малышу лучше всего живётся у неё на руках, инстинктивно и рефлекторно ориентирована на решение задачи обслуживания своего будущего или уже рождённого ребёнка. Поэтому «сбросить ребёнка с рук» как помеху её собственному персональному самоудовлетворению в жизни (в чём бы и как бы самоудовлетворение ни выражалось в ту или иную эпоху) — это всегда конфликт с инстинктивной программой материнского поведения, и в подавляющем большинстве случаев мама на это не способна в силу «автоматической» подчинённости материнскому инстинкту; если же она оказывается способна в условиях обыденной жизни общества «сбросить ребёнка с рук»2, то в подавляющем большинстве такого рода случаев она является биологически дефективной особью.
Ещё одна из программ инстинктивного поведения мам связана с общебиосферной закономерностью: рождаемость во всех биологических видах обусловлена инстинктивно и физиологически так, что она всегда избыточна по отношению к ёмкости экологической ниши, которую может занимать популяция вида. Вследствие этого избыточные по отношению к ёмкости экологической ниши особи уничтожаются в ходе естественного отбора, если у них нет возможности мигрировать на другие территории, где давление среды обитания на них будет в пределах, допустимых для их выживаемости.
У многих биологических видов миграция новых поколений в другие ареалы обитания протекает под диктатом инстинктивных программ изгнания старшими поколениями поколений их детей, вышедших из детского возраста. Изгнанию или исходу предшествуют инстинктивно обусловленные конфликты поколений на тему «кто в доме главный»: новые поколения пробуют самоутвердиться за счёт того, чтобы потеснить старших, и в случае проигрыша «войны родственных поколений за место под солнцем», — покидают ареал обитания. В жизни биологического вида эти конфликты, казалось бы, нецелесообразные в пределах одной популяции, решают задачу предельно полного заполнения видом экологической ниши в аспекте её географической локализации и уменьшения экологической нагрузки, оказываемой видом на сложившийся к этому времени определённый ареал обитания соответствующей популяции.
Конфликты детей и старших поколений семьи в обществе, бессмысленные в социальном аспекте, имеют эту же инстинктивную основу, которая предстаёт в разного рода культурных оболочках, своеобразных в каждом обществе, в каждую эпоху. Такие конфликты в пределах семьи могут длиться всю жизнь, но могут и затихать по мере взросления детей и обретения мудрости старшими1.
В период жизни ранее наступления биологической старости, — в естественном отборе погибают прежде всего слабые, болезненные особи и особи-неудачники, чья психика в силу каких-то причин оказывается не способной обеспечить выживание особи во взаимодействии со средой обитания. За счёт их гибели в процессе естественного отбора поддерживается генетическое здоровье и жизненная состоятельность в биосфере популяции и биологического вида в целом в преемственности поколений.
Кроме того, что наиболее слабые и болезненные особи идут на прокорм другим биологическим видам (хищникам, падальщикам, микроорганизмам), другим аспектом естественного отбора является внутривидовая конкуренция, в которую вовлекаются как особи, так и родовые линии в целом. И борьба за «лучшее место под солнцем» как борьба за лучшие в некотором смысле1 условия для того, чтобы рожать и растить СВОИХ детей, — заложена в инстинктивные программы женщины1: мужчины, предоставленные самим себе, в большинстве своём мало агрессивны в борьбе за место под солнцем в сопоставлении с женщинами, конкурирующими друг с другом и за обладание «лучшим самцом», и за «лучшее место под солнцем» для себя и СВОИХ детей.
Но если мама на протяжении длительного времени полностью подчинена задаче обслуживания жизни своего ребёнка, то она практически недееспособна2 или весьма ограничена в дееспособности во всех остальных аспектах жизни. Соответственно в задаче воспроизводства поколений биологического вида кто-то должен в безальтернативно «автоматическом» режиме обеспечивать жизнь мамы и ребёнка в период их полной недееспособности и ограниченной дееспособности.
Кроме того, беременная самка или мама с малышом на руках — не лучшая «боевая единица» для борьбы за «лучшее место под солнцем» в целях рождения и взращивания детей, не говоря уж о том, что в ходе борьбы мам друг с другом ущерб здоровью могут понести не только они сами, но и дети обеих, что нежелательно в ходе решения задачи воспроизводства новых поколений биологического вида. Соответственно и борьбой за «лучшее место под солнцем» в интересах мамы и её детей должен заниматься кто-то другой.
Первый в списке потенциальных помощников маме и малышу в разрешении всех названных выше их проблем, включая и борьбу за «лучшее место под солнцем», — спутник жизни мамы, в большинстве случаев он же — папа малыша. У него в психике тоже есть родительские инстинкты, некоторым образом привязывающие его к ребёнку, хотя он свободен от миссии кормления малыша грудью1. И почти во всех культурах есть поговорки в смысле «никто не герой перед своею женой…» и анекдоты на эту же тему2. В них выразился замеченный всеми исторически устойчивыми обществами факт безусловной, «автоматической» подчинённости мужчины задаче обслуживания его спутницы жизни, в основе чего лежит власть над мужчиной половых инстинктов.
Таким образом программы родительских инстинктов обеспечивают взросление ребёнка под опёкой родителей. Но в основе взросления ребёнка — генетическая программа развития организма и психики личности. Поскольку функции полов в процессе воспроизводства новых поколений биологического вида различны, то генетические программы развития организмов и психики мальчиков и девочек подчинены тому, чтобы, повзрослев, они наиболее полно выполняли функции своего пола в этой задаче. Соответственно различию функций полов генетические программы развития организма и психики у девочек и у мальчиков тоже различны. Общее только то, что обе программы ориентированы на то, чтобы взрослые особи обоих полов были способны включиться в процесс воспроизводства новых поколений и исполнить в нём свои специфические функции.
Особенности и отличия генетических программ развития организмов и становления психики мальчиков и девочек проистекают именно из тех функций, которые им (когда они повзрослеют и станут мужчинами и женщинами) предстоит выполнять в задаче обеспечения наиболее высокой выживаемости их будущих детей в период взросления.
Вопрос о выживаемости в период взросления надо пояснить. Кроме того, что человек рождается полностью зависимым от родительской опёки на первых этапах его жизни, так и плодовитость биологического вида «Человек разумный» не велика в сопоставлении с плодовитостью подавляющего большинства прочих биологических видов: естественный ритм рождаемости при жизни общества под властью инстинктов и при отсутствии мер по предотвращению и прерыванию беременности — максимум1 один ребёнок в год на протяжении 10 — 15 (редко более) лет; рождение двух и более детей одновременно — явление редкое. Поэтому в задаче воспроизводства новых поколений биологического вида (ещё раз уточним: при близком к нулю уровне развития культуры, когда культурная среда практически не защищает особь от воздействия главным образом внесоциальных опасностей) вопрос о выживаемости беременных самок и мам с малышами — далеко не последний вопрос. Будь при такой плодовитости выживаемость человеческих детёнышей в период взросления на уровне выживаемости крокодилов2, — это привело бы к исчезновению биологического вида «Человек разумный». Реальная выживаемость выше, чем у крокодилов, но и она может быть не очень высокой. В прошлом в поле зрения попались данные, основанные на демографической статистике России XIX века, согласно которым приблизительно половина рождённых умирала в возрасте до 10 лет3; из числа переживших 10-летний рубеж — половина умирала в возрасте до 40 лет; и только пережившие 40-летие достигали возраста нынешней среднестатистической продолжительности жизни и даже становились долгожителями, при показателях здоровья более высоких, чем это свойственно пенсионерам наших дней в так называемых «развитых странах»1, поскольку это было естественное — генетически зарограммированное здоровье, а не фальшивое «здоровье» искусственно обеспечиваемое технологиями и организаций внеэтичной медициной наших дней. А в условиях «первобытных», т.е. при близком к нулю уровне развития культуры, статистика выживаемости может быть ещё хуже. Поэтому при зачаточном уровне развития культуры задача обеспечить как можно более высокую выживаемость родившихся на стадии взросления — для биологического вида «Человек разумный» реально актуальная задача.
Но если посмотреть на проблему обеспечения выживаемости популяции в преемственности поколений из-за пределов человечества, то эта задача не может быть решена за счёт рождения в результате одной беременности нескольких детей по следующим причинам:
«массо-габаритные» характеристики новорождённых не могут быть ниже некоторого видово́го минимума потому, что должна быть обеспечена не только минимальная жизнеспособность, но и полноценное здоровье новорождённого;
организм матери, даже на последних стадиях беременности должен обеспечивать ей определённую подвижность и кроме того — определённую защищённость содержимого матки от внешних механических воздействий (жировые отложения на брюшной стенке — своего рода «броня» над маткой, а околоплодные воды — не только среда обитания эмбриона-плода, но и ещё один слой защиты от механического воздействия);
с одним малышом на руках (при жизни в дикой природе при близком к нулю уровне развития культуры) матери тяжёло, с двумя — многократно тяжелее, а с тремя и более — жить вряд ли возможно;
роль развития биополевого (духовного) единства малыша и матери, при пребывании малыша в раннем детстве на руках у матери (малыш пребывает в биополе матери), — большей частью не осознаётся, хотя это — один из важнейших факторов развития организма и становления полноценной психики личности, а если малышей хотя бы двое, то каждый из них (в условиях жизни в дикой природе при близком к нулю уровне развития культуры) будет чем-то обделён1.
Вследствие названных выше причин при близком к нулю уровне развития культуры задача выживаемости популяции вида (и человечества в целом) может быть решена прежде всего за счёт базового — врождённого информационно-алгоритмического обеспечения и жизненных навыков, выработанных конкретными особями, но не за счёт имеющейся высокоразвитой «культурной среды», так или иначе защищающей всех.
В таких условиях достичь более высокой выживаемости мам и детей можно на двух алгоритмически-поведенческих рубежах:
Первый — рубеж упреждения: мама должна иметь настолько развитую интуицию, чтобы обходить опасность стороной вместе с детьми «за семь вёрст»2.
Второй — рубеж защиты: если мама и дети всё же оказались под воздействием опасности, то их надо вывести из-под этого воздействия в кратчайшие сроки и, по возможности, — без ущерба их здоровью и без потерь. Это — обязанность папы либо — группы пап в случае, если опасность воздействует на группу, в которой есть и мужчины, и женщины, и дети.
И генетические программы развития организмов и психики мальчиков и девочек ориентированы на то, чтобы, повзрослев, все они были безусловно «автоматически» подготовлены к решению задач на указанных алгоритмически-поведенческих рубежах, свойственных функциям их пола в процессе воспроизводства популяции биологического вида в преемственности поколений.
Известно, что в аспекте достижения половой зрелости (т.е. способности продолжить род) девочки взрослеют раньше мальчиков. Это быстрое телесное взросление девочек — фактор увеличения репродуктивного потенциала популяции1. Один самец может оплодотворить многих самок, вследствие чего количественное преобладание способных к деторождению самок в популяции — не проблема для её жизни; а вот избыточное количество самцов — это избыточный уровень конфликтов во внутривидовой конкуренции за самку и потому — проблема; соответственно для популяции жертвовать самцами в целях защиты самок и детей — жизненно более предпочтительная стратегия, нежели противоположная, в которой самцы жертвуют самками и детьми, что в перспективе может привести к исчезновению популяции.
Соответственно, поскольку задача защиты самок и детей — в первую очередь функция самцов, а потом уж их самих, то статистика смертности самцов на протяжении жизни вследствие их гибели или под воздействием последствий полученных ими травм выше, чем аналогичная статистика для самок во многих биологических видах. Поэтому ускоренное в сопоставлении с мальчиками телесное взросление девочек — вклад в увеличение репродуктивного потенциала популяции при низкой плодовитости (в сопоставлении с другими видами), свойственной виду «Человек разумный» биологически.
Тому обстоятельству, что девочки телесно взрослеют раньше мальчиков, сопутствует и убеждённость многих взрослых, что опережающее (в сопоставлении с мальчиками) взросление свойственно девочкам и в аспекте становления личностной психики. Это, казалось бы, подтверждается и тем наблюдением, что:
пока мальчики приносят домой неприятности, обусловленные созданием и преодолением разнородных опасностей в своих шалостях1,
девочки (как правило в период до наступления юности, когда пробуждаются половые инстинкты) становятся действенными помощницами взрослым в повседневных житейских делах2.
Однако такое мнение поверхностно. Дело в том, что в аспекте становления личностной психики генетическая программа развития девочки ориентирована на то, чтобы девочка, повзрослев, была состоятельна прежде всего на рубеже упреждения, т.е. интуитивно чувствовала опасность и вырабатывала навык уклонения от неё даже при условии, что опасность очень привлекательна. И когда девочка осваивает этот навык, то она действительно успешно уклоняется от опасностей, что оценивается окружающими как достижение ею личностно-психической зрелости, поскольку ставшая «умненькой-благоразумненькой»1 девочка перестаёт на некоторое время2 доставлять беспокойство и неприятности родителям. Кроме того, действенная помощь взрослым в делах житейских — это наработка девочкой навыков, которые ей само́й потребуются в будущем в её взрослой жизни, когда она станет домоустроительницей и мамой.
Ещё один вопрос жизни обществ связан с так называемой «женской логикой». Хотя анекдот гласит, что «математическую логику можно изучить за один семестр, а женскую логику невозможно изучить за всю жизнь», но — анекдот ошибочен. Дело в том, что одно из психологических различий мужчин и женщин таково: вне зависимости от того, является ли это генетически запрограммированной особенностью либо же является навыком, выработанным в жизни общества, в культуре которого трудовые функции полов различны на протяжении многих поколений:
Психика большинства мужчин в большинстве случаев лучше работает в однозадачном режиме, нежели во многозадачном. Иначе говоря, мужчина может делать какое-то одно дело, но контролировать течение нескольких дел одновременно, переключать свою активность между ними по мере надобности, управлять согласованным течением дел всей меняющейся совокупности (особенно — быстро меняющейся) — это для большинства мужчин проблемно или невозможно3.
В отличие от большинства мужчин психика большинства женщин вполне устойчиво и достаточно успешно работает во многозадачном режиме1. Иначе говоря, женщина способна контролировать течение нескольких известных ей дел одновременно, переключать свою активность между ними по мере надобности, управлять согласованным течением дел всей меняющейся (быстро меняющейся) совокупности, включая и опёку (в том числе и матрично-эгрегориальную — мистическую2) её спутника жизни, а также — всех её детей и внуков. Одновременно стряпать обед из нескольких блюд, вести уборку в доме, наблюдать за играми детей и своевременно перехватывать их неуместные шалости или осуществлять какой-то иной набор дел — для женщины это — обыденность, а для мужчины такой многозадачный режим — «чрезвычайщина», «напряг» или невозможность.
Переключение между задачами при работе психики во многозадачном режиме — для женщины дело «само собой разумеющееся», происходящее в подавляющем большинстве случаев «по умолчанию», т.е. без каких-либо деклараций о переходе от «задачи № 1» к «задаче № 4».
Но если в речевом потоке женщины (голосовой аппарат один на всю совокупность задач, решаемых ею одновременно) происходит постоянное переключение между задачами, то у мужчины, не имеющего представления ни о работе собственной психики преимущественно в однозадачном режиме, ни о работе психики женщины во многозадачном режиме в данное время, возникает представление о глубоко порочной и непостижимой «женской логике». Хотя, если все произносимые женщиной речи соотносить с задачами, решение которых в данное время обслуживает её психика, то непостижимо загадочная «женская логика» исчезнет, поскольку в русле решения каждой из задач всё станет на свои места и выявится логика решения всей совокупности задач. Вопрос о качестве решения каждой из задач в совокупности — это другой вопрос. Но если психика женщины обеспечивает решение каждой из задач в некоторой совокупности с приемлемым уровнем качества, то никакой «вздорной женской логики» не существует1.
Другие женщины, чья психика достаточно успешно работает в многозадачном режиме, не видят проблем с «женской логикой», а мужчин, не способных понять их, когда они пребывают в режиме многозадачности, воспринимают как интеллектуально неполноценных.
У мальчиков личностное становление протекает иначе. Если бы оно шло по девчачьему типу, то повзрослевший мальчик, не обременённый непосредственной заботой о малыше, освоив интуицию, чуял бы опасность не «за семь», а «за десять вёрст», и под воздействием инстинкта самосохранения первым бы «шарахался в кусты» при малейшей угрозе соприкосновения с опасностью. В таком варианте генетической программы развития личности повзрослевшие мальчики — подростки и мужчины — были бы не способны решать задачу обеспечения высокой выживаемости популяции вида на алгоритмически-поведенческом рубеже защиты — вывода мам и детей из-под воздействия опасности (по возможности без ущерба их здоровью и без потерь, а в каких-то случаях — и жертвуя собой). Поэтому, чтобы выработать навыки, необходимые для действия на рубеже защиты, приблизительно в том возрасте, когда девочки вступают в период освоения интуиции и интеграции её в алгоритмику выработки своего поведения, мальчики начинают «играть с опасностями», в том числе и с опасностями, искусственно создаваемыми ими на пустом месте. И их игры с опасностями могут доставить множество проблем и огорчений родителям, другим людям, представителям системы здравоохранения, а в условиях «высоко цивилизованного» общества, где достигается высокий уровень социальной защищённости индивида социокультурными средствами, игры с опасностями могут снижать этот уровень и вызывать неудовольствие правоохранительных органов и прочих экстренных служб (типа российского МЧС).
Но эти мальчишечьи игры с опасностями представляются бессмысленными и социально вредными только в условиях, когда жизнь общества взрослых более или менее благоустроена и стабильна, когда социальная организация и искусственная среда обитания стабильны, вследствие чего люди, находясь под их защитой, редко сталкиваются с разного рода реальными (большей частью стихийными — внесоциальными) опасностями. Если стабильной благоустроенности нет, и разного рода опасности — норма жизни общества, то в играх с опасностям мальчики решают задачу выработки навыков, которые им потребуются во взрослой жизни на втором рубеже обеспечения высокой выживаемости мам и детей (на рубеже защиты), когда их надо вывести в кратчайшее время из-под воздействия опасности по возможности без ущерба их здоровью и без потерь, но возможно, жертвуя при этом собой, т.е. строя своё собственное поведение осмысленно волевым порядком вопреки инстинкту самосохранения.
И в играх с опасностями мальчики вырабатывают навыки осмысленного отношения к опасности, а также — навыки самообладания в обоих его аспектах: 1) собственного лидерства и 2) собственного подчинения другим, необходимые в случаях коллективного взаимодействия с опасностью1; и кроме того, вырабатывают некоторую осознанно осмысленную ответственность за других — это прежде всего касается характеров признанных лидеров (беззаботно-безответственный лидер может быть только лидером-однодневкой, но не способен обрести устойчивого признания в таковом качестве).
Некоторая часть такого рода игр с опасностями носит не индивидуальный, а коллективный характер. И в таких коллективных играх действует не только индивидуальная воля, но и инстинкты стадно-стайного поведения, проявлению которых открывает возможности исключение воли из алгоритмики личностной психики в процессе выработки линии поведения, отсутствие воли как таковой или её подавленность теми или иными социокультурными факторами (включая и психотропные вещества)1 или начавшей реализовываться инстинктивно-рефлекторной реакцией на обстоятельства.
Безусловно, что в такого рода играх с опасностями кто-то калечится, а кто-то и погибает (это происходит в пределах Божиего попущения, которое в отношении детей формируется прежде всего родителями и другими старшими родственниками). Но совокупный ущерб для популяции в результате таких потерь при близком к нулю уровне развития культуры — меньше, нежели ущерб, который мог бы возникнуть в случае, если бы мальчики не играли с опасностями и не вырабатывали в этих играх навыки, необходимые для действий на втором рубеже обеспечения выживаемости мам и детей — на рубеже защиты. Если бы не мальчишечьи игры с опасностями, то подростки и мужчины были бы в своём большинстве не способны решать задачу выведения мам и детей из-под действия реальных опасностей, по возможности без ущерба для их здоровья и без потерь, а подчас — осознанно жертвуя собой.
Ещё раз подчеркнём, что:
|
