В. Д. Соловей «кровь» И«почва» русской истории
|
Скачать 5.92 Mb.
|
Иван СолоневичГлава 3. Русские против Империи Я начну новый раздел с пункта, которым закончил предыдущий – с указания на критически важную роль витальной силы русского народа в отечественной истории. Даже если считать само понятие витальной силы «темным» и сомнительным, нельзя не увидеть прямой зависимости между русской демографической динамикой и формированием Российской империи. Создание основного территориального тела империи происходило с середины XVI в. по конец XVIII в., причем динамика ее расширения была беспрецедентной. Только между серединой XVI в. и концом XVII в. Московия в среднем ежегодно (150 лет подряд!) приобретала земли, равные площади современной Голландии. К началу XVII в. Московское государство равнялось по площади всей остальной Европе, а присоединенная в первой половине XVII в. Сибирь по масштабу вдвое превышала площадь Европы. К середине XVII в. Россия стала самым большим государством в мире, а к середине XVIII в. территория Российской империи в сравнении с Московским княжеством начала правления Ивана III увеличилась более чем в 50 раз, составив шестую часть обитаемой суши. В это же время - с начала XVI в. и на протяжении почти четырех веков - происходил не менее взрывной рост численности великорусского населения. В течение первых трех столетий, по конец XVIII в., численность русских увеличилось в 4 раза, с 5 до 20 млн человек, а затем, на протяжении XIX в., еще более чем в два с половиной раза: с 20-21 до 54-55 млн человек. Любые возможные неточности в подсчетах не меняют порядка цифр. То была поистине феноменальная, беспрецедентная для тогдашнего мира демографическая динамика, тем более что речь идет не о численности населения Российской империи вообще, а только о динамике русских, взятых без украинцев (малороссов) и белорусов. Причем на старте этой демографической гонки русская позиция выглядела довольно слабой: в начале XVI в. великороссы численно уступали итальянцам более чем в два, а французам - более чем в три раза: 5 млн русских против 11 млн итальянцев и 15,5 млн французов. К началу XIX в. позиции более-менее выровнялись: 20 млн русских против 17 млн итальянцев и 28 млн французов. Столетие спустя, в начале XX в., русские уже стали третьим по численности народом мира – 55,7 млн человек, уступая (правда, значительно) только китайцам и народам Британской Индии, зато опережая немцев (немногим более 50 млн) и японцев (44 млн человек). Общее число подданных Российской империи (129 млн человек) было почти равно численности населения трех крупнейших европейских государств – Великобритании, Германии, Франции и превышало число жителей США. При этом XIX в. вообще ознаменовался резким – со 180 до 460 млн человек - ростом населения Запада, вызвав беспрецедентную дотоле европейскую миграцию, в том числе в колонии. Но даже на таком фоне русские и Россия рельефно выделялись размерами абсолютного годового прироста населения. Во второй половине XIX в. естественный прирост населения в европейской России составлял 20 %, в первое десятилетие XX в. – 18 %. По этому показателю Россию опережал (да и то не наверняка) только Китай. Причем на российские показатели не влияла иммиграция, которая в промежутке между началом XIX в. и началом XX в. компенсировалась эмиграцией. В Соединенных Штатах включавший миграцию годовой прирост населения уступал российскому103. Стремительный рост русского населения составил биологическую основу территориальной экспансии и строительства имперского государства, а также Великой Русской революции начала XX в. Специально оговорюсь, что не склонен сводить объяснение этих процессов только к демографии, хотя без нее, причем в качестве очень важного объяснительного фактора, обойтись невозможно. О революции еще будет сказано в конце этой главы, сейчас же остановлюсь на русской демографии как спусковом механизме территориальной экспансии. Повышение плотности населения на основной исторической территории обитания русских при невозможности интенсификации сельскохозяйственного производства вело к их оттоку на новые территории в поисках пашни, благоприятных условий жизни и ведения хозяйства. «Объективные условия плотной заселенности Европы открывали для русских лишь путь на Юг, Юго-Восток и Восток Евразийского континента, путь опасный, трудный, но единственно возможный»104. Первым эшелоном русской территориальной экспансии была крестьянская колонизация, осуществлявшаяся вопреки противодействию московской власти, стремившейся прикрепить крестьян к земле. И только вслед за мужиками приходило государство, беря под свое крыло уже освоенные земли. Важным условием экспансии была способность русского народа выстоять, наладить жизнь и хозяйство в тяжелейших условиях. «Российские крестьяне-земледельцы веками оставались своего рода заложниками природы <�…> Даже при условии тяжкого, надрывного труда в весенне-летний период он (крестьянин. – В.С.) чаще всего не мог создать почти никаких гарантий хорошего урожая. Многовековой опыт российского земледелия, по крайней мере с конца XV по начало XX века, убедительно показал практическое отсутствие сколько-нибудь существенной корреляции между степенью трудовых усилий крестьянства и мерой получаемого им урожая»105. Уникальная способность русских жить и развиваться в ситуации постоянного предельного напряжения, помимо недюжинной физической силы и цепкости требовала также высоких морально-психических качеств, экзистенциальной силы. Русское движение шло не в «пустом» пространстве, а на территориях, населенных разнообразными народами. Поэтому стоит специально остановиться на этнических, точнее межэтнических, аспектах интеграции новых территорий в Московию/Российскую империю. На этот счет в нашем Отечестве существует влиятельный историко-культурный миф. Суть его – в утверждении качественного превосходства российской имперской модели сожительства народов над всеми исторически синхронными ей формами организации пространства и населения – как в морских колониальных, так в сухопутных континентальных империях. Идея морального превосходства русского цивилизаторского влияния в Азии в сравнении с колонизаторским опытом Запада составляет одну из «священных коров» отечественной историографии: жестокости, жадности и чувству расовой исключительности западных европейцев противопоставляются справедливость, патернализм, толерантность, открытость расовому и этническому смешению, якобы свойственные русским. Если Запад завоевывал, жестоко покорял, беспощадно ассимилировал и эксплуатировал народы, то в Россию народы входили «мирно и добровольно», «ни один народ, доверивший ей свою судьбу, не исчез с карты мира», их самобытность сохранялась, большинство национальных общностей не подвергалось дискриминации (а нередко даже имело преференции) – таков преобладающий в публицистике (причем не только патриотического толка) и академической литературе сравнительно-исторический взгляд106. Насколько справедливо это распространенное мнение? Отечественная территориальная экспансия никогда не была вегетарианской и сопровождалась насилием - возможно, не столь масштабным, как осуществлявшееся западными европейцами, но не менее вопиющим. Довольно упомянуть резолюцию императрицы Анны Иоанновны на реляции Витуса Беринга о «славных» свершениях его экспедиции в Восточной Сибири: «Дай Бог, … чтобы грядущие дни не увидели славы столь разрушительной»107. Надо полагать, самодержица всероссийская знала цену «бескровному» русскому освоению Азии. Однако в целом русская колонизация была менее жестокой, чем западная, а в Российской империи, по признанию английского автора, «отношения между различными народами носили заметно менее расистский характер, чем, скажем, в Британской»108. Однако менее расистский вовсе не значит, что русским был вообще чужд расизм или, скорее, расовый образ мыслей, то есть признание важности принципа крови. Более того, этот принцип красной нитью проходит через русскую историю. Для ранней ее фазы была характерна форсированная метисация русских с соседними племенами, составлявшая механизм неосознанной стратегии территориальной экспансии и выживания славян на местных землях. Но даже тогда в этом процессе преобладала однонаправленная ассимиляция – ассимиляция в русскость (чаще добровольная, чем вынужденная), а не ассимиляция русских. «Восточные славяне, в основном, мирно сосуществуя с аборигенами, постепенно заселяли все большие территории. При этом часто ход исторического развития приводил к постепенному усваиванию местным неславянским населением многих хозяйственных навыков, а затем и – языка славян, приводя к ассимиляции аборигенов»109. Автохтонные народы ассимилировались в русскость вплоть до исчезновения с этнической карты, как это произошло, например, с мерей, муромой и мещерой, известными теперь лишь по летописным источникам и топонимам. «В результате складывалось население, которое считало себя славянским, но несло в своем расовом составе многие черты местных антропологических типов»110. Успех и масштабы ассимиляции стали безусловным признанием культурного превосходства, политической гегемонии, исторического успеха и биологической силы русского народа. Расширяя диапазон культурных реакций и социальных моделей русских, обогащая их генетически, ассимиляция в то же время вела к постепенному уменьшению иноэтничных примесей и повышению гомогенности населения Русской равнины. Краниологические материалы XVII-XVIII вв. обнаруживают, что локальные варианты отклонялись от основного для русских антропологического типа очень незначительно и проявлялись в пределах единого гомогенного типа111. Начиная с позднего средневековья, в имперский период русские минимизировали стратегию этнической метисации и перешли к этнической сегрегации. Судя по краниологическим данным, в XVII-XVIII вв. метисация в относительно больших масштабах происходила только в Сибири112. Да и там она не была доминирующей тенденцией. Вот важное наблюдение основателя отечественной антропологической школы А.П.Богданова: «Может быть, многие и женились на туземках и делались оседлыми, но большинство первобытных колонизаторов было не таково. <�…> Идеал у русского человека вовсе не таков, чтобы легко скрутить свою жизнь с какою-нибудь “поганью”, как и теперь еще (в последней трети XIX в. – В.С.) сплошь и рядом честит русский человек иноверца. Он будет с ним вести дела, будет с ним ласков и дружелюбен, войдет с ним в приязнь во всем, кроме того, чтобы породниться, чтобы ввести в свою семью инородческий элемент. <�…> Часто поселяне различных племен живут по соседству, но браки между ними редки, хотя романы часты, но романы односторонние: русских ловеласов с инородческими камеями, но не наоборот»113. В Европейской же России массы крестьянства - русского и иноэтничного – не смешивались между собой, даже живя бок о бок. Зачастую русские и, скажем, татары или башкиры жили в одном селе десятилетиями, между ними складывались прекрасные отношения, но этнического смешения не происходило. Народная (в смысле спонтанная, не регулируемая и не направляемая административно) политика русского человека в имперский период отечественной истории следовала – скорее инстинктивно, чем осознанно – линии этнической и расовой эндогамии. При этом массовые социальные и культурные практики (проще говоря, поведение русского народа) структурно совпадают с элитарным дискурсом. В XIX в. он был обильно испещрен утверждениями и теоретическими построениями, причем исходившие от ученых прогрессистской репутации, о высших и низших расах и племенах, о расовых различиях как движущей силе истории, об опасности расового смешения и др. Во многом это объясняется «натурализацией» дискурса вследствие влияния на него биологии (особенно учения Дарвина о естественном отборе), а также общей нагруженностью интеллектуально-культурного контекста эпохи идеями борьбы, неравенства и т.д. В любом случае прогрессивной русской культуре и науке был совсем не чужд расовый образ мыслей – признание фундаментальной, онтологической важности этнических и расовых различий. В общем, русская формула этнического сосуществования носила гибкий и исторически вариабельный характер: на ранних этапах отечественной истории русские придерживались стратегии метисации, позже они предпочитали эндогамию. Русский modus vivendi имперского периода можно охарактеризовать как сожительство и сосуществование, но не смешение и слияние. Он был похож на современную доктрину американской этнической политики, известную под названием «салата»: этнические «кусочки» перемешаны, но не теряют свои качества. Почему произошла смена стратегии? Можно предположить, что русские, переживавшие с начала XVI в. беспрецедентный демографический подъем, не испытывали более потребности в метисации как машине территориальной экспансии. Не проявляли склонности к ассимиляции в русскость и крупные этнические группы, с которыми русские столкнулась в период имперского строительства: татары и башкиры, народы Закавказья и Средней Азии, прибалты и поляки. А русские при всей их численности и силе не могли ассимилировать многочисленные народы, некоторые из которых были экономически и культурно развиты не менее русских, имели традицию собственной государственности и выраженную конфессиональную идентичность. Так или иначе, русская терпимость и относительно мирный характер имперской экспансии были следствием силы и внутреннего превосходства русского народа. Сильному легче быть терпимым, чем слабому. В то же время русские избегали - полусознательно, полуинстинктивно – демонстрации своего превосходства. Живущим в стеклянном доме – континентальной империи - не следовало бросаться камнями в соседей. По возможности русские стремились к приязненным отношениям с ними и не отказывали им в возможности ассимилироваться. Но сами не «обынородчивались». Хотя подобное, в том числе и переход русских в ислам, случалось, власть и общественное мнение относились к этому сугубо отрицательно. Стремление же к документальной фиксации таких случаев свидетельствует об их редкости: то, что носит повсеместный характер и воспринимается как само собой разумеющееся, вряд ли специально отмечалось бы современниками. Таковы были массовые спонтанные народные практики. А как выглядела государственная политика империи? Ее абсолютными приоритетами были сохранение политической стабильности, территориальной целостности и поддержание статуса великой державы. Одним из ключевых элементов имперской стратегии стало включение иноэтничной верхушки в имперскую элиту, что создавало эффективную сеть управления и служило залогом стабильности покоренных народов. Империя не стремилась к культурной и этнической гомогенности и поддерживала этническое, расовое и культурное разнообразие, спонтанно следуя в этом отношении одному из положений теории систем: чем сложнее явление, тем оно целостнее. Хотя ассимиляторская линия также присутствовала в имперской стратегии, она никогда не была самодовлеющей: русификация, обращение в православие использовались ситуативно, прагматически и, как правило, не носили долговременного характера. Ассимиляторские меры поводилась в той мере и там, где, как предполагалось, укрепляли политическую стабильность и территориальную интеграцию, и сворачивались, если их результаты оказывались противоположными114. (Об одном важном исключении из этого правила будет сказано дальше.) В целом на вновь приобретенных землях проводилась политика гражданского равенства. «Житель только что занятых Ташкента и Самарканда имел не меньше прав по сравнению с жителем любого города в европейской части империи. Англичанин Ф.Скрин, анализируя политику самодержавия в Средней Азии, с удивлением писал, что “завоеванные расы сразу же становятся русскими гражданами и получают право селиться в любой части империи”»115. Формально российское законодательство почти не знало правовых ограничений по национальному признаку. Высокая терпимость в отношении этнических и религиозных групп не составляла уникальное достояние России, а была общей чертой континентальных империй. Христианское население Балкан приветствовало османское владычество, принесшее ему мир, порядок и ограничившее жестокую эксплуатацию со стороны местных элит. Турецкая система была более терпимой к своим иноэтничным подданным, чем многие христианские государства к «собратьям во Христе». Появление хрестоматийных «турецких зверств» относится ко времени кардинального ослабления турок (составлявших демографическое меньшинство в собственной империи), капитального проигрыша Османов в конкуренции с европейскими державами и Россией, а также формирования национализма этнических групп внутри империи (как национализма покоренных народов, так и собственно турецкого). Поэтому турецкие «жестокости» (к слову, весьма преувеличенные) были проекцией нараставшей турецкой слабости, а не силы. В то же самое время находившаяся в типологически близкой ситуации Габсбургская империя избрала средством решения национальных проблем мирный путь - расширение политических и культурных прав входивших в нее народов. Вместе с тем было бы ошибкой полагать, что в Российской империи этничность вообще не имела значения и элиминировалась в пользу конфессионального принципа, что, согласно расхожему мифу об имперской России, достаточно было перейти в православие, чтобы стать русским. Если дело обстояло таким образом, то почему в документах XVI в. непременно указывалось этническое происхождение принявших православие? «Крещеный мордвин», «из немец», татарин новокрещен», «из литвин» и т.д. Православие было важным, но не абсолютным этническим маркером. Перешедшие в ислам русские все равно оставались русскими, хотя и изменившими вере. Аналогичным образом, по утверждению ряда католических публицистов, французы-гугеноты все равно оставались французами, а Религиозные войны носили братоубийственный характер116. По официальной оценке, русскими оставались и «обынородчивавшиеся», ставшие язычниками русские люди. Совпадение национальности и религии никогда не было полным. Русская этничность предполагала, но не предопределяла православный выбор. В свою очередь, переход в православие был |
Похожие:
 |
Руководство по истории Русской Церкви Руководство по истории Русской... Христианство в пределах России до начала Русского государства. Крещение великой княгини Ольги. Обстоятельства крещения святого Владимира.... |
 |
Воспоминания Ьбах русской эмиграции первой волны. Это делает мемуары И. Г. Тинина историческим источником по соответствующим проблемам отечественной... |
|
А. В. Карташев. Очерки по истории Развитие ее отношений к греческой церкви, с одной стороны, и к русской государственной власти, с другой (в в. ХIII — XVI) |
|
2. Летописное сказание о проповеди св. Апостола Андрея Первозванного.... Понятие о церковно-исторической науке. Источники по истории Русской Церкви. Периодизация |
|
Инструкция по забору образцов биологического материала для генетического... Кровь из пальца берется в количестве 2-3 капилляра, кровь из вены – в количестве 1 мл |
|
План. Понятие о донорстве. Принципы донорства Человека, который добровольно дает свою кровь, называют донором. А больной, которому перелили эту кровь, получил название реципиента.... |
|
Жизнь и учение старцев путь к совершенной жизни Оп в кн.: Смолич И. Русское монашество. 988-1917. Жизнь и учение старцев. М.: Православная энциклопедия, 1997. Приложение к "Истории... |
|
Курс лекций по истории Русской Церкви Лекция 1 Северном Причерноморье, Крыму и на Кавказе в I-Х в. Cлавяно-варяжские набеги на Византию. "Фотиево крещение" Руси. Образование епархии... |
|
Лекция экологические факторы, их влияние на размещение растений:... |
|
Петербургской Епархии Русской Православной Церкви Российский государственный... Константино-Еленинский женский монастырь Санкт-Петербургской Епархии Русской Православной Церкви |
|
Техническое задание на поставку лекарственных средств (препараты,... Техническое задание на поставку лекарственных средств (препараты, влияющие на кроветворение и кровь) |
|
Курс русской риторики Рекомендовано Учебным комитетом при Священном... Риторика классическая наука о целесообразном и уместном слове востребована в наши дни как инструмент управления и благоустройства... |
|
Павел Владимирович Санаев Похороните меня за плинтусом Серия: Похороните меня за плинтусом 1 Павел Санаев (1969 г р.) написал в 26 лет повесть о детстве, которой гарантировано место в истории русской литературы. Хотя бы потому,... |
|
Поурочные разработки по русской литературе ХХ века: 11 класс Егорова Н. В. Поурочные разработки по русской литературе ХХ века: 11 класс, I полугодие. — 4-е изд., перераб и доп. — М.: Вако, 2005.... |
|
Поурочные разработки по русской литературе ХХ века: 11 класс Поурочные разработки по русской литературе ХХ века: 11 класс, I полугодие. — 4-е изд., перераб и доп. — М.: Вако, 2005. — 368 с.... |
|
Рабочая программа по курсу «Подготовка к егэ по истории» Письменные формы проверки знаний по истории еще совсем недавно не часто встречались в практике части учителей. Тестовые материалы... |