Нас воспитал макаренко
|
Скачать 4.55 Mb.
|
1. ПЕРВАЯ ВСТРЕЧАХолодный мартовский день 1929 года был на исходе. Нудный опрос в Харьковской комиссии «По делам несовершеннолетних» близился к концу. Изобретательно, с помощью картинок, шариков, палочек, звуков, измерений черепной коробки, приседаний и ещё бог знает чего, выясняли способности «объекта» и степень его дефективности. Все данные записывались в объёмистые книги. После обследования меня ввели в соседнюю комнату к председателю комиссии тов. Бесфамиловой. Она деликатно расспросила меня о родителях, какие «посетил» детские учреждения и почему «выбыл». Я отвечал на вопросы, а перед глазами стояла картина недавних событий. Утренний поезд Севастополь-Харьков бесплатно доставил свободных путешественников на харьковский вокзал. Свисток, короткая возня и крепкие объятия дяди-«мильтона». Кое-кто в сутолоке улизнул, но мне не повезло. - Больше не нужно бегать! — как бы разгадав мои мысли, сказала женщина. — Пойдёшь в хороший детдом! В голосе звучали мягкие нотки, взгляд тёплый, ободряющий. Из коридора вошёл молодой человек в куртке и кожаной фуражке. - Игнат Данилович, получайте путёвку и доставьте в целости вот этого молодого гражданина в Новый Харьков. Там трудно с местами. Постарайтесь уговорить заведующего. - Уговорим! — ответил мой проводник и лукаво подмигнул мне. На милиционера он был не похож. - Ну, до свиданья, герой, в добрый путь! - Председатель по-матерински ласково положила мне руку на голову и хорошо улыбнулась. Мы вышли. В коридоре толпилась большая очередь, было накурено. На скамьях ожидания я увидел и своих попутчиков. Прощание на ходу и торопливые вопросы: «Ну что?», «куда?», «где встретимся?» На дворе шёл снег и тут же таял. На голых деревьях ёжились вороны. По дороге проносились извозчики, выбрасывая из-под колёс грязную кашицу. Это была людная улица и раз за разом было слышно «Поберегись!» Моя повидавшая виды расквашенная обувь испытывала все прелести дороги, цепляясь носками «джимми» за все неровности. То, что прикрывало «аристократическое» тело, не соответствовало сезону, и я промок и продрог. Шли быстро, но этот путь казался бесконечным. Журавлёвка. Окраина города. Длинная улица с одноэтажными хозяйскими домиками, лавками, постоялыми дворами, а от неё - узкие переулки на хутора. Остался позади кожевенный завод, источавший на всю округу характерные запахи. За ним открылся животноводческий совхоз. В домах зажигались огни. Из печных труб косо тянулись дымки. В подворотнях ярились собаки, оберегавшие хозяйское добро. За крепкими заборами тепло и сытость домашнего очага. Мой провожатый Игнат Данилович, до того всё время молчавший, заговорил: - Видишь огни на горе? Это коммуна имени Дзержинского. Хороший дом для таких пацанят, как ты. Учатся, работают, кино смотрят. Там и кормят и обувают, и одевают. Я посмотрел в направлении, которое он указывал, и увидел большое здание, хорошо освещённое электрическими фонарями. Это уже близко. Мне нестерпимо хотелось согреться. Голода я почему-то не чувствовал. Послышались звуки трубы — какой-то сигнал. Он разносился далеко по окрестностям. - Отсюда бежать не захочешь, только бы приняли. — В голосе Игната Даниловича мне почудилось какое-то волнение. - А чего? Большая охрана? - Охраны нет. - А как же? - Сам увидишь! Чудно, нет охраны и не убегу?! Здание как бы росло на глазах, чётче становились его контуры. Когда подошли совсем близко, я увидел по бокам главного подъезда над крышей две башни. На них развевались флаги, освещённые прожекторами. Алые полотнища омывались свежим весенним ветром. В свете прожекторов кружились снежинки. - Мы пришли, - сказал Игнат Данилович, - крепись, дружок! Положив на моё плечо большую, тяжёлую руку, он открыл парадную дверь. Вторую, внутреннюю дверь, массивную с красивой витой ручкой я открыл сам. Мы очутились в просторном вестибюле, по бокам которого были расположены гардеробы с одеждой. Впереди поднималась вверх широкая каменная лестница, матово сиявшая полированными ступенями. Над ступенями стояла девочка с винтовкой. Под её ногами я заметил небольшой коврик терракотового цвета. За спиной виднелась мраморная доска с позолоченными буквами. Из-под синего берета спадали гладко причёсанные чёрные волосы, глаза, направленные в мою сторону, чего-то требовали. Я понял, что означал этот взгляд, и старательно вытер ноги. - Вы к начальнику? — спросила девочка. - Да, с новеньким, — ответил Игнат Данилович, тоже усердно шаркая подошвами сапог. Со второго этажа по лестнице быстро сошёл стройный юноша в форме и с красной повязкой на рукаве. - Товарищ дежурный! Привели новенького, - доложила девочка, держа винтовку «к ноге». Жестом, как бы поднимая нас снизу вверх, дежурный пригласил следовать за собой. Деловой и крайне лаконичный тон дал почувствовать, что дежурный — власть и ведёт к высшей власти и что другого пути нет, только — вперёд за ним. Мы двинулись влево по длинному коридору с чистым полом из красных и жёлтых плиток. Со стен бросились в глаза газета, плакаты, объявления. На мгновение всё слилось в одну неясную сплошную линию: мной овладело волнение перед чем-то неизвестным и даже страшным. Остановились перед дверью с надписью в рамочке: «Начальник коммуны». Дежурный постучал. «Да!» — коротко ответили за дверью. Мы вошли. Комната была просторная и светлая. Я зажмурился и протёр глаза. Возле письменного стола строгий человек в очках резко выговаривал собеседнику. Прервав беседу, он вопросительно посмотрел на нас. Мне показалось, что его взгляд пронзил меня насквозь, высветлив все скрытые во мне тайны. - У нас нет мест, - услышал я чуть хриплый, усталый голос. До меня не сразу дошло значение сказанного. Я всё ещё был под гипнозом этого странного взгляда, глубокого, резкого и вместе с тем очень доброго. - Да как же это, — заволновался Игнат Данилович.— Мальчика направили сюда и сказали, что примут. Обязаны принять... Бесфамилова направила! Он растерянно мял свою фуражку. Я вдруг заметил, что на паркете от моих башмаков образовались грязные лужицы. Я смотрел на них с ужасом, понимая, что сделал что-то гадкое: конечно же — не примут. - Как тебя звать? — спросил начальник. - В бумагах всё написано! - ответил я с вызовом, задетый тем громадным контрастом, который создавали великолепие этого дома, его обитатели и моя полужалкая, полукомичная внешность. Начальник, видимо, заметил и оценил мой протест, уловив в нём чувство собственного достоинства. - В бумагах разное пишут, - продолжал он уже более примирительно. Я хочу знать твоё имя от тебя, настоящее. Коли помнишь — скажи! - Лёнька меня звать, а кличку не скажу. - У нас клички не спрашивают, и ты её забудь. Позднее время, длинная дорога, слякоть и предстоящее возвращение неизвестно куда — всё это сконцентрировалось, вероятно, в выражении моего лица. - Товарищ Анисимов, позови ССК! — распорядился начальник — а вы присядьте. Дежурный салютнул и, чётко повернувшись, вышел. Я боялся сдвинуться с места, чтобы не размазать грязь, но начальник подвинул стул и я сел. Только теперь я разглядел человека, с которым до нашего прихода разговаривал хозяин кабинета. Он сидел за столом и перебирал бумаги. В кабинет юркнул пацан с тряпкой в руках и, прищурясь, покосился на мои ноги и быстро вытер пол. В дверь просунулась ещё одна голова, но тут же скрылась. - По вашему вызову секретарь совета командиров Теренин явился! — Перед начальником стоял подтянутый мальчик и ждал распоряжений. - Принимай новенького, товарищ Теренин! - Есть, Антон Семёнович! — снова козырнул секретарь. - Да, кстати, сколько будет дважды два? - Это вы меня спрашиваете? — удивился я. - Конечно не Игната Даниловича — ответил начальник. - Так я уже дроби проходил... - То дроби, а ты ответь мне целое... - Ну, четыре, если вам надо целое. Я откровенно грубил, подозревая «покупку». - На первый раз довольно. Антон Семёнович передал мои бумаги Теренину: — В приказ. Имей в виду покормить ужином. Об остальном ты знаешь. - Разрешите идти? - Идите. Игнат Данилович или, как я его называл в мыслях — дядя Игнат, остался в кабинете. Меня охватило чувство радости, что приняли, но было и грустно от того, что надо прощаться с дядей Игнатом. Мы вышли в смежную комнату. По размерам она не меньше кабинета начальника. Вдоль стен обставлена стульями. Между двумя окнами, обращёнными в темноту, письменный стол. На стенах портреты. Блеск натёртого паркета напомнил о следах в кабинете, и я с тревогой покосился на свои «джимми», но они, к счастью, уже подсохли. В тишине секретарь старательно записывал. - У тебя есть родители? - Есть. - Почему ушёл? - Хотел на работу, помогать отцу. Он на ВЭКе насекал мелкие напильники и ослеп. Мать от нас ушла... Бабушка ей сказала... Я хотел рассказать подробнее, исповедоваться, но Теренин перебил: - Ладно, потом расскажешь. Пока ССК расспрашивал меня, я его разглядывал. Плотный, хорошего сложения, лет восемнадцати. Верхняя губа чуть раздвоена, лицо свежее, волосы светлые с завитками, глаза серые, открытые, со смешинкой. Его одежда подчёркивала стройную фигуру; рубашка защитного цвета с широким ремнём и узким ремешком через плечо, брюки галифе чёрного цвета, гамаши и добротные ботинки. На рукаве — знак. От юноши веяло свежестью, здоровьем и хорошей жизнью. Как всё это было далеко от меня! Вошёл Анисимов. Теренин сказал ему, что я принят и что приказ о зачислении будет зачитан завтра. - Пойдём к старшей хозяйке,— объяснил Анисимов. Так наступило новое. Никогда не забуду первую баню в буквальном смысле этого слова: вдоволь горячей воды, пенного мыла. Я фыркал от удовольствия. В купальню вошёл ещё один посетитель - мальчик примерно моего возраста. Приветливо подмигнув, он сказал: - А ты жирный! Не тарахтишь? - Как это? - Костями! Осматривая меня, как цыган лошадь, взял из рук мою мочалку и стал натирать спину. Стало щекотно и приятно. Когда-то давно-давно это делала моя мать. - Коросты нет? Прямой вопрос и молчание в ответ заставили уточнить: - Чесотки! Это детская болезнь такая, когда сильно чешется между пальцами! Если есть — помажут мазью. Три дня повоняешь и конец. Коросты у меня не обнаружилось, а мальчик продолжал просвещать в том же духе. - Ты, пацан, не обижайся. Я твой командир. На «воле» всякое бывает. В раздевалке он указал мне на свёрток. В нём оказалась верхняя одежда, рядом стояли новенькие ботинки. На вешалке меня дожидалась пухленькая чёрная шинель. Одевшись, я посмотрелся в зеркало. На меня уставился преображённый двойник. Отглаженная рубашка, хорошо сшитые брюки в рубчик, крепкая обувь. Что-то подкатилось к горлу, ноги ослабели и сами собой потекли слёзы. Я хотел их скрыть. Ведь не плакал, когда от нас уходила мать, а здесь... Командир отвернулся, будто не заметил и, слегка толкнув меня в бок, сказал: - Пошли в столовую. Пошамаешь и будет грубо! Я хотел взять свои вещи, которые осиротело лежали под скамьёй. Они крепко связывали меня с чем-то совсем недалёким, но командир протестующе отвёл мою руку и увлёк за собой. Мы вышли во двор, было темно, только электрические фонари указывали путь. Шли вдоль главного здания, затем силуэт построек стал пониже и за углом дверь в небольшой домик - больничку... Командир доложил: - Товарищ Беленький, вот новенький, на осмотр! Доктор среднего роста, плотный мужчина, бегло глянул на меня и предложил раздеться. - Да, не баловали тебя деликатесами.— Он внимательно осмотрел мои мощи, что-то поискал в волосах, постучал молоточком по коленке, прослушал дыхание, ощупал живот, посмотрел горло и заключил: — В общем здоров, как Геркулес, — и добавил — с временной дистрофией... Я не понял, что это значит, спрашивать постеснялся потому, что доктор записывал в книгу. - Пустяки: кости есть и мясо нарастёт, - успокоил меня командир. В следующей комнате меня подстригли. На этом первичная обработка закончилась. В здание мы вошли через парадный ход. На посту стояла всё та же строгая девочка. Не дожидаясь её требовательного взгляда, я вытер ноги и пошёл за командиром по коридору. Перед дверью в столовую командир пропустил меня вперёд. В зале было светло и уютно. Свет усиливался от белых скатертей на столах. Столы стояли несколькими рядами, плотно сдвинутые. По обе стороны каждого ряда, тесно прижавшись друг к другу, стояли стулья. Слева, в конце зала, виднелось большое, почти во всю стену стеклянное окно. Через это окно я увидел плиты с кастрюлями. Обоняние голодного человека жадно ловило чудесную смесь запахов, творцы которых хлопотали тут же у плит. Усадив меня за одним из столов, командир направился к окну. - Карпо Филиппович, извините, что не вовремя, накормите новенького! Сегодня привели. По всему было видно, что Карпо Филиппович здесь главный. Он понимающе посмотрел в мою сторону и неожиданно весело ответил: «Есть накормить их благородие!» - Я ему дам обед, так посытнее будет, — хлопотал Карпо Филиппович. На поднос устанавливались полные тарелки. Когда командир с подносом отошёл от стола, Карпо Филиппович приветливо махнул мне рукой: дескать, давай, навёрстывай, что было упущено. И я ел: горячий борщ с кусочками мяса, душистый мягкий хлеб с зарумяненной корочкой, гречневую кашу с мясным соусом. За кашей последовали пирожки и чашка молока. Командир сидел и, подперев кулаком подбородок, с интересом смотрел, как я уплетал эту снедь. Когда дело дошло до пирогов, он пояснил: Это наши пундики. Ласая штука! Он подвинул тарелку с пирожками поближе к моему рту. - Здесь будет твоё постоянное место. Это стол нашего отряда. Перед выходом из зала он громко поблагодарил Карпа Филипповича, давая мне понять, что я должен сделать то же самое. - Спасибо! — вырвалось у меня и без этого напоминания. Он повёл меня по широкой лестнице с отполированными ступенями наверх. На первом повороте марша открылась площадка с двумя дверями. На двери справа было написано в рамочке — «Тихий клуб». На другой двери надписи не было. Мы вошли в неё. Мягкий свет плафонов падал на два ряда кроватей. Один ряд справа торцами примыкал к глухой стене, а второй ряд слева - к стене с большими окнами. Полы покрашены и всё покрашено масляными красками, которые ещё издавали слабый запах. Кровати одинаково и хорошо заправлены. Покрыты толстыми новыми одеялами. Возле каждой кровати — тумбочка, на окнах - белые занавески. Ничего лишнего, если не считать излишеством прикроватные коврики. Приблизительно по середине левого ряда командир указал на койку и сказал, что это моя и что за ней нужно ухаживать, то есть застилать по принятому образцу. Тут же он показал, как это делается. Затем потребовал, чтобы застелил я сам. Пришлось повторять несколько раз до тех пор, пока он не сказал: «Довольно». После длительной репетиции по заправке кровати командир протянул мне руку и представился: — Алексей Землянский. Не слыхал? - Нет, — изумился я. - Ну ещё, Ваньки-турки, значит, услышишь! Меня все знают! Тут он расхохотался таким смехом, от которого по спине у меня побежал холодок. Небольшого роста, слегка сутуловатый, он всё время как будто ёжился. Лицо бледно-коричневое, в улыбке сверкал золотой зуб. Одет он был по фигуре и держался с достоинством. Он что-то хотел добавить, но в тот момент по всему дому разнёсся сигнал. Трубили громко и в то же время мягко, певуче. - На рапорта, — сказал Землянский. -- Пошли в Громкий клуб! Он достал из тумбочки какую-то бумажку и быстро написал несколько строчек. Расправив ремень, он повернулся на каблуках, и мы вышли из спальни. На лестнице и в коридоре было много народу. Все двигались в одном направлении, оживлённо разговаривая, но не задерживаясь. С верхнего этажа спустились девочки, поправляя причёски и охорашиваясь. Не упуская командира, в густом потоке шёл и я. Зашли в зал Громкого клуба. Здесь уже было полно, входящие быстро рассаживались. Я снова увидел Антона Семёновича. Он стоял немного левее от входной двери, на середине расстояние между дверью и противоположной стеной. Напротив него, в одну линию непрерывно выстраивались подтянутые мальчики и девочки. Закрылась дверь за последним вошедшим. В зале стало тихо, и, если бы не дыхание и тихое покашливание, можно было подумать, что он пуст. Раздалась команда дежурного: - К рапортам встать — смирно! Он стоял у невысокой сцены, за столиком. Все встали и приняли стойку «смирно». В шеренге стояли только командиры, потому что среди них я увидел и Землянского. Начали сдавать рапорта: - В первом отряде всё хорошо! с поднятой рукой отчеканил высокий белобрысый парень. Командир отряда Певень. - Есть! - ответил Антон Семёнович, поднимая правую руку с плотно сомкнутыми пальцами, а левой принимая письменный рапорт. - Во втором отряде - всё хорошо, командир отряда Фомичёв. - Есть! - В третьем отряде — всё хорошо, за исключением: Тетеряченко плохо убрал спальню. Командир Никитин. - Есть! - В четвёртом отряде — всё хорошо, за исключением: Локтюхов опоздал в столовую. Командир Иванов. - Есть! - В пятом отряде — всё хорошо, за исключением: в пошивочном цехе не хватило ниток, был простой. Командир отряда Женя Вехова. - Есть! Командиры рапортовали один за одним. Стоявшие в зале поднимали руку вместе с командиром, отдававшим рапорт. Только я один не поднимал, я ещё не чувствовал себя вправе это делать. Посмотрю, поучусь — мелькнула житейская мысль, — как вдруг почувствовал сзади толчок. Обернулся и услышал тихое шипение: - Чего не салютуешь, грак? Сбоку голос: «Перестань, Серёжка, Антон смотрит». - В одиннадцатом отряде - всё хорошо, принят новый воспитанник. Командир отряда Землянский. - Есть! Командир назвал мою фамилию, и я почувствовал на себе любопытные взгляды. После командиров рапортовала девочка с красным крестом на белой нарукавной повязке -- чистенькая, в кудряшках медно-красного цвета и с очень звонким голосом: - На утренней поверке обнаружена пыль за картиной в девятом отряде. Тетеряченко неряшливо одет, дежурные по столовой задержали уборку, зав. столовой Русаков пререкался. Прошу обратить внимание на рапорты командиров 3-го и 4-го отрядов ДЧСК. Красная Люба. Кто-то буркнул — придира — и осёкся. - Есть — принял рапорт Антон Семёнович, — отсалютовав и Любе. В заключение рапортовал дежурный по коммуне: Товарищ начальник коммуны! День прошёл благополучно. В отрядах все здоровы. Коммунары-горьковцы Глупов, Теренина, Ледак зачислены в высшие учебные заведения: Турянчик – в Харьковскую консерваторию. Прошу обратить внимание на рапорты командиров и дежурного члена санитарной комиссии. Дежурный по коммуне Анисимов. - Есть! Рапорты сданы. После команды «вольно» все расселись по местам. Дежурный за председательским столиком. Антон Семёнович в зале среди коммунаров. - Общее собрание коммунаров объявляю открытым, — провозгласил Анисимов и обратился к письменным рапортам, переданным ему Антоном Семёновичем. - Тетеряченко, выходи на середину! — Из задних рядов стал пробираться долговязый пацан, задевая стулья и сидящих. - Ой, горе! — вырвалось у беленькой девочки. - Доки мы будемо з ним панькатися! - раздался басок со сцены... - Тише, товарищ, будете брать слово! - перебил председатель. Тетеряченко вышел на середину зала под люстру. Он даже глянул вверх, выбирая точку на полу. По лицам командиров было видно, что Тетеряченко с «серединой» давно освоился, что всем он надоел своими постоянными грехами. Блуждающим взглядом усталого человека Тетеряченко окинул собрание. Он был в коммунарской форме и как ни старался её поправить перед выходом и на «середине» - ничего не получалось. Складки рубашки съезжали на правый бок, портупея сползала с плеча, левая гамаша ниже правой, из кармана штанов свисал носовой платок. Вся фигура его напоминала гвоздь, который силится хоть немного стать попрямее. - Объясни, почему плохо убрал спальню? - Я убрал хорошо, все видели... - Значит в рапорте командира враньё? Тетеряченко переступал с ноги на ногу. - Товарищ Никитин, в чём дело? Никитин встал. Худощавый, высокий, на лице веснушки. - В общем-то убрал, а на плафоне пыль. Он ведь может одно стекло тереть до дыр, а другого не заметить. Трёт, трёт, а спроси его, так вроде спит. Предлагаю перевести в воспитанники и надеть спецовку! - Кто имеет слово? — обратился Анисимов к собранию. - Можно мне? — нервно подхватился Землянский. — У Никитина один такой Тетеряченко, а у меня двенадцать. Так что - Тетеряченко ко мне, да? Значит, Сеньке подавай чистюлек? В зале оживление. В первом ряду пацанов поднялась рука. - Говори, Петька! - Не Петька, а товарищ Романов — солидно поправил председателя очередной оратор. - Битон, значит, Тетеряченко, давно в коммуне харчи переводит, только книжки читает, без пользы. И ты, Зуй, не отказывайся, бери в наш одиннадцатый. Мы его утюжком погладим. Тетеряченко передёрнул скособоченными плечами, как будто почувствовал прикосновение горячего утюга. Это движение вызвало смех. Петька без улыбки опустился на своё место. - Можно мне? — попросил слова начальник коммуны. - Пожалуйста, Антон Семёнович. Товарищи, я не вижу причины для смеха. Ясно всем, что Тетеряченко нужно выправлять не рублём и качалкой и не утюгом, а физкультурой. А главное, Никитину не снимать со своих плеч обязанностей командира и комсомольца, не спихивать Тетеряченко Землянскому. Я думаю, что наоборот — пора разгрузить Землянского, одиннадцатый расформировать и его гвардию передать в отряды к старшим. Наши пацаны сами нуждаются в постоянной заботе, а вы хотите Тетеряченко подкинуть на их воспитание. Это манера кукушек — подбрасывать своё потомство в чужие гнёзда! Антон Семёнович говорил стоя, и все выступающие тоже вставали. - Полагаю, - продолжал он, - спальню одиннадцатого передать девочкам 5—6-го отрядов. За счёт освободившейся площади разместить в отряды малышей вместе со старшими. Ни те, ни другие не давали прямого согласия на реформу. Пацаны привыкли жить в своём кругу: с ними много возились, прощали грехи. Девочки занимали лучшие спальни, с большим комфортом. Слово взяла командир 5-го Вехова. - Антон Семёнович, мы понимаем, что это нужно. Только у Землянского голая спальня и пол не паркетный раз, гвардии нет - два, дорожки - три. По мере отсчёта она загибала пальцы. - Этот вопрос в деталях рассмотрим на совете командиров — ответил Антон Семёнович. — Разумеется, своё приданое заберёте с собой, — добавил он. По предложению Любы Красной Тетеряченко получил два наряда внеочередной уборки нижнего коридора. Решение собрания он принял безропотно. С Русаковым ограничились его извинением перед Любой. - Была запарка на кухне, а она своё - клеёнка не так вымыта, ну я и огрызнулся. Извини, Люба! Всеобщую радость вызвало известие о поступлении бывших горьковцев в харьковские вузы. Все они были на собрании. Антон Семёнович поздравил их с началом большой жизни. Коммуна стоя аплодировала. Новоиспечённые студенты, смущённые почестями, неловко кланялись собранию и обещали упорно «грызть гранит» науки и во всём оправдать доверие товарищей. Командиру девятого за пыль — замечание, Локтюхову — два наряда. Собрание закончилось чтением приказа. Читал ССК Теренин. Все слушали, стоя по стойке «смирно». После приказа — передача дежурств. В присутствии собрания выстроились коммунары, закончившие дежурства, и новая смена дежурных на завтра. Рапортовали Антону Семёновичу: - Дежурство по коммуне сдал Анисимов! - Есть! - Дежурство по коммуне принял Никитин! - Есть! - Дежурство заместителя начальника коммуны сдал Козырь! - Есть! - Дежурство зам. нач. коммуны приняла Сторчакова! — Есть! - ДЧСК Красная Люба дежурство сдала! — Есть! - ДЧСК Хохликова —• дежурство приняла! - Есть! Закончена сдача и приём дежурств. Прошёл ещё один увлекательный трудовой день. Дежурные передали повязки. У заместителя начальника коммуны повязка голубого цвета с буквами «ДЗ». В коридоре прозвучал сигнал «Спать пора!» -- спокойный, немного тягучий, умиротворяющий. Все направились в свои спальни. Пацаны давно зевали и теперь их манили чистые тёплые постели. Кто-то тихо подпевал горнисту: «Спать пора, Спать пора, Коммунары. День закончен, День закончен Трудовой...» В кабинет начальника двинула гурьба ребят и ответственных и любопытствующих. Здесь рабочий день продолжался. Войдя в спальню, я увидел человек восемь коммунаров. Они разбирали постели, готовились ко сну. Это мои новые товарищи. Как-то они примут меня? - Ваньки-турки, — обратился командир к отряду — принимайте новенького, сегодня привели. В спальне стало тихо. - Ладно, пусть живёт, — за всех ответил Петька Романов. Остальные ограничились тем, что весьма дружелюбно прошлись по мне пытливыми взглядами. Восклицаний и восторгов не было. Неожиданно в проходе между койками появился Серёжка, тот самый, который на рапортах толкнул меня. Он подошёл с угрожающим видом драчуна: — Ты, грак! — Положив мне руку на плечо, он локтем резко поддел подбородок, мне стало больно. Инстинктивно я ответил правой, и мой противник повалился на кровать. Мгновенно образовалось кольцо зрителей. Землянский что-то крикнул, но Сергей уже встал, поправил рубашку и... засмеялся. - А ты, пацан, с перцем! Драться, детка, в коммуне, нельзя — у нас воспитанные люди. За драку могут выгнать. Перед самым моим носом он туда-сюда поводил указательным пальцем. - Робеспьер! Научи его правилам хорошего тона! — бросил Сергей, направляясь к двери. - Это наше дело, справимся, Ваньки-турки, а? — Землянский повернулся кругом на каблуках и засмеялся. А через минуту распорядился: «Марш в постели!». Когда всё замерло, сосед по койке доверительно зашептал: - Ты знаешь Серёжку? Он же боксёр, понял? На «Динамо» ходит! Я не сразу успокоился, по телу шёл какой-то неприятный озноб. Кто-то погасил свет. Соседи по койкам тихо перешёптывались. Я ворочался и долго не мог уснуть. |
Похожие:
 |
Возможности динамических взаимодействий в механических Братский государственный университет, ул. Макаренко 40, Братск, Россия. E-mail |
 |
Нп воронежское Содружество тсж, руководитель Воронежского городского У нас разные профессии, социальный статус, материальное положение Но всех нас объединяет одно – мы являемся собственниками/пользователями... |
|
Цветы, овощи, декоративные, пряные, лекарственные растения С 1991-го года с помощниками занимаюсь рассылкой семян, луковиц, саженцев, выращенных в своем питомнике. У нас много постоянных заказчиков.... |
|
Цветы, овощи, декоративные, пряные, лекарственные растения С 1991-го года с помощниками занимаюсь рассылкой семян, луковиц, саженцев, выращенных на своем участке. У нас много постоянных заказчиков.... |
|
Цветы, овощи, декоративные, пряные, лекарственные растения С 1991-го года с помощниками занимаюсь рассылкой семян, луковиц, саженцев, выращенных в своем питомнике. У нас много постоянных заказчиков.... |
|
Положение о Конкурсе фотографий «Наука среди нас» Конкурс фотографий «Наука среди нас» (далее Фотоконкурс) приурочен к десятилетию факультета Высшей школы государственного аудита... |
|
Несколько слов в начале, или посвящение Этот перевод посвящается нашему первому дм’у – Ed dy, который в январе далёкого 2007 года познакомил нас с этим чудесным миром ролевых... |
|
Дидактические игры и лексические упражнения как средство развития словаря детей 4-5 лет Государственное бюджетное образовательное учреждение среднего профессионального образования новосибирской области «новосибирский... |
|
У нас сегодня – "Кто поддержит автопром". Заместитель министра промышленности... Георгий Бовт: Здравствуйте. Тема у нас сегодня – "Кто поддержит автопром". Заместитель министра промышленности и торговли России... |
|
Первопроходец небесной географии Семи Дней не предначначено для массового заселения: нас всех уже слишком много. Только реки, текущие в просторах символического,... |
|
Снаряд разорвался прямо за кормой моего легкого истребителя-разведчика,... ... |
|
Вундеркинды Митя. Если ты меня любишь по-настоящему, то ты должна это сделать, иначе я просто умру, понимаешь?! Ну, мы же должны помогать друг... |
|
Распространенные ошибки в организации добровольческой деятельности «Вопросы». Мы на них постараемся ответить в конце, если у нас будет время для этого. Пока мы сами Вам расскажем о том, что мы считаем... |
|
Комментарий к федеральному закону В 1980 году окончил филологический факультет Сумского государственного педагогического института им. А. С. Макаренко; в 1993 году... |
|
Программы для архитекторов, инженеров-строителей, дизайнеров интерьеров... Если Вы чего-то не нашли это не значит, что этого нет у нас. Спрашивайте пожалуйста !!! |
|
Лекция «Художественная литература о воспитании безнадзорных детей»,... М 15 А. С. Макаренко. Публичные выступления (1936-1939 гг.). Аутентичное издание. Составитель, автор комментариев: Гётц Хиллиг. Серия:... |