Историографический обзор
Такой аспект взаимоотношений светских землевладельцев и принадлежащих им крепостных людей, как компенсирование вотчинниками тяжести фискального и владельческого обложения последних, сделался предметом внимания специалистов-историков довольно поздно.
Вплоть до середины XIX в. проблемы владельческого участия в судьбах их «крещеной собственности» затрагивались преимущественно в сочинениях, посвященных вопросам ведения сельского хозяйства и его усовершенствования.
На протяжении XVIII в. их количество постепенно возрастало. Важными событиями в истории развития русской агрономической мысли стали образование «Вольного Экономического общества к поощрению в России земледелия и домостроительства» в 1765 г. и начало регулярной публикации «Трудов ВЭО», а также других продолжающихся изданий соответствующей направленности. К последним можно отнести редактировавшийся А. Т. Болотовым «Экономический магазин», вышедшую в трех частях «энциклопедию крестьянской жизни»1 — «Деревенское зеркало, или общенародную книгу…», и т. д.2
Как правило, работы эти принадлежали перу представителей просвещенного русского дворянства, причем не только влиятельной аристократии, но и менее родовитых помещиков-энтузиастов. Справедливости ради надо сказать, что часть посвященных вопросам оптимизации взаимоотношений вотчинников и крепостных крестьян в социальной и экономической сферах сочинений не предназначалась для широкой печати. Это были, во-первых, подаваемые на Высочайшее имя проекты улучшения положения владельческих крестьян, а во-вторых, адресованные управляющим имениями помещичьи инструкции.
Примером такого проекта может служить «Мнение»3 А. П. Волынского, вельможи времен имп. Анны Иоанновны. Справедливо расценивая увеличение количества крестьянских побегов как следствие ряда неурожайных лет, для восстановления запустевших хозяйств он предлагал смягчить наказание за этот род проступков и обеспечить льготный режим обложения поселяемых не старое место крестьян. Необходимость расчистки заросшей пашни, приобретения скота и хлеба требовали, по мысли Волынского, «хотя бы и три года положить, чтоб… ни государственных податей, ни помещичьей работы и доходов не взыскивать»4. Меры помощи крепостному крестьянству в случае экономического кризиса он признавал обязательными в силу неблагоприятных природно-климатических условий Европейской России. Там, где в сравнении с южными землями при еще больших трудозатратах можно получить едва ли треть тамошнего урожая, самостоятельно восстановить продуктивное хозяйство крестьянин не может даже за пять лет1.
Из других известных проектов улучшения экономического состояния России, относящихся к первой половине XVIII в., следует упомянуть «Книгу о скудости и богатстве» И. Т. Посошкова. Рукопись была закончена в 1724 г.2 и предназначалась для ознакомления имп. Петра I с разработанными ее автором планами мероприятий по приращению богатства страны с помощью ряда преобразований в хозяйственной и социальной сферах жизни общества3. Но смерть императора и пожизненное тюремное заключение Посошкова способствовали тому, что труд купца-прожектера был забыт, и только в 1842 г. М. П. Погодин разыскал и опубликовал его. Крестьян как категорию трудящегося на общее благо населения страны Посошков предлагал «от разорения и от обид поохранить и в лености… пребывать им не попускать, дабы… во всеконечную скудость не приходили»4. Мы увидим далее, что в ряде помещичьих инструкций общие задачи «заботы» землевладельцев и их приказчиков о крепостных трактовались примерно так же. Для крестьянства и других податных сословий он считал целесообразным «не по дворовому числу, но по исчислению голов мужеского пола»5 избирать сотских, пятидесятских и десятских, которые не допускали бы побегов и самовольных отлучек жителей6. Оформление письменных отпусков для законной миграции представлялось Посошкову одной из действенных мер борьбы с разбоями7.
Попечение помещиков об охране условий производительного труда крепостных, о посильности для них владельческого оклада, по его мнению, составляет одно из существенных условий достижения общественной выгоды. «Крестьянское житие скудостно не от чего иного, токмо от своея их лености, а потом от неразсмотрения правителей их и от помещичья насилия и от небрежения ими»1. Следует облагать крепостных трудовыми повинностями «по владению земли их»2, не допуская отягощения излишними поборами3. Посошков оставался убежденным сторонником разделения труда по сословиям, резко выступая, скажем, против участия дворян и крестьян в торговле и предпринимательской деятельности4. Тем не менее он писал о необходимости и полезности для крестьянства «свойственных ему» рукоделий, извозного, лесного и других промыслов, найма на фабрики вне сезона сельскохозяйственных работ5.
Не опубликованные на страницах продолжающихся изданий XVIII в. инструкции рассматриваются в разделе, посвященном обзору источников. Поэтому здесь мы отметим только факты обращения к проблематике настоящей работы наиболее известных агрономов и общественных деятелей второй половины XVIII в. Их сочинения теоретически были ориентированы на достаточно широкие круги просвещенного русского общества. Вопросы устройства хозяйственного и социального быта помещичьих крестьян рассматривались с позиций экономической целесообразности тех или иных составляющих владельческой политики или жизненного уклада его подданных. И в силу того, что вотчинники заботились о крепостных не по соображениям абстрактного гуманизма, а в целях сохранения окладной базы для получения собственных и фискальных доходов, эти работы актуальны для нашего исследования. Ведь в них содержится теоретическое обоснование выгодности для помещиков компенсирования крестьянству тяжести жизненных условий и крепостного гнета как факторов, снижающих доходность господских имений.
Сочинение П. И. Рычкова «О способах к умножению земледелия в Оренбургской губернии»1 настойчиво рекомендует ограничивать размер господской пахоты для одного тяглеца одной десятиной в яровом и одной — в озимом поле2. В «Наказе для управителя или приказчика о порядочном содержании деревень в отсутствие господина» Рычков говорил о целесообразности «жалования скотом бедных»3. В автобиографии А. Т. Болотова достаточно детально описывается его деятельность по лечению травами крестьян управляемой им дворцовой волости Киясовки4. Помещик и сельский священник как наилучшие кандидатуры для исполнения врачебных обязанностей по отношению к крестьянству рассматриваются в «Деревенском зеркале»5.
Крупный землевладелец, один из отцов-основателей ВЭО гр. Р. И. Воронцов в работе «О способах к исправлению сельского домостроительства»6 осуждал помещичий произвол по отношению к крепостным, считая «свирепые поступки» господ дурными не только с точки зрения христианской этики и нравственности, но и с позиции заботы об общественной пользе7. Для профилактики злоупотреблений вотчинной администрации Воронцов считал важным обеспечение общинного контроля над ней8.
Идеолог консервативного дворянства второй половины XVIII в. кн. М. М. Щербатов считал владельческую помощь крепостным людям органичным и необходимым элементом взаимоотношений помещиков и общины. Причем речь шла не только о ссудах хлебом или скотом, но и о защите от злоупотреблений местной государственной администрации9. В «Записке по крестьянскому вопросу» он высказал мысль о неизбежном хозяйственном упадке имений вследствие повального бегства крестьян в случае гипотетического отсутствия владельческого участия в их судьбе, тем более — в условиях массового грубого произвола помещиков1.
Как отмечает Л. Н. Вдовина, академический интерес к проблемам взаимоотношений владельческой общины и феодального земельного собственника активно проявляется в период подготовки отмены крепостного права2.
К концу XIX в. для систематизации всего корпуса изданной по данному предмету литературы потребовалось создание специальных библиографических указателей3.
В течение второй половины XIX в. и в начале XX столетия юристы и историки западнического направления4 считали крестьянский «мир» в крепостной деревне частным случаем в рамках феномена русской сельской общины. Такой взгляд основывался на сохранении во всех формах общинной организации уравнительного передела земли и круговой поруки. Эти институты признавались пережитками глубокой древности; тем не менее сама русская община была, по их мнению, не продуктом эволюции социума, а плодом административной деятельности. Иначе говоря, вотчина и государство эксплуатировали искусственно созданную общину как объект фискально-податного обложения, умело используя черты древнего социального быта для сохранения ее хозяйственной состоятельности5. Скажем, Б. Н. Чичерин считал переделы земли «новым явлением» в быту русской деревни, возникшим «на основании помещичьего права и государственных установлений»6.
В отличие от них, славянофилы говорили об автохтонном происхождении общины, хотя и не отрицали факта включения сельского мира в систему феодально-крепостнических отношений1. Ф. Щербина едва ли не впервые поставил вопрос о происхождении самого термина «община» из литературной традиции, а не из народного языка2. Народным эквивалентом этому термину он считал понятие «общества», частными проявлениями которого были великорусский «мiр»3 и малорусская «громада»4. В целом автор констатировал определяющую роль влияния на характер поземельной общины географических и хозяйственно-политических условий той среды, где протекала ее историческая жизнь5. Так, он выделяет Север, Центр и Юг Европейской России как районы бытования трех различных типов организации сельских «обществ». Они сформировались в XVII - XVIII вв. под действием неодинаковых природных условий и особенностей принадлежности земли феодальным собственникам6.
Идейно близкий к славянофилам И. Д. Беляев отмечал утрату политического значения общины в результате изменения принципов налогообложения имп. Петром I. Подушная подать «переносила тяжесть обложения с земли на людей, и тяжесть фискального гнета не позволяла общине сохранять… гражданские права ее членов, будь то «общество» государственных или владельческих крестьян»7. Интересно, что именно наличие общинных институтов во владельческих имениях он считал признаком их естественного возникновения в народной среде. «Общинное устройство существует и там, куда правительственные распоряжения почти не заглядывали, а именно: в помещичьих имениях. Во всех вотчинах, особенно в северных губерниях (т. е. к северу, северо-западу и северо-востоку от Москвы - Дм. Б.), где власть помещичья не уничтожала прямо и положительно мирского управления, общества очень сильны и живы; сверх того замечательно, что даже в тех имениях, где сходки, суд стариков, выборы и мирское управление в деревнях были уничтожены помещиками или их управляющими, снова все эти обычаи оживали и укоренялись, как только слабела или устранялась власть, препятствовавшая их развитию»1.
Историки народнического направления делали акцент на режиме грубой эксплуатации помещиком и администрацией имения крепостного крестьянства. Так, В. И. Семевский лишь мимоходом касался истории попыток российского самодержавия в начале XVIII в. на законодательном уровне защитить интересы этой категории зависимого населения2. В то же время он считал помещика, выступающего в качестве одного из столпов системы уравнительных переделов земли, «орудием народного стремления к равенству»3. Кстати, сходные взгляды на роль помещика в сохранении общины выражал Н. Г. Чернышевский. По его мнению, заботившийся о хозяйственной исправности всех своих подданных землевладелец не допускал ни чрезмерного их обеднения, ни обогащения, возлагая в условиях круговой поруки тяжесть платежей на более зажиточных. Такая политика, как и организация эгалитарного землепользования, соответствовала «нравам и потребностям» крестьянской общины4. По Семевскому, потягольная разверстка земли и повинностей крепостных крестьян, поощряемая помещиками, объясняется необходимостью компенсации тяжести господского оброчного оклада: «оброчный сбор, платимый казне, был всегда менее… требуемого помещиками»1. Те же соображения заставляли вотчинников сочувственно относиться к чересполосному расположению крестьянских наделов и уравнительно-передельному порядку общинного землепользования2. Ученый обращает также внимание на случаи одобрения помещиками общинной помощи неисправным по объективным причинам хозяевам. Например, предоставление пая надельной земли без обязательства несения с нее повинностей вдовам, солдаткам и семьям с более чем пятью малолетними детьми3. К сожалению, без атрибуции текста автор приводит приказание помещика об обязательной поддержке «обществом» солдаток с детьми, «буде родственники держать их откажутся»4, и одиноких престарелых, «дабы они не скитались по миру»5. Кроме того, упоминается мирской приговор о сдаче «в царскую службу» «злостных расточителей чужого добра», вынесенный по инициативе сельского схода, а не землевладельца6. В другой работе ученый отмечает факты защиты вотчинником интересов крестьян, купленных его крепостными «для услуг» на имя своего господина7. За дурное обращение с ними помещик мог забрать купленных себе, как и в том случае, если приобретатели не платили за них государственных податей, вынуждая, таким образом, делать это своих односельчан8. Гр. В. Г. Орлов, по замечанию Семевского, освободил таких купленных крепостными людей от своего оклада9. Касаясь причин тяжести для крестьянства сборов в пользу приходского духовенства10, автор объяснял ее поздним законодательным регламентированием их размеров1, притом что совершать наиболее затратные обряды, скажем, свадебный, нужно было непременно в своем приходе2.
Во второй половине XIX в. в России издается ряд академических исследований, предметом которых становится история хозяйственного и социального быта частновладельческих крестьян.
Начало было положено И. Е. Забелиным, выпустившим в 1871 г. работу об организации вотчинного управления во владениях боярина Б. И. Морозова в XVII в.3
Кн. А. Васильчиков пришел к выводу, что в период наивысшего подъема крепостного строя (XVIII в. - 1861 г.) природно-климатические условия определяли не только стиль хозяйствования крестьянина на земле и форму господской эксплуатации его труда, но и, как следствие, характер взаимоотношений между помещиком и общиной4. Последнюю он считал исторически сложившейся в России и специфичной для нее формой народного трудового общежития5. В 70-е гг. исследователи начинают обращаться к материалам делопроизводства помещичьих имений для реконструкции разных сторон взаимоотношений их владельцев со своими подданными. Так, в 1875 г. появилась статья Н. К. Отто «Черты из жизни графа А. А. Аракчеева», автор ее отмечал факты создания в Грузинском имении Новгородского уезда по владельческой инициативе «мирского заемного банка» с низкой ставкой ссудного процента, а также хлебного магазина6. Сравнивая тамошние порядки с устройством быта военных поселян, Отто признавал участие администрации в обеспечении страхования земледельческого хозяйства обязательным для его успешного ведения7. Данные вотчинных архивов активно использовал в вышеупомянутых работах В. И. Семевский. В 1903 г. увидело свет исследование А. Повалишина «Рязанские помещики и их крепостные», автор которого, как и Семевский, дополнял полученные при изучении документов владельческого делопроизводства сведения путем привлечения для исследования источников мемуарного характера и законодательных актов. Несомненной заслугой исследователя можно считать сделанные им успешные попытки реконструкции взаимоотношений крестьян со средне- и мелкопоместными дворянами. Это тем более важно, что документальных материалов их хозяйственного управления сохранилось на сегодняшний день очень мало. Практику наказания крестьян за самовольные семейные разделы или браки с посторонними вотчине людьми Повалишин склонен был объяснять помещичьим произволом1. Случаи устройства помещиками школ, больниц и богаделен для своих крепостных крестьян и дворовых людей он считал единичными, никак не отражающими подлинную суть взаимоотношений землевладельцев и сельских тружеников2. В то же время автор выделял сферу сельской жизни, где интересы помещика и общины совпадали полностью. «Охранявший свою земельную дачу от посягательств вотчинник тем самым охранял и крестьянскую собственность»3.
Теснейшую взаимосвязь интенсификации барщинной и оброчной эксплуатации крепостного крестьянства с изменениями ценовой конъюнктуры на внутреннем рынке России отмечал Ю. В. Готье4. Вместе с тем он не ставил вопроса о возможных вариантах компенсирования такого отягощения жизни земледельческого сословия.
На материале истории «земельной общины» в Сибири А. А. Кауфман сформулировал вывод о генезисе системы уравнительного землепользования как следствии сокращения фонда пашенных и сенокосных угодий в ходе увеличения численности сельского населения1. По поводу уравнительной разверстки податей Кауфман писал: «Если бы правительство заставило податные общины разверстывать платежи пропорционально существовавшему распределению землевладения, то этим самым была бы достигнута разверстка соответственно
|
