Н. В. Халина языкознание в условиях постмодернистской парадигмы
|
Скачать 4.05 Mb.
|
|
ФЕДЕРАЛЬНОЕ АГЕНТСТВО ПО ОБРАЗОВАНИЮ РОССИЙСКОЙ ФЕДЕРАЦИИ АЛТАЙСКИЙ ГОСУДАРСТВЕННЫЙ УНИВЕРСИТЕТ Н.В. Халина ЯЗЫКОЗНАНИЕ В УСЛОВИЯХ ПОСТМОДЕРНИСТСКОЙ ПАРАДИГМЫ Монография Издательство Алтайского государственного университета Барнаул 2008 Рецензенты: доктор филологических наук, профессор Т.В.Попова (Уральский технический государственный университет); доктор филологических наук, профессор Е.Г.Соболева (Уральский государственный университет им. А.М.Горького) Халина Н.В. Языковедение в условиях постмодернистской парадигмы: монография / Н.В.Халина – Барнаул: Изд-во Алт. ун-та, 2008. В монографии рассматриваются вопросы, являющиеся актуальными для языковедения в условиях постмодернистской парадигмы: семиологический базис языкознания; естественно-научные концепции и их переложение в языковедческой теории; герменевтический ренессанс в прикладном языкознании; новая редакция философии обыденного языка (теория языкового существования); философия науки и лингвистическая концептуализация эмпирических данных; язык человека и информационные процессы. Анализируются актуальные дискурсы современного (синхронного) языковедения – семиологический, герменевтический, эпистемологический, нарративный, информационный, – расцениваемые как результаты исторических процессов, детерминировавших принципы структурации лингвистического знания и особенности мыслительной деятельности человека. СодержаниеВведение ............................................................................................ Глава 1. Особенности исторического размышления в языковедении 1.1. Семиологическое послесловие к лингвистическому повороту………… 1.2. Современная лингвистическая исследовательская парадигма в ситуации понятия каузальности …………………………………………………………. 1.3. Языкознание и парадигмальные установки постмодернизма …………. 1.4. Семиология как базовая компонента теории языка в условиях постмодернистской парадигмы ………………………………………………. 1.5. Предисловие к лингвистическому повороту второй волны: означивание текущей действительности в художественном тексте ……………………… Глава 2. Деконструктивная рефлексия языковедения на лингвистические модификации философской систематики …………………………………… 2.1. Первое последствие второй волны лингвистического поворота: металогика 2.2. Renaissance экзегезы ……………………………………………………… 2.3. Преодоление реальной предельности бесконечностью языкового знака: историческая герменевтика …………………………………………………… 2.4. В поисках исторической адекватности: универсальный эволюционизм…………………………………………………. 2.5. Второе последствие второй волны лингвистического поворота: прагматистский метод …………………………………………….. 2.6. Метод и методология в ситуации Differance……………………………….. 2.7. Третье последствие второй волны лингвистического поворота: вычисление и распределение в лингвистике ………………………………………………… Глава 3. Языковая реальность как результат интерпретативных практик 3.1. Особенности лингвистического знания и лингвистического разума в период смены эпох 3.2. Постмодернистская языковедческая парадигма 3.3. Грамматическое описание в условиях постмодернистской парадигмы: нарративная морфология ……………………………………………………….. 3.4. Поиск границ и координат лингвистического универсума: депендентная грамматика ………………………………………………………………………. 3.5. Деконструкция ситуации Difference: феноменологический анализ текста 3.6. Секвенционное построение теории коммуникационного общества ……………. 3.7. Письменная система третьего тысячелетия ……………………………..... Заключение ………………………………………………………………………. Литература............................................................................................................... ВВЕДЕНИЕЭволюция лингвистического знания предопределяется не только развитием естественного языка, точнее множества этнических языков, но и эволюцией философской систематики, которая в конце второго тысячелетия обрела вид парадигмальных установок постмодернизма, во многих аспектах продолжающих и завершающих традиции модернизма. Первоначально термин «постмодернизм» был введен в 30-е годы для обозначения течений в искусстве, пришедших на смену модернизму 10-20-х гг. В языковедении этот период отмечен расцветом Пражского лингвистического кружка, идейным предшественником которого является Ф. де Соссюр, оформившем представление о языке как частном случае семиотических систем. Многие положения Пражского лингвистического кружка были связаны с собственно чешской лингвистической традицией и высказывались до опубликования «Курса общей лингвистики» Ф. де Соссюра. С наибольшей последовательностью структурно-функциональная концепция Пражской лингвистической школы, как отмечает Т.В.Булыгина, воплощена в исследованиях звуковой стороны языка; понятия и методы разработанные на фонологическом материале были применены представителями этой школы к другим областям лингвистического исследования [Булыгина 1990]. Центральное место в фонологической концепции Пражской лингвистической школы, систематизированной в работе Н.С.Трубецкого «Основы фонологии» (1939), занимает понятие оппозиции, которое предполагает разложимость членов оппозиции на частично общие, частично различные элементы. «Оппозиционная» систематизация фонологического материала продолжила стандартную метафизическую бинарную практику объяснения реальности, декларирующую в качестве основополагающего принцип асимметрии. Категория симметрии-асимметрии позволяет выявить и охарактеризовать качественно-количественные сдвиги, являющиеся признаком изменения системы [Узоры симметрии 1980]. В случае фонологической концепции Пражской лингвистической школы выявляются изменения естественного языка, или в систематизации К.Бюлера, дескриптивной функции языка, функции характеризующей язык человеческий, идеальным прообразом которого признается структурно-семантическое множество «индоевропейский языковой союз». Идея языкового союза была впервые выдвинута Н.С.Трубецким в работе «Мысли об индоевропейской проблеме»: признается целесообразным отказаться от понятия праязыка и заменить учение о семье индоевропейских языков, образовавшихся в результате распада общеиндоевропейского языка, учением об индоевропейском языковом союзе [Трубецкой 1958]. По общим для индоевропейских языков словам восстанавливается гипотетическая пракультура индоевропейцев. Уникальность научного результата заключалась в том, что, как считает английский ученый Норманн Дэвис, общие – «индоевропейские» - компоненты в языках различных этносов стали формально-семантическим основанием для реконструирования некой культурной общности [Дэвис 2004]. Все языки, принадлежащие к группе индоевропейских, утверждает ученый, восходят к общему языку (протоиндоевропейскому), на котором говорили в одном из районов Евразии пять тысяч лет назад. В. Пизани, исследуя языковой феномен «индоевропейства», приходит к убеждению, что индоевропейское единство явилось результатом языкового союза, в который входили как туземные языки восточной и средней Европы, а возможно также и примыкающей сюда части Азии, так и язык, прямым продолжением которого является санскрит и который я соответственно называю «протосанскрит».Данный язык играл роль доминирующго языка в формировании вышеуказанного единства индоевропейских языков, что возможно сравнить с ролью латинского языка в формировании народной латыни. Скорее всего то был процесс колонизации со стороны завоевателей, которые принесли с собой новый жизненный уклад, новую технику и новый культурный тип и которые постепенно расселялись за пределами своей первоначальной области (как я полагаю, вблизи Черного моря и Кавказа), ассимилируя в культурном и языковом отношении автохтонные народности и предпринимая новые завоевательные походы с этими «санкритизированными народностями» [Pisani 1966 : 138]. Теория-идея индоевропейского союза, подкрепленная фонологической концепцией Пражской лингвистической школы, восстановила недостающий, в силу объективных обстоятельств, сегмент в греко-римской лингвистической традиции, если ее сравнивать с индийской и арабской лингвистическими традициями. Импульсом к развитию индийского и арабского языкознания было обнаружение расхождения между языком священных текстов (Вед) и живыми разговорными языками, в первом случае, и между языком священной книги мусульман (Кораном) и современными живыми языками, а также диалектами арабского языка. И.А.Бодуэн де Куртене, соединяя в целостный дискурс культуры, оказавшие влияние на развитие лингвистики, предшествующую «грекам» культуру обозначает как «?» [Бодуэн де Куртенэ 1974]. При анализе греко-римской языковедческой традиции обычно отмечают ее роль в развитии языковой культуры и языкового поведения этносов Европы и Евразии (системы письма, риторика, поэтика, стилистика, грамматика – праматерь всех европейских грамматик). Особо отмечается, что в философских греко-римских трактатах оформляется философия языка, которая в других традициях, прежде всего в индийской и китайской, связывается с теорией именования: за именем признается магический, творящий, орудийный характер; имя предстает не просто как условное название предмета, а как то, что содержит правила обращения с предметом. Однако не обращается внимание на наличие некой асимметричности между исходными обстоятельствами, мотивировавшими «восточный» и «европейский» тип описания языка. В составе исходного «положения дел» греко-римской языковедческой традиции отсутствует «дом бытия» языка – текст: текст как сакральная секвенция (Веды), текст как священная Книга (Коран). Приближение к исходной данности компонентного состава античной лингвистической традиции осуществляется для греко-римского языкознания (в отсутствии оппозиции «сакральный текст – профанная реальность») поэтапно: 1) происходит постижение на основе схемы «риторика-поэтика-стилистика» существа формообразующих процессов, четко отличающих все живое от всего неживого; реальные механизмы функционирования в живом формообразующих процессов обеспечиваются когерентными логиками [Акчурин 2002]; 2) признается единство (когерентность) сознательного отношения к творчеству, воплощенного в теоретической рефлексии, и ориентации на стабильные правила, теоретически кодифицированные [Античная поэтика 1991]; 3) декларируется в качестве оптимально приемлемого принцип грамматического описания и истолкования природы человеческого языка; 4) признается существование более, чем одного формообразующего процесса: наравне с формообразующим процессом, кодифицируемым латинским языком, выделяется формообразующий процесс, регулируемый санскритом, как следствие, констатируется факт существования «санскритизированных народностей», реальность которых моделируется языковой системой текста; 5) оформляется самостоятельный раздел языкознания «индоевропеистика»; 6) создается фонологическая концепция Пражской лингвистической школы, доминирующим мотивом которой становится принцип асимметрии (Н.С.Трубецкой); 7) формулируется идея индоевропейского языкового союза (Н.С.Трубецкой), единство (когерентность) которого конституируется сетью изоглосс (В.Пизани). Принципиально значимой семиологической концепцией идеократического и геополитического толка, развивающей «поворотные» постулаты концепции Ф. де Соссюра, становится социально-философское учение «феноменологически обостренного восприятия времени» [Степун 1990] – учение о России-Евразии как особом географическом и культурно-историческом мире (Н.С.Трубецкой, Г.В.Флоровский, П.Савицкий). В соответствии с позициями евразийства народы Евразии в процессе экспансии восточно-славянской культуры обретают целостность, геополитическое самосознание и государственность. Принципиально значимой аксиологической надстройкой евразийского базиса представляется формирование идеи о перспективном этнопсихологическом евразийском типе. Семиологическая евразийская концепция по экспансионистскому мотиву является идеологическим продолжением процесса латинизации мира (отождествляемой и с модернизаций, и с унификацией), по мотиву этнопсихологического типа повторяет позицию немецкой романтической школы ХIХ в., выделившей арийский психотип. Концепция индоевропейского языкового союза становится для Н.С.Трубецкого, одного из идеологов евразийства и пропагандиста принципа асимметрии в развитии естественного языка как живого организма, логическим завершением целостного учения о тектонике человеческого общества как сообщества языкового. Организующими моментами этой социо-лингвистической теории общества следует признать: 1) признаки изменения языковой системы, качественно-количественные сдвиги могут быть выявлены с помощью категории симметрии-асимметрии. Признание подобной категории в качестве интерпретирующей влечет за собой признание того, что преобразования системы могут происходить во времени и пространстве, сопровождаясь изменениями «мотива»; 2) по степени совмещения объектов по отношению к заданному классу преобразований все явления симметрии подразделяемы на цветной (асимметрия) и нецветной (симметрия) типы. Если для языковой системы признается цветной тип, то для геополитической – нецветной. Нецветная симметрия, связанная с парными образами и парными сценами, сопряженными по сходству, в концепции Н.С.Трубецкого представлена парным эйдосом «Россия – Евразия»; 3) единство индоевропейского языкового союза обеспечивается сетевой структурой его самого и «санкритизированных народностей», внутренней формой санскрита, содержащей основные черты мыслящей материи индоевропейского союза, и кириллической графической системой, моделирующей пропорции взаимодействия в слове сакрального (истины) и профанного (повседневной реальности). Оформление концепции индоевропейского языкового союза совпадает по времени с воскрешением в 60-е годы ХХ в. американским литературоведом И.Хассаном термина «постмодернизм» для описания некоторых новых веяний в американской литературе: в прозе – У.Берроуз, Дж.Барт, Т.Пинчон, в художественной критике - Н.О.Браун, С.Зонтаг, Дж.Кейдж. Концепции постмодернизма в некоторых ее вариантах сближается с концепциями постиндустриального общества. Ф.Джеймисон, классифицируя позиции завязавшегося в 70-е годы ХХ в. спора о постмодернизме, исходил из того, что этот термин обозначает эпоху истории западной цивилизации, идущей на смену так называемому «новому времени». Таким образом, в 60-70-е гг. ХХ в. на смену логике языкового рационализма «нового времени» приходит логика языкового союза, или логика сетевой культуры ментальной коммуникации, на смену нарративу Просвещения и нарративу духу - господствующих нарраций модернизма - приходят стратегии «деконструкции». Координирующая языковедческая дихотомия – бинарная оппозиция – «диахрония – синхрония» становится неактуальной, поскольку а) реальность признается не реальностью бытия, а результатом определенных философских практик; б) история мыслится как логическая схема, прилагаемая к реальности «задним числом»; в) любой предмет воспринимается как «продукт времени и случая»; г) центральными оказываются понятия изменения, ситуативности, сингулярности единичного явления. Господствующей формой власти в современных западных обществах, по утверждению М.Фуко, является биовласть [Фуко 1977]. Биовласть функционирует посредством исповедальных и дисциплинарных практик, посредством которых человек «очеловечивается». Подобные практики вводят в коммуникативный обиход общества сакральный текст (книгу), а текстологическая версия постмодернистской философии становится одной из доминирущих, оперируя такими постмодернистскими концептами, как «письмо» и «текст». Сопоставление текстологической версии постмодернистской философии с индийской и арабской лингвистическими традициями позволяет сделать предположение о движении греко-римской традиции к некоему идеальному соотношению сакрального (знания законов языкового performance священного текста) профанного (здравого смысла, регулирующего использование знания сакрального в ситуациях повседневной реальности), что, видимо, и должно содействовать обретению западным обществом статуса цивилизации. Постмодернистская философия формирует особую философию языка, в чем она формально возвращается к истокам греко-римской языковедческой традиции. Язык трактуется как проявление человеческой сущностной экзистенции; признается, что языковые структуры наполняются бытием в интеллектуално-волевом человеческом усилии; принимается, что текст прежде всего представляет собой «сеть» генерации значений и «множественность смысла», принципиальную открытость. Таким образом, постмодернистская философия синтезирует японскую, арабскую и еврейскую лингвистические традиции, тем самым потенциально декларируя, меньшую ценность для синхронного состояния лингвистического разума знаний индийской и китайской цивилизации. Однако кое-что перенимается из последних: правила непротиворечивого размещения знаков (звуков) в последовательности, наделяемые некоторым значением (индийская лингвистическая традиция) и опосредованная содержательная связь между знаком и его озвучиванием/артикулированием (китайская лингвистическая традиция) Языковедение в условиях постмодернистской парадигмы ориентировано соотношением лингвистического разума и лингвистического знания. Диахрония в рамках такого языкознания скорее связана с использованием в качестве интерпретативных стратегий лингвистических традиций как стратегий накопления лингвистического знания, чем с исследованием история развития системы этнического языка. Синхрония преимущественно коррелирует с ментальными состояниями познающего субъекта и лингвистическими кодами, дешифрующими активность человеческого мозга как особой разновидности живой системы. Дихотомия «язык – речь» деконструируется в оппозицию «язык – власть», в связи с чем становится неизбежным возвращение к герменейи – рассуждающему суждению, влекущее за собой активацию греко-римской лингвистической традиции в ее риторическом сегменте. История «постмодернистского» языковедения включает три центрирующих момента: лингвистический поворот, лингвистический поворот второй волны, последствия лингвистических поворотов. Первая составляющая постмодернистского языковедения фиксирует сдвиг в познавательной матрице человечества: момент перехода от классической философии к философии неклассической, от рассмотрения сознания в качестве исходного пункта философствования к признанию языка в качестве альтернативы картезианского cogito (первая треть – середина ХХ в.). Лингвистическая философия Л.Витгенштейна, феноменология Э.Гуссерля, онтология М.Хайдеггера меняют отношение европейского сегмента человечества к собственному языку, осуществляя фактически дистрибуцию (особенно это характерно для М.Хайдеггера) теории языкового существования (японская лингвистическая традиция), в которой язык признается формой человеческого бытия, отличающей человека от других живых систем. Таким образом, меняется направление детерминационного вектора: лингвистическая философия начинает предопределять особенности философской систематики. Вторая волна лингвистического поворота (40 – 50-е ХХ в.) отличается тем, что проекты улучшения языка заменяются исследованием и описанием различных типов языка в его обыденном функционировании. Дихотомия «диахрония – синхрония» утрачивает свою первую составляющую, что делает актуальным и значимым только положение дел «здесь и сейчас» . История не только в философии постмодернизма, но и концептуальных описаниях языка становится открытым пространством бесконечных трансформаций, интерпретаций. Логическая практика, устанавливающая теоретическую возможность единой и тотальной истории, в то же время исключает такую возможность [СФС 1996]. Подобные философские установки оказывают влияние на структурные особенности коммуникации государственных систем: статус системы не зависит от ее истории, он определяется состоянием системы «здесь и сейчас» и стратегиями интерпретации ее «статусности». История в постмодернистском истолковании – это историческое размышление, исключающее завершенность и закрытость. Адекватной ситуацией для подобного типа истории становится ситуация девиации понятия каузальности. В этот период лингвистическая философия в работах позднего Л.Витгенштейна, Р.В.Селларса, У.О.Куайна обретает вид аналитической философии, возвращая детерминационные отношения между философией и философией языка на прежнее место, предопределенное повседневной реальностью античного полиса. Однако меняются геополитические координаты дихотомии «философская система – философия языка», предопределяя серии замещений: античность (средиземноморская цивилизация) замещается contemporary («современностью сегодняшнего дня») философия языка (теория именования) – прагматической концепцией значения, рационализм дедуктивно-метафизического типа – коммуникативной рациональностью; обсуждение с самим собой или с другими сомнительного среди несомненных явлений – языковой игрой, производящей «картину мира» - «эпистемическую очевидность, предпосылочную и первичную по отношению ко всем рациональным представлениям индивидуального сознания» [Филлипович 2003]. Внимание обращается на контексты и предпосылки высказываний, объективированные структуры языка вне связи с субъектом. Становление аналитической философии, начиная с ее предтеорий – работы Г.Фреге и Б.Рассела – и заканчивая исследовательскими программами Л.Витгенштейна, Р.В.Селларса, У.О.Куайна, обнаруживает общие моменты с концепцией Пражской лингвистической школы и теорией индоевропейского языкового союза. Если в истории языкознания попытаться отыскать аналоги, то прежде всего обращает на себя внимание ситуация накопления лингвистического знания в ХХ в.: одновременная разработка сравнительно-исторического метода в Европе и России, позволившего на языковом уровне обосновать единство (когерентность) человечества в его европейском сегменте с исторической точки зрения. Вытекающие последствия из столь знаменательного для языкознания события, видимо, можно сформулировать следующим образом: 1) подтверждена идея существования универсального языка – праязыка, возмещающего отсутствие в греко-римском языковедении базового текста-эталона (ср.: индийское языкознание – тексты священных вед, арабское языкознание – Коран); 2) эмпирически подтверждена идея о сходстве мыслительной деятельности представителей разных этнических групп, что влечет за собой признание «по умолчанию» равных прав всех членов человеческого сообщества (видимо, необходимо внести уточнение, касающееся «равенства прав»: все равны перед Высшей субстанцией – Божественным Абсолютом); 3) соответствие требованиям методической последовательности, обязательным для новейшей философии, ведущей начало от эпохи Возрожения. Метод исследования – Ars iveniendi – возникает, по замечанию В.Виндельбанда [Виндельбанд 1997], из сознания бесплодности «силлогизма», который может обнаружить только известное. Ars inveniendi является верным способом к разысканию нового, причем не единичным. Он может быть индуктивным (Ф.Бэкон), разлагающим, или математическим (Г.Галлилей, Келлер), синтетическим (Р.Декарт), философского счисления (Г.Лейбниц). Сравнительно-исторический метод в языковедении, таким образом, был рациональным моментом, который требовался для практической разработки чувственного восприятия языковой реальности и «открывал доступ» к различным способам разыскания нового лингвистического знания – знания о языковом знаке. Приверженцы аналитической философии в ее исходном фазисе, сочетая в своем поиске методы математический и философского счисления, выявляют новую ипостась рационального момента в языковедении – значимость принципа симметрии: совершенно отраженной реальности в соответствие ставится логически совершенный язык. В работах Пражской лингвистической школы принцип асимметричного дуализма выступает в качестве момента, координирующего фонологическую концепцию языка. Ощущение асимметрии между миром мысленных состояний и миром объективированных содержаний заставляет представителей аналитической философии обратить внимание на повседневное словоупотребление, что в контексте индийской и арабской лингвистических традиций было сделано гораздо раньше. Однако, если в рамках выделенных традиций современное для анализирующего состояние языка сопоставлялось с графическим текстом, т.е. с мыслительным объектом, имеющим свое «материальное» воплощение, то аналитическая философия сопоставляет повседневное словоупотребление с абстрактными сущностями «истина» и «значение». Приверженцы теории индоевропейского союза, реконструируя серии повседневных словоупотреблений индоевропейского праязыка, приходят к мысли о существовании абстрактной сущности «индоевропейский языковой союз». Сопоставляя тенденции развития аналитической философии и славянского языковедения, видимо, можно высказать предположение о существовании симметричных концептуальных схем, силлогистично ориентированных на построение совершенного языка: в одном случае, логически совершенного, обеспечивающего совершенное отражение реальности contemporary (аналитическая философия), в другом случае, эйдетически совершенного, воссоздающего в совершенстве предметную сущность Слова, или Логоса (славянское языкознание). Отчуждение языка от субъекта, декларируемое аналитической философией и философией постмодернизма, ведет к отчуждению имени от предмета, и как следствие, к утрате знания «правильного» имени (ключа к познанию предмета) и правил обращения с предметом, объясняющих его поведение. Актуальным становится понятие «нулевой степени», использованное датским глоссематиком В.Брендалем для обозначения нейтрализованного члена какой-либо оппозиции, знаменующее переориентацию лингвистических исследований от изучения бытия к описанию становления. Основным мотивом, способствовавшим возникновению аналитической философии, было стремление применить к исследованию традиционных философских проблем математическую логику. В 40-е годы в аналитической философии возникает особое течение – лингвистическая философия, в рамках которой происходит прояснение повседневного – естественного – словоупотребления. Математическая логика как средство прояснения естественного словоупотребления является основой нового «правильного» знания «правильного» имени: имя обретает творящий орудийный характер и правила обращения с собой только в предложении. В статье Г.Фреге «О смысле и значении» (1898), которую принято считать «началом» аналитической философии, представления о смысле и значении имени собственного распространяются на повествовательное предложение. По замечанию Г.Фреге, повествовательное предложение содержит мысль, которая является его смыслом, и имеет истинную ценность (истинно либо ложно), которая суть его значение. Г.Фреге предлагает новый способ анализа предложения, построенный на логике кванторов, одним из первооткрывателей которых он и был. Открывая смысл и значение предложения, подобный анализ позволяет разработать логически совершенный язык, в котором каждое собственное имя указывает на определенный референт, а введение любого нового имени не меняет истинную ценность предложения. Б.Рассел предлагает основания анализа предложений, отличающиеся от оснований, которые были предложены Г.Фреге. В «Теории дескрипций», впервые изложенной в статье «О денотации» (1905), Б.Рассел различает имена и дескрипции, что позволяет ему отразить различие, которое существует между знанием, полученным в результате знакомства с объектом, и знанием, полученным опосредованно, в результате заочного представления объекта. «Имена» и «дескрипции» - два класса, на которые Б.Рассел подразделяет то, что Г.Фреге называл «собственными именами». Имена – простые символы, прямо обозначающие единичные объекты, которые являются их значениями. Дескрипции состоят из нескольких слов с уже закрепленными значениями, получают свое значение в результате соединения слов, из которых состоят дескрипции. Совершенное воспроизведение реальности может быть осуществлено с помощью логически совершенного языка, состоящего только из простых символов. Поскольку не все слова являются простыми символами, необходима логическая редукция предложений философии к предложениям, составными частями (конституентами) которых будут только простые символы. Общим мотивом работ Г.Фреге и Б.Рассела является проблема совершенного воспроизведения реальности в естественной коммуникации, которая может быть решена только с помощью логически совершенного языка. В этом языке слово лишено своей предметной сущности – единственной скрепы и основы «всех бесконечных судеб и вариаций в значении слова» [Лосев 1993 : 645], если быть абсолютно точным, в этом языке слово как таковое отсутствует, оно замещается простым символом. «Предметная сущность, - замечает А.Ф.Лосев, - и есть подлинное осмысливание всей стихии слова. Уничтожить ее значит обессмыслить слово целиком, навсегда, ибо никакой другой его момент никогда не может конструировать самого предмета. Тем не менее в слове кроме предметной сущности есть еще и нечто иное. Нет ничего и – есть что-то иное. Как это понять и что это могло бы значить? Тут мы подходим к центральнейшей проблеме во всем анализе имени и всех вырастающих на этом анализе наук. Это проблема взаимоопределения «сущего» и «иного» [Лосев 1993 : 645]. Аналитическая философия создает бинарные оппозиции: «совершенно воспроизведенная реальность – несовершенно воспроизведенная реальность», «логический совершенный язык (язык символов) – логически несовершенный язык (естественный язык)», - переосмысливает положения логики Аристотеля, и тем самым ставит под сомнение уместность использования в изменяющихся обстоятельствах повседневной жизни человечества ХХ в. греко-римской языковедческой традиции, не сопрягающей повседневное словоупотребление (не поверяющий это словоупотребление) истинами, прописанными в гипертексте, сверхтексте, тексте сакральном. Логический совершенный язык, совершенно воспроизводя реальность, способствует накоплению знания, но не совершенствует его познавательную способность, сводя ее до компетентности – стратегии ориентации в массиве данных. В логически совершенном языке абсолютно неуместно «смотрится» слово, поскольку оно не воспроизводит реальность, а интерпретирует ее, формулируя ее идею. Простой символ обладает «порождающей силой» элементарной дедуктивной схемы «имя», объединяя орудийный характер имени с правилами регулирования поведения предмета, этим именем называемого. Аристотель, как отмечают П.С.Попов и Н.И.Стяжкин, в качестве исходного материала при анализе познавательной деятельности человека рассматривает слово – сигнал при общении людей друг с другом [Попов, Стяжкин 1974]. В идеале слово должно иметь только одно значение, точное понимание понятий опираться на исчерпывающую фиксацию значений слова, каждому предмету в соответствие должно ставиться только одно имя. Базис познавательной деятельности, таким образом, определяется контуром ‘слово – значение – вещь - имя’, а философия языка, точнее, теория именования расширяется через введение компонентов ‘слово’ и ‘значение’ с последующим поглощением компонента ‘имя’ компонентом ‘слово’. Слово, по утверждению А.Ф.Лосева, представляет собой мост между субъектом и объектом: «Живое слово таит в себе интимное отношение к предмету и существенное знание его сокровенных глубин» [Лосев 1993 : 643]. Имя предмета, согласно А.Ф.Лосеву, - это арена встречи познающего и познаваемого, цельный организм жизни предмета в иной жизни, «когда последняя общается с жизнью этого предмета и стремиться перевоплотиться в нее и стать ею» [Лосев 1993 : 642]. Таким образом, организм жизни предмета в иной жизни замещается Аристотелем знанием семантического расстояния («глубины») между субъектом и объектом, измеряемым, равно как исчисляемым, силлогизмом. Аристотель дает такое определение силлогизма: «Силлогизм (συλλογισμός) есть речь, в которой из некоторых положений, благодаря тому, что положенное существует, вытекает с необходимостью нечто иное, чем то, что было положено»[Аристотель 1952]. Причем ценностна только высказывающая речь, которая заключает в себе глагол или изменение глагола во времени и содержит истинность или ложность [Аристотель 1978]. Истинность и ложность появляются при связывании и разъединении слов естественного языка в некоторые мыслительные единства (единства мыслей), которые представляют собой представляют собой элементарные соединения впечатлений. «Следы» впечатлений формально закрепляются в речи вообще – смысловом звукосочетании, части которого в отдельности что-то обозначают как сказывание – посредством имен и глаголов. Имена, согласно Аристотелю, имеют значение в силу соглашения и возникают, когда становятся знаком; это звукосочетание с условленным значением безотносительно ко времени. Глаголы суть имена, т.е. звукосочетания, обозначающие еще и время и являющиеся знаками для сказанного об ином. Возможно сделать предположение, что в теории Аристотеля функция имени в ее понимании в теории именования как составляющей лингвистической традиции приписывается глаголу: он содержит в себе правила обращения уже не столько с предметом, сколько с понятийным объемом, который этому предмету приписывается. В таком случае понятие выступает как инобытие предмета, глагол является в том числе и репрезентантом организма жизни вещи в иной жизни. Связывание бытийного и инобытийного момента возможно только в высказывющей речи , в которой устанавливается контакт между миром физических состояний и миром Форм, который, согласно Плотину (не отождествлять с Платоном), есть «внутренность» видимого мира. Аналитическая философия допускает возможность узрения «внутренности» видимого мира посредством совершенного логического языка, отождествляя ее с совершенно отраженной реальностью, что создает предпосылки для истолкования последней в парадигме постмодернизма как результата определенных философских практик. Каждая реальность является текстовой по своей структуре, т.е. обладающей многосмысловой структурой, которая способствует порождению новых смыслов. Языкознание в условиях постмодернистской парадигмы обретает, таким образом, свойства и функции, которые позволяют сопоставить его с экзегезой: языкознание должно понять текст реальности, «исходя из его интенции, понять на основании того, что он хотел бы сказать» [Рикер 1995 : 3]. Реальность, которая должна быть понята языкознанием конца ХХ – начала ХХI вв., по сути своей двоична: в ней представлен прежде всего третий мир К.Поппера, или мир возможных объектов мысли (мир объективного содержания мысли) [Поппер 2002], постижение которого осуществляется на основе картезианской методологической схемы, и мир состояний внутреннего напряжения, точнее, состояний, возникающих как результат, согласно Плотину, постоянного движения вверх-вниз между отдельными уровнями внутреннего напряжения. Подобное движение приближает человека к обретению места в иерархии реальностей, которая, по Плотину, распространяется от высшего уровня Бога, до предельного уровня – материи [Адо 1991]. В данной работе представлены наброски к методологическому описанию мира состояний внутреннего напряжения субъекта, размещающего себя «на» или «между» уровнями иерархии реальности, мира, репрезентированного в языковой contemporary (современности). По жанру представленные аналитические материалы в некотором смысле аналогичны аристотелевской герменейи – выражению рефлектирующей мысли, которая соединяет и разъединяет. В них предпринимается попытка соединения парадигмальных установок постмодернизма, лингвистической традиции (философия языка), аналитической философии (лингвистическая философия) и языковой реальности, репрезентированной текстовыми данными. В итоге мир мысленных состояний (или второй мир, по К.Попперу) естественного (природного) человека, располагающего себя в структуре постмодернистской парадигмы разрезается, разъединяется на три составляющие: историческое размышление, деконструкция, реальность. Соответственно, в структуре работы это представлено делением ее на части. Первая глава «Особенности исторического размышления в языковедении» ориентирована постмодернистским пониманием истории как исторического размышления, или открытого пространства бесконечных трансформаций и интерпретаций, исключающего завершенность и закрытость. В этой части представлены размышления о состоянии лингвистического разума, оформляющего свою реакцию на изменения в условиях постмодернизма через посредство рефлектирующей мысли, ход которой определяется лингвистическим поворотом в философии. Во второй главе «Деконструктивная рефлексия языковедения на лингвистические модификации философской систематики» обращается внимание на смещение, «деконструкцию» традиционного языкознания, направляемого грамматическим искусством, сравнительно-историческим методом и теорией языка-объекта. Деконструкция исторического базиса языковедения, т.е. изучения языка как соединения его физических состояний во времени, предполагает изменение представления о реальности языковой и о реальности человеческого существования. В третьей главе «Языковая реальность как результат интерпретативных практик» в качестве исходного принимается постмодернистское понимание реальности как результата философских практик, мотивирующее понимание языковой реальности в качестве интерпретативных практик «нарративная морфология», «депендентная грамматика», «секвенционное построение теории», «письменная система». |
Похожие:
 |
Отраслевая терминология в свете антропоцентрической парадигмы Чернышова Л. А. Отраслевая терминология в свете антропоцетрической парадигмы: Монография. – М.: Изд-во мгоу, 2010. – 206 с |
 |
Процесс и осмысление Первая Парадигмы нового мира |
|
Исторический и древний миф в творчестве кэтрин фишер Исторический роман в современной постмодернистской литературе |
|
Устойчивые сравнения как средство выявления ассоциативного потенциала русских и немецких слов Специальность 10. 02. 20. – Сравнительно-историческое, типологическое и сопоставительное языкознание |
|
Программа вступительного испытания по «Теории языка» ... |
|
Исследование осуществлено при участии и под редакцией д ф. н, профессора... Халина Н. В., Внучкова Т. Н., Пушкарева И. А., Серова Е. В., Бунчук О. М., Хребтова Т. С., Столярова Н. Н., Злобина Ю. И. Коннективистика:... |
|
Российской Федерации Федеральное агентство по образованию федеральное... Т. М. Халина, М. И. Стальная, С. Ю. Еремочкин электрооборудование малых урбанических форм. – Учебное пособие для студентов специальности... |
|
Книга представляет собой обзор избранных публикаций и материалов,... Фгбу «Сибирский Региональный Научно-Исследовательский Гидрометеорологический Институт» |
|
Ильин Владимир Иванович Поведение потребителей Глав позитивистская... С крахом феодализма в Европе началась новая эпоха. В одних странах она началась еще в XVII-XVIII вв. (Англия), в других с конца XIX... |
|
Высказывания Московской Духовной Академии. Род в 1946 году. В 1969 году окончил филологический факультет мгу им. М. В. Ломоносова. Доктор филологических... |
|
Ханты-мансийского автономного округа югры «сургутский государственный... Программа предназначена для лиц, сдающих вступительное испытание по образовательной программе высшего образования по направлению... |
|
Н. Н. Евсюков Вселенная, жизнь, сознание, общество Ньютоном и Декартом и позиции которой в обыденном сознании людей все еще довольно сильны. На основе новой парадигмы, разработанной... |
|
«Внеурочная деятельность по предмету «Информатика» в условиях введения фгос Наше современное общество находится в условиях перехода образовательных учреждений на фгос нового поколения |
|
Спецификация на поставку медицинского оборудования Для проведения искусственной вентиляции легких у детей и взрослых в условиях отделений интенсивной терапии и реанимации. При транспортировке... |
|
Общие положения Вооруженных Сил РФ и обеспечения выполнения боевой задачи в условиях применения противником оружия массового поражения (омп), а также... |
|
4. Техническое использование дизеля на режимах и в условиях, отличающихся от нормальных Работа дизеля при плавании судна на мелководье, в ледовых условиях и при повышенном волнении моря |