Языковой круг: личность, концепты, дискурс Волгоград
|
Скачать 6.61 Mb.
|
1.1.Типы языковых личностей Типология языковых личностей может строиться на различных основаниях. С позиций этнокультурной лингвистики можно выделить типы носителей базовой и маргинальной культур для соответствующего общества. Здесь действует оппозиция «свой — чужой». В условиях межкультурного общения релевантным оказывается дифференциация чужих по признаку реальности, естественности общения. Условно можно разграничить следующие типы языковых личностей: 1) человек, для которого общение на родном языке является естественным в его коммуникативной среде; 2) человек, для которого естественным является общение на чужом языке в его коммуникативной среде, здесь мы говорим о ксенолекте, т.е. той разновидности языка, которой пользуются, например, эмигранты, либо люди, длительно живущие в чужой стране, либо люди, пользующиеся языком международного общения в целях естественной коммуникации, например, ученые, выступающие по-английски на конференции в Японии; 3) человек, который говорит на чужом языке с учебными целями, не относящимися к характеристикам естественной среды общения. С позиций психолингвистики уместно противопоставить типы личностей, выделяемые в психологии, и рассмотреть языковые и речевые способы проявления соответствующих личностей. Такая типология окажется весьма дробной. Детальная классификация психологических типов языковой личности разработана в исследовании С.С.Сухих (1998). Автор выделяет экспонентный, субстанциональный и интенциональный уровни измерения языковой личности, на первом уровне знаковая деятельность коммуниканта может быть активной, созерцательной, убеждающей, сомневающейся, голословной, на втором уровне – конкретно или абстрактно вербализующей опыт, на третьем уровне – проявляющей себя юмористично или буквально, конфликтно или кооперативно, директивно или интегративно, центрированно или децентрированно (Сухих, 1998, с.17). Можно также анализировать специфику речевого поведения экстравертов и интровертов (примером может послужить статья М.В.Ляпон (1995), где предпринята попытка дать психологическую интерпретацию прозаических текстов М.Цветаевой), доминирующих и подчиняющихся, романтичных и прозаичных, невротичных и усредненно нормальных людей и т.д. Широко известна трансактная модель общения, по Э.Берну, где противопоставляются условные личности Взрослого, Ребенка и Родителя. Весьма интересна концепция К.Ф.Седова, который выделяет три типа языковой личности — инвективный, рационально-эвристический и куртуазный (Горелов, Седов, 1997, с.133). С позиций социокультурной лингвистики выделяются типы языковых личностей по объективным статусным признакам — возраст, пол, уровень образования, стиль жизни и т.д. Заслуживает внимания социологическая типология личностей, которую строит О.Клапп, выделяя, например, социальные типы героев, злодеев, клоунов, жертв и др. (Klapp, 1964, p.43–50). Хрестоматийно известна функциональная типология персонажей волшебной сказки в известной работе В.Я.Проппа «Морфология сказки» – герой, вредитель, посредник, даритель и др. (Пропп, 1928). Языковая личность в социолингвистическом аспекте моделируется с позиций либо заданного социального типа, либо определенных знаков, рассматриваемых как индикаторы статуса или роли. В первом случае анализ направлен на выявление тех знаков, которые характеризуют заранее определенный тип личности, например, телевизионного ведущего (Беспамятнова, 1994; Канчер, 2002), политика (Бакумова, 2002), предпринимателя (Тупицына, 2000). Такой анализ представляет собой построение речевого портрета (Крысин, 2001). Во втором случае предметом поиска является совокупность характеристик того социального типа, который выделяется на основании заданных знаков, например, определенных характерных фраз. Одним из возможных подходов к изучению языковой личности может быть выделение релевантных признаков модельной личности, т.е. типичного представителя определенной этносоциальной группы, узнаваемого по специфическим характеристикам вербального и невербального поведения и выводимой ценностной ориентации. Например, это русский интеллигент, английский аристократ, немецкий офицер. Модельная личность представляет собой прототипный образ, границы которого весьма вариативны. Многие характеристики этого концепта принципиально расходятся в языковом сознании тех, кто относит себя к соответствующему типу модельной личности, и тех, кто противопоставляет себя этому типу. Модельная личность представляет собой стереотип поведения, который оказывает существенное воздействие на культуру в целом и служит своеобразным символом данной культуры для представителей других этнокультур. В сообществах, относящихся к одному и тому же типу цивилизации, социальные роли в значительной мере изоморфны, вместе с тем специфика личностей, которые становятся образцами для соответствующих моделей поведения, накладывает значительный отпечаток на исполнение таких ролей и позволяет выделять в рамках той или иной лингвокультуры именно модельную личность. Мы можем говорить о специфике эпохи благодаря таким модельным личностям. В России XIX в. одним из таких узнаваемых социальных типов был "Гусар" — офицер, который всегда готов был совершить дерзкий подвиг, а в свободное от подвигов время должен был играть в карты, пить вино, писать стихи, влюбляться и завоевывать любовь и т.д. Этот образ жив в коллективном языковом сознании носителей современной русской культуры благодаря литературе, живописи, кино. Важнейшей характеристикой модельной личности является ее воздействие на все сообщество. Какие модельные личности выделяются в современной России? Список этих социальных типов открыт, но представляется, что приоритетные позиции в этом списке занимают "Братан", "Новый русский", "Телевизионный ведущий". Первый тип — это криминальная личность, узнаваемая по широкой шее (статусно необходимые занятия бодибилдингом), золотой цепи на шее и тюремному жаргону (разборки, наезд, мочить, кидать), специфической интонации (модуляционная манерная растяжка речи, частичная назализация, удвоение согласных в интервокальной позиции). Ценностной ориентацией Братана является неписаный кодекс вора, который всегда противостоит официальному закону и прежде всего стражам порядка, считает потерей лица любую работу и живет только сегодняшним днем (завтра высока вероятность оказаться в тюрьме). Отличие современного Братана от прежнего вора состоит в том, что он чувствует себя хозяином положения в стране и легко переходит в статус Нового русского, т.е. молодого малообразованного очень богатого бизнесмена, который сумел сколотить капитал нечестным путем. Второй тип — Новый русский — должен демонстрировать свое богатство в суперлативе (самый дорогой автомобиль, самый шикарный мировой курорт), он одет очень ярко и безвкусно, изъясняется с помощью уголовного жаргона и приблизительных номинаций (характерный определитель – слово типа: "Я, что, типа быдло?"). Значимость этой модельной личности отражена в обширной серии популярных анекдотов. Следует отметить то обстоятельство, что Новый русский соединяет в себе характеристики сказочного дурака (позитивный образ, противостоящий власти) и сумасбродного купца, транжирящего большие средства на виду у бедствующих людей. Третий тип — Телевизионный ведущий — в отличие от первых двух ассоциируется с властью, является носителем голоса власти и в этом качестве резко противопоставлен тем типам, с которыми себя так или иначе может ассоциировать пассивное большинство населения. Телеведущий отличается высокой степенью интеллекта, образован, его речь безупречна, он свободно владеет иностранным языком, нормами этикета, склонен к тонкому юмору и иронии. Телеведущий является элитарной языковой личностью (по О.Б.Сиротининой), языковым экспертом и в этом смысле наследует определенные характеристики модельной личности русского интеллигента, резко отличаясь от последнего нескрываемой эластичностью морали. Выделение модельной личности Телеведущего свидетельствует о значительном возрастании театрального плана политического дискурса (Шейгал, 2000). Телеведущий воспринимается многими как представитель чужой западной цивилизации, в то время как Братан и Новый русский ассоциируются со своими патриархальными нормами поведения. Выделенные модельные личности, разумеется, не исчерпывают богатство социальных типов современной России, но системные корреляции этих ярких прототипных фигур определяют сетку ценностных координат в культурно-языковом сообществе, в том числе престижные и избегаемые речевые характеристики, которые могут рассматриваться с позиций лингвистического концептуализма. Если же мы будем говорить о типах культуры, имея в виду речевую культуру, т.е. степень приближения языкового сознания индивидуума к идеальной полноте языкового богатства в том или ином виде языка, то оправданным является выделение таких языковых личностей, как носитель элитарной речевой культуры применительно к литературной норме, либо носитель диалектной речевой культуры, либо носитель городского просторечия и т.д. (Сиротинина, 1998). Представители саратовской лингвистической школы противопоставляют также абстрактную и конкретную языковые личности, понимая под последней реального носителя языка. Говоря о конкретной языковой личности, имеют в виду идиолект как известных мастеров слова (Черкасова, 1992; Леденева, 1999; Тильман, 1999; Пшенина, 2000; Буянова, Ляхович, 2001), так и рядовых граждан (Черняк, 1994; Лютикова, 1999; Благова, 2000). К числу дискуссионных относится вопрос о том, может ли каждый говорящий рассматриваться как языковая личность. При статическом понимании личности (все приведенные выше подходы базируются именно на такой трактовке) на этот вопрос дается утвердительный ответ. Динамическая интерпретация данного понятия прослеживается в тезисе о том, что языковая личность начинается по ту сторону обыденного языка (Караулов, 1987, с.36). Если согласиться с тем, что существует уровень нейтрализации языковой личности, т.е. уровень стандарта, на котором стираются индивидуальные речевые отличия, то правомерно предположить, что нейтрализация личности — это актуализация статуса человека. Разумеется, нейтрализация личности — это абстракция. В реальном общении личностно-индивидуальное и статусно-представительское в человеке неразрывно слиты: пассажир, покупатель, пациент, клиент, прихожанин, прохожий на улице реализуют себя в названных ролях, помимовольно проявляя как личностные, так и статусно-ролевые качества, в которых им приходится выступать в общении с другими людьми. Соглашаясь с тем, что в общении происходит постоянное переключение по линии «персонализация — деперсонализация», я бы не стал устанавливать жесткую корреляцию между обыденным языком, семантическим уровнем языковой личности и нулевой представленностью личности в общении. Обыденный язык объединяет всех, говорящих на нем, им пользуются все, но если говорящий на обыденном языке не является языковой личностью, то из этого допущения возможны следующие выводы: 1) языковая личность проявляется только в определенных жанрах речи; 2) языковая личность — это специфическое качество человека говорящего, то появляющееся, то исчезающее; 3) обыденное общение — это способ маскировки своей личности; 4) обыденное общение не сводится к представительскому, следовательно, представительское общение акцентирует личность говорящего (но контролер в троллейбусе для нас — это прежде всего контролер, а только потом скромный либо самоуверенный, молодой или пожилой, симпатичный или неприятный человек). Приведенные аргументы, как можно видеть, легко опровержимы. Вместе с тем я разделяю мнение Ю.Н.Караулова, который, выделяя семантический, когнитивный и мотивационный уровни языковой личности, подчеркивает, что семантический уровень является базой для языкового общения (1987, с.37), и в этом смысле в меньшей мере индивидуализирует личность, чем понятия, идеи, концепты в сознании человека, с одной стороны, и цели, мотивы, интересы в этом сознании, с другой. Рассматривая частночеловеческую языковую личность, В.П.Нерознак (1996, с.114) выделяет два основных ее типа: 1) стандартную языковую личность, отражающую усредненную литературно обработанную норму языка, и 2) нестандартную языковую личность, которая объединяет в себе "верхи" и "низы" культуры языка. К верхам культуры исследователь относит писателей, мастеров художественной речи. Рассматривается креативная языковая личность в ее двух ипостасях — "архаисты" и "новаторы". Низы культуры объединяют носителей, производителей и пользователей маргинальной языковой культуры (антикультуры). Показателем принадлежности говорящего к языковым маргиналам автор считает ненормированную лексику — арго, сленг, жаргон и ненормативные слова и выражения (с.116). Нормативно-центрическая модель языковой личности активно разрабатывается в исследованиях, посвященных изучению языка и стиля известных мастеров слова. Креативность является важной характеристикой языковой личности, но мы получим более полное представление о нестандартных языковых личностях, если обратимся к исследованию речи не только писателей, но и ученых, журналистов, учителей. Я бы отметил высокую степень креативности в языковой игре на низовом уровне культуры. Маргинальная языковая личность — явление неоднозначное. Сюда относятся те, кто не владеет языковым минимумом, необходимым для того, чтобы считаться своим в данной культуре в целом (это в основном представители других культур), те, кто страдает отклонениями от общепринятого поведения (патологические случаи), а также те, кто ненамеренно и намеренно нарушает этические нормы поведения, в том числе и речевого. К последней разновидности языковых личностей относится в определенных ситуациях общения столь большое количество людей, что называть их маргиналами с научной точки зрения становится все труднее. В этой связи нельзя не согласиться с В.И.Жельвисом (1990, с.69), справедливо считающим, что инвектива — это сознательное грубое нарушение социальных запретов, вызванное прежде всего потребностью снять психологическое напряжение ("инвектива напоминает топор там, где необходим скальпель"). Можно и следует искать другие способы выхода отрицательной энергии, но вербализация агрессивных эмоций неизбежно сохранится в человеческом обществе, хоть и, возможно, примет новые формы. Принимая во внимание многоаспектность личности, можно построить типологию языковых личностей на основании лингвистически релевантных личностных индексов. Известно, что социолингвистические исследования обычно базируются на особых знаках, которые дают возможность четко противопоставить те или иные социальные группы. Речь идет о тех знаках, прототипом которых является библейский шибболет. В Книге Судей (12: 6) повествуется о военном конфликте между судьей израильским Иеффаем и родственным племенем ефремлян. Побежденные ефремляне пытались поодиночке переправиться через Иордан, но победители заставляли всех на переправе произнести слово шибболет — колос. Ефремляне говорили сибболет, поскольку не могли произнести иначе. Тех, кто заменял шипящий звук свистящим, закалывали. "И пало в то время из Ефремлян сорок две тысячи". Специфика этих индексов состоит в том, что они проявляются очень часто и помимовольно, с одной стороны, и весьма ограничены количественно, с другой. Говоря по-русски, в частности, произносят фрикативное [г] вместо взрывного, делают фонетические ошибки в словах с суффиксом -изм, нарушают нормы ударения в некоторых словах, образуют ненормативные формы множественного числа (например, путь — путя), по-английски используют двойное отрицание, опускают начальный придыхательный звук [h] в словах типа happy, по-немецки путают дательный и винительный падежи после определенных глаголов и т.д. Эти отклонения имеют диалектную основу, служат индексами принадлежности человека к определенной группе, их с трудом удается скрыть в беглой речи, и часто их не пытаются скрывать, намеренно акцентируя свою идентичность. Весьма интересны лексические и фразеологические индексы принадлежности человека к той или иной группе. Ясно, что таким индексом не могут быть частотные строевые единицы, глаголы-связки, самые употребительные слова или обороты речи. Но такие единицы, как, например, слово отнюдь, сразу же характеризуют языковую личность, намеренно или ненамеренно выделяющую себя из общей массы. Диалектизмы, следует отметить, весьма удобны в общении, они в первую очередь оптимально обозначают актуальные для говорящих предметы, явления и качества и лишь со стороны выглядят экзотически. Прилагательное нудкой – "трудный для глотания" (так говорят в некоторых местах на Кубани) — очень точно характеризует определенные продукты питания. Различные социолектизмы (жаргонные слова, знаки образовательного или какого-либо другого статуса) выступают прежде всего в качестве индексов в общении. Эти индексы подчиняются требованию быть яркими любой ценой, при этом языковая единица, которую использует позирующая коммуникативная личность, неизбежно теряет точность обозначения. Например, слово конкретный используется в современном русском языке как эмоционально-экспрессивный усилитель с размытым значением (конкретная тачка – вызывающий зависть автомобиль или компьютер). Человек, таким образом выражающий свою эмоциональную реакцию, многое говорит о своей личности тем, с кем он общается, и тем, кто оказывается случайным свидетелем такого общения. Н.А.Вострякова (1998) выделяет четыре компонента в речевом паспорте коммуникативной личности – биологический (пол и возраст), психический (эмоциональное состояние в момент речи), социальный (национальность, социальный статус, место рождения, профессия) и индивидуальный. С позиций социально-статусного моделирования языковой личности можно противопоставить стабильные и вариативные характеристики коммуникативной личности (статусные и ситуативно-ролевые), к первым относятся биологические и социальные индексы, ко вторым – позиционные, эмоциональные, ситуативные индексы (например, человек приказывающий, взволнованный, отвечающий на допросе и т.д.) (Карасик, 1992). Разумеется, вариативные индексы – это уточнение постоянных статусных индексов (человек определенного пола и возраста, определенного образовательного и имущественного уровня, относящийся к определенной этнокультурной и социальной группе, с которой он себя ассоциирует, будет вести себя в различных конкретных ситуациях в соответствии со стереотипами поведения, свойственными ему как носителю постоянных статусных индексов, отклонения от принятых норм поведения лишь подтверждают это положение). Именно поэтому нам достаточно лишь нескольких мгновений общения с незнакомым человеком, чтобы отнести его к тому или иному существенному для нас классу. Взгляд, общая манера поведения и тембр голоса, например, моментально определяют представителя английской аристократии в британском сообществе (Ивушкина, 1997). Не случайно представители среднего класса в Англии обращают особое внимание на модуляцию голоса: говорить громче, чем это принято, считается показателем низкого социального статуса. Интересна гендерная специфика британского гиперкорректного произношения: женщины стремятся говорить как можно более четко, а мужчины — как можно тише. Было бы неверно, впрочем, полагать, что индивидуум в любой ситуации ведет себя в соответствии с социально-статусными предписаниями поведения: есть обстоятельства, когда приходится пренебречь нормами вежливости (крик о помощи вряд ли будет включать куртуазные обороты: "Будьте любезны, помогите мне, пожалуйста, если это Вас не затруднит, поскольку я, к сожалению, тону!" — помогать будет уже поздно). Известный американский социолог Ирвинг Гофман обращает внимание исследователей на то, что методологически неверно было бы моделировать общение только на основе заданных характеристик личности (Goffman, 1979). В реальном общении ситуативное развитие многих постоянно меняющихся факторов личностного взаимодействия определяет наш неосознанный либо осознанный выбор той или иной коммуникативной стратегии и тактики, той или иной манеры общения. Помня об этом, лингвисты вправе обратиться к тем знакам, которые сразу же характеризуют коммуникативную личность. К числу ярких социолингвистических индексов языковой личности относятся фразеологические единицы. Говоря о фразеологическом фонде языка, лингвисты обычно исходят из семантического рассмотрения этих языковых единиц, и поэтому на первый план выступает специфика самой единицы по сравнению с ее возможными эквивалентами в виде слова или свободного словосочетания. С позиций прагматики фразеологизм можно рассматривать, обращая внимание на то, в каких ситуациях общения говорящий предпочитает воспользоваться фразеологизмом, с одной стороны, и к какому типу языковых личностей относится такой участник общения, с другой. Фразеологические единицы, которые используются как в личностно-ориентированном, так и в статусно-ориентированном общении, имеют различную прагматическую основу. Во-первых, эти единицы обеспечивают клишированность дискурса, соблюдение неких жанровых канонов, здесь мы говорим преимущественно о статусно-ориентированном дискурсе. Клишируя свою речь, говорящий как бы надевает маску представителя институциональной группы. Очень часто эти фразеологизмы носят терминологический или квазитерминологический характер, их назначение — скрыть индивидуальность участника общения. Примером такого общения являются церемониальные речи и трафаретные жанры делового дискурса. Во-вторых, фразеологические единицы являются способом самовыражения говорящего, это полярно противоположная функция по отношению к речевым клише. Подобные фразеологизмы тяготеют к личностно-ориентированным видам дискурса. В лингвистической литературе отмечается, что две полярные характеристики отношения говорящего к собственной речи выражаются в русском языке словами так сказать и как говорится (Шмелева, 1987). В первом случае говорящий готовит слушающего к некоторому нестандартному выражению, во втором — приносит извинение за трафаретный оборот либо дает понять, что за этим оборотом следует некоторый намек. В статусно-ориентированном дискурсе встречаются отклонения от трафаретов, предваряемые индикаторами я бы сказал, так сказать и даже как я говорю. В этом случае мы сталкиваемся с языковым эгоцентризмом, вполне оправданным, если говорящий ставит перед собой цель оказать воздействие на партнера в рамках институционального дискурса средствами личностно-ориентированного общения. К этому же типу прагматических индикаторов речи относится, по-видимому, и выражение будем говорить: "Политическая ситуация в мире радикально изменилась после атаки террористов на небоскребы в Нью-Йорке, будем говорить, начался отсчет новой эпохи". В статусно-ориентированном общении встречается и эмфатическое выделение стандарта, общепринятого мнения с помощью таких выражений, как старые люди говорят, в старину говорили, как говорят в таких случаях. Перед нами — примеры языкового социоцентризма, когда говорящий полностью солидаризируется с мнением коллектива и опирается на силу традиции в качестве аргумента. Интересно отметить, что одну и ту же фразеологическую единицу можно использовать и в эгоцентрической, и в социоцентрической функции, в зависимости от типа дискурса и ожиданий участников общения. Таким образом, прагматика фразеологизмов позволяет противопоставить два типа языковой личности — эгоцентрический и социоцентрический. Эгоцентрическая языковая личность насыщает свою речь яркими и необычными выражениями, среди которых немало фразеологических единиц, с целью саморепрезентации и украшения речи. Социоцентрическая языковая личность использует клишированные выражения для подтверждения своего статуса и — в случае статусной неопределенности — для опознания членов своей социальной группы. С иных позиций фразеологические образования в речи дают возможность установить фольклорное либо авторское основание для самоидентификации языковой личности. Например, говоря о чем-то перспективном и ценном, человек может сказать из этого можно шить шубу, оценивая физическое состояние кого-либо — его об дорогу не расшибешь, либо высказаться так, как это сделал популярный тележурналист Евгений Киселев в интервью: "Ну, это смешно представить — будто бы мы сидим и спорим, у кого звезда во лбу горит ярче". Есть определенное сходство между эгоцентрической и авторской языковой личностями, с одной стороны, и социоцентрической и фольклорной — с другой. Вместе с тем социоцентричность может выражаться с помощью авторских текстовых фрагментов, включающих аллюзии, цитаты, клише, а эгоцентричность — с помощью фольклорного текста. Фразеологические единицы разных типов являются индексами и для противопоставления элитарной и вульгарной языковых личностей. Если элитарная языковая личность пользуется нейтральными, высокими или сниженными (обычно пародируемыми) фразеологизмами как стилистическими средствами, то вульгарная языковая личность оперирует единственным средством выражения — жаргонной и обсценной обиходной речью. Ограниченный инвентарь полифункциональных табуируемых выражений, представляющих собой коммуникативные клише особого типа — эквиваленты междометий, является индексом вульгарной языковой личности. Возвращаясь к вопросу о статусе маргинальной языковой личности, следует сказать, что оппозитивным коррелятом такому понятию является нормальная (нейтральная) языковая личность. Маргинальная языковая личность — это носитель иной культуры либо человек с патологическими отклонениями в поведении. Фразеологические единицы выступают в качестве четких показателей принадлежности говорящего к своей либо чужой культуре. Во-первых, активное владение этими единицами подразумевает понимание их уместности в различных коммуникативных ситуациях, иностранец сразу же выдает себя, приводя устаревший фразеологизм (Зачем кричать по телефону во всю ивановскую? или It will cost us a pretty penny), во-вторых, понимание этих единиц основано на их конвенциональном значении (иностранные студенты прокомментировали русскую поговорку «Чем дальше в лес, тем больше дров» так: «Чем больше мы изучаем что-либо, тем лучше мы это узнаем»). Показательны для выделения типа языковой личности и речевые индикаторы статусного неравенства, которые весьма разнообразны (Карасик, 1992). По своему прагматическому основанию такие знаки являются фразеорефлексами (Гак, 1998, с.585), дискурсивными словами и выражениями (Киселева, Пайар, 1998). В ряду дискурсивных выражений, определяющих тональность общения и раскрывающих отношение говорящего либо пишущего к адресату, можно выделить единицы, устанавливающие статусное неравенство между участниками коммуникации. К числу таких единиц относится и выражение по той простой причине, назначение которого – раскрыть каузальные связи явления, о котором идет речь. В отличие от нейтральных в прагматическом отношении показателей причинных отношений (так как, поскольку, в связи с тем, что), индикатор этих отношений по той простой причине, что содержит дополнительную характеристику, квалифицирующую объяснение "простая причина". Такая квалификация вносит дополнительный смысл в рассуждение, например, "Сегодня многие проявляют большой интерес к психологии по той простой причине, что хотят научиться манипулировать другими". Пользуясь известной интерпретативной методикой А.Вежбицкой для раскрытия пресуппозиции и импликации рассматриваемого выражения, можно построить следующую формулу: 1) рассказывая тебе о чем-либо, 2) я хочу тебе объяснить, почему это произошло, 3) при этом я полагаю, что ты, как и многие другие, неправильно понимаешь сложившуюся ситуацию, запутавшись и усложняя все отношения, 4) в то время как я могу ясно и логично рассуждать, 5) и мне представляется, что меня следует внимательно выслушать, 6) так как я имею право учить других людей в силу моего высокого интеллекта, 7) и я говорю тебе терпеливо и с добрым к тебе отношением: "по той простой причине". Явная ироничная дидактичность выражения по той простой причине резко выделяет этот дискурсивный знак из числа модусных индикаторов авторского отношения к адресату. Открытая демонстрация своего вышестоящего положения в автохарактеристиках обычно не выражается в дискурсе (ср.: *в нашем глубоком, справедливом и проницательном анализе). Такая тональность дискурса, если она не является игровой и самоироничной, нарушает принципы вежливости и кооперативности в общении. Как правило, говорящий намеренно понижает свой статус (если я не ошибаюсь, если я правильно понял вопрос). Интересно отметить, что в англоязычном общении выражение по той простой причине как коммуникативный штамп, насколько мне известно, не встречается, хотя известна фраза "Элементарно, дорогой Ватсон", и это выражение Шерлока Холмса также характеризуется снисходительным отношением великого сыщика к своему другу. Выражение по той простой причине прагматически соотносится с другим частым в употреблении знаком "я, например". Этот знак используется в полемике для того, чтобы сделать упрек собеседнику и показать, что несмотря на сходные условия (обычно неблагоприятные), говорящий в силу своих высоких моральных принципов поступает должным образом, в то время как адресат ведет себя неподобающе. Различие между этими дискурсивными индикаторами неравенства заключается в обосновании своего более высокого положения – интеллектуального в первом случае и этического во втором. К числу индикаторов социального статуса в общении относится дискурсивное слово так, используемое в функции вводного переключателя темы, например: "Так. Какие еще есть вопросы?". Этот знак, подобно частице -ка (Крысин, 1989), подчеркивает вышестоящий статус говорящего: "Открой-ка тетрадь!". Вряд ли можно, принося извинение, сказать: "Так. Прошу прощения", – если только говорящий не намерен таким образом перехватить коммуникативную инициативу в диалоге. Благодарность в виде фразы "Так. Большое спасибо" звучит иронично. Следует отметить, что для дискурсивных слов особенно важна интонация, в данном случае — резкое падение тона. Принципиально различны индикаторы хезитации ("Так… Что же делать будем?") и инициативы ("Так. На задней площадке, оплатите проезд!"). В качестве индикатора хезитации возможен повтор этого знака ("Так, так, так…"), инициатива же нуждается в индикации только при первом предъявлении (*"Так. Прекратите разговаривать! Так. Вы мне мешаете. Так. Двойку поставлю!"). Подобно другим индикаторам инициативы, слово так может стать одним из характерных знаков самоутверждения коммуникативной личности и в таком случае рассматриваться как социолингвистический показатель стремления к коммуникативному доминированию. Соответственно стремление уйти от доминирования в диалоге является показателем интеллигентного уважительного стиля общения либо знаком подчинения. Обратим внимание в этой связи на английский афоризм: "Savages often take politeness for servility" — "Дикари часто принимают вежливость за раболепие". Весьма интересны и закрепленные в языке формы критики определенного статусного самопредставления. Например, если по-английски кто-то говорит высокопарно, то такая манера поведения в речи представителей старшего поколения комментируется междометием la-di-da: Someone who is la-di-da has an upper-class way of behaving or speaking, which seems very affected; an old-fashioned word showing disapproval (COBUILD). Есть и другое разговорное выражение для описания такого поведения: to talk posh: if you say that someone talks posh, you mean that they are speaking in an upper-class accent; sometimes used showing disapproval (COBUILD). Обратим внимание на следующее обстоятельство: в русском языке эта идея передается описательными словами жеманный и манерный, т.е. лишенный простоты и естественности, здесь не подчеркивается стремление выдать себя за представителя более высокого класса. Мы говорим о жеманном поведении применительно к тем персонам, которые хотят показаться более утонченными, чем они есть на самом деле, обычно так говорят о женщинах, понятие "жеманство" соседствует с понятием "кокетство". В английской лингвокультуре социальный статус переживается гораздо острее, эта тема более актуальна, поэтому и получает специальное языковое обозначение. Жеманясь, стремятся произвести хорошее впечатление, разговаривая в манере la-di-da, стремятся показать собеседнику, что он занимает более низкий статус. Заслуживает внимания и языковая форма этой критики: это звуковая имитация, насмешливое интонационное подражание и передразнивание напыщенной речи. К такому средству прибегают, как правило, недостаточно образованные люди. В русском языке есть достаточно редкое сложное междометие, обычно используемое женщинами, для описания поведения или внешности напыщенного смешного человека — взрослого или ребенка: "Ути-пути-пути!". Языковой статус этой единицы нельзя считать устоявшимся, это такое же звукоподражательное образование, как "хрясь!", но важно то, что такая единица существует и функционально достаточно близка английскому коммуникативному образованию. Различие состоит в том, что по-русски на первый план критикуемого поведения выходит его комизм, а по-английски — общая отрицательная оценка, допускающая и оттенок зависти. Итак, языковая личность представляет собой многомерное образование. Типы языковых личностей выделяются в зависимости от подхода к предмету изучения, который осуществляется с позиций либо личности (этнокультурологические, социологические и психологические типы личностей), либо языка (типы речевой культуры, языковой нормы). С позиций языка можно построить также модель словарной личности, т.е. носителя представлений, стереотипов и норм, закрепленных в значениях слов, толкуемых в словарях. Словарная личность представляет собой наиболее абстрактный тип языковой личности, вместе с тем даже на уровне словарной личности обнаруживаются оценочные разновидности (например, критик и апологет), проявляющиеся применительно к определенным лексико-семантическим группам слов (Карасик, 1994). |
Похожие:
 |
Образовательная программа «Теория и история языка и языки народов... Исследование языковой ситуации в среде ирландско-английских билингвов 34 |
 |
И. Т. Касавин Текст, дискурс, контекст И. Т. Касавин. Текст. Дискурс. Контекст. Введение в социальную эпистемологию языка |
|
Речевые стратегии и апеллятивный дискурс монография Л. Г. Васильев, Н. Н. Черкасская. Речевые стратегии и апеллятивный дискурс / Монография. – Калуга: Калужск гос ун-т им. К. Э. Циолковского;... |
|
Медиа дискурс и новые медиа 11 §1 Медиа дискурс как теоретический... Сми, многочисленные новые ресурсы в виде сайтов и мобильных приложений как Storehause или Bloglovein. На смену статичному приходит... |
|
Речь святейшего Патриарха Московского и Всея Руси Алексея I (1877... Личность – это человек, который является примером для других. Личность – это человек, поставивший цель в жизни и достигший её. Личность... |
|
Государственное образовательное учреждение высшего профессионального... Экономика машиностроительного производства: методические указания./ Сост. Д. М. Дроненко; Волгоград гос техн ун-т. – Волгоград, 2010.... |
|
Методические указания рпк «Политехник» Сборник практических занятий по дисциплине «Безопасность жизнедеятельности». Часть III: Методические указания / Сост. В. М. Макаров;... |
|
Методические указания к лабораторному практикуму по дисциплине «Технические... «Технические средства информатизации» / Сост. Д. В. Медведев, И. А. Шкода; Волгоград гос техн ун-т. – Волгоград, 2008. – 75 с |
|
Закон о бухгалтерском учете Федеральный закон от 21 ноября 1996 г.... Учет кассовых и банковских операций: методические указания к проведению практических занятий / Сост. Г. А. Машенцева; Волгоград гос... |
|
Методическое пособие Волгоград 2011 ббк 85. 315 В11 В мире музыкальных инструментов : методическое пособие / Волгогр. Оунб им. М. Горького, Отдел аудиовизуальных материалов и литературы... |
|
Конференция №3. «Россия и Запад: от противостояния к диалогу? (геополитэкономический... Конференция №3. «Россия и Запад: от противостояния к диалогу? (геополитэкономический дискурс)» |
|
Методические указания к проведению лабораторных работ рпк «Политехник» Спецкурс по эксплуатации систем электроснабжения: Методические указания к проведению лабораторных работ / Сост. С. В. Хавроничев;... |
|
В. В. Мелик-Гусейнов, С. А. Реккандт Волгоград: Изд-во Волггму, 2014... Фитотерапия. Справочник по применению лекарственных растений в традиционной и нетрадиционной медицине / В. В. Мелик-Гусейнов, С.... |
|
М. Ю. Олешков моделирование коммуникативного процесса Дидактический дискурс как институциональная форма коммуникативного взаимодействия |
|
Батаршев А. В. «Личность делового человека»: Социально психологический аспект Батаршев А. В. «Личность делового человека»: Социально – психологический аспект. – М.: Дело, 2003 |
|
Язык и дискурс сми в XXI веке москва Динамика метафорических образов в российской политической коммуникации начала XXI века |