И копыта юмор начала конца прошлого века
|
Скачать 2.5 Mb.
|
РОГА И КОПЫТА ЮМОР НАЧАЛА КОНЦА ПРОШЛОГО ВЕКА По материалам «Клуба 12 стульев» 16-й страницы «Литературной газеты» 60-х – 70-х годов ХХ века Составление, дополнения, исправления, предисловие и послесловие Дм. Быковицкого ЛИЦЕНЗИЯ НА ЮМОР (вместо предисловия) «Времена не выбирают, В них живут и умирают». А.Кушнер Советская газетная пресса в пору моей молодости не отличалась особым разнообразием из-за жесткой идеологической цензуры. Зато процветал не подвластный цензуре устный фольклор антисоветских анекдотов. Киоскер «Союзпечати» отвечает покупателю газет: «Известий» нет, «Правда» отсутствует, «Советская Россия» продана, остался лишь «Гудок» и «Труд» за две копейки». Мы пытались восполнить пробелы в информационной блокаде через заглушаемые западные «радиоголоса», а более наивные через советскую «Moskow News» и орган английской компартии «Morning Star». Но основным источником информации, нравилось кому-то это или нет, все же оставалась родная советская пресса. Что же печатали в газетах? На первых страницах читатели обычно могли ознакомиться с решениями пленумов Политбюро, призывами ЦК КПСС к майским и ноябрьским праздникам, убедиться в единстве и нерушимости блока коммунистов и беспартийных в период «выборов», прочитать сообщения о визитах лидеров зарубежных компартий, полетах в космос и смерти членов того же самого Политбюро. В анекдоте тех лет еврей наблюдает за пышной похоронной процессией и спрашивает: «Кого хоронят?» Ему отвечают: «Члена политбюро». «И сколько стоят эти похороны?». «Один миллион рублей». «Дали бы мне эти деньги, я бы на них все политбюро похоронил». Когда престарелые члены Политбюро стали умирать слишком часто, то в анекдотах зазвучала тема приобретения абонементов на эти мероприятия. Подобные анекдоты, как говорили тогда, «тянули» лет на десять. Ну, а в официальной прессе в периоды очередных съездов КПСС все страницы газет заполнялись докладами делегатов. Была даже такая детская «страшилка»: «Съест Кпсс, съест Кпсс!» Армянское радио спрашивали: «Можно ли завернуть слона в газету?» «Можно, если в ней напечатан доклад Никиты Сергеевича Хрущева на съезде партии». Обычно же газеты выходили объемом в 4 страницы, реже в 6 страниц. Вторая страница посвящалась победам Страны Советов, уверенной и могучей трудовой поступи, чувству глубокого удовлетворения и беззаветной любви советских людей к родной… И далее по тексту в том же духе. Короче говоря, нет места для депрессии! Все замечательно. Каждую весну засевали все больше и больше гектаров колхозных полей, и каждую осень шла всенародная (с привлечением школьников, студентов, армии и интеллигенции) борьба за урожай. При этом продукты все же оставались в дефиците, так что приходилось принимать продовольственную программу КПСС. Внизу этой же третьей страницы сообщалось об отщепенцах и отдельных недостатках на фоне общего процветания. Так что если в «подвале» и позволялась критика, то жертвы для нее все же спускались «сверху». Третья (зарубежная) страница обычно отводилась противопоставлению успешного развития стран «дружественного нам» социалистического блока с их неуклонным продвижением вперед к победе коммунизма враждебным странам капитала с их загниванием, экономическим и моральным разложением, безработицей и угнетением негров. Уделялось особое внимание борьбе колоний и стран Азии и Африки за независимость и верный (с нашей точки зрения и с нашей помощью) путь развития. Анекдоты устного фольклора дополняли официальную картину: «В газетах часто печатают, что негры в Африке недоедают. Не могли бы вы посылать нам то, что они не доедают». Четвертая страница газет (если не было съездов) заполнялась сообщениями о наших спортивных достижениях, фельетонами, кроссвордами, уголками юмора, прогнозом погоды и курсом иностранных валют, где доллар официально стоил 64 копейки (на черном рынке его покупали из-под полы за 4 рубля). Впрочем, иметь иностранную валюту без разрешения было строго запрещено законом. Завершаю это краткое эссе о советских газетах словами из интермедии Аркадия Райкина: «Фельетона нет, кроссворда нет, читать нечего». В принципе, жесткой цензуре, как идеологической, так и нравственной, подвергались содержание и стиль любых газетных публикаций. Легкое «потепление» времен Хрущева и его зятя Аджубея – редактора «Известий» (и тут народ не утерпел: «не имей сто рублей, а женись, как Аджубей») быстро сменилось закручиванием гаек и строгими циркулярными рамками. Лагерный принцип: шаг в сторону – расстрел. Но все-таки в том же уголке юмора можно было позволить себе некоторые вольности (со скидкой на безобидную комичность). В середине 60-х годов самой популярной газетой у советской интеллигенции (на смену «Комсомолке» и «Известиям») становится выходящая по средам «Литературная газета». «ЛГ» выходит на шестнадцати страницах, на нее можно подписаться. Конечно, цензура и в ней не может быть обойдена, но привлекает внимание отсутствие привычной казенности, хороший русский язык, литературные эссе, новости культурной жизни. И главное: ведущее место начинает занимать 16 страница под названием «Клуб 12 стульев». Именно с последней страницы мы начинали просматривать многостраничный еженедельник, где печатались уже известные и молодые сатирики (так было принято называть юмористов в советское время). Вырабатывается стиль полунамеков, ироничной прозы и поэзии, игры слов, чтения между строк. Авторы «Клуба 12 стульев», точно так же, как их предшественники Ильф и Петров, показывают нам всю комичность и абсурдность нашей жизни. И вершиной этого становится коротенькая еженедельная внутристраничная стенгазета из нескольких фраз «Рога и копыта». То, о чем нельзя написать в открытой печати, она подает читателю в духе иронии, иносказания и абсурда. Абсурд, как ни странно, тоже имеет свою логику, заставляя мозговые извилины серого вещества находить подтекст, ассоциации, смысловые параллели. Конечно, и здесь сохраняется жесткий запрет на идеологические отклонения, но смех позволяет расширить рамки невозможного, отвлечь человека от официоза постоянного лицемерия и ханжества, от невыносимой тупости казарменного устава, чтобы лишний раз улыбнуться такой до боли знакомой абсурдности бытия. Как защитный выхлопной клапан для накопившегося внутреннего протеста. Конечно, это далеко не диссидентство. Нельзя так упрощенно представлять задачи этого уголка юмора. В нем не было политики. Здесь никто открыто не пытался выступать против идеологии, речь шла лишь о тех бесчисленных частностях, которые так портили общую картину «всеобщего благоденствия». Так и вспоминаешь Салтыкова – Щедрина времен царизма. И ведь не запрещали почему-то тогда, как в советские времена! Тем более что Щедрин сам был цензором. А в «Литературке» - ирония, абсурд, подтекст, пародия на советские штампы, иносказание. Тем более что иносказание, к счастью, всегда остается «для тех, кто понимает» (слова Булата Окуджавы) иносказанием. И клапан для критически мыслящей прослойки срабатывает. Думаю, что это учитывали отнюдь не глупые органы госбезопасности, охраняющие незыблемость главных идеологических ценностей. В какой-то мере им это удавалось. Аркадий Райкин и Михаил Жванецкий тех лет, КВН («домаслюковского» периода), спектакли БДТ, Таганки и Современника, «Литературная газета» – яркий пример подобной лицензии на юмор. К тому же цензура была не только идеологической, но и нравственной, что избавляло юмор тех лет от столь распространенных сейчас шуток «ниже пояса» либо низкопробного фарса. Нынче смех, вырвавшись из-под запретов, сменил ориентиры. Так что если он иногда и воздействует на наши серые клеточки, то в основном своей сексуальной двусмысленностью. Не могу сказать, что я большой любитель такого жанра, как абсурд. Конечно, если он представлен в виде абстрактных «английских» анекдотов, то здесь юмор общепонятен. «Летят два крокодила. Один говорит другому: «Представляешь, третий день летим и все среда». И не надо ничего объяснять, если у вас нет проблем с чувством юмора. Если же абсурд основан на конкретных ассоциациях, то наше серое вещество не всегда может справиться с нахождением логических параллелей и приходиться относиться к этому жанру, как к чистому искусству, что не всегда представляет интерес. Если же абсурд – это окружающая нас действительность, что происходит довольно часто, то после ряда бессмысленных трепыханий в поисках здравого смысла начинаешь понимать, что спасение приходит именно с чувством на ту самую буковку «ю». Если это уместно и не бестактно по ряду независимых от нас причин. Я стал собирать 16-е страницы «ЛГ» с конца 60-х годов вплоть до середины 70-х, как раз в то время, когда послесталинская оттепель сменилась политикой кнута и пряника. Уже тогда закрыли КВН на телевидении, клали на полку фильмы, запрещали спектакли, подвергали опале писателей и поэтов. Однако «пряник» 16-й страницы «Литературной газеты» с его «Клубом 12 стульев» продолжал существовать. Прекратил же я подписываться на «ЛГ», когда почувствовал, что ножницы идеологии стали слишком тщательно выстригать и этот оазис советской интеллигенции. Но пожелтевшие страницы хранил в своем архиве. По прошествии длительного времени (смена двух поколений) я решил представить часть этого собрания, чтобы познакомить молодежь с забытыми страницами прошлого. Известно, что «новое – это хорошо забытое старое», а многое из прошлого нынче снова возвращается. Я не столько пытаюсь осудить мое время, сколько констатировать мое тогдашнее к нему отношение. Моим же сверстникам я хочу напомнить их молодость. Ибо воспоминание о молодых годах, говорю это вам как врач, иногда целительно. ПОСЛЕСЛОВИЕ К ПРОШЛОМУ «Ах, обмануть меня не трудно, Я сам обманываться рад». (А.Пушкин) О прошлом принято вспоминать с некоторой долей ностальгии. Причина же этого в том, что вспоминаем мы свою молодость. Подобный «самообман» преимущественно характерен для людей пожилых, составляющих основной электорат коммунистов во время очередных выборов. Правда встречается среди них и молодежь, но это больше от незнания истории и запудривания мозгов. В принципе, у каждого времени свои заморочки. Все зависит от восприятия. Вот и мое предисловие пишется как раз для тех, кто не жил в эти шестидесятые – семидесятые годы, когда кровавые сталинские репрессии, как хотелось нам верить, ушли в недалекое прошлое, а коммунистическая идеология светлого будущего оставалась прежняя. Цель этого повествования – ввести современного читателя в совершенно иную атмосферу «лицемерного социализма», где слова расходились с делом, где лозунговая идеология, государственная экономика и благосостояние конкретного гражданина никак не могли состыковаться (если только он сам не был на вершине партийной номенклатуры). Социалистические принципы при отсутствии рыночной системы не могли использоваться в полной мере. В 90-х годах ХХ века стремительное наступление экономики «дикого капитализма», без сдерживавшей «русскую вольницу» коммунистической дубинки, высвободило дремавшие до сих пор «низменные инстинкты» личности, характерные для легкой наживы и криминала, где человек человеку отнюдь не друг, товарищ и брат, как декларировалось в моральном кодексе строителей коммунизма шестидесятых годов. Взращивать свободу после рабства приходится постепенно. Но все же моя цель - не критическая оценка минувшего. Хочется понять и объяснить прошлое, чтобы вновь не наступать на общеизвестные грабли. Чтобы отделить зерна от плевел и очистить белые перья от грязи. Это удается сделать далеко не всегда. Уроки истории редко идут впрок. Мне самому многое не нравиться в сегодняшнем мире. В нем, конечно же, хватает и лицемерия и глупости, а также страха перед вновь проявляющимся режимом запрета и насилия. Мы никак не можем оторваться от прошлого. Оно преследует и обгоняет нас. Но это тема для другого рассказа. О современности сегодня рассказывать столь же опасно, как и вчера. Моя задача – успеть объяснить сегодняшним молодым несуразность тех лет, «когда мы были молодыми и чушь прекрасную несли». Одна из отличительных особенностей того времени, которую трудно понять молодому поколению, это проблема дефицита. Дефицитом было буквально все: продукты питания, медикаменты, одежда, обувь, мебель, туалетная бумага, книги, теле-радиотовары, бытовая техника. Денег тоже было не густо, но при отсутствии товаров они особенно и не были нужны (в отличие от сегодняшнего времени). Анекдот тех лет: «Молотого, молотого!» - скандирует толпа на Красной площади. «Молотова давно уже нет», - отвечают им, имея в виду бывшего сталинского наркома. «В зернах, в зернах!» - скандирует толпа, имея в виду кофе». Бесконечные очереди, предварительные записи, талонная система – реальность той жизни. Об этом не принято было упоминать в официальной печати. На щит превозносились лишь наши достижения. Как в песне Юрия Визбора: «Зато мы делаем ракеты и перекрыли Енисей, а также в области балета мы впереди планеты всей!» Согласно газетным публикациям наша наука и техника всегда была на передовом крае в отличие от зарубежной. В реальности же выпускался лишь штучный продукт, а серийное производство не было налажено. Об этом мне сокрушенно говорил ярый защитник социалистического строя и один из основателей советской микроэлектроники, сбежавший к нам от «маккартизма» из США физик Джо Берг: «Вы опережали Америку на 20 лет и никогда бы не отстали, если б не закрытость системы и отсутствие серийного производства». Что касается массового производства, то многое делалось не для людей, а формально, для «галочки», для плана. Расплодившиеся НИИ (научно-исследовательские институты) процентов на 70-80 были символом безделья. Известна фраза Аркадия Райкина, что в этих НИИ «нии-хрена не делают». Научные разработки и диссертации (кроме единичных случаев) были часто высосаны из пальца. В лучшем случае речь шла о повторении зарубежных аналогов (зачастую украденных нашей разведкой). Безделье на рабочих местах научных и инженерно-технических работников было «притчей во языцех», служило стандартным поводом для шуток, но сатира по сути ничего не меняла в реальности. Зато активно использовался труд тех же самых научных сотрудников на совхозных полях для уборки овощей, а затем на овощебазах для переборки гниющей продукции. В кинофильме «Гараж» Эльдара Рязанова профессор кладет в каждый упакованный им пакет картошки свою визитную карточку. В то время, когда официальная пресса продолжала восхищаться нашими научно-техническими достижениями (преимущественно в военно-оборонной отрасли), советский обыватель пытался достать из-под полы или в комиссионке товары, привезенные из-за границы командировочными, дипломатами и моряками. О чем мы жалеем сегодня, так это об утрате качественного материала и экологически чистого продукта, характерного для хозяйства того времени. Увы, нынче такой штучный товар лишь для избранных и обходится слишком дорого. Перебиваемся пока что дешевым китайским ширпотребом. Точно так же практически исчезли так называемые общедоступные медицина и образование. Народная мудрость еще в те годы гласила: «Лечиться даром – даром лечиться». Можно лишь улыбаться сквозь слезы, вспоминая нашу бесплатную медицину: бедные медицинские учреждения, нехватку необходимых лекарств в аптеках и больницах, отсутствие современной медицинской техники. Жизнь человека в России во все века ничего не стоила. Как и сейчас. Чем мы справедливо гордились, так это нашим советским искусством. Особенно тем, где можно было молчать – музыка и балет. Это стало нашей визитной карточкой для заграницы. Мы его даже «экспортировали» в виде артистов - перебежчиков. В общей же массе искусство соцреализма опиралось не столько на талант (талантов, слава Богу, хватало!), сколько на лояльность режиму и жесткий государственный контроль. Деятелям искусства тоже хотелось есть. Выпускались, может быть, и неплохие, но идеологически выверенные книги, спектакли, кинофильмы. Зарубежное искусство «для внутреннего потребления» также подвергалось строгому отбору. Вполне естественно, что свободные художники в СССР не поощрялись. Необходимо было состоять в Союзе писателей, журналистов, художников, архитекторов, композиторов и т.п., чтобы не прослыть тунеядцем. Поэт Иосиф Бродский (будущий нобелевский лауреат) испытал это на себе, побывав за «тунеядство» и в психушке и в тюрьме. Большинство творческих людей не выдерживало давления деспотического режима и ломалось. Страх, инстинкт самосохранения. Как-то молча приспосабливались. Как у Александра Галича: «А молчальники вышли в начальники…» Зато творчество было свободно (чувствуете парадокс? – свободно!) от нынешних коммерческих требований шоу-бизнеса и массовой культуры, от погони за прибылью, что приводило иногда к появлению шедевров. Еще один из отголосков прошлого – книжный голод. Прилавки книжных магазинов были заполнены никем не читаемой литературой «Политиздата», а за современной поэзией и собраниями сочинений классиков выстраивались очереди. Мы жили тогда в коммуналке у Екатерининского скверика, где в середине мая устраивался книжный базар. Очереди выстраивались, как за бананами у Елисеевского гастронома. Помните время, когда за 20 кг сданной макулатуры можно было получить талон на книгу? В очередь для сдачи макулатуры на талоны записывались заранее. Впрочем, не все. Был и такой анекдот: «Зачем ему дарить книгу? У него уже есть одна». Чуть позже появились талоны на мясо, сахар, крупу, масло, водку и даже хлеб. Но талоны на книги – это наше советское культурное завоевание! Что касается педагогики и воспитания, то фраза, озвученная Владимиром Высоцким – «чему нас учит, так сказать, семья и школа», имела под собой реальную основу. А учила нас школа любви к партии, ее вождям и коммунистическим идеалам. Идеалы может быть и не плохие, если бы не ханжество и лицемерие. С портрета вечно живого Ильича начинался букварь. А далее следовали октябрята, пионеры-ленинцы и комсомол (коммунистический союз молодежи). Все под контролем. Кроме сакраментальных «семьи и школы» акцентировалось внимание на «дурном влиянии улицы» и «положительном влиянии коллектива». По-видимому, улица, как элемент неконтролируемой свободы, находилась под идеологическим запретом. Юридические нормы права в СССР шестидесятых годов также были полностью подчинены господствующей коммунистической идеологии, роли общественности и бдительности масс. Впрочем, и сейчас право подчинено власти, чиновнику и денежному мешку (разница небольшая). А тогда разрешалось жить только по средствам (по нынешним меркам – бедно). Дача, кооперативная квартира и машина (кроме выигранной по лотерее) считались роскошью, вызывали подозрение и осуждались. Подобные мерки не относились к партийной и административной верхушке, живущей в системе «закрытых распределителей». Все об этом знали, но молчали. Зато широко осуждались хищения социалистической собственности, так называемые «несуны». «Что охраняешь, то и имеешь», - писал Михаил Жванецкий. Дефицит порождал выгодные профессии: продавца и завскладом. Работа в пивном ларьке, по мнению обывателя, способствовала немереному обогащению. Считалось, что на пене и недоливе можно было выстроить целый особняк. Осуждались населением и лица кавказской национальности, торговавшие втридорога на рынках южными фруктами и цветами - дефицитными гвоздиками. «Изворотливым» евреям тоже доставалось. С мелким хулиганством (не в пример нынешнему беспределу) боролись с помощью дружинников и дружинниц с красными нарукавными повязками. За дежурства в народной дружине давали дни к отпуску. Что действительно сурово каралось, так это спекуляция (т.е. перепродажа по более высокой цене, что сегодня совершенно справедливо считается нормой торговли). Стимулом для этого была не конкуренция, а все тот же его величество дефицит («двигатель общественных отношений» по словам А.Райкина). За спекуляцию могли посадить и даже надолго (а в особо крупных размерах и расстрелять). Другая же производная дефицита – житейская выдумка (вспомните пословицу – «Голь на выдумку хитра») даже поощрялась в таких рубриках как «Сделай сам» и «Умелые руки». Советским гражданам по законам Уголовного кодекса запрещалось иметь иностранную валюту (была такая 88-я валютная статья УК). Да и образ жизни за границей, как правило, осуждался. Публикации под заголовками «их нравы», «с жиру бесятся», «в мире бизнеса или толстосумов» должны были оттолкнуть порядочного советского гражданина от тлетворного влияния Запада. Зато на той же третьей странице газеты всячески поощрялись забастовки в мире капитала и пацифистские движения против натовской военщины (но только не нашей!). В конце пятидесятых годов активно осуждалось увлечение западной модой, музыкой. Таких людей называли «стилягами», а их поведение называлось аморальным. В советской системе нравственности основной «аморалкой» считались тунеядство, алкоголизм и внебрачные связи. Собственно товарищеские суды для этого и создавались. О тунеядстве мы уже упоминали. К алкоголизму, как к «исконно русскому злу» относились более лояльно, хотя и писались заметки под заголовком «Пьянству – бой!». Об этом позволялось шутить, в народе пьяниц даже жалели (если дело не касалось детей и выполнения производственного плана). Все помнили наизусть стоимость поллитровой бутылки «Московской» и «Столичной» водки: цифры 2.87 и 3.07 (а позже 3.62 и 4.12) становились знаковыми. Распивание «поллитры на троих» и время продажи водки с 11 утра до 7 вечера тиражировалось в анекдотах и сатирических обозрениях. Что касается «половой распущенности», то знаменитая фраза «В СССР секса нет!» появилась совсем не случайно. В отличие от первых лет советской власти, когда провозглашались половые свобода и равноправие (в противоположность православному чувству стыда), в сталинском и «развитом социалистическом обществе» приветствовался институт брака, разводы и многоженство не поощрялись, супружеские измены и уклонение от алиментов становились темой для фельетонов. Но равенство полов все же ставилось в заслугу советскому строю. Женщина осваивала традиционно мужские профессии, в том числе и требующие тяжелого физического труда. В то же время к достижениям советской власти относилась защита материнства и детства. Поэтому столь любимый в СССР революционный праздник - Международный женский день 8 Марта (предложенный когда-то коммунисткой Кларой Цеткин) имел, как и многое другое в нашей жизни, двоякий смысл. С одной стороны он был символом женской эмансипации, а с другой – представлял женщину слабым и нежным прекрасным полом, требующим особого внимания и заботы мужчин. Испокон века в России было две проблемы: дураки и дороги. И если два других традиционных вопроса: «Кто виноват?» и «Что делать?» приобретали в СССР специфический репрессивный оттенок, то первые две вышеуказанные проблемы не решены до сих пор. Рытвины, ухабы и набитые шишки – это наш путь. Поэтому, наверное, и транспорт в нашей стране никогда (кроме метро) не работал стабильно. А вот то, что свободные такси с зеленым огоньком почему-то советскому пешеходу почти невозможно было остановить, нынешнему горожанину уже никак не понять. Дело в том, что зарплата работника в СССР зависела, как правило, не от качества произведенной продукции и количества выполненной работы, а от проведенного на службе времени. «Хоть работай, хоть сачкуй, все равно получишь …!» - гласила народная мудрость. Многие предприятия и учреждения занимались бесполезным делом переливания из пустого в порожнее: подшивали и пересылали бумаги и депеши, составляли планы, боролись за качество никому не нужной продукции, приветствовали рационализацию на рабочих местах, изобретательство «для галочки» и научную организацию труда с созданием соответствующих бюро – БРИЗ и НОТ. Все трудящиеся огромной советской страны в 11 часов утра занимались среди станков, кульманов и письменных столов производственной гимнастикой. Выпускались стенгазеты, боевые и санитарные листки. Вместо реального производства товаров, необходимых населению, боролись за выполнение пятилетки в четыре года, за коммунистическое отношение к труду. На заводы и колхозные поля приезжали артисты с шефскими концертами и выступали лекторы общества «Знание». Проводились месячники культуры торговли, образцового обслуживания и безопасности движения. Принимались повышенные соцобязательства и встречные планы. Заседали товарищеские суды и функционировали кассы взаимопомощи. Главное – все были при деле. В конструкторских бюро инженеры занимались игрой в шахматы и отгадыванием кроссвордов, рабочий персонал играл в домино, а сотрудницы вязали кофточки. В пустых магазинах торговали из-под прилавка или с черного хода, организовывали отделы заказов с навязываемыми наборами продуктов. В столовых и домах быта нас, как в картине Ильи Репина, не ждали. Таксисты по ночам продавали водку и подыскивали клиентуру проституткам. Сервис назывался ненавязчивым, реклама отсутствовала, в гостиницах никогда не было мест, торговать, обслуживать и производить с прибылью не было смысла. Созидательная деятельность заменялась столь «необходимой» кипучей общественной, профсоюзной, комсомольской и партийной работой, а производительность труда находилась почти на самом низком уровне в мире. Впрочем, при отсутствии конкурентной системы это никак не влияло на производственные показатели и уровень жизни людей. Лозунгами ЦК КПСС к революционным праздникам и массовым демонстрациям 1 Мая и 7 ноября стимулировали общий энтузиазм масс. «Труд наш – есть дело чести, есть дело доблести и подвиг славы», - пелось в известной песне. Я не отделяю себя от этой, казалось бы, абсурдной жизни. Я был ее порождением и должен был жить по правилам системы. Рабской психологией (при декларируемой свободе, равенстве и братстве) мы были с детства пропитаны насквозь, сами того не замечая. Население изображало радость. Грубо говоря, симулируемый оргазм вошел в привычку. Мы свыклись с абсурдом. Так было легче. Нам надо было сохранить себя и свои семьи для дальнейшего выживания. Зато не было скучно. Осуждение существующего режима если и допускалось, то на кухнях, в иносказаниях, написаниях между строк и публикациях в духе абсурда (пока и эту «лавочку» для интеллигентов не прикрыли). В фильме «Журналист» режиссер Сергей Герасимов, игравший самого себя, на вопрос иностранного корреспондента о свободе творчества, сравнивает журналиста с кошкой, которая хочет сказать много, но может только мяукать. А.Райкин высказывался жестче: «Баран одно только бэ говорит, и то с него шкуру снимают. А я ни бэ ни мэ». Диссиденты, открыто выступавшие против режима, попадали в тюрьмы и психушки. Впрочем, иметь свое мнение при любом режиме всегда было небезопасно. В том числе и в свободных странах с давно существующими и развитыми демократическими традициями. Инакомыслие там тоже имеет свои пределы. Конформизм свойственен любому обществу. Если в СССР мы были наивными атеистами от незнания («Религия – опиум для народа!»), то сегодня бывшие чиновники-коммунисты, изображая из себя патриотов, ловко перекраиваются в фанатичных приверженцев православия. Когда нынешние «коммунистические лидеры» обвиняют первых демократов в развале страны, то мне хочется вспомнить даже не 1917 год, а 1929-й, когда были под корень уничтожены крестьяне – хозяева земли русской, а их место заняли горлопаны и бездельники. Конечно, случались и исключения, но они лишь подтверждали правило. Так что объяснять жизнь советского села бессмысленно – жанр абсурда был применим к ней полностью. Уж кто-кто, а крестьянин никак не мог жить установками партийных комитетов. Да и наша северная природа, несмотря на старания академика Трофима Денисовича Лысенко, «объявившего генетику продажной девкой империализма», никак не хотела подчиняться идеологическим требованиям. Разве что в черноземной полосе и палка, воткнутая в землю, зацветет. И все же музыкальные киносказки И.Пырьева о колхозниках («Трактористы», «Кубанские казаки», «Свинарка и пастух»), сделанные по сталинскому заказу, хоть и вышибают у меня умильную слезу, но никакого отношения к реальной жизни советского села не имеют. А вот спорт, напротив, как и искусство, был славой и гордостью наших чиновников-партийцев. Победы и рекорды наших спортсменов должны были доказывать правильность коммунистической идеологии. Но и здесь наблюдались удивительные парадоксы. Такая полезная, казалось бы, массовость спорта приводила в итоге к обязаловке, к рапортам и формальным отчетам в планах профсоюзной и партийной работы. И если всесоюзные спартакиады позволяли выявлять сильнейших, то требования сдачи норм на значок БГТО (будь готов к труду и обороне) в школе и ГТО на предприятиях порой доводились до абсурда, дискредитируя полезную идею. Так что жанр абсурда, в котором написаны «Рога и копыта» лишь подтверждал то, о чем зачастую нельзя было писать открыто. Мы улыбались своему настоящему и стоически переносили все свои тяготы и невзгоды. Человеку свойственно освобождать память от неприятных моментов, а оставлять радостные. Элизабет Тейлор, снимавшаяся в 70-х годах в первом советско-американском фильме «Синяя птица» сказала, что советские люди потому счастливы, что не знают, как они несчастны. Я не соглашусь со знаменитой американской актрисой. Жизнь наша была по-своему интересна. В запутанном лабиринте судьбы мы искали нить Ариадны. Иногда находили. Мы были счастливыми романтиками потому, что сами этого хотели. Это было нашим бессознательным выбором. Нам ничего другого не оставалось в этом мире фальши, запретов и абсурда. |
Похожие:
 |
Философия ... |
|
Евгений А. Абрамян Конференции Рио по устойчивому развитию. Комментарии Возможность близких мировых катаклизмов особенно активно обсуждается со второй половины прошлого столетия. И хотя угроза конца света... |
 |
Муниципальный район имени Лазо По всей территории нашего района почти до конца прошлого века стояла сплошная тайга. В богатых дальневосточных лесах обитало большое... |
|
Дневниковые записи и фотографии середины конца двадцать первого века... Дневниковые записи и фотографии середины – конца двадцать первого века с территории восточно-европейской зоны отчуждения (“Лабрум”).... |
|
Самым популярным проектом unix-системы конца XX века стала недорогая... Самым популярным проектом unix-системы конца XX века стала недорогая альтернатива дорогостоящим (hp-unix, sun solaris, Digital unix)... |
|
Мельников Особенности развития отечественного крейсеростроения на рубеже хiх-начала XX века |
|
Урок Тема: Введение. Литература конца XIX начала ХХ веков Словарь: литературная традиция, патриотический пафос, народность, гуманизм реализм, революционный романтизм |
|
Острие кунты Эта книга представляет трагическую историю короткого, но стремительного жизненного пути Владимира Шуктомова (Тоши), который был яркой... |
|
Высшего образования «санкт-петербургский государственный университет» (СПбГУ) Польские благотворительные общества в россии второй половины XIX начала XX века |
|
Система министерского делопроизводства XIX начала XX вв Екатерины II в последней четверти XVIII века завершила формирование системы центральных и местных учреждений |
|
II. Нарастание социально-политического кризиса в России в конце ХIХ начале ХХ в Сборник документов и материалов по истории России конца Х1Х-начала ХХ в./ сост. Т. И. Андреева: Алтгпа, 2012. – 356 с |
|
Язык и дискурс сми в XXI веке москва Динамика метафорических образов в российской политической коммуникации начала XXI века |
|
Теренс Маккенна Пища Богов Используя же определение самого Маккенны, он и есть настоящий шаман — тот, “кто достиг виденья начала и конца всех вещей, и кто может... |
|
Инструкция по выполнению работы по русскому языку Внимательно от... Справочник по русскому языку (авторы: Розенталь, Голуб, но лучше всего – Панова Е. А. Русский язык: учебно-справочное пособие. М.:... |
|
Операционная система linux Самым популярным проектом unix-системы конца XX века стала недорогая альтернатива дорогостоящим (hp-unix, sun solaris, Digital unix)... |
|
Xx век: хроника необъяснимого. Событие за событием Арарата? Эти и другие не познанные до конца события, о которых рассказано в данной книге, возможно, пока не объяснены мировой наукой... |