Гегель Г. В. Ф. Философия права. Пер с нем.: Ред и сост. Д. А. Керимов и В. С. Нерсесянц; Авт вступ ст и примеч. В. С. Нерсесянц
|
Скачать 6.96 Mb.
|
Часть 1.Гегель Г.В.Ф. Философия права 1820. Гегель Г. В. Ф. Философия права. Пер. с нем.: Ред. и сост. Д. А. Керимов и В. С. Нерсесянц; Авт. вступ. ст. и примеч. В. С. Нерсесянц.— М.: Мысль, 1990.— 524 [2] с., 1 л. портр.— (Филос. наследие). С.44-524. СОДЕРЖАНИЕ В. С. Нерсесянц. Философия права Гегеля: история и совре менность .................... 3 Философия права ................. 44 Предисловие ................. — Введение ................... 59 Часть первая. Абстрактное право. § 34—104 . ...... 96 Раздел первый. Собственность. ........ 101 Раздел второй. Договор ........... 128 Раздел третий. Неправо ........... 137 Часть вторая. Моральность. § 105—141 ........ 154 Раздел первый. Умысел и вина . ........ 160 Раздел второй. Намерение и благо ........ 163 Раздел третий. Добро и совесть ......... 172 Часть третья. Нравственность. § 142—360. ....... 200 Раздел первый. Семья ............ 208 Раздел второй. Гражданское общество ...... 227 Раздел третий. Государство .......... 279 Приложение (новые источники по «Философии права») .... 379 Примечания ................... 484 Указатель имен .................. 501 Предметный указатель ................ 503 ФИЛОСОФИЯ ПРАВА ПРЕДИСЛОВИЕ Непосредственным побуждением к изданию этой работы послужила потребность дать моим слушателям руководство к лекциям по философии права, которые я читаю по долгу службы1. Этот учебник представляет собой более пространное и прежде всего более систематическое развитие тех основных понятий данного раздела философии, которые уже содержатся в Энциклопедии философских наук 2 (Гейдельберг, 1817), изданной мною в качестве пособия к моим лекциям. Однако то обстоятельство, что эта работа появится в печати и привлечет внимание более широких кругов общества, заставляет меня кое-где более подробно изложить примечания, целью которых первоначально являлось лишь кратко указать на близкие или отклоняющиеся представления, наметить дальнейшие выводы и т. п.,— то, что должно было впоследствии найти свое место в лекциях, чтобы тем самым в ряде случаев сделать более ясным абстрактное содержание текста и привести его в соответствие с распространенными представлениями нынешнего времени. В результате этого появилось множество примечаний, более пространных, чем того требуют цель и стиль компендия. Однако компендий в полном смысле слова имеет своим предметом содержание науки, рассматриваемое как завершенное, и особенность его состоит в том, чтобы, за исключением, быть может, кое-где сделанных добавлений, дать собрание и систематизацию существенных моментов того содержания, которое давно столь же известно и обще-признано, сколь разработаны правила и манера изложения его формы. От философской работы читатели не ожидают этого хотя бы уже потому, что, по их представлениям, все созданное философией живет не дольше одной ночи и, подобно ткани Пенелопы, ежедневно возвращается к своему началу. Данная работа отличается от обычного компендия прежде всего своим методом, который играет в ней руково- 44 дящую роль. А существенное отличие философского способа перехода от одного вопроса к другому и научного доказательства, спекулятивного способа познания вообще, от других способов познания является предпосылкой, из которой мы здесь исходим. Лишь понимание необходимости такого различия может вывести философию из того состояния позорного упадка, в котором она в настоящее время пребывает. Правда, многие поняли или скорее почувствовали, чем поняли, что для спекулятивной науки недостаточно форм и правил прежней логики — дефиниций, делений и умозаключений, представляющих собой правила рассудочного познания; тогда они отбросили эти правила, видя в них лишь оковы, чтобы произвольно говорить то, что им велит сердце, фантазия или случайное созерцание; а поскольку обойтись без рефлексии и соотношения мыслей невозможно, они бессознательно продолжают следовать презираемому ими методу самого обыкновенного умозаключения и рассуждения. Природу спекулятивного знания я подробно разработал в моей «Науке логики» 3; поэтому здесь я лишь кое-где добавляю поясняющие замечания о процессе и методе. Ввиду конкретного и столь многообразного в себе характера предмета мы отказались от того, чтобы повсюду, во всех частностях, выявлять и подчеркивать логические переходы. Отчасти это можно было считать излишним ввиду предполагаемого знакомства с научным методом 4, отчасти же и без того бросится в глаза, что как все произведение в целом, так и разработка его разделов имеют своим основанием дух логики 5. И я хотел бы, чтобы это произведение постигалось и рассматривалось прежде всего с этой стороны, ибо речь здесь идет о науке, а в науке содержание существенно связано с формой. Часто, правда, приходится слышать от тех, кто как будто наиболее серьезно относится к науке, что форма есть нечто внешнее и для предмета изучения безразличное и что все дело лишь в предмете; можно также считать, что задача автора, особенно автора философской работы, состоит в открытии истин, высказывании истин, распространении истин и правильных понятий. Если же взглянуть на то, как эта задача действительно осуществляется, то окажется, что, с одной стороны, снова заводится старая волынка и всем предлагается ее слушать — занятие, которое приносит известную пользу в деле воспитания и пробуждения душ, хотя вместе с тем может быть рассмотрено как совершенно излишнее старание,— ибо «у них есть Моисей и пророки; пусть слушают их» 6. Удивляют прежде 45 всего тон и претензии, которые при этом обнаруживаются, как будто миру недоставало только этих ревностных распространителей истин, как будто старая волынка вещает о новых и неслыханных ранее истинах, и мы обязаны приветствовать их именно «в наше время». Вместе с тем мы видим, что истины, провозглашаемые в качестве таковых одними, вытесняются и отбрасываются такими же истинами, щедро распространяемыми другими. Как же выявить в этом столкновении истин то, что есть не старое или новое, а пребывающее, как выявить его среди этих бесформенно растекающихся мнений, как отличить и утвердить его, если не посредством науки? К тому же истина о праве, нравственности, государстве столь же стара, сколь открыто дана в публичных законах, публичной морали, религии и общеизвестна. В чем же еще нуждается эта истина, поскольку мыслящий дух не удовлетворяется обладанием ею таким наиболее доступным для него образом, если не в том, чтобы ее постигли и чтобы самому по себе разумному содержанию была придана разумная форма, дабы оно явилось оправданным для свободного мышления, которое не может остановиться на данном, независимо от того, основано ли оно на внешнем положительном авторитете государства, на общем согласии людей, на авторитете внутреннего чувства и сердца и непосредственно определяющем свидетельстве духа, исходит из себя и именно поэтому требует знания себя в глубочайшем единении с истиной? Позиция непредубежденного человека проста и состоит в том, что он с доверием и убежденностью придерживается публично признанной истины и строит на этой прочной основе свой образ действий и надежное положение в жизни. Против этой простой позиции выдвигают мнимое затруднение: каким же образом можно из бесконечно различных мнений выявить и отличить то, которое является общепризнанным и значимым? И это сомнение легко можно принять за правое и истинно серьезное отношение к делу. Однако на самом деле те, кто гордится указанием на это затруднение, не видят из-за деревьев леса, и здесь имеются лишь те сомнение и затруднение, которые они сами создают. Более того, выдвигаемые ими сомнение и затруднение служат доказательством того, что им нужно нечто другое, не общепризнанное и значимое, не субстанция правого и нравственного. И если бы ими действительно руководила забота об этом, а не суетность и стремление к особенности своего мнения и бытия, то они держались бы субстанциаль- 46 но правого, а именно велений нравственности и государства, и строили бы соответственно этому свою жизнь. Дальнейшая трудность проистекает из того, что человек мыслит и ищет в мышлении свою свободу и основания нравственности. Это право, сколь оно ни возвышенно, ни божественно, превращается, однако, в неправо (Unrecht), и если мышление состоит лишь в том, что знает себя свободным только тогда, когда отступает от общепризнанного и значимого и может изобрести для себя нечто особенное. Представление, будто свобода мышления и духа доказывается вообще лишь отступлением от публично признанного и даже враждебностью к нему, наиболее укоренилось в наше время по отношению к государству, и соответственно этому странным образом кажется, что философия имеет своей существенной задачей дать теорию, причем теорию новую и особенную. Наблюдая за возникновением этого представления и связанной с ним деятельности, можно подумать, что на свете еще не было ни государства, ни государственного устройства, что их нет и теперь, что лишь теперь — и это теперь все еще длится — надлежит начинать все с самого начала и нравственный мир только и ждал подобного теперешнего измышления, вникания и обоснования. Относительно природы допускают, что философия должна познавать ее как она есть, что философский камень находится где-то, но где-то в самой природе, что она разумна в себе и что задача знания исследовать и постигать в понятиях этот присутствующий в ней действительный разум, исследовать и постигать не появляющиеся на поверхности образования и случайности, а ее вечную гармонию в качестве ее имманентного закона и сущности. Напротив, нравственный мир, государство, разум, каким он осуществляет себя в сфере самосознания, не должен, по их мнению, обладать счастьем быть разумом, который в самом деле достиг в этой сфере силы и власти, утвердился и пребывает в ней. Духовный универсум должен быть предоставлен случаю и произволу, должен быть покинут Богом, так что, согласно этому атеизму в области нравственного мира, истинное находится вне его, но вместе с тем, так как в нем должен быть и разум, истинное есть только проблема. Это дает право каждому мышлению, даже является его обязанностью, заняться этой проблемой, но не для того чтобы искать философский камень, ибо благодаря философствованию нашего времени мы избавлены от поисков и каждый уверен, что он непосредственно, как он есть, обладает этим камнем. Случается, правда, что те, кто живет в этой дейст- 47 вительности государства и чьи знания и стремления находят в ней удовлетворение,— а их много, даже больше тех, кто это знает и сознает, ибо в сущности таковы все — что, следовательно, по крайней мере те, кто сознательно находит свое удовлетворение в государстве, смеются над этими попытками и уверениями и относятся к ним как к пустой игре, забавной или несколько более серьезной, потешной или опасной. Эта беспокойная деятельность рефлексии и суетности, так же как и отношение, которое она встречает, была бы лишь делом для себя, по-своему развивающимся в себе, если бы в результате всего этого не вызывала презрения и не дискредитировалась философия вообще. Худший вид такого презрения заключается в том, что, как уже было сказано, каждый убежден, что он без особых усилий может разобраться в философии и высказать о ней свое суждение. Ни одному искусству, ни одной науке не выказывается эта последняя степень презрения, никто не предполагает, что обладает ими исконно. И в самом деле, то, что философия новейшего времени предлагала нам с величайшей самоуверенностью в своих высказываниях о государстве, пожалуй, действительно давало право каждому желающему участвовать в обсуждении вопроса, питать уверенность в том, что он без всякой подготовки может высказывать подобные мысли и тем самым обрести доказательство в обладании философией. К тому же так называемая философия со всей определенностью высказала, что само истинное познано быть не может, что истинным о нравственных предметах, прежде всего о государстве, правительстве и государственном строе, является то, что каждый ощущает в своем сердце, душе и вдохновении. Чего только не преподносили, в особенности юношеству, по этим вопросам! И юношество слушало. «Возлюбленному своему он ниспосылает во сне» 7 — этот стих применяют к науке, и тем самым каждый спящий стал причислять себя к возлюбленным Божиим. Разумеется, соответствующее он и получал во сне понятий. Глава этого поверхностного мышления, именующего себя философствованием, господин Фриз * не постеснялся в речи, произнесенной им на получившем печальную известность публичном торжестве9, дать следующее представление о государстве и государственном устройстве: «У народа, у которого господствовал бы подлинный дух общности, * Поверхностность его науки я показал в другом месте. См.: Wissen-schaft der Logik (Nurnberg, 1812 Einl. S. XVIIе). 48 в каждое общественное дело привходила бы жизнь снизу, из народа; каждой отдельной отрасли народного образования и служения народу посвящали бы себя живые общественные союзы, неразрывно объединенные священными узами дружбы», и т. п. Таков основной смысл поверхностности; вместо того чтобы полагать в основание науки развитие мысли и понятия, она основывает ее на непосредственном восприятии и случайном воображении; вместе с тем она растворяет богатую расчлененность нравственного в себе, которая и есть государство,— архитектонику ее разумности, порождающую посредством определенного различения сфер публичной жизни и их правомерности, посредством строгой соразмерности, приданной каждой колонне, арке и контрфорсу, силу целого из гармонии его членов,— растворяет это завершенное здание в смеси побуждений «сердца, дружбы и вдохновения». Подобно тому, по Эпикуру 10, как мир вообще, так и, согласно этим представлениям, нравственный мир должен быть отдан — хотя этого, конечно, не происходит — во власть субъективной случайности мнения и произвола. Этим простым домашним средством, сводящимся к тому, чтобы основывать на чувстве то, что представляет собой работу разума и его понимания,— работу, совершавшуюся в течение многих тысячелетий, мы, правда, освобождаемся от всех усилий разумного понимания и познания, руководимого спекулятивным понятием. У Гёте — это достаточный авторитет; Мефистофель говорит об этом примерно следующее, я цитировал это также в другой связи: Лишь презирай свой ум, да знанья светлый луч Все высшее, чем человек могуч, Тебя освоит дух лукавый,— Тогда ты мой без дальних слов! 11 Легко себе представить, что подобное воззрение принимает также образ благочестия, ибо в чем только это поверхностное мышление не искало опоры! Его сторонники полагали, что с помощью благочестия и Библии они обрели высшее право относиться с презрением к нравственному порядку и объективности законов. Ибо и благочестие также превращает развернутую в мире в органическое царство истину в более простое созерцание чувства. Однако в той мере, в какой благочестие истинно, оно отказывается от формы чувства, как только выходит за пределы внутреннего переживания и вступает в полосу яркого света дня, развернутого и открытого богатства идеи; оно приносит 49 из своего внутреннего служения Богу почитание в себе и для себя сущей истины, возвышающейся над субъективной формой чувства, и почитание законов. Можно при этом отметить особую форму нечистой совести, проявляющуюся в том виде красноречия, которым кичится эта поверхностность; причем прежде всего она сказывается в том, что там, где в ней более всего отсутствует дух, она больше всего говорит о духе; там, где она наиболее мертвенна и суха, она чаще всего употребляет слова жизнь и ввести в жизнь, где она проявляет величайшее, свойственное пустому высокомерию себялюбие, она чаще всего говорит о народе. Но особо ее отличает ненависть к закону. В том, что право и нравственность и подлинный мир права и нравственного постигают себя посредством мысли, посредством мысли сообщают себе форму разумности, а именно всеобщность и определенность, в этом, в законе, это чувство, оставляющее за собой право на произвол, эта совесть, перемещающая правое в область субъективного убеждения, с полным основанием видят наиболее враждебное себе. Форма правого как обязанности и закона воспринимается этим чувством как мертвая, холодная буква, как оковы, ибо оно не познает в нем самого себя, не познает себя в нем свободным, поскольку закон есть разум предмета, и этот разум не дозволяет чувству согреваться своей собственной частной обособленностью. Поэтому закон, как мы заметили где-то в данной работе *,— тот признак, по которому можно отличить ложных братьев и друзей так называемого народа. Так как произвольное извращение присвоило себе название философии и в широкой публике сложилось представление, будто такого рода измышления и есть философия, то стало едва ли не бесчестным говорить философски о природе государства; и нельзя сетовать на то, что порядочные люди выражают нетерпение, как только услышат, что речь идет о философской науке, о государстве. Еще менее приходится удивляться тому, что правительства обратили наконец внимание на подобное философствование, ибо у нас философия вообще не является, подобно тому как это было у греков, частным искусством, а существует как официальное занятие, затрагивающее жизнь общества, и находит свое применение преимущественно или даже единственно на государственной службе. Если правительства выказали такое доверие своим посвятившим себя этой |
Похожие:
 |
Декарт Р. Д 28 Сочинения в 2 т.: Пер с лат и франц. Т. I/Сост., ред., вступ ст. В. В. Соколова Д 28 Сочинения в 2 т.: Пер с лат и франц. Т. I/Сост., ред., вступ ст. В. В. Соколова. — М.: Мысль, 1989. — 654, [2] с, 1 л портр.... |
|
Относящиеся к натурфилософскому периоду его развития (1797 1807 гг.).... Ш44 Лекции о методе университетского образования / Пер с нем., вступ ст., примеч. Ивана Фокина. — Спб.: Издательский дом «Mipb»,... |
 |
Р35 Скрытая ложь. Взятки: «крестовые походы» иреформы: Пер с англ./Под... Р35 Скрытая ложь. Взятки: «крестовые походы» и реформы: Пер с англ./Под общ ред и со вступ ст. А. М. Яковлева.—М.: Прогресс, 1988.—328... |
|
Сорокин П. А. С 65 Человек. Цивилизация. Общество / Общ ред., сост... ... |
|
И науки российской федерации Социальный отбор (современная наука о проявлениях отбора в обществе) / сост., ред и вступ ст. А. Ю. Внутских; Перм гос нац иссл ун-т.–... |
|
H. С. Плотников жизнь и история Дильтей В. Собрание сочинений в 6 тт. Под ред. A. B. Михайлова и Н. С. Плотникова. Т. 1: Введение в науки о духе / Пер с нем под... |
|
Библиографический указатель книг, авторефератов и методических пособий,... Альные проблемы международного частного и гражданского права : сборник статей/ Мос гос ин-т международ отношений (ун-т) при м-ве... |
|
Методические рекомендации для учителя по оценке эффективности превентивного обучения Жизнь без вредных привычек. Учебно-методическое пособие по предупреждению табакокурения в общеобразовательных учреждениях /Авт.–... |
|
Биологические науки. (Ббк 28) Петер Шпорк; пер с нем. Галины Лютиковой. Москва : Издательство "ЛомоносовЪ", 2017. 269 с ил. (Лучшее увлекательное чтение. Луч).... |
|
Герстнер Г. Братья Гримм / Пер с нем. Е. А. Шеншина; Предисл. Г. А. Шевченко Братья Гримм / Пер с нем. Е. А. Шеншина; Предисл. Г. А. Шевченко. — М.: Мол гвардия, 1980. — 271 с, ил. — (Жизнь замечат людей. Серия... |
|
Гермес Трисмегист и герметическая Гермес Трисмегист и герметическая традиция Востока и Запада: Сост., коммент., пер с др греч., лат., фр., англ., нем., польск. К.... |
|
Пояснительная записка данная рабочая программа по литературе для... Авт сост. Г. С. Меркин, С. А. Зинин, В. А. Чалмаев; М.: Ооо «тид «Русское слово – рс», 2012) и ориентирована на использование учебника... |
|
Физико-математические науки. (Ббк 22) Б. Кокс, Д. Форшоу; пер с англ. Н. Яцюк; [науч ред. И. Красиков]. Москва : Манн, Иванов и Фербер, 2016. 214, [9] с ил. Доп тит л... |
|
Программа курса «География». 5-9 классы/ авт сост. Е. М. Домогацких... Программа курса «География». 5-9 классы/ авт сост. Е. М. Домогацких – М.: Ооо «Русское слово – учебник» 2012. – 88 с. – (фгос. Инновационная... |
|
Переписка елены и николая рерих с рихардом рудзитисом Письма с гор: Переписка Елены и Николая Рерих с Рихардом Рудзитисом. В 2-х т. Т. I (1932–1937) / Вступ ст., примеч и коммент. Г.... |
|
Гермес Трисмегист и герметическая традиция Востока и Запада Гермес Трисмегист и герметическая традиция Востока и Запада: Сост., коммент., пер с др греч., лат., фр., англ., нем., польск. К.... |