И идеология классических афин
|
Скачать 3.72 Mb.
|
[c. 139] Turba нередко обозначает и враждебное Риму войско. Как и в отношении римлян turba – это бегущее либо дезорганизованное войско (VII.23.10; XXXVII.43.9; XXXIX.31.11; XLII.66.7), нестроевые (XXXV.28.4; XXXVIII.21.14), матросы (XXVI.20.9), новобранцы в противоположность подготовленным солдатам (XXVIII.15.1; XXIX.1.21; XXX.28.3). Но историк стремится подчеркнуть разницу между организованными римлянами и их неорганизованными противниками. Во время атаки римлян на эквов и вольсков "удар пришелся прямо в мечущуюся толпу врагов (fluctuantem turbam)" (III.60.10). Узнав, что противник – беспорядочная и безоружная толпа (incondita inermis... turba), римский консул решил атаковать лагерь Ганнона (212 г.) (XXV.13.10–11). Характерен пассаж, в котором царь-варвар (нумидийский царь Сифак) просит римских послов помочь превратить толпу соотечественников в граждан-воинов: "Царство его густо заселено, но он не знает, как вооружить и обучить своих людей, эту случайно собравшуюся огромную беспорядочную толпу (omnia, velut forte congregata turba, vasta ac temeraria esse)" (XXIV.48.7). В то время как turba и multitudo с приблизительно одинаковой частотой распределены по всему труду Тита Ливия, большинство употреблений слова vulgus (и родственных ему) приходится на конец четвертой и пятую декады, в которых описываются события первой половины II в. до н.э. Как нам представляется, такое распределение невозможно объяснить только случайными факторами. Однако прежде чем перейти собственно к анализу словоупотреблений, следует остановиться на одном существенном моменте. В некоторых словарях, лексиконах и конкордансах от vulgus не отделяется форма vulgo, которая, будучи формально ablativus, по существу является наречием со значением "вообще", "широко", "среди всех", причем употребляется в нейтральном контексте. Поэтому эту форму не стоит привлекать для анализа социальной лексики. Повествуя о событиях 509 г., историк, имея в виду римских граждан, сетует на изменчивость духа (настроения) толпы (sunt mutabiles vulgi animi) (II.7.5).В двух случаях vulgus выступает как дополнение к более значимому в данном контексте и "окрашенному" слову. При описании событий [c. 140] ранней римской истории (445 и 417/6 г.) он дважды упоминает turbatores vulgi (IV.2.7 и IV.48.1). В обоих случаях речь идет о предводителях плебса, выступавших за кардинальное изменение традиционных институтов: допуска плебеев к консулату и принятия закона о разделе захваченных земель. Эти предводители, "будоражившие" плебс261, с точки зрения Ливия, были демагогами, но само слово vulgus в данном контексте вполне нейтрально и, несомненно, обозначает римских плебеев (возможно, историк заменил им turba, стремясь избежать повтора). Во всех остальных случаях (которых немало в конце четвертой и в пятой декадах, vulgo означает "вообще", "широко", "среди всех", причем иногда это относится к низшим слоям населения или вооруженных сил (гребцам и т.п.). Характерно, что и далее Ливий использует vulgus для обозначения не-римлян. Описывая прибытие в Македонию Деметрия (одного из наследников македонского престола), историк отмечает: "Простой народ (vulgus), не желавший воевать против римлян, восторженно встретил Деметрия, как вестника мира, и с уверенностью прочил его Филиппу в наследники" (XXXIX.53.2). Несколько далее историк еще раз подчеркивает это: "Таково было общее мнение (haec vulgo loquebantur)" (XXXIX.53.5). Таким образом, описывая македонские события, историк понимает под vulgus все население Македонии (в противоположность аристократии, стремившейся к войне с Римом), и "общее мнение", которое выражает vulgus, оценивается историком как вполне положительное и здравое. Vulgus фигурирует также и в распоряжении сената о судьбе Македонии после поражения Персея (167 г.): "И, наконец, чтобы никогда в общемакедонском собрании, будь такое, не мог негодный льстец черни (improbus vulgi adsentator) обратить свободу, дарованную со здравой уверенностью, в пагубное своеволие, решено было Македонию разделить на четыре области, каждая со своим собранием..." [c. 141] (Liv. XLV.18.6-7)262. Впрочем, обращаясь на сходке в Македонии к воинам, консул Л.Эмилий Павел говорит: "Не быть добру там, где воины рассуждают, а полководец позволяет увлечь себя пересудами толпы (imperator rumoribus vulgi circumagatur)" (Liv. XLIV.34.4). В данном случае римские воины уподобляются толпе, являющейся источником слухов. Для Ливия vulgus в применении к греческому миру - поддающиеся увещеваниям демагогов граждане и (что одно и то же) дающие волю своим эмоциям посетители публичных зрелищ. В Риме также и граждане, и даже солдаты могут обозначаться как vulgus, однако в подобном случае смысловое ударение делается, как правило, на тех, кто толпу подстрекает (т.е. демагогах). Vulgus, как правило, не несет у Ливия отрицательного оттенка (как и производные слова)263. Интересно проследить, оказал ли Полибий влияние на Тита Ливия в этом аспекте. Общеизвестно, что при описании событий в Восточном Средиземноморье римский историк широко пользовался сочинением знаменитого грека: более половины материала четвертой и пятой декад (примерно 411 глав из 740) восходят к Полибию264. Когда жители греческих полисов стали проявлять симпатии к Македонии, историк так объясняет этот феномен: "И не было тому другой причины, кроме превратного расположения, которое толпа (vulgus) высказывает даже на праздничных состязаниях, сочувствуя худшей и слабейшей стороне" (Liv. XLII.63.2). В данном случае vulgus как будто бы ближе всего по смыслу к греческому ochlos, что неудивительно, поскольку эта часть труда Тита Ливия представляет собой вольный пересказ "Истории" Полибия. Полибий пишет: "Когда по Элладе [c. 142] разнеслась весть о победе македонской конницы над римскою, сочувствие многих Персею, до того времени большею частью скрываемое, прорвалось наружу ярким пламенем. Мне кажется, впрочем, что это сочувствие было особенное какое-то, похожее на то, которое наблюдается на состязательных играх, именно: когда в состязаниях с борцом знаменитым и слывущим за неодолимого схватывается безвестный и гораздо более слабый противник, то вначале толпа (plethos) зрителей обращает свое участие на слабейшего, поощряя его восклицаниями и поддерживая восторгами..." (Polyb. XXVII.9.1–3). И здесь, и ниже в этом пассаже для обозначения массы граждан греческих городов, толпы Полибий использует plethos и hoi polloi, и только, подводя итог, отмечает: "Нечто подобное происходило и в отношении народа (ochloi) к Персею" (Polyb. XXVII.10.1). Другой случай, может быть, еще более характерен, поскольку материал негреческий. Сципион у Ливия говорит мятежным солдатам в Испании: "Я не хотел бы приписывать всем этот злой замысел (non quod ego volgari facinus per omnes velim), если бы я поверил, что все мое войско желало моей смерти, я тут же на глазах у вас умер бы: зачем жить мне, если мои сограждане и солдаты меня ненавидят? Всякая толпа (multitudo), однако, похожа на море: оно неподвижно, но его могут всколыхнуть и легкий ветерок, и ураган; так и у вас: то все было спокойно на сердце, а то вдруг буря – виноваты во всем те, с кого началось это безумие, вы им заразились и потеряли разум" (Liv. XXVIII.27.10–11). Полибий так передает речь Публия Сципиона: "Всякую толпу (ochlos) легко совратить и увлечь на что угодно, потому что со всякой толпой (ochlos) бывает то же что и с морем. По природе своей безобидное для моряков и спокойное, море всякий раз, как забушуют ветры, получает свойства ветров, на нем свирепствующих. Так и толпа (plethos) всегда проявляет те самые свойства, какими отличаются вожаки ее и советчики (prostatai kai sumbouloi)" (Polyb. XI.29.9). [c. 143] Речь Сципиона – типичное общее место, топос265, в котором толпа уподобляется морю. Полибий дважды обозначает толпу как ochlos, один раз как plethos. Тит Ливий выбирает более нейтральное слово для обозначения множества – multitudo. Здесь отчетливо видно, что лексика Полибия не оказала воздействия на Тита Ливия; она, несомненно, не была “переведена” римским историком. Этому обстоятельству в немалой степени способствовало и различие слов для обозначения толпы в греческом и латинском языках. Для обозначения толпы, множества римские авторы к I в. до н.э. наряду с наиболее нейтральным multitudo использовали слова turba и vulgus. Turba, первоначальное значение которого “смятение, замешательство”, известно уже с Плавта (Plaut. Bacch. 1076, Cist. 699A; cf. Amph. 224). Turba, как и глагол turbare, очень близки по всем своим значениям к греческим ochlos и ochleo. И в этом контексте “избыточным” может показаться появление (очевидно, на рубеже III и II в. до н.э.) существительного vulgus (volgus) “народ, масса, толпа” (от глагола vulgo “делать всеобщим, общедоступным”). Характерно, что vulgus появляется вслед за изменениями в римском обществе, которые стали результатом пунических войн. У Луцилия vulgus обозначает хор266. Впрочем, все это требует отдельного и более обстоятельного рассмотрения. Очевидно другое. Различный набор слов для обозначения людского множества в греческом и в латинском языках отражает различия и в социальной структуре, и в мышлении двух народов. Но есть и общие черты. Перипатетическая традиция, которой пользовался и Полибий, превратила ochlos из оценочного, эмоционально окрашенного слова в слово, [c. 144] фиксировавшее социальную реальность эллинистической Греции. При этом, однако, почти стерлось различие между ним и близкими по значению plethos и hoi polloi. В Риме эти две тенденции нашли выражение в разных словах, что видно в труде Тита Ливия. Turba, как правило, выражает неустойчивость, изменчивость, свойственные народной массе, vulgus характеризует, прежде всего, социальную дистанцию между humillimores и людьми, причастными к власти (сенаторами и др.); при этом vulgus обычно не несет никакого отрицательного оттенка, поскольку обозначает достаточно незыблемую реальность. Однако само появление vulgus на рубеже III и II в. до н.э. свидетельствует о закреплении в римском обществе иного социального деления вместо почти утратившего значение архаического деления на патрициев и плебеев. [c. 145] VULGUS И TURBA: ТОЛПА В КЛАССИЧЕСКОМ РИМЕ Проблема "толпы", влияния спонтанных массовых скоплений людей на развитие исторического процесса, привлекла внимание исследователей еще в начале XX в. Что касается истории античности, то здесь проблема "толп" обычно связывалась с проблемой социальной борьбы народных масс (можно сослаться хотя бы на классическую концепцию "кризиса III века" М.И.Ростовцева). Однако, поскольку для историков античности основным источником служат сочинения античных авторов, "спор о терминах", т.е. изучение социальной лексики, представляется по крайней мере небесполезным. На первый взгляд, проблема римской толпы не прошла мимо внимания исследователей. Однако она обычно рассматривалась на материале авторов сравнительно позднего времени, либо исключительно в контексте социально-политической борьбы в Риме во II–I вв. до н.э.267 Единственный автор, который, насколько мне известно, рассматривал употребления слова vulgus в сочинениях авторов республиканского периода - это польский филолог-классик Бронислав Билиньский, впервые исследовавший эволюцию употребления vulgus во II – начале I в. до н.э.; он уделил особое внимание сохранившимся фрагментам трагедий Акция268. Билинский рассматривал vulgus как социально-политический [c. 146] термин, подчеркнув его важность для изучения истории римских плебеев269. Однако он совершенно необоснованно связал проблему родовой принадлежности слова с социально-политической историей, использовав при этом рискованные исторические аналогии270. Особо следует отметить работы зарубежных историков, посвященные римской толпе раннеимператорского времени: благодатный материал сочинений Тацита и Светония дает много оснований для исторических обобщений. В известном труде израильского историка Цви Явеца "Плебс и принцепс" специальному анализу подвергнуты термины, обозначающие plebs urbana271, в статье австралийского ученого Р.Ньюбоулда рассматривается употребление слова vulgus Тацитом272, статья чешской исследовательницы Б.Моуховой посвящена рассмотрению употребления populus, plebs и vulgus в биографиях Светония273. Впрочем, Ц.Явеца и Б.Моухову интересовал прежде всего плебс per se и в гораздо меньшей степени проблема толпы. В работе А.Б.Ковельмана затрагивается отношение к толпе, в ней проведено сопоставление талмудических текстов и сочиненений некоторых римских авторов274. В целом в историографии утвердилось мнение об отрицательном отношении римских авторов к vulgus, однако выводы делаются на основании словоупотребления [c. 147] отдельных авторов, а не всей совокупности текстов275. Нам же представляется необходимым обратиться к истокам феномена толпы, исследовать употребление vulgus и близкого ему по значению turba, начиная с первых известных нам случаев, и проследить эволюцию этого понятия вплоть до раннеимператорского времени, охватив, таким образом, весь классический период римской литературы – от II в. до н.э. до начала II в. н.э., от Плавта и Теренция до Тацита и Светония. При этом мы отдаем себе отчет в том, что ни vulgus ни turba нельзя рассматривать как термины в собственном смысле этого слова; римские авторы императорского времени часто использовали vulgus и turba как синонимы для усиления риторического эффекта276. Однако изучение всего корпуса текстов позволяет, на наш взгляд, выявить важные тенденции социальных изменений в римском обществе. Наречная форма vulgo (volgo)277 наряду с глаголом vulgare и отглагольной формой vulgatus встречается уже у Плавта278. В комедии "Хвастливый воин" раб Палестрион, обращаясь к солдату Пиргополинику, говорит: "На меня накричи, что настолько тебя я доступным для всех выставляю (quia sic te volgo volgem)" (Mil. 1035. Пер. А.B.Артюшкова). Эпидик в одноименной комедии, оправдывая придуманный им неологизм, говорит: "Мне не нравятся старые и общеизвестные слова (nil moror vetera et volgata verba)" (Epid. 351). Зато turba (как и глагол turbo и производные от него) часто встречается в плавтовских комедиях; это слово обычно означает скопление рабов и домочадцев, суматоху, смятение, беспорядок, беспокойство (Aulul. 340, 342, 405; Curcul. 651; Amph. 476; Bacch. 357; Mil. 479, 583), неприятности (Menaechm. 846), свару, ссору (Stich. 83), бурю на море (Pseudol. 110), даже помутнение глаз (turba oculis) [c. 148] (Cist. 699A). В комедии "Ослы" Диабол советует Параситу устроить своему противнику свару, суматоху (tu ergo fac ut illi turbas lites concias) (Asin. 824); также и в комедии "Перс" Токсил советует Сатуриону поднять шум, суматоху (tum turbam facito) (Pers. 729). Плавтовский герой Филоксен, говоря о беспутной жизни своего сына, характеризует ee как "quas meus filius turbas turbet" (Bacch. 1076) – употребление существительного вместе с глаголом усиливает эффект (такой же прием, как и в "Хвастливом воине" с наречием vulgo – см. выше). И только в двух комедиях Плавта turba обозначает толпу, скопление людей в общественных местах. В комедии "Амфитрион" turba обозначает войско, причем драматург противопоставляет его вождям, imperatores (Amph. 224). В комедии "Пуниец" turba дважды обозначает толпу, собравшуюся у алтаря Венеры (Poen. 265, 336); в обоих случаях речь идет о толпе продажных женщин, ...подонков, непотребных баб, подружек мельников, Для услуг рабам готовых... (Poen. 266 sq. Пер. А.В.Артюшкова). Как существительное vulgus впервые встречается у Теренция279. В комедии "Девушка с Андроса" раб Симон говорит о "толпе рабов" (volgus servorum) (Andr. 583), в "Свекрови" упоминается, а в "Самоистязателе" подразумевается "толпа женщин" (volgus mulierum) (Hec. 600; cf. Heaut. 386). Однако при более внимательном рассмотрении оказывается, что никакого "социального подтекста" (тем более осуждающего) здесь нет и речь идет об общем мнении, типичном поведении той или иной группы населения. В этом смысле употребление существительного vulgus очень тесно соотносится с употреблением наречия vulgo (Andr. 426; Heaut. 421, 447, 957)280. Достаточно часто (22 раза) встречается у Теренция и существительное turba281, обычно обозначающее беспокойство, [c. 149] суматоху, беспорядок (Andr. 235; Hec. 43; Eun. 800 etc.). В "Братьях" turba обозначает скопление людей, однако при этом подразумевается суматоха, беспорядок (Adelph. 907,912). И только однажды, в "Самоистязателе", под turba имеется в виду толпа гостей, заполонивших дом. Раб Сир восклицает: "О боги, что за толпа!" (Di boni, quid turbaest!) (Heaut. 254). Для первых римских комедиографов vulgus – слово малознакомое и малоупотребительное, это – то, откуда исходит "общественное мнение", и никакого пейоративного оттенка данное слово не содержит. Гораздо более привычно для них turba, которое обозначает и суматоху, беспорядок, и скопление людей (причем иногда с пейоративным оттенком). Между Теренцием и авторами I в. до н.э. не сохранилось крупных произведений римской художественной литературы. Нашими сведениями об употреблении vulgus авторами этого времени мы обязаны прежде всего позднему комментатору Нонию Марцеллу, который в своем сочинении "De compendiosa doctrina"282 специально рассмотрел вопрос о колебании родовой принадлежности слова vulgus. Значительная часть фрагментов Афрания, Пакувия, Акция, Сисенны и Луцилия дошла до нас благодаря этому автору IV в. н.э. В сохранившихся фрагментах трагедий Афрания, акме которого приходится, как предполагают, на вторую половину II в. до н.э., vulgus не встречается, но в трагедии "Privignus" герой отвергает (презирает) свойственное толпе легкомыслие: Dehinc temeritatem repudo vulgariam (Fr. XIII, стк. 258)283. Vulgo в значении обычного действия встречается также в одном из неидентифицированных фрагментов того же автора (Fr. II, стк. 404). В трагедии "Dulorestes" другого римского драматурга примерно того же времени, Пакувия, vulgus, очевидно, синонимично плебсу, причем контекст свидетельствует об [c. 150] отрицательном отношении автора либо его персонажа к vulgus284. Луций Акций был одним из самых плодовитых римских драматургов II – начала I в. до н.э., но и от его трагедий сохранились лишь незначительные фрагменты285. В плохо сохранившемся фрагменте трагедии "Еврисак" (Fr. XXVI) некий узурпатор будоражит народ (turbat vulgus) в попытке не допустить возвращения законного правителя Теламона (стк. 367 сл.). Сохранившая строка трагедии "Эпигоны" (Fr. II), сюжетом которой был второй поход против Фив, содержит замечательную аллитерацию: Et nonne Argivos fremere bellum et velle vim vulgus videt? (И не видно ли, что аргосцы кличут войну и толпа жаждет насилия?) (стк. 588). Vulgus в данном случае обозначает народ. Если vulgus и имеет в трагедиях Акция слегка пейоративный оттенок, то он почти незаметен. В любом случае на основании двух дошедших до нас употреблений трудно делать решительные выводы286. Что же касается turba, то это слово совершенно определенно в трагедиях Акция означает беспорядок, мятеж, которого следует остерегаться: Ah! dubito; ah! quid agis? cave ne in turbam te implices! (Ах, я колеблюсь. Ах, что ты делаешь? Берегись, не ввязывайся в мятеж!) (Athamas, Fr. I, стк. 432). Non vides quam turbam, quantos belli fluctus concites? (Не видишь, какое смятение, сколь многочисленные волны войны ты возбуждаешь?) (Stasiast., Fr. III, стк.403). |
Похожие:
 |
Уважаемые абитуриенты, планирующие поступать в кфу в 2017 году! Спасибо,... Казанский (Приволжский) Федеральный Университет – один из лучших классических университетов России |
|
В рамках программы кандидатского минимума аспиранты должны демонстрировать... Особое внимание в программе кандидатского минимума уделяется процессам трансформации российского социума |
|
Адаптированная дополнительная общеразвивающая программа В основу программы положена идеология, которая исключает любую дискриминацию учащегося с овз, и предполагает создание комфортных... |
 |
Рунг Эдуард Валерьевич Греко-персидские отношения: Политика, идеология,... Книга предназначена для специалистов в области антиковедоведения и международных отношений, преподавателей и студентов гуманитарных... |
|
В. Н. Антонова и заместителя генерального директора директора летного комплекса Памятка предназначена для общего ознакомления персонала с основами идеологии управления безопасностью полетов и оказания помощи в... |
|
Имперская Реставрация России Версия 1 имперская реставрация россии идеология Все вместе эти ответы образуют идеологический фундамент для выживания и преуспевания России при наихудшем для нее сценарии в начале... |