30
Маленькая церковь на вершине горы Хорив (Синай).
Здесь св. пророку Моисею Богом были даны Скрижали Завета,
а св. пророку Илии в веянии тихого ветра явился Сам Господь
и известил о сохранении семи тысяч верных, не преклонивших
колена пред Ваалом
Есть биографии, есть жизни, которые точно просятся на полотно или на стенные фресковые изображения, точно ждут своего художника: так они драматичны, живописны, картинны. Несомненно, такова жизнь Илии. Из художников прошлого, кажется, только один Микельанджело в своих грандиозных сверхчеловеческих образах мог бы запечатлеть судьбу пророка. И если бы он создавал ряд изображений, на одном он, конечно, нарисовал бы Илию, несущим на руках мертвого юношу со взором, в котором застыл вопрос, обращенный к Вечности.
В самом деле, что мог думать тогда Илия? Разве не считал он себя Божиим посланником и разве не по глаголу Божию пришел он сюда, к этой женщине? Почему же его приход точно принес с собою такое тягостное бедствие ей, породил в сердце этой язычницы не преклонение перед Божеством, но плохо скрываемую хулу.
Вся жизнь Илии - это сплошное чудо, ряд чудес, ниспосланных для него по его молитве. Каждый раз, когда в душе его поднимались вопросы к Бесконечному, он бестрепетно лицом к лицу обращался туда к своему Богу и молил, и ждал ответа. И хотя молитва его обычно была похожа на требование, на вызов, бросаемый Ветхому Днями, он получал ответ, и этот ответ был - чудо.
Так и теперь.
“...и воззвал к Господу и сказал, Господи, Боже мой! неужели Ты и вдове, у которой я пребываю, сделаешь зло, умертвив сына ее?” (ст. 20).
Вот и молитва - вызов Илии Фесвитянина. Он знал, что он избранник Божий. Он смеет так молиться.
У Леонида Андреева в “Повести об отце Василии Фивейском” есть место, где священник бессильно пытается дерзнуть воскресить молитвой умершего.
Как это слабо, как бледно перед глубиной и мощью дерзания библейского прообраза.
Русский писатель, сначала богоборец, а потом Богочтец, заканчивающий свою жизнь послушником в монастыре, Константин Леонтьев - монах Климент рассказывает в одном из своих писем о молитве в час его обращения от неверия к вере.
Когда он лежал в комнате с занавешенными окнами (от внутреннего ужаса он боялся дневного света), когда он изнемогал от смертельной болезни, взоры его упали на икону Богоматери, и в душе этого неверующего доселе эстета-богоборца мысль о том, что отвратительно умереть такой безобразной смертью, что ему рано умирать, что он не может умереть, так как не совершил того, что мог совершить в меру своих сил и таланта, - эта мысль соединилась в его душе с непонятной уверенностью, что вот Она, эта Женщина, изображенная на иконе, держит сейчас в Своих руках трепещущие, готовые порваться нити бытия. Она может возжечь в нем снова угасающий пламень его жизни.
С поднятыми кверху и сжатыми в кулаки руками обратился он к Ней с молитвой, похожей на бунт. “Рано, рано мне умирать”, - говорил он и обещал, если выздоровеет, отречься от своей исполненной сладострастия жизни, постричься в монахи и отдать Ей до конца все свои силы, всю свою душу, все свое существо.
И - он исцелен.
Это чудо, эти переживания близкого нам по духу человека, почти нашего современника, помогут нам хоть отчасти понять бесконечно более значительный внутренний смысл молитвы Илии, проникнуть в тайну его дерзания.
Молитва Илии была вопросом к Богу о том, правы ли Его судьбы, святы ли Его суды, справедлив ли приговор. Она была своеобразной формой богоборчества, конечно не темного богоборчества неверия или маловерия, но святого богоборчества веры, тайны которого раскрыты в Библии. Ведь она говорит нам о ночной борьбе Иакова-Израиля с Богом; в этой борьбе была открыта тайна Завета.
За молитвой борьбы следует молитва смирения.
“И простершись над отроком трижды, он воззвал к Господу и сказал: Господи, Боже мой! да возвратится душа отрока сего в него!” (ст. 21).
И разве опять не просится на картину, не ждет своего воплощения в красках эта полная захватывающей силы минута: живой, распростершийся над мертвым, припадающий к нему в ожидании неслыханного чуда, страшного явления Божественной силы.
И чудо совершилось.
“И услышал Господь голос Илии, и возвратилась душа отрока сего в него, и он ожил. И взял Илия отрока, и свел его из горницы в дом, и отдал его матери его, и сказал Илия: смотри, сын твой жив. И сказала та женщина Илии: теперь-то я узнала, что ты человек Божий и что слово Господне в устах твоих истинно” (ст. 22-24).
IV
Испытание, ниспосланное Богом Израилю через Илию, пришло к концу. После многих дней скорби и ужасов уже на третий год Илия получил новое приказание от Господа: “Пойди и покажись Ахаву, и Я дам дождь на землю" (гл. 18, ст. 1).
Засуха была еще в полном разгаре. Имя Илии, как виновника все еще длящегося неописуемого бедствия, должно было быть ненавистно для царя Ахава и многих его приближенных. И действительно,
по словам Библии, не было ни одного народа и царства, куда бы ни посылал Ахав искать Илию, и когда ему говорили, что Илии нет, он брал клятву с того царства и с того народа, что не могли отыскать
его (ст. 10).
Илия знал о гневе царя и о его распоряжениях. Когда он появился на путях к царскому дворцу нежданно, внезапно и грозно, он встретился с царедворцем Ахава - благочестивым Авдием - и сказал ему: “Пойди, скажи господину твоему: Илия здесь” (ст. 8). И Авдий, изумленный и трепещущий, предупреждал его о грозящей опасности и вместе отказывался быть вестником о его пришествии перед царем, боясь, что движимый духом Господним, Илия исчезнет так же внезапно, как появился, и он, Авдий, будет в ответе за ложь. Но Илия заявил о своей непреклонной воле увидеть царя. - ’’Сказал Илия: жив Господь Саваоф, перед Которым я стою! Сегодня я покажусь ему.
И пошел Авдий навстречу Ахаву и донес ему. И пошел Ахав навстречу Илии” (гл. 18, ст. 15-16).
И вот встретились они - царь Израиля и пророк Всевышнего. Для Ахава Илия был бунтовщик, непокорный противник его царственным велениям, возмутитель народа.
С гневом, хотя быть может и не без тайного трепета перед его непонятной силой, обратился Ахав к Илии. “Когда Ахав увидел Илию, то сказал Ахав ему: ты ли это, смущающий Израиля?” (ст. 17). Как к подсудимому обратился Ахав к Илии, но Илия предстал перед ним как судья. Он готов был вступить с ним в единоборство, чтобы его, царя Израилева, гордящегося своею мощью, обвинить в его человеческом бессилии и покорить Царю царствующих - Господу.
Илия должен отвечать перед Ахавом, как нарушитель мира, не Ахав перед Илией, как непокорный божественной воле, как восставший против веления Вышнего.
“И сказал Илия: не я смущаю Израиля, а ты и дом отца твоего. Тем что вы презрели повеления Господни и идете вслед Ваалам” (ст. 18). И не только Ахава, но и весь народ Израильский, богоотступный, немощный, трусливый и двоедушный, вызывает Илия на единоборство. Он хочет явить народу бессилие его кумиров, слабость его всегда колеблющейся воли и могущество своего Бога и действенность Его велений.
“Теперь, - говорит он Ахаву, - пошли и собери ко мне всего Израиля на гору Кармил, и четыреста пятьдесят пророков Бааловых, и четыреста пророков дубравных, питающихся от стола Иезавели.
И послал Ахав ко всем сынам Израилевым, и собрал всех пророков на гору Кармил” (ст. 19-20).
И вот всему народу бросает Илия свой вызов. Он требует от народа твердой воли, целостного сердца, нераспавшейся, нераздробленной, нерастленной души. Он обращается к народу со своеобразным “все или ничего”. Он, Илия, способен понять язычников, подобных женщине из Сарепты, не ведающих Иегову и до конца отдавших свое сердце многобожию, но с величайшим негодованием, презрением относится он
к тем, кто всегда изменяет, как неверная женщина, и непрестанно колеблется между Истинным Богом и истуканами неверных.
“И подошел Илия ко всему народу и сказал: долго ли вам хромать на оба колена? Если Господь есть Бог, то последуйте Ему, а если Ваал, то ему последуйте. И не отвечал народ ему ни слова” (ст. 21).
Одинокий, окруженный с одной стороны жрецами, служителями кумиров, с другой - народом, тупым, равнодушным, колеблющимся и маловерным, Илия ощущает свою неразрывную связь с Богом, Живым и Чудотворящим, и отсюда в нем несокрушимая твердость и сознание непобедимого могущества. Он знает, что он, Илия Фесвитянин, из жителей Галаадских, нагой и безоружный, он сильнее этого царя, окруженного полчищами рабов и воинов, этого множества жрецов, облеченных в великолепие и роскошь, этого народа, слепого, трепещущего перед лицом этих сил земных, этих тысяч. Илия готов бросить вызов Небу, потому что он знает, что Небо ему ответит. Там, где другие видят мертвый, безжизненный полог, ничего не ощущают кроме действия слепых, беспомощных и жестоких стихий, там он, Илия, зрит Огнепалящий Лик Бога и Отца, Того, кем живо его сердце, Того, с Кем непрестанно ведет он таинственную беседу о сокровенности своей души, Того, кто вопрошает и дает ответ.
Илия предлагает испытание чудом.
“Я один, - сказал Илия народу, - я один остался пророк Господень, а пророков Бааловых четыреста пятьдесят человек (и четыреста пророков дубравных). Пусть дадут нам двух тельцов, и пусть они выберут себе одного тельца, и рассекут его, и положат на дрова, но огня пусть не подкладывают; а я приготовлю другого тельца и положу на дрова, а огня не подложу. И призовите вы имя бога вашего, а я призову Имя Господа, Бога моего. Тот Бог, Который даст ответ посредством огня, есть Бог. И отвечал весь народ и сказал: хорошо, пусть будет так” (ст. 22-24).
На следующее утро настал день испытания.
В жизни человечества есть роковые мгновения, роковые дни.
В эти дни пламенная, твердая, не знающая колебаний вера одного противостоит холодной тупости и безразличию тысяч, вступает с ними в единоборство.
И она, вера, побеждает, побеждает вопреки здравому смыслу и всем его исчислениям, побеждает вопреки ожиданиям и видимому неравенству сил.
Так было там, на Кармиле.
Приблизительно мы можем попытаться нарисовать себе картину тех событий. Достаточно вспомнить хотя бы Саванаролу, его эпоху, вызов, брошенный им современникам, папе и всей иерархии.
Мы можем представить себе пеструю, шумную многотысячную толпу, собравшуюся на другой день после вызова Илии у подножия горы. Одни - пламенно фанатичные, готовые к борьбе, другие -трусливо верующие, но не доросшие в своей вере до чаяния чуда, третьи просто любопытные и безразличные.
Среди них толпы жрецов, облаченных в свои особенные одежды, полных тревоги, готовых отступить от испытания и не смеющих этого сделать.
И в стороне от всех такой не похожий ни на кого, такой единственный и такой одинокий, всегда со своим Богом - Илия, в своей козьей шкуре, обновленный, обросший волосами.
С утра уже началось испытание.
“И взяли они, - говорит Библия о жрецах Бааловых, - взяли они тельца, который дан был им, и приготовили, и призывали имя Ваала от утра до полудня, говоря: Ваале, услышь нас! Но не было ни голоса, ни ответа. И скакали они у жертвенника, который сделали.
В полдень Илия стал смеяться над ними и говорил: кричите громким голосом, ибо он бог, может быть, он задумался или занят чем-либо, или в дороге, а может быть и спит - так он проснется” (ст. 26-27).
И вслед за этой бесплодной и бессильной молитвой пришли непременные спутники всякого религиозного бессилия и бесплодия, всякой лжерелигии - исступление и неистовство.
“И стали они кричать громким голосом и кололи себя по своему обыкновению ножами и копьями, так что кровь лилась по ним.
Прошел полдень, а они все еще бесновались до самого времени вечернего жертвоприношения, но не было ни голоса, ни ответа, ни слуха” (ст. 28-29).
И тогда настала очередь Илии. “И сказал Илия Фесвитянин пророкам Вааловым: теперь отойдите, чтобы и я совершил мое жертвоприношение. Они отошли и умолкли. Тогда Илия сказал всему народу: подойдите ко мне. И подошел весь народ к нему.” (ст. 29-30).
И вот перед лицом всего народа, любопытного и ждущего, Илия восстанавливает разрушенный жертвенник Господень. По числу двенадцати колен Израилевых кладет он двенадцать камней и окружает их рвом. И возложенную на камни жертву он поливает водой и вода заполняет ров.
Так он сгущает атмосферу ожидания, нарочно затрудняет путь к чуду, уплотняет косную стихию невозможности, чтобы тем совершеннее была победа, тем несомненнее сверхъестественность последующих событий, тем ярче и очевиднее обнаружилась бы сила и мощь его Бога.
И потом в страшном предгрозовом молчании толпы встает он один на один перед своим Богом, перед Тем, Кого не знают, не видят они, стоящие вокруг, но Кого он знает и Кому он служит.
Одинокий пророк обращается к одинокому, оставленному, отверженному людьми Богу. Его молитва опять вызов. Он молится об огне, и его молитва как огонь, и сам он пламенный, точно зажженный и возгоревшийся от небесного огня прежде, чем возгорелась приносимая им жертва.
Во время приношения вечерней жертвы, рассказывает Библия, - ’’подошел Илия пророк (и воззвал на небо) и сказал: Господи Боже Авраамов, Исааков и Израилев! Услышь меня, Господи, услышь меня ныне в огне! Да познают в сей день люди сии, что Ты один Бог в Израиле, и что я раб Твой и сделал все по слову Твоему. Услышь меня, Господи, услышь
меня! Да познает народ сей, что Ты, Господи, Бог, и Ты обратишь сердца их (к Тебе)” (ст. 36-37).
И Небо не осталось безмолвным. Точно невидимые нити протянулись между сердцем человека- пророка, обратившегося на миг в пламенник молитвы, и бездонной глубиной огнепалящего свода. И точно глянул оттуда, из этой глубины Таинственный Лик, и в безмолвии прозвучал голос чуда.
“И ниспал огонь Господень, -рассказывает Библия, - и пожрал всесожжение, и дрова, и камни, и прах и поглотил воду, которая во рве. Увидев это, весь народ пал на лице свое и сказал: Господь есть Бог, Господь есть Бог!” (ст. 38-39).
Но Илия человек, человек своего времени, человек грозного Ветхого Завета. И Библия не скрывает перед нами его человеческой ограниченности, человеческой стихии, в нем живущей. Ведь он жил еще до благодати, до благовестия Евангелия, до явлений миру Тихого Света в Том, Кто сказал о Себе, что Он пришел не губить, а спасать человеческие души.
В грозном лике пророка, рядом со святой божественной строгостью, суровостью проглядывают черты как будто бы и человеческой, может быть, слишком человеческой жестокости.
“И сказал им Илия: схватите пророков Вааловых, чтобы ни один из них не укрылся. И схватили их. И отвел их Илия к потоку Киссону, и заколол их там” (ст. 40).
Но несмотря на то, что Илия еще в Ветхом Завете, в царстве грозных карающих велений, жестокое дело, совершенное им, не остается без внутренних тягостных последствий для жизни его духа. У Илии будет своя трагедия, будут дни жуткой мучительной борьбы. Эту трагедию увидим мы в дальнейшем, но корни ее заложены именно здесь, в гневе Илии, в путях жестокой казни, на которые стал он там, на потоке Киссоне.
Страшное дело, совершенное Илией, как бы последний удар громов, прозвучавших по слову пророка над отвернувшейся от Бога землей, над отвергнувшим Бога народом. С ним наступает и конец каре, смирившиеся, уверовавшие восприимут дар милости.
Раскаленная земля скоро дождется влаги, и смертоносное небо принесет жизнь.
И сам Илия, точно слившийся с этой общей атмосферой ожидания, нетерпеливого и радостного, он уже не возвещает ни суда, ни наказания. Вместе с прозревшим народом, вместе с чающей природой он есть воплощенное чаяние, порыв, влекущийся навстречу нарастающей, несущей спасение буре.
“И сказал Илия Ахаву: пойди, ешь и пей, ибо слышен шум дождя. И пошел Ахав есть и пить, а Илия взошел на верх Кармила, и наклонился к земле, и положил лице свое между коленами своими. И сказал отроку своему: пойди, посмотри к морю. Тот пошел, и посмотрел, и сказал: ничего нет. Он сказал: продолжай это до семи раз.
В седьмой раз тот сказал: вот, небольшое облако поднимается от моря, величиною в ладонь, человеческую. Он сказал: пойди, скажи Ахаву, запря
3 Заказ 367
|
