Помещик и крестьянин в России XVIII первой четверти XIX вв.: к проблеме патронирования и управления хозяйством Раздел
|
Скачать 3.62 Mb.
|
Отписки управителей содержат нередко самую разнообразную информацию о состоянии системы вотчинного патронирования. Скажем, управитель Калужского имения кн. М. М. Голицына Николай Набоков 31 декабря 1788 г. докладывал помещику о ходе сбора розданных крестьянам в виде ссуды овса и гречихи1. Последнюю приказчик не надеялся взыскать2. Полученная весной ссуда спасла от голодной смерти более половины членов общины3, но она не могла сразу восстановить хозяйственную исправность всех крепостных. Сообщают приказчики и о ходе сбора обычного оброка, в том числе с дворовых. В с. Зиновьеве Переславль-Залесского уезда, например, последние обязаны были заготавливать муравьиные яйца и муравьев1. Жены дворовых в Пронском имении кн. С. М. Голицына из господского льна и пеньки изготавливали холсты и сукна «повсегодно», т. е. без перерывов на время страдных работ2. Факты обложения дворовых продуктовой и отработочной рентой позволяют считать их полноправными участниками производственного процесса в крепостной вотчине. И, соответственно, ставить вопрос о проведении по отношению к этой социальной группе политики владельческого патронирования, с учетом того, что мирской помощи не принадлежащие к общине лица не получали. Отписки приказчиков и других должностных лиц в господскую домовую контору или самому помещику могут содержать информацию самого разного рода. В частности, об исполнении крепостным селением рекрутской повинности, о ходе отдачи людей в солдаты3, о связанных с этим процессом затратах мирских денег4 и т. д. Вотчинник со своей стороны не упускал возможности подробно вникнуть в проблемы выполнения рекрутской повинности его крепостными, посылая соответствующие запросы управляющим вотчин5. Поэтому отписки по вопросам несения миром этой составляющей фискального обложения едва ли не чаще, чем рапорты по иным поводам, оказываются инициированными владельческим интересом. К рапортам вотчинных правлений подчас прилагаются составленные по господскому приказу разного рода описи крестьян и их имущества. Реестры, описи, росписи и ведомости содержат данные о вотчинном и крестьянском хозяйстве, которые в ряде случаев можно определить как статистические. Вообще, верность сообщаемых вотчинной администрацией помещику сведений о количестве членов семьи, хлеба и скота у дворохозяина была необходимым условием объективной оценки хозяйственной и социальной устойчивости крестьянской семьи. В господских распоряжениях по вопросам ведения хозяйства приказы о составлении подворных описей прямо обосновываются необходимостью этой формы кадастра для расчета объективно допустимых без угрозы пауперизации крестьянства размеров владельческого обложения. Вот почему подворные описи, как правило, фиксировали соотношение числа душ обоего пола и тягол как производственно-окладных единиц, образованных парой разнополых работников1. Поскольку уход крестьянина в армию означал потерю вотчиной и общиной тяглеца, была очевидна актуальность составления описей и для обеспечения минимизации причиняемого хозяйству вреда при исполнения рекрутской повинности2. Гр. А. Р. Воронцов составил образец для подворной описи, где указывалось имя крестьянина, его возраст, возраст членов его семьи по данным пятой ревизии и на текущий момент, общими словами обозначалось имущественное положение3. Кроме того, отмечалось внесение семейством денег на покупку рекрута в господскую домовую канцелярию, или год сдачи новобранца «натурой»4. Подчас такие описи составлялись с учетом целого ряда показателей крестьянского состояния. Такова, скажем, составленная для кн. Н. С. Гагарина «Краткая выписка села Никольского из подворной ведомости крестьянам мужеска и женска пола душ, с означением лет...»5. В каждом доме вотчинная администрация кн. Гагариных учитывала по семействам количество рабочих и нерабочих душ мужского и женского пола, расположение на них тягол, высев хлеба в соответствии с тягловым обложением. Крестьянское имущество оценивалось по количеству рабочих и нерабочих лошадей, коров, овец, свиней, пчел старых и молодых (в ульях), и по недоимке хлебной и денежной за разные годы1. Исходя из содержащихся в них сведений о количестве членов семьи, хлеба и скота у дворохозяина, помещику или главноуправляющему можно было представить себе, насколько велика вероятность потери хозяйством тяглоспособности в случае сдачи в рекруты кого-то из работников. Встречаются в вотчинной делопроизводственной документации и описи крестьян, замеченных в дурном поведении — непослушании вотчинной администрации, воровстве, лености и т. д. Например, в Коломенской вотчине кн. А. Б. Куракина с братьями, дер. Лопатиной, земским Максимом Калашниковым 18 октября 1771 года был составлен «Реэстр о непослушниках и возмутителях»2. В нем без обозначения конкретной вины поименно переписываются все члены семей с обозначением возраста3. Похожий формуляр имеет и «Выписка из подворных ведомостей назначенным к отдаче в... набор в рекруты», составленная в Рузской вотчине кн. Гагариных 18 ноября 1818 года4. Но в «Выписке…» отмечается проступок крестьянина, ставший основанием для сдачи его в солдаты. Например, крепостного д. Глинкина Наума Степанова 24 лет отдавали за то, что он, поставленный караулить господский сад, крал там яблоки5. В доме оставались его родители, 44-летние Степан Иванов и Кристина Васильева, их младший сын Конон 12 лет, его сестры Зиновья 17 и Домна 5 ½ лет, жена Наума Афросинья Никитина 30 лет и их дочь Варвара 5 ½ лет6. В деревне Городище из дома Гаврилы и Панкратия Федоровых отдавали 29-летнего Гаврилу «за побег ево учиненной и за нерадение к своему дому»7. За большака оставался 18-летний Панкратий. Кроме матери Федоровых, вдовы Салмониды Ивановой 49 лет, семейство включало теперь жену Гаврилы Лукерью Марееву 27 лет, их 5-летнюю дочь Дарью и годовалого сына Алексея»1. Таким образом, на основании данных описей совершивших проступки крестьян можно выявить тот круг действий, который делал допустивших их людей первыми кандидатами на отдачу в службу2. Описи и реестры приговоренных миром к отдаче посылались на утверждение помещику. Владельческие примечания иногда помогают определить отношение вотчинника к той или иной провинности их крепостных. Скажем, «Опись семействам, назначенным к отдаче в рекруты в нынешний новорасположенный набор декабря... дня 1818 года» содержит примечание, что проворовавшийся Наум Степанов 253 лет назначен «по предписанию его сиятельства»4. Можно заметить, что «большую по объему группу материалов вотчинных фондов составляют документы текущего учета и отчетности. Сюда относятся книги, журналы, тетради, ведомости о раскладке тягол и сборе повинностей, о недоимках крестьян, о выдаче хлебных и денежных ссуд, о посевах и сборах помещичьего хлеба, о приходе и расходе по имениям денежных сумм, хлеба, скота, всякого рода материалов…»5. Статистические материалы вотчинного делопроизводства позволяют подчас оценить степень актуальности владельческих патронажных мер, их приспособленности к нуждам крестьянского хозяйства. Например, составленная в Калужском имении кн. М. М. Голицына «Ведомость Перемышльской округи с деревнями, сколько крестьянам ярового хлеба на посев овса и гречихи на пропитание выдано было..., что осталось… в недоимке...», полученная в Москве 7 января 1788 г. 6, содержит информацию о видах ссужаемых зерновых, абсолютных размерах займов и возмещений разных хлебов дворохозяевами. Так, Кирила Сидоров занял три четверти овса, Иван Никонов и Егор Романов по две четверти, Артамон Иванов — одну. Сидоров и Иванов, по мнению приказчика Николая Набокова, были способны возвратить ссуду, в отличие от Никонова и Романова1. Как и большинство их односельчан, они занимали овес, то есть пищу для лошадей, и не одалживались гречихой2. Таким образом, в трудный год крестьяне в первую очередь заботились не об улучшении собственного питания, а стремились сохранить рабочий скот, без которого немыслима исправность крестьянского хозяйства. Опись видов барщинных работ сохранилась, скажем, в материалах хозяйственной переписки владельца с. Зиновьева Переславль - Залесского уезда, кн. А. М. Голицына, со своим приказчиком3. Управление барщинным имением невозможно было без точной информации о числе ревизских душ и количестве разверстанных на них владельческих тягол4. В описи детально перечислены виды натуральных сборов, размеры оклада по ним, указана также денежная стоимость минимальных окладных единиц для произведения расчетов в случае коммутации повинностей5. Наряду со сведениями об абсолютных величинах6 сельскохозяйственного издельного оклада7 текст содержит упоминание о запашке вотчиной земли приходского духовенства и о выдаче священнику в виде натуральной арендной платы пшеницы-ледянки8, особого сорта с ранними сроками высева. К сожалению, очень часто нет возможности на основании данных источников отследить на сколько-нибудь значительном отрезке времени проводимые адресно мероприятия вотчинного патронирования. То есть соотнести, скажем, имена получивших хлебную ссуду дворохозяев со сведениями подворной описи о владельцах оскудевших крестьянских дворов. Этому препятствует более всего редкость таких комплементарных данных в относящихся к одному и тому же пространственно-временному локусу массивах документации. Реестр крестьян-недоимщиков Рузской вотчины кн. Н. С. и С. С. Гагариных, составленный в конторе с. Никольского, содержит сведения о задолжавших помещикам деньги и рожь крепостных и о величине взысканных с них в счет уплаты сборов в период с 1803 по 1 сентября 1818 г.1. В с. Никольском среди недоимщиков названы Захар Иванов Здобняк (Сдобняк, т. е. сдобный, упитанный? – Дм. Б.), Федот Ларионов Лабка (Лапка? - Дм. Б.), Петр Иванов Крючок, Ларион Андреев Викала (т. е. «Вякало»? - Дм. Б.), а также Петр Егоров2. В Никольской же конторе 30 октября 1818 г. составлен был «Реестр розданному крестьянам села Никольского с деревнями на посев их земли заимообразно русскому овсу…» за время с 1 сентября 1817 по 1 сентября 1818 г.3 Из упомянутых в последнем документе имен крепостных с. Никольского в реестре недоимщиков встречается только имя Захара Иванова4. Имя недоимщика Егора Митрофанова5 из дер. Городище встречается в «Реестре розданному крестьянам на посев их земли заимообразно ячменю…» в период с 1 сентября 1817 по 1 сентября 1818 г6. По данным реестра недоимщиков, крестьяне занимали и возвращали господскую рожь еще на протяжении 1818 г.7, то есть ко времени составления реестров заимообразного пожалования овса и ячменя были живы. В то же время росписи адресатов семенной ссуды содержат ряд имен, не упомянутых в перечне господских должников8. Редкость совпадения имен в трех синхронных документах может объясняться разными причинами. Например, тем, что имена одних и тех же людей иногда передавались различными документами неодинаково. Скажем, фамилия крестьянина могла образоваться от его отчества, имени деда или вообще прозвища его самого или кого-то из членов семьи, от названия местности и т. д. С другой стороны, вконец обнищавшие недоимщики забрасывали свое хозяйство и отправлялись просить милостыню, следовательно, в пополнении семфонда не нуждались. Наконец, не названные среди должников получатели ссудного семенного зерна вовсе не обязательно были бедными, нуждающимися в более или менее постоянной владельческой продовольственной помощи. Низкая урожайность зерновых детерминировала малый размер доходной части хлебного бюджета крестьянского хозяйства, постоянное балансирование его на грани голода. И разного рода обстоятельства, скажем, гибель всходов из-за заморозков, очень легко могли поставить даже сравнительно зажиточное хозяйство перед необходимостью компенсации недостатка хлеба за счет получения зерна извне. Последнее объяснение представляется в данном случае наиболее вероятным, поскольку и 1818 г., и предыдущие были в Рузском у. неурожайными. Лен, собранный в 1816 г. в Никольском имении, был «негоден никуда»1, а в 1818 г. трава в паровом поле едва начала появляться в середине мая2. По данным на 6 марта 1818 г.3, семейство Захара Иванова из с. Никольского включало двух мужчин-работников и одну работницу, нерабочих, то есть, вероятно, не исполнявших барщину, две женских души4. На дворохозяйство было наложено два тягла5, и на себя они пахали по одной десятине в поле6. Было на дворе у Захара две рабочих лошади, одна корова и три овцы7. В усадьбе Петра Егорова на одного работника и работницу с тремя «нерабочими» женщинами приходились одна рабочая лошадь, одна корова и две овцы1. Пахал Егоров одно тягло на барщине, а на себя — по полдесятины в поле2. Третий из названных недоимщиков, Федот Ларионов, имея в доме двух тяглецов и одну работницу без иждивенцев, земли обрабатывал столько же, сколько его односельчанин Петр Егоров3. Скота у Ларионовых было немного: одна рабочая лошадь, корова и три овцы4. Среди получивших ссудный семенной овес крестьян с. Никольского значится и Федосей Моисеев5, не имевший на себе в период с 1803 по 1818 г. господской недоимки. В доме у него два работника и три работницы содержали двух нетяглых мужчин и четырех женщин, на двор было наложено два тягла, а на себя они пахали по одной десятине в поле6. В семье было три рабочих лошади и одна нерабочая, одна корова, четыре овцы и одна свинья7. Следовательно, потеря хотя бы одной головы скота, особенно рабочего, сразу пропорционально сближала размеры составляющих хозяйства Моисеева с величинами производительного и потребляющего секторов усадеб Иванова, Ларионова и Егорова. Всего же из тридцати Никольских дворов более половины имели по одной либо по две пары работников обоего пола, на которых приходилось в среднем по стольку же нетяглых душ8. Сходным было и количество скота: одна или две рабочие лошади, чаще всего одна корова, от трех до пяти овец9. В деревнях Глинкиной, Городище, Семенковой и Слободке такие хозяйства преобладали, составляя более двух третей от общего числа дворов10. Таким образом, в Рузской вотчине кн. Гагариных большинство крестьянских усадеб находились под постоянной угрозой пауперизации. В центральном селе, месте сосредоточения барщинного производства, она была несколько меньше. В 1817-1818 гг. господскую ссуду семенным овсом получили шесть семейств из Никольского, одиннадцать из Глинкина, четырнадцать из Семенкова1. Ячменем ссудили в Никольском и Семенкове по четыре двора, а также три двора в Городище2. Более всего получателей овса и ячменя в процентном отношении было в периферийных селениях — Городище, Слободе (Слободке) и Варвариной (Варварке)3. Таким образом, на основании охватывающих единый географический и хронологический ареал подворных описей и реестров получателей хлебной ссуды можно реконструировать уровень благосостояния крестьянских усадеб, связь его с населенностью дворов и обеспеченностью их скотом, а также степень участия вотчинника в поддержании хозяйственной исправности его крепостных в тяжелое время. Рапорты могут содержать и описания мероприятий, относящихся к сфере вотчинной юстиции. Скажем, из с. Пятницкого Калужской губернии 20 февраля 1788 г. приказчик Николай Набоков доносил его сиятельству кн. М. М. Голицыну «о воспоследовавшем в вотчине... между крестьянами неустройстве»4. Дело было в том, что сноха украла в доме свекра деньги и кое-что из одежды и скрылась так, что ее не могли найти более месяца. Подкинув часть денег на двор свекра и отдав остальные на сохранение «своей сообщнице, бабе же», крестьянка пряталась на усадьбе одного из жителей с. Пятницкого. Там в сарае под сеном был найден ее труп. Выяснилось, что домохозяин сам помог беглой удавиться, когда стала явной угроза их разоблачения. За это его должны были отдать под суд, но крестьяне вместо того уговорили священников не препятствовать сдаче виновного в рекруты за общину5. Применительно к целям нашего исследования достоверность сведений отчетов вотчинной администрации владельцу имения целесообразно проверять путем привлечения других групп материалов владельческого делопроизводства. Таковы, в первую очередь, челобитные крестьян и дворовых людей на имя помещика или в его Главное Домовое правление. По всей видимости, наиболее распространенным названием для такого рода документов было «прошение»1. Если же письменное обращение крепостных самими просителями никак не названо, а начинается с фразы «бьют челом…», то представляется вполне справедливым именовать такое письмо челобитной2. По наблюдению Н. С. Петроченковой, для XVIII в. понятия «прошения» и «челобитной» в системе вотчинного делопроизводства тождественны3. К началу же следующего столетия термин «челобитная» исчезает, а понятия «жалоба» и «прошение» теряют синонимичное значение4. Прошения могли посылаться по почте5, доставляться с оказией (например, с обозом при перевозке столового запаса)6, передаваться вотчиннику администрацией имения вместе с документами хозяйственной отчетности7 или же вручаться ему самими просителями8. Разумные помещики воспринимали челобитные как сигнал о целесообразности или необходимости их вмешательства в сложившуюся ситуацию, пока она не переросла в более серьезную коллизию. Кн. М. М. Голицын в письме приказчику Алексею Лопотову от 8 февраля 1795 г. заметил: «... Я всегда на справедливые просьбы даю надлежащие мои резолюции к удовлетворению просителей, а на затеянные (т. е. надуманные, несправедливые - Дм. Б.) отказываю и еще с наложением оштрафования...»9. Жалуются крестьяне, в частности, на произвол вотчинной администрации. Неизвестен автор челобитной, как нет в деле и самого ее текста, где речь идет о мздоимстве того же Алексея Лопотова, который брал с крестьян за увольнение от работ «взятки вином и баранами…»1, так как имел «привычку и пристрастие»2 к выпивке, за что не раз получал выговоры от помещика3. 12 января 1793 г. кн. С. М. Голицыну в письме били челом крестьяне Пронской вотчины (Рязанская губ.), с. Березова4. Они искали управы на приказчика, который велел конюхам истязать побоями крепостного за самовольную отлучку по делам и ответ старосте, показавшийся тому дерзким. Мир не выдал крестьянина, так как урок за опоздание он уже отработал, но управитель стал грозить селению увеличением подводной повинности. Обо всем этом крепостные сообщили помещику и добавили, что приказчик не позволяет им выбрать знающего крестьянское дело старосту, назначая самостоятельно «способных ему для игры и песен»5. Мирские приговоры составляют особый вид источников, на основании которых можно реконструировать взаимоотношения крестьян и землевладельца. Представляют для нас интерес решения общинных сходов о режиме пользования выморочными наделами6. Сравнительно нередки приговоры об избрании7 или переизбрании8 чинов сельской администрации, о сдаче в рекруты тех или иных лиц с указанием причин желательности сдачи9 именно этих людей10, и т. д. Письменная фиксация решений общинных сходов владельческих крестьян имела важное значение. С одной стороны, пресекалась возможность произвольной трактовки либо замалчивания воли сельского мира отдельными его представителями или вотчинными властями в своих личных интересах. С другой стороны, таким способом вотчинная администрация, от старосты и сотского до земского и приказчика, подстраховывала себя на случай обвинения в самоуправстве со стороны владельца или общины. Тем более что и владельцы, по-видимому, склонны были интересоваться мнением крестьянского мира. В частности, они учитывали пожелания крепостного селения по вопросу о кандидатурах отдаваемых в солдаты, хотя бы и оставляя за собой последнее слово1. Ценность приговоров как материала для исследования оказывается еще более высокой, если известны обстоятельства опротестования решений мира непосредственно заинтересованными лицами путем апелляции к помещику. Или же если во владельческом делопроизводстве сохранились следы противостояния мнений мира и землевладельца по решавшимся на сходе вопросам. Мирские приходно-расходные книги имеют с приговорами сходов несколько общих черт, что объясняется особенностями их происхождения: оба вида документов представляют собой письменную фиксацию воли общины. Книги составлялись для учета поступления и трат денег, а также хлеба. В мирских книгах содержатся указания на цели произведенного сбора с дворов и обстоятельства расходования общинной денежной суммы или магазинного запаса. Сведения о принципах разверстки платежей, о взимании их выборными представителями мира, наконец, об употреблении на разнообразные нужды членов общины позволяют говорить о практике заботы сельского мира о выживании его членов. К сожалению, в книгах не указывается авторство (владельческое либо мирское) идеи организации конкретного сбора средств, осуществления его по принципу уравнительного или прогрессивного обложения. Нет в них чаще всего и информации о том, кто именно — вотчинник, сельская администрация, мирской сход или отдельные его представители — был инициатором оказания за мирской счет помощи нуждающимся в ней крепостным. Поэтому на основании изучения одних только мирских хлебных и денежных книг зачастую невозможно разграничить сферы проявления владельческой и общинной политики охраны интересов крестьян. Нужно заметить, что данные мирских приходно-расходных книг могли употребляться для ревизии итогов финансово-хозяйственной политики сельской администрации. Это их предназначение оказывается еще одной чертой, объединяющей хлебные и денежные книги с записями мирских приговоров при оценке этих документов как исторических источников по проблеме вотчинного патронирования. В массиве делопроизводственной документации Владимирского имения гр. Воронцовых, с. Андреевского с деревнями, сохранилась «Книга о приходе и расходе мирской суммы… 1781 году, в бытность управителя Григорья Тарасовича Мещерягина»1. Особенностью этого документа является учет не только сборов на нужды общины, но и взимаемых с крестьян господского оброка и фискальной подушной подати2. В других вотчинах Воронцовых, а также, скажем, во владениях кн. А. Б. Куракина владельческие подати учитывались отдельно. Примерами могут служить рапорты гр. А. Р. Воронцову от атамана и управителя и слободы Воронцовки Павловского у. Воронежской губ., датированные соответственно 26 января 1773 г.3 18 июля 1797 г4. и, а также полученная в Московской Домовой канцелярии кн. Куракиных 14 мая 1769 г. «Ведомость Орловской… вотчины села Преображенского с деревнями, коликое число по окладу на сей 769 год надлежало в доход получить разных сборов денег, також и неокладных получено, и из того сколько в расход употреблено, и затем что в доимке состоит…» 5. Мирские книги обычно велись в форме таблиц, где в верхней строке указывалась численная величина «мирской суммы», то есть дебета, на начало месяца, а ниже в двух столбцах конторщики или выборные подробно расписывали, соответственно, статьи прихода новых денег и расходования средств1. В материалах поместно-вотчинного делопроизводства отложились копии государственных указов и иных актов, имеющих прямое или косвенное отношение к организации владельческого патронирования крепостного населения. Таковы, скажем, предписания об устройстве в имениях хлебных магазинов, о борьбе с эпидемическими заболеваниями, а также указы о рекрутских наборах2, на основании которых рассчитывалось число сдаваемых натурой или «в складку» душ, указы, позволявшие помещикам ссылать непригодных к крестьянской жизни лиц на каторгу или на поселение с зачетом в рекруты, и т. д. Наличие в комплексах материалов делопроизводства имений копий актов государственной власти или их текстов в переложенном виде3 свидетельствует о том, что знание соответствующих узаконений Е. И. В. считалось вотчинниками обязательным для крепостных и вотчинной администрации. Наконец, в коллекциях документов помещичьих архивов сохранились документы, не содержащие информации по исследуемой нами проблематике. Но предоставляемые ими данные иногда могут способствовать лучшему пониманию других текстов и реалий организации владельческого патронирования в целом. «Явочные доношения» или «явочные челобитья», подаваемые вотчинной администрацией в местные органы власти, содержат просьбы о том, чтобы за совершенные беглым преступления не пришлось отвечать общине и вотчине. Помещики и их Домовые конторы ревностно следили за своевременной подачей таких сведений вотчинными правлениями в местные казенные учреждения. Так, 14 июля 1772 г. с солдаткой Марфой Ивановой «Коломенской вотчины сельца Уварова старосте Мартыну Назарову» был послан приказ Главноуправляющего вотчинами кн. Куракиных Ивана Соловьева: «...О бежавших крестьянах Иване Евсевьеве, Иване Петрове, ежели до сего явошное челобитье не записано: тотчас записать, а между тем в домах их оставших обстоятельно допросить, не знают ли о них, или о них в разговорах каких слышали, куда бежали; и по тому подлинному известию для сыску в те места нарошных послать, и что происходить будет, о том обстоятельно, також после их, кто в домах их остался, суда писать...»1. В вотчинных конторах сохранялись копии таких челобитий о беглых2, писанных на имя царствующей особы3. При подаче явочного челобитья в Пензенской канцелярии 24 августа 1771 года от вотчины кн. Куракиных потребовали (в свидетели, что это не попытка преднамеренно занизить населенность имения? – Дм. Б.) «правых крестьян двух человек»4. Может быть, речь в отписке от 6 января 1772 года идет о своего рода форме поручительства выбранных от крепостного селения за справедливость доношения вотчинной администрации5. Не менее тщательно хранили в вотчинах и рекрутские квитанции, копии либо оригиналы. В них указывались дата составления документа и дата приема рекрута, если эти события происходили в разные дни, а также имя отдающего с приведением званий и титулатуры, наконец, имя и социальная принадлежность отдаваемого; отмечалось, из какого населенного пункта он взят и в зачет за какие селения отправляется, будучи годным к тому, служить1. Далее следовало примечание о том, что при новобранце «в указном платье и обуви» от сдающих принято также его жалование, и весь документ скреплялся расшифрованными подписями офицера и архивариуса2. Паспорта принятых на жительство в крепостную деревню отставных солдат позволяют представить себе состояние их здоровья и возможное место в сельском мире, оценить степень заботы государства об отслуживших свой срок нижних чинах. В паспортах отставных солдат, с которыми они могли вернуться на прежнее место жительства, указываются их имя и возраст, селение, откуда они были взяты в армию, описывается внешность с обозначением особых примет, дается характеристика жизни и занятий солдат в период службы. Заключает текст требование обязательной сдачи паспорта в присутственном месте после смерти его обладателя, под угрозой сурового наказания в случае невыполнения. Затем документ визировался двумя офицерами и секретарем, ниже и правее их подписей ставилась печать. Таков, например, паспорт Данилы Григорьева, сданного в рекруты за вотчину дворян Салтыковых (д. Лопатино Коломенского уезда) и возвратившегося домой после Семилетней войны3. Рекрутские жены также получали паспорта «для свободного жития», где наряду с именами владелицы и ее мужа давалось описание внешности солдатки с указанием возраста и особых примет, скреплялся паспорт после указания даты выдачи офицерской подписью и печатью. Если на руки давалась копия, то в ней коротко описывался вид печати на подлиннике4. Сведения о положении солдат, в том числе отставных, солдаток, ратниц и детей нижних чинов могут оказаться очень полезными при работе над настоящей темой. Актуальность привлечения содержащих их документов подтверждает, например, текст письма, посланного в вотчинное правление с. Никольского Рузского у. из Московской домовой конторы кн. Н. С. Гагарина 16 января 1819 года1. «Ратницам, оставшим от своих мужей, велено быть крепкими помещику, следовательно, естьли оные находятся в молодых летах, отдавать замуж можно, что и выполнить. Впредь воспретить таковым ратницам родившихся младенцов предоставлять в воспитательной дом. А детей приписывать к тому семейству, где живет мать»2. По-видимому, приведенный текст описывает не только главную черту, отличающую статус вдовы ратника-ополченца от вдовы рекрута. Можно предполагать, что перед нами – пример включения государственной правовой нормы в обычную практику вотчинной юстиции. Социальное положение и права членов семей взятых в рекруты владельческих крестьян во второй половине XVIII - первой четверти XIX в. определял Указ имп. Елизаветы Петровны «О даче свободы женам и детям помещичьих крестьян, отданных в рекруты, и об оставлении за помещиками детей их, прижитых до поступления в службу»3. А также 6-й пункт Инструкции полковнику Пехотного полка 1764 г.: «... А когда солдаты, быв в службе или при полку, а жены их и прижитые в крестьянстве дети не при них, а в тех деревнях, откуда они в солдаты отданы, о таковых от полков в те города, для объявления женам их о смерти писать, дабы они, бывши сведомы, за других за муж беспрепятственно идти могли: прижитые же до службы дети принадлежат всегда той деревни помещику; а те, кои в службе родились, должны быть, яко солдатские дети, определяемы в силу указов»4. Таким образом, даже не содержащие информации непосредственно о мероприятиях помещичьего патронирования крепостных документы могут свидетельствовать об актуальности проведения такой политики вотчинными властями. Например, данные о тяжести несения крепостным крестьянством рекрутской повинности объясняют нежелание мира и отдельных его членов ставить рекрутов в армию «натурой». А отсюда уже вытекает соображение о целесообразности государственного и владельческого участия в устройстве рекрутской складки. Поскольку законное сохранение в деревне каждой лишней пары рабочих рук важно было не только для соблюдения дворянской выгоды, но и с точки зрения охраны фискально-податной базы казны. Купчие крепости на крестьян и дворовых людей представляют собой фактически договоры купли-продажи между продавцами и покупателями «крещеной собственности». Они также не могут сами по себе служить источником по истории взаимоотношений крепостного крестьянства и вотчинников с точки зрения патронирования последними своих подданных. Эти документы обычно не содержат ни информации о причинах продажи людей, ни о хозяйстве продаваемых1. В случае, если предметом сделки оказывался один человек, состав его семьи не описывался2. Впрочем, даже если крепостного покупали вместе с родней, возраст членов семьи мог и не упоминаться в купчей крепости3. Но наличие составленных на имя помещика купчих на мужчин призывного возраста в материалах вотчинного делопроизводства заставляет задуматься о том, не практиковалась ли в имении для облегчения положения членов общины сдача покупных рекрутов. Точно также документы об отдельном приобретении крепостных девушек и вдов детородного возраста могут свидетельствовать о компенсировании убыли людей вследствие выхода крепких данной вотчине невест замуж за посторонних женихов путем покупки равноценных работниц на стороне их родственниками. При условии корреляции данных крепостей и других документов можно выявить факты продажи вотчинниками лиц, замеченных в дурном поведении, которых почему-либо не сдавали в солдаты, на поселение или на каторгу. Купчие крепости на людей как отдельно взятый вид исторических источников кажутся вполне пригодными для изучения динамики цен на “крещеную собственность” в определенный хронологический период. При условии репрезентативности результатов такого исследования полученные данные представляются небезынтересными и для разработки проблем взаимодействия помещиков-крепостников и членов сельских общин. При работе над темой были использованы преимущественно документы из архивных собраний, значительная часть их впервые вводится таким образом в научный оборот. Привлечены также опубликованные источники. Кроме упоминавшихся ранее помещичьих наказов управителям, к ним относятся и работы по вопросам ведения сельского хозяйства в крепостных имениях, изданные в составе «Трудов ВЭО» или отдельными книгами. Особую группу материалов образуют законодательные акты, вошедшие в Полное собрание Законов Российской империи и в издание, подготовленное сотрудником II Отделения Собственной Е. И. В. Канцелярии, П. И. Хавским. Вряд ли подлежит сомнению тот факт, что даже при самом аккуратном ведении дел в вотчине в архивных фондах сохранились не все материалы ее хозяйственного делопроизводства1. Так, с посланных из господской домовой конторы в правление имения приказов обыкновенно снимались копии и записывались в специальную книгу под названием «отпусков»2, т. е. исходящих; но в настоящее время иногда только упоминания об исполнении распоряжений землевладельца или конторских приказчиков позволяют представить себе суть данных ими предписаний. К тому же в то время, пока помещик проживал в своем имении, необходимость в переписке между ним и местным вотчинным правлением исчезала. Поэтому при разработке связанной с повседневной жизнью крепостной вотчины XVIII - первой четверти XIX столетий тематики приходится признать важной особенностью формирования источниковой базы случайность выборки материалов. Сказанное в полной мере относится и к законодательству той эпохи, поскольку далеко не все подготовленные и принятые верховной властью акты нашли отражение в изданиях юридических документов. Исследованные архивные материалы вотчинного делопроизводства относятся преимущественно к имениям Нечерноземной полосы Европейской России. В значительной степени выбор географических рамок изучения феномена вотчинного патронирования определяется самими источниками. Именно в массивах документов помещичьих хозяйств Нечерноземья было встречено большинство сведений, имеющих отношение к вопросам взаимодействия землевладельцев и их крепостных в деле сохранения экономической состоятельности последних. Это обстоятельство не свидетельствует о невнимании владельцев расположенных в других местностях населенных имений к делу помощи своим крестьянам. Такого вывода нельзя сделать хотя бы потому, что сохранность коллекций документов разных фондообразователей неодинакова. Вследствие этого на основании учета количества свидетельств политики патронирования в бумагах разных землевладельцев построить надежные заключения затруднительно. С другой стороны, именно в Нечерноземье сельскохозяйственные занятия требуют больше всего трудовых и иных затрат, оставаясь нередко убыточными. Но близость к центрам потребления аграрной продукции заставляла крепостное хозяйство сохранять здесь и отработочную ренту в сочетании с различными видами оброчных сборов. Следовательно, тяжесть условий хозяйствования и эксплуатации создавала постоянную угрозу разорения непосредственных производителей. В свою очередь они сами и те, кто зависел от результатов их труда, должны были совместно прилагать усилия для отвращения такой угрозы. Сведения о патронировании крепостных крестьян, проживающих в Черноземной и Степной зонах, в изученных материалах встречены в меньшем количестве. В основном они характеризуют положение сельских тружеников в имениях со смешанными формами эксплуатации. Объясняться это может той важной ролью, которую приобретало для сохранения хозяйственной исправности крестьян правильное регламентирование режима исполнения господского «изделья» в барщинных экономиях. Льготная разверстка земли и трудовых повинностей на «маломощных» и «средственных» тяглецов, предоставление в страдную пору времени для собственных крестьянских работ и т. д. могли существенно дополнять здесь сферу политики вотчинного патронирования. В то же время в централизованно управляемой владельческой администрацией издельной вотчине с единым клином барской запашки роль сельского мира как координатора социальных и производственных отношений заметно снижалась. Поэтому сокращалась и сфера возможного взаимодействия между властью частнофеодального земельного собственника и органами самоуправления крепкой ему общины. В исследованных архивных фондах оказались наиболее содержательными с точки зрения нашей темы материалы переписки по текущим вопросам управления крепостным хозяйством следующих имений. Из владений гр. Воронцовых это Санкт-Петербургская вотчина, состоявшая из с. Мурина с дерр. Новая и Крутые Ручьи; Владимирская вотчина, т. е. с. Андреевское с дерр. Ларионово, Пахомова сторона, Денисова сторона, Елисейково, Таратино, Филино, Степаново и Филатьево Матренинской волости Покровской округи Владимирской губернии; Костромская, куда включались с. Афонасьево и с. Опалиха, а также дерр. Корякино, Решетниково, Палкино, Козелино и Пепелино; Суздальская – с. Кочнево, Стрелково, Заманцово и Княжево. Отдельные сведения встречены в материалах по дерр. Чертовой и Еглиной Софийского у. Санкт-Петербургской губ., по д. Осютинской Вытегорского у. Олонецкой губ., по с. Святой Угол Вологодского у., по с. Воронье с д. Волковой Судисловского у. Костромской губ., по с. Милет с д. Бисерово на границе Московского и Богородского уу., с-цу Марьицыну с дерр. Зыбиха и Песошная в Меленковском у. Владимирской губ., по д. Близнецовой той же губ., по селам Туйково, Митино с д. Архангельской и полусельцу Перхурово бывшей Касимовской округи Переяславль-Рязанского наместничества, по слободе Новосеменовской Курского наместничества, по Инсарской вотчине, куда входили с. Иса1 с дерр. Симанская и Кулешейка Саранской округи Симбирского у. Казанской губ., наконец, по д. Старый Чирчим Пензенского у. той же губ. и слободе Воронцовке Павловского у. Воронежской губернии. Привлеченные документы делопроизводства кн. Гагариных касаются дел в Звенигородской (с. Обручаиха и д. Деткова) и Рузской (с. Никольское с дерр. Варварина2, Городище3, Слободка4 и Бутьково) вотчинах, Рязанских имениях (с. Мишино Михайловского у. и с. Покровское Сапожковского у.) и Тамбовской экономии (с. Спасское (Буты тож)). Из имений рода Голицыных, материалы хозяйственного управления которыми содержат сведения о политике владельческого патронирования крепостных, нужно назвать Переславль-Залесскую вотчину, куда входили деревни Новая, Дубров, Ваулина, Мухарева, Становищи, причем первые две принадлежали ранее семейству гр. Р. Л. Воронцова5 и были куплены кн. А. М. Голицыным между 1773 и 1782 гг. Кроме того, довольно информативными оказались документы по ведению крепостного хозяйства Пронской (с. Березово Пронского у. Рязанской губ.), Перемышльской (с. Спасское, Пятницкое тож, Перемышльского у. Калужской губ.), Муромской (с. Позняково с д. Ефремовой) и Рязанской (с. Константиново Рязанского у.) вотчин. Отдельные сведения встречены в материалах по с. Пересветово Дмитровского у. Московской губ., с. Воскресенское и Вишенки, соответственно, Суздальского и Ковровского уу., а также с. Голубец Брянского у. Орловской губернии. Материалы управления имениями Куракиных касаются дел следующих вотчин: двух Подмосковных – с. Елдегина1 и с-ца Зорина, а также с. Одинцова с дерр. Судаково, Анисимово, Зиновкино2 и Башкирдово3, двух Тверских – с. Ошуркова и с-ца Дорожаева, а также дерр. Белоглазовой и Юрьевской, Ростовского с. Прямикова4, Коломенской (д. Лопатино и с. Уварово были куплены Куракиными у Салтыковых). Отдельные сведения взяты из документов по делам вотчин: Вологодских деревень Негодяихи и Пожарища, Суздальской (с. Петровского и дерр. Кресниковой5, Богданова, Филина, Половчинова, Афониной и Мостовихи), Кинешемской (с. Тезино), Владимирских (д. Носковой и с. Григорова), Вяземской (д. Трегубово), Кромской (с. Жирятино), Коломенской (с. Федотово), Орловской (с. Семеновское и Преображенское с дерр. Липовка и Борисоглебская, с. Александровское с дерр. Каменской6, Петровской и Мишковой) и Пензенской (с. Архангельское и Борисоглебское). Привлеченные опубликованные владельческие инструкции касаются вопросов ведения крепостного хозяйства в следующих местностях. Инструкция кн. П. Б. Шереметева (и кн. А. М. Черкасского) 1719 г. адресована приказчикам его Муромской вотчины с. Карачарова; «Краткие экономические, до деревни следующие записки» В. Н. Татищева 1742 г. составлены на основе опыта управления деревнями Клинского и Тверского уу.; инструкция гр. П. А. Румянцева 17 января 1751 г. дана управителям его Нижегородской вотчины с. Чеберчина; инструкция кн. М. М. Щербатова 26 июля 1758 г. – приказчикам Ярославской вотчины, куда входили с. Михайловское с дерр. Зиновское и Петлино, дерр. Заблоцкие и Грициня, деревни «Нагорные», наконец, с. Кузьмодемьянское и «Порецкие» деревни; Инструкция кн. С. Гагарина титулярному советнику Андрею Шестакову 25 июля 1763 г. определяла порядок управления дворцовым с. Бобрики с дерр. Тульской губ.; инструкция кн. П. Б. Шереметева 26 марта 1764 г. направлена была в его вотчину, расположенную в Юхотской волости Ярославской губ.; инструкция В. И. Суворова 19 января 1766 г. посылалась бурмистру, старосте, выборному и крестьянам с. Архангельского и Рождественского с дерр. Ветлужской вол. Унженского у. Костромской губ.; инструкция из Санкт-Петербургской губернской канцелярии от 4 сентября 1766 г. адресована была сотскому дворцовой Кузьминой слободы Копорского у. Санкт-Петербургской губ.; инструкция В. Н. Самарина 1 июля 1769 г. предназначалась бурмистрам с. Спасского Чернского у. Тульской губ. А. Т. Болотов опубликовал «Наказ управителю или приказчику, каким образом ему править деревнями в небытность своего господина» в 1770 г., и составлен он был на основании опыта ведения сельского хозяйства в Тульской губернии. В том же XVI томе «Трудов ВЭО» за 1770 г. увидел свет «Наказ для управителя или приказчика о порядочном содержании и управлении деревень в отсутствие господина», который был подготовлен П. И. Рычковым на основе реалий хозяйствования в Оренбургской губернии. |
Похожие:
 |
Деятельность городского общественного управления в забайкальской... Охватывают Забайкальскую область в административно-территориальных границах последней четверти XIX – начала XX вв., совпадающую с... |
 |
Торгово-экономические отношения российской империи с сопредельными... Охватывают период с середины XVIII до середины XIX столетия. Нижняя граница определяется временем |
|
Система министерского делопроизводства XIX начала XX вв Екатерины II в последней четверти XVIII века завершила формирование системы центральных и местных учреждений |
|
Буддийские культовые предметы у монголоязычных народов в xviii-первой... Буддийские культовые предметы у монголоязычных народов в xviii-первой половине XIX века в собрании маэ ран |
|
Xviii–xix веков Под редакцией проф. А. В. Западова. Третье, исправленное... I. Возникновение русской периодической печати и развитие ее в XVIII – начале XIX в |
|
Исследование зачатков мышления у животных-неприматов в первой половине... Донаучный период накопления знаний. Представления о «разуме» и «инстинкте» животных в трудах естествоиспытателей XVIII — первой половины... |
|
Бакалаврская работа Реформы образования в Российской империи в первой половине XIX в Особенности первой половины XIX в как очередного исторического периода в жизни Российского государства |
|
Н. В. Поташева россия в первой половине XIX века Россия в первой половине XIX в. Эпоха Николая I: Лекция. Ч. – Ростов н/Д: Рост гос ун-т путей сообщения, 2002. – 28 с |
|
Возникновение и развитие российской империи в XVIII xix вв Предпосылки петровских преобразований. Внутренняя и внешняя политика Петра I. Реформы в сфере государственного управления |
|
Н. И. Кузнецова социо-культурные проблемы формирования науки в россии (XVIII — середина XIX вв.) Издание осуществлено при поддержке Российского гуманитарного научного фонда по проекту 98-03-16121 |
|
Документальная история сибири XVII середина XIX вв. Владивосток I. Сибирские архивы в системе приказных учреждений русского государства (Конец XVI начало XVIII вв.) |
|
Должностная инструкция заведующего хозяйством Заведующий хозяйством структурного подразделения относится к категории руководителей |
|
Дагестанский научный центр ... |
|
Ильин Владимир Иванович Поведение потребителей Глав позитивистская... С крахом феодализма в Европе началась новая эпоха. В одних странах она началась еще в XVII-XVIII вв. (Англия), в других с конца XIX... |
|
Большой юридический словарь Аболиционизм (от лат abolitio уничтожение, отмена) в конце XVIII- xix в в Сша движение за отмену рабства негров; в Великобритании,... |
|
Становление и функционирование русской диаспоры в Калифорнии во второй... |