1 Факторы и условия, влияющие на возникновение коррупциогенности законодательства.
Факторы, создающие предпосылки и условия для развития коррупции разнообразны и возникают в различных сферах. Наибольшее значение имеют политические предпосылки. Не менее важными являются социально-экономические, а также собственно юридические предпосылки.
Политические предпосылки коррупции:
многоуровневая административная структура;
региональные власти обладают регулятивными и правоприменительными полномочиями в большинстве направлений политики;
местный протекционизм и захват контроля над правоприменительными процедурами;
недостаточность системы сдержек и противовесов при правоприменительных действия;
недостаточный судебный контроль;
всепроникающее и чрезмерное регулирование;
Политическим основанием для коррупции может стать захват парламента.
В случае захвата парламента практически все ключевые для интересов бизнеса законы принимаются законодательными органами. Существует несколько вариантов завладения представительным органом власти.
Известен метод: прямой подкуп депутатов. В обмен на материальные выгоды депутат обязуется проголосовать так, как его попросили.
Внутренний лоббизм, предполагают, что корпорации, их альянсы и объединения напрямую участвуют в выборах в представительный орган власти, выступая в роли электоральных машин. Финансируя все или львиную долю расходов на избирательную кампанию, бизнес-группы получают, тем самым, карманные фракции, депутатские объединения, голосующие так, как требуют того их боссы. Другим вариантом внутреннего лоббизма является прямое избрание того или иного бизнесмена в представительные органы власти.
«Парашютирование» представляет собой «отложенную коррупцию». Депутат обязуется голосовать по определенным законопроектам в интересах бизнес-группы в обмен на возможность высокооплачиваемого престижного трудоустройства после истечения депутатских полномочий.
2. Захват исполнительной власти может выступать количественным методом коррупции. Условием этой методики является слабый парламент. Основные решения принимаются органами исполнительной власти. Процесс принятия решений в органах исполнительной власти закрыт и не формализован ни в каких публичных правилах. Служащие органов исполнительной власти контролируют бизнес и регулируют. При выработке решений коррумпированные служащие исходят из групповых интересов.
Примерами захвата исполнительной власти могут служить случаи предоставления налоговых льгот на основании налогового законодательства начала 90-х годов XX века. Например, Указ Президента РФ1 от 18 мая 1995 г. № 496, согласно которому предприятия, входившие в Российский авиационный консорциум, получали налоговые льготы и отсрочки по уплате налогов. Указом Президента РФ от 24 декабря 1993 г. № 2486 льготы были предоставлены АО «Автомобильный Всероссийский Альянс» («АВВА»).
Еще одним каналом коррумпирования органов исполнительной власти является деятельность «прикомандированных». Это – аналог внутренних лоббистов в парламенте, о которых уже шла речь. «Бизнес направляет на работу в федеральные структуры людей, главная задача которых лоббирование. Понятно, что на рядовые должности никого не рекрутируют. Получая основную зарплату в структурах, которые пролоббировали их назначение, они не отягощены материальными проблемами. Одежда, обувь, как и где питаются – это мелочи. Нередко таким «рекрутам» даже обеспечение служебным автотранспортом не требуется. За все уплачено»1.
Как в первом, так и во втором случае, причиной коррупциогенности принимаемых законов является активная деятельность групп интересов. Согласно теории рентоориентированного поведения, группы интересов существуют для перераспределения экономических благ в пользу своих членов с помощью расходования ресурсов для получения исключительных прав и преимуществ. Почему группы интересов оказывают коррумпирующее влияние на принимаемые государством нормы права?
Ответ на этот вопрос кроется в детальном изучении экономического механизма появления и функционировании групп интересов, которое предпринял Манкур Олсон2. Изучая вопрос о том, почему возникают группы интересов, американский исследователь пришел к выводу, что дело отнюдь не в том, что потенциальный член группы разделяет цели группы и на этом основании стремится к ней присоединиться. Наоборот, поскольку членство в группе влечет за собой определенные издержки, а деятельность группы приводит к значительным позитивным внешним эффектам (для разделяющих её цели, но неприсоединившихся), от индивида рационально будет ожидать поведения безбилетника. С точки зрения Олсона, индивид рассуждает следующим образом: «выгода от деятельности группы интересов все равно будет получена, зачем же тогда присоединяться к ней, неся издержки?».
Следовательно, для того, чтобы сформироваться, группа должна дать понять потенциальным членам, что, только присоединившись к группе, они получат желаемую выгоду. По терминологии М.Олсона, это явление называется предоставлением селективных стимулов. Иными словами, для того, чтобы преодолеть «проблему безбилетника», группа должна концентрировать выгоды от реализации специального интереса внутри себя, а издержки распределять во всем обществе. Тем самым любая группа интересов будет скорее ориентирована не на создание экономических благ, а на их перераспределение.
В целом можно констатировать, что коррупционная преступность — это целостная, относительно массовая совокупность преступлений, посягающих на авторитет и иные законные интересы государственной власти, государственной службы, службы в органах местного самоуправления, в коммерческих и некоммерческих организациях, выражающихся в незаконном получении благ лицами, уполномоченными на выполнение публичных функций, либо в предоставлении данным лицам таких благ, а также совокупность самих этих лиц.
Экономические факторы. Широко распространено мнение, что корнем коррупции является бедность. Если бы бедность была единственной причиной коррупции, трудно было бы объяснить, почему последняя поражает как те страны, в которых население отчетливо разделено на две неравные по численности группы бедных и богатых, так и те, где эта грань размыта. Несмотря на тотальное имущественное равенство подавляющей части населения, Советский Союз никогда не был свободен от коррупции, как не свободны от нее те страны, которые сегодня пытаются строить более эффективные модели социализма. Вместе с тем, что глубина дифференциации населения по уровню доходов влияет на социальную напряженность и соответственно на стабильность экономической ситуации, на распространение коррупции. Выраженное имущественное неравенство делает рост коррупции более вероятным.
Поэтому коррупцию во многих случаях можно рассматривать как причину бедности, а не как ее следствие.
Лица, чья коррумпированность наносит наибольший вред государству, составляют сравнительно немногочисленную прослойку, и об их деятельности простые граждане знают то, что преподносят СМИ. Что же касается так называемой низовой коррупции, с которой люди постоянно сталкиваются в повседневной жизни, то она, как правило, является в большей или меньшей степени следствием бедности.
Экономические затруднения государственного бюджета отчасти проявляется в неспособности платить чиновникам зарплату, обеспечивающую нормальный уровень жизни. Тем не менее, совершенно очевидно, что достигнуть полного соответствия между уровнем оплаты труда чиновников и экономическим эквивалентом цены их полномочий невозможно в принципе. Сколько же нужно платить тому, кто является распорядителем бюджета страны или наделен правом приговаривать преступников к пожизненному лишению свободы? Вопрос также стоит о том, можно ли честность, принципиальность, долг и служение отечеству измерить в деньгах и оплатить. Такой подход обречен, так как честь и достоинство не меряются деньгами.
Анализ результатов большинства современных исследовании проблемы показывает, что определяющим стимулом роста коррупции является экономическая нестабильность, проявляющаяся прежде всего в неконтролируемых инфляционных скачках, которые провоцируют чиновничество искать любые источники доходов. Нестабильность и незначительный размер доходов предопределяют рост коррупции вне зависимости от своей направленности: бурный экономический рост нередко сопровождается таким же развитием коррупции, как и стремительный спад.
Политические факторы. В истории человечества можно найти немало подтверждений тому, что между стремлением к власти и получением преимуществ от обладания ею существует объективная связь. Отсутствие какой бы то ни было личной заинтересованности у идущего во власть представляется почти невероятным. А относительно скромно живущий правитель кажется «богом». Универсальность этой формулы, к сожалению, распространяется и на диктатуры, и на демократии.
Любая форма управления делами государства не способна полностью обойтись без отчуждения большей или меньшей части населения от власти, в частности от управления имуществом, от правотворчества и применения законов. Это просто невозможно. Одна из наиболее привлекательных идей коммунизма (и анархизма) — каждый может непосредственно управлять государственными делами — в начале XXI в. кажется еще более утопичной, чем в начале XX в. Сохраняющаяся необходимость такого отчуждения сама по себе будет воспроизводить основания зависимости гражданина от чиновника на протяжении всей обозримой перспективы. Наиболее эффективные модели решения этой проблемы посредством современных информационных технологий еще не очевидны. Очевидно лишь то, что число которому делегировано (или кем присвоено) право управлять деньгами или имуществом, должно сокращаться.
Для современной России характерны:
— высокая степень нестабильности политического устройства общества на всех уровнях, которая культивирует пренебрежительное отношение государственных и муниципальных служащих к своим обязанностям и которую невозможно преодолеть одним лишь усилием политической воли;
— отсутствие эффективного политического механизма, который бы делал невыгодным включение в избирательные списки государственных и муниципальных служащих, скомпрометировавших себя в глазах населения поступками, традиционно воспринимаемыми как коррупция;
— «несбывшиеся мечты» органов законодательной власти получить право непосредственного отстранения от должности функционеров исполнительной власти, совершивших коррупционные правонарушения;
— подмена политической воли политическими лозунгами борьбы с коррупцией;
— периодическое проникновение в органы власти представителей преступных сообществ;
— все еще слабые ростки возрождающегося негосударственного контроля над деятельностью государственных органов, органов местного самоуправления и их должностных лиц.
Правовые факторы. Современное право не может существовать без правоприменителя. Право неопределенно по своей сути. Оно нуждается в толкователе и применителе. От мудрости законодателя в значительной степени зависит поддержание оптимального уровня неопределенности правовых установлений, когда действия правоприменителя легко контролировать, а правовые нормы все-таки служат направляющим началом.
Современное состояние и темпы развития российской правовой системы таковы, что пик ее неопределенности, по-видимому, еще не пройден. Правоприменитель всевластен везде, где у него есть выбор меры применимости нормы. Сегодня суд без каких-либо однозначно воспринимаемых оснований может назначить за получение взятки в крупном размере наказание в виде лишения свободы и на семь, и на двенадцать лет. И это не является исключительно российской спецификой. Даже меры борьбы с коррупцией могут быть коррупциогенны.
Неопределенность преобладающей части правовой системы, усугубляется тем, что российский законодатель обычно уклоняется от аутентического толкования им же принятых законов, нередко ссылаясь на отсутствие правовых оснований. Пробельность, противоречивость законодательства являются предпосылкой коррупционного поведения. В подзаконных правовых актах и в судебной практике эти недостатки законодательства умело используются заинтересованными лицами.
Традиционно считается, что отсутствие нормативных определений понятий коррупции, коррупционного преступления и иных коррупционных правонарушений является одним из основных препятствий к созданию эффективного механизма борьбы с коррупцией. Это – аксиома, тем не менее, нуждается в уточнении. Четкие правовые дефиниции, прозрачные юридические процедуры, единообразные модели правоприменения могут выступать реальным противодействием коррупции.
Законодательное определение коррупционных проявлений это лишь предпосылка к тому, чтобы коррупционер был наиболее точно идентифицирован и над ним мог бы быть установлен эффективный контроль. Не всякое определение коррупции может играть роль, а лишь такое, которое исключает неоднозначность и для применения которого не нужно содержать «армию» толкователей.
Моральные факторы. Очень трудно бороться с коррупцией в обществе, которое это явление не осуждает и не вытесняет. При таком социальном климате законодатель объявляет преступлениями то, что стало социальной нормой. За завышенными карательными притязаниями значительной части населения (главным образом, наиболее обездоленного), явно негативно относящимися к коррупции, нередко скрывается нежелание увидеть коррупцию в самом себе. Традиционными коррупционными предрассудками являются оправдание взятки, данной за:
— освобождение от службы в армии;
— получение лучшего ухода и большего внимания по отношению к себе или своему близкому в медицинском учреждении;
получение права на вождение автомобиля без сдачи экзамена или при неудовлетворительных навыках вождения;
выставление положительных аттестационных оценок при отсутствии или недостатке профессиональных знаний и умений;
более внимательное и снисходительное отношение учителя к ребенку;
поступление в престижный государственный вуз;
освобождение от наказания за преступление или его смягчение;
освобождение от ответственности за любое правонарушение;
получение вне очереди любых благ, «причитающихся по закону»;
попустительство по работе со стороны руководителя.
Этот список, к сожалению, может быть продолжен. В атмосфере постоянной готовности к подкупу правовые запреты мертвы. Сговор подкупающего и подкупаемого предопределяет высокий уровень неуязвимости коррупции.
Чрезвычайно негативную роль в культивировании коррупции играет психологическое явление информкоррупции. Два вопроса: «как часто вы лично давали взятки или у вас их вымогали?» и «как часто вам рассказывали о том, как другие дают взятки или вымогают их?» Различия в ответах на эти вопросы достаточно хорошо иллюстрируют разницу между объективной реальностью и ее фантомом.
Сегодня большинство из нас является пассивными или активными участниками психологического эксперимента по гиперболизации в общественном сознании тотальной коррумпированности государственного аппарата и внушению бессмысленности индивидуального противодействия коррупции. Наивно видеть в этом эксперименте злой умысел СМИ (скорее, речь должна идти о необходимом побочном результате, а не цели). Еще более наивно верить в то, что средства массовой информации лишь отражают реальность.
Одним из важных психологических стимулов коррупции в негосударственном секторе является «комплекс государственного паразитизма». Значительное число родившихся в ходе приватизации коммерческих организаций, среди которых оказалось немало крупных банков, инвестиционных фондов, внешнеторговых фирм, вовсе не спешат «перерезать родительскую пуповину», связующую их с бюджетными ресурсами, поскольку в противном случае подобные предприятия или псевдопредприятия будут вынуждены существовать лишь на свой экономический риск. Экономически необоснованные привилегии становятся своеобразным наркотиком, без которого они уже не могут нормально функционировать. А получить такие привилегии можно лишь за взятку.
Издержки технологий борьбы. Одним из наиболее сложных в организации борьбы с коррупцией является вопрос о том, в каком соотношении должны находиться профилактические и карательные меры. Необходимость обеспечения приоритета предупреждения коррупции перед наказанием за нее смело можно отнести к числу аксиом. В действительности же большинство современных государств тратит на преследование за коррупционные правонарушения гораздо больше средств, чем на их предупреждение. Мысль о том, что легче предупредить коррупцию, чем быть вынужденным наказывать за нее, верна лишь для случая, когда общество располагает неограниченными ресурсами. Легче — не означает дешевле. Профилактика коррупции, в основе которой лежит устранение или ослабление ее криминогенных факторов, стоит гораздо дороже обычных мер уголовной репрессии. Сегодня Россия тратит на борьбу с преступностью в целом около 9% своего годового бюджета. В основе — это средства, которые затрачиваются на раскрытие и расследование примерно 3 млн. преступлений в год и содержание 1 млн. преступников в условиях изоляции от общества. Поставим вопрос: сколько же необходимо потратить для того, чтобы предупредить 22 тысячи не выявленных фактов взяточничества в расчете на каждый выявленный 1 (с учетом того, что в течение года в России выявляется немногим более 6 тысяч преступлений этого вида)?
Однако едва ли не самая большая трудность в решении этой дилеммы — сомнения в правильности оценки эффективности предупредительных мер. Распространенность коррупционных (равно как и других) преступлений в значительной степени зависит от их раскрываемости, точнее, от неотвратимости ответственности за них. Первое и второе не одно и то же. По статистике практически все выявленные факты взяточничества раскрываются (в данном случае речь идет фактически об актах фиксации события). Наказание назначается лишь в каждом четвертом-пятом случаях2. Если сопоставить эти и предыдущие данные, то окажется, что наказание назначается примерно в одном из 100 тысяч случаев дачи и получения взяток. «Эффект воронки» применительно к иным коррупционным правонарушениям, скорее всего, выглядит еще более впечатляющим. Вряд ли среднестатистический коррупционер в состоянии воспринять подобную угрозу возмездия как серьезное препятствие к совершению коррупционных действий. Неотвратимость ответственности за коррупцию (как результат) — абсолютная утопия и с теоретической, и с практической точки зрения. Более того, само законодательство предусматривает ряд оснований для неприменения наказания, даже в случаях вынесения обвинительного приговора. Обеспечение неотвратимости ответственности за коррупцию (хотя правильно говорить об интенсивности ответственности, поскольку неотвратимость не имеет переменной величины — она или существует или нет) требует поддержания некоего критического уровня наказуемости. Возможно, что и здесь применимо социологическое правило трети1.
Практически каждый нормативный правовой акт, регулирующий проведение антикоррупционной экспертизы нормативных правовых актов органов государственной власти и местного самоуправления, фиксирует перечень коррупциогенных факторов. Примечательно, что речь идет не коррупциогенных факторах в широком смысле, как оснований возникновения коррупции. Проблема ставится гораздо уже – коррупциогенность юридических текстов. То есть объектом выступает текст нормативного правового акта и способность его создать предпосылки для коррумпированного использования недобросовестных субъектов права.
Нами проанализированы методики ряда субъектов Федерации и органов местного самоуправления, что позволяет выделить наиболее типичные коррупциогенные факторы в законодательстве.
В Положении о порядке проведения экспертизы нормативных правовых актов и их проектов, принимаемых Законодательным Собранием Еврейской автономной области, в целях выявления в них положений, способствующих созданию условий для проявления коррупции коррупционным факторам, на наличие которых должны анализироваться нормативные правовые акты и их проекты при проведении экспертизы, отнесены:
1) необоснованно широкие пределы полномочий, позволяющие органу государственной власти области, государственному органу области, органу местного самоуправления муниципального образования области, их должностным лицам или иным субъектам правоприменения при реализации этих полномочий действовать по их усмотрению в зависимости от обстоятельств, а также предусмотренная возможность принятия указанными органами, лицами или субъектами решения по их усмотрению при отсутствии объективных критериев;
2) наличие пробелов в установлении положений, отражающих полномочия органа государственной власти области, государственного органа области, органа местного самоуправления муниципального образования области, их должностных лиц или иных субъектов правоприменения;
3) наличие одинаковых полномочий у субъектов правоприменения одного и того же органа власти (организации) без разграничения их компетенции;
4) отсутствие положений об ответственности должностных лиц, иных субъектов правоприменения в случае, если установление такой ответственности необходимо;
5) установление необоснованных требований, предъявляемых к гражданину или юридическому лицу для предоставления им конкретного права;
6) использование двусмысленных или неустоявшихся терминов, формулировок с неясным содержанием;
7) использование норм с бланкетной или отсылочной диспозицией при возможности сформулировать конкретное нормативное предписание;
8) отсутствие исчерпывающего перечня оснований для отказа в реализации права;
9) наличие субъективно-оценочных оснований отказа;
10) отсутствие исчерпывающего перечня документов, представляемых для реализации права;
11) наличие положений о представлении наряду с оригиналами документов их нотариально заверенных копий;
12) отсутствие положений о сроке принятия решения органом государственной власти области, государственным органом области, органом местного самоуправления муниципального образования области, их должностными лицами или иными субъектами правоприменения об основаниях его продления, о механизме письменного уведомления заявителя о его продлении, о конечных сроках, более которых продление срока не допускается;
13) отсутствие порядка принятия решения (административных процедур) в случае, если такой порядок необходим;
14) отсутствие исчерпывающего перечня решений, которые вправе принять орган государственной власти области, государственный орган области, орган местного самоуправления муниципального образования области, их должностные лица или иные субъекты правоприменения;
15) широкие возможности ведомственного и локального нормотворчества.
В Кемеровской области коррупционные факторы разделяются не несколько групп: связанные с реализацией полномочий органа власти, связанные с наличием правовых пробелов, системного характера.
К коррупционным факторам, связанным с реализацией полномочий органа власти, относятся следующие:
1) широта дискреционных полномочий;
2) определение компетенции по формуле «вправе»;
3) завышенные требования к лицу, предъявляемые для реализации принадлежащего ему права;
4) злоупотребление правом заявителя;
5) выборочное изменение объема правовой;
6) чрезмерная свобода подзаконного нормотворчества;
7) лингвистическая неопределенность;
8) принятие нормативного правового акта «сверх компетенции»;
9) заполнение законодательных пробелов подзаконным актом.
Типичные коррупционные факторы, связанные с наличием правовых пробелов:
1) наличие пробела в правовом регулировании;
2) отсутствие административных процедур;
3) отсутствие конкурсных (аукционных) процедур;
4) отсутствие запретов и ограничений для государственных и муниципальных служащих;
5) отсутствие ответственности государственных и муниципальных служащих;
6) отсутствие контроля за государственными органами, органами местного самоуправления, государственными и муниципальными служащими;
7) нарушение режима прозрачности информации.
Типичные коррупционные факторы системного характера:
1) ложные цели и приоритеты;
2) нормативные коллизии.
Типичные проявления коррупциогенности:
1) несоблюдение требований формально-технического характера;
2) неустановление сроков принятия нормативного правового акта, принятие которого предусмотрено подлежащим экспертизе проектом;
3) замена общеобязательных правил поведения индивидуальными правоприменительными актами стимулирует произвольное административное усмотрение;
4) нарушение баланса интересов.
Правительство Российской Федерации в Постановлении от 5 марта 2009 г. № 196 «Об утверждении методики проведения экспертизы проектов нормативных правовых актов и иных документов в целях выявления в них положений, способствующих созданию условий для проявления коррупции» выделило следующие группы коррупциогенных факторов:
а) факторы, связанные с реализацией полномочий органа государственной власти или органа местного самоуправления;
б) факторы, связанные с наличием правовых пробелов;
в) факторы системного характера.
Факторы, связанные с реализацией полномочий органа государственной власти или органа местного самоуправления, выражаются в:
а) широте дискреционных полномочий - отсутствии или неопределенности сроков, условий или оснований принятия решения, наличии дублирующих полномочий органов государственной власти или органов местного самоуправления (их должностных лиц);
б) определении компетенции по формуле «вправе» - диспозитивном установлении возможности совершения органами государственной власти или органами местного самоуправления (их должностными лицами) действий в отношении граждан и организаций;
в) наличии завышенных требований к лицу, предъявляемых для реализации принадлежащего ему права, - установлении неопределенных, трудновыполнимых и обременительных требований к гражданам и организациям;
г) злоупотреблении правом заявителя органами государственной власти или органами местного самоуправления (их должностными лицами) - отсутствии четкой регламентации прав граждан и организаций;
д) выборочном изменении объема прав - возможности необоснованного установления исключений из общего порядка для граждан и организаций по усмотрению органов государственной власти или органов местного самоуправления (их должностных лиц);
е) чрезмерной свободе подзаконного нормотворчества - наличии бланкетных и отсылочных норм, приводящем к принятию подзаконных актов, вторгающихся в компетенцию органа государственной власти или органа местного самоуправления, принявшего первоначальный нормативный правовой акт;
ж) принятии нормативного правового акта сверх компетенции - нарушении компетенции органов государственной власти или органов местного самоуправления (их должностных лиц) при принятии нормативных правовых актов;
з) заполнении законодательных пробелов при помощи подзаконных актов в отсутствие законодательной делегации соответствующих полномочий - установлении общеобязательных правил поведения в подзаконном акте в условиях отсутствия закона;
и) юридико-лингвистической неопределенности - употреблении неустоявшихся, двусмысленных терминов и категорий оценочного характера.
Факторы, связанные с правовыми пробелами, свидетельствуют об отсутствии правового регулирования некоторых вопросов в проекте документа и выражаются в:
а) существовании собственно пробела в правовом регулировании - отсутствии в проекте документа нормы, регулирующей определенные правоотношения, виды деятельности и так далее;
б) отсутствии административных процедур - отсутствии порядка совершения органами государственной власти или органами местного самоуправления (их должностными лицами) определенных действий либо одного из элементов такого порядка;
в) отказе от конкурсных (аукционных) процедур - закреплении административного порядка предоставления права (блага);
г) отсутствии запретов и ограничений для органов государственной власти или органов местного самоуправления (их должностных лиц) - отсутствии превентивных антикоррупционных норм, определяющих статус государственных (муниципальных) служащих в коррупциогенных отраслях;
д) отсутствии мер ответственности органов государственной власти или органов местного самоуправления (их должностных лиц) - отсутствии норм о юридической ответственности служащих, а также норм об обжаловании их действий (бездействия) и решений;
е) отсутствии указания на формы, виды контроля за органами государственной власти или органами местного самоуправления (их должностными лицами) - отсутствии норм, обеспечивающих возможность осуществления контроля, в том числе общественного, за действиями органов государственной власти или органов местного самоуправления (их должностных лиц, государственных и муниципальных служащих);
ж) нарушении режима прозрачности информации - отсутствии норм, предусматривающих раскрытие информации о деятельности органов государственной власти или органов местного самоуправления (их должностных лиц), и порядка получения информации по запросам граждан и организаций.
Факторами системного характера являются факторы, обнаружить которые можно при комплексном анализе проекта документа, - нормативные коллизии.
Таким образом, условия и факторы коррупции многообразны и всепроникающи. В данной работе объектом исследования является законодательство, юридический текст, который может создавать основания для коррупции. Важно, что выявленные в проанализированных документах факторы коррупциогенности, связанные с юридическими текстами в форме нормативных правовых актов, известны в юридической науке. В разделе «Законодательная техника» сделан значительный научный задел в части установления требований к нормативным правовым актам. Разработаны и систематизированы требования к определениям, терминологии, стилю изложения, языку нормативного акта. Специалистами в области законотворчества сформулированы требования к структуре нормативных актов, компетенции органа на издание общеобязательных правил. Весь этот сформулированный научный задел способен был бы предотвратить появление коррупциогенности законодательства. Фактически коррупциогенность юридических текстов – это не открытие современного момента. Особенности именно современной имеющейся потребности предопределен тем, что произошло изменение области применения недостатков документов – они стали использоваться для законного коррупционного поведения.
Борьба с коррупциогенностью нормативных правовых актов является важной составляющей общего учения о юридической технике.
|
