Монография посвящена социально-философскому анализу природы правового нигилизма в России, его форм, истоков и факторов детерминации.
|
Скачать 3.53 Mb.
|
 ББК 67.08+87.62 Г 944 Р е ц е н з е н т ы : д-р филос. наук, проф. К. М. Никонов (ВГПУ) д-р филос. наук, проф. Л.Р. Сулейманов (ВАГС) Гуляихин В. Н. Г 944 Правовой нигилизм в России: монография. - Волгоград: Перемена, 2005. - 280 с. ISBN 5-88234-776-9 Монография посвящена социально-философскому анализу природы правового нигилизма в России, его форм, истоков и факторов детерминации. Данная работа может рассматриваться как определенный этап в генезисе целостной философской теории правового нигилизма. В ней затрагиваются проблемы теоретико-методологического плана в области социоантропологии и правоведения. Книга адресована специалистам-гуманитариям, преподавателям, аспирантам и студентам, а также всем, кто интересуется проблемами социальной философии и права. ББК 67.08+87.62 ISBN 5-88234-776-9 © В. Н. Гуляихин, 2005 СОДЕРЖАНИЕ Введение ………………………………………………………….……..……….. 2 Глава 1. Генезис правового нигилизма в России 1.1. Исторические истоки правового нигилизма в русском обществе ...…….. 8 1.2. Правовой нигилизм в Российской империи ….………….………….……. 38 1.3. Советский и постсоветский этапы развития правового нигилизма..……. 73 Глава 2. Социально-психологическая природа правового нигилизма 2.1. Социально-психологические формы правового нигилизма ……..……… 99 2.2. Особенности русского менталитета и правовой нигилизм ….…...………136 Глава 3. Правовой нигилизм как фактор развития российского общества 3.1. Социальный прогресс и правовой нигилизм …………..………..……… 167 3.2. Экономическая, политическая и социокультурная обусловленность правового нигилизма в современном российском обществе …..…….………… 197 3.3. Будущее правового нигилизма в России …………………………………. 225 Заключение ……………………………………………………………………… 249 Список использованной литературы ………………………………………….. 254ВВЕДЕНИЕПовышенный научный интерес к изучению явлений, генетически связанных с правом, определяется серьезными недостатками российской правовой системы, которые заставляют как политиков, так и ученых задумываться над проблемами закономерностей развития права, эффективности отечественных правовых институтов и нигилистического отношения российских граждан к легитимным социальным нормам. В России антиправовые установки и стереотипы являются составной частью общественного сознания и национальной психологии, отличительной особенностью культуры и образа жизни. Еще М.Е. Салтыков-Щедрин выразил представления российского общества о правовых отношениях следующей формулировкой: суровость российских законов смягчается необязательностью их исполнения. В своих оценках он был далеко не одинок. Л.Н. Толстой считал право «гадким обманом властей» и требовал заменить его моралью и нравственностью. Б.А. Кистяковский отмечал, что русская интеллигенция никогда не уважала права, никогда не видела в нем ценности, из всех культурных ценностей право находилось у нее в наибольшем загоне. Но наиболее ярко нигилистическое отношение русского народа к правой действительности проявляется в его пословицах и поговорках: «Все бы законы потонули да и судей бы перетопили», «Законы святы, да законники супостаты», «Судья – что плотник: что захочет, то и вырубит», «Перед судом все равны: все без окупа виноваты»1 и т.д. В нашей стране правовой нигилизм «имеет глубокие корни, которые уходят в дооктябрьскую историю России»2. Нигилистические тенденции все более усиливаются в современном российском обществе. Высокомерно-пренебрежительное и снисходительно-скептическое отношение российских граждан к праву, оценка его не как базового и основополагающего социального института, а как второстепенного явления в общественной жизни характеризует уровень цивилизованности гражданского общества и состояние его духа. В России на защиту закона мало кто надеется, хотя надежда на доброго и справедливого государя не покидает российских граждан. В последнее время много говорят о необходимости построения правового государства. Это фундаментальная проблема развития российской государственности, от решения которой зависит будущее нашего отечества – займет ли оно достойное место в мировом сообществе или будет прозябать, влача жалкое существование полуколониальной страны. В основе этой проблемы лежит весьма ощутимый разрыв между должным и сущим в правовой сфере социальных отношений, что выступает одним из основных факторов нигилистического отношения к закону. Это во многом связано с тем, что россиянин все более утрачивает контакт с самим собой, деперсонализируется, его отношения с другими людьми приобретают функционально-овеществленный характер. Человек становится подчиненным не только вещному миру, но и социально-правовым институтам, которые он же и создал. В итоге российский гражданин выступает не в качестве субъекта права, а становится объектом чуждой ему воли, что не может не вызывать у него отрицательного отношения. Вопрос о правовом нигилизме становится все более актуальным в философии и юриспруденции, привлекая к себе пристальное внимание ученых, затрагивающих в своих научных работах различные аспекты данной проблемы. Исследование правового нигилизма в России позволит более адекватно осознать этот феномен, что в свою очередь поможет избавиться при дальнейшем социальном развитии от всего регрессивного, что оно несет в себе. Для современного периода развития российского общества, пересматривающего духовные (в том числе и правовые) ценности, проблема нигилизма особенно значима. Ведь человеческая жизнь представляет собой не только приобщение к миру, но и отстаивание своего «Я» в диалоге с миром, отрицание тех его сторон, которые мешают реализации духовного и физического потенциала личности. Общественный прогресс возможен только в том социуме, где есть не только долг и обязанность, но и права и свободы человека, без которых он перестает быть таковым. В персональном отношении правовой нигилизм может быть необходим в качестве интенции к преодолению обособленности и разорванности человеческого существования, партикулярности и отчужденности бытия. Необходимость системного исследования феномена правового нигилизма обусловлена также неудачным либеральным реформированием законодательства в условиях перехода России на демократический путь развития и возникшими противоречиями между конституционными нормами, принятыми в начале девяностых годов, и этатистскими тенденциями в современных процессах государственного устройства. Возникает потребность в теоретико-практической корректировке правовой политики с учетом особенностей развития российской государственности. Термин нигилизм (nihilista) ввел, как считают многие исследователи, Аврелий Августин для обозначения людей либо неверующих, либо ложно верующих (еретиков)1. Много веков спустя это понятие получило уже иную трактовку в философских трудах. По мнению А.И. Пигалева, этот «термин настолько же широкий, насколько и неопределенный»2. Пожалуй, можно выделить два основных направления в толковании этого феномена общественной жизни. Представители первого направления оценивают нигилизм в целом позитивно. Так, Ф. Ницше, родоначальник философской теории нигилизма, приветствует его, поскольку тот, по его мнению, уничтожает все иллюзии, ибо чувство правдивости, развитое христианством, начинает испытывать отвращение к фальши всех объяснений миру, которые давала эта религия. Нигилизм означает, по Ницше, то, что высшие ценности теряют свою ценность, что нет цели, и нет ответа на вопрос «зачем?»1. Ф. Энгельс анализирует в марксистско-ницшеанском духе социальную природу нигилизма и дает ему положительную оценку. Он отмечает, что появление буржуазии нашло свое отражение в либерально-конституционном движении, а зарождение пролетариата – в идейном течении, которое обычно называют нигилизмом. Тем самым им был вложен определенный диалектический смысл в это понятие: нигилизм рассматривается Энгельсом как отрицание либеральных идей. Интересно, что М. Мамардашвили уже российского радикального либерала девяностых годов ХХ века называет нигилистом – человеком, потерявшим свое лицо, утратившим способность мыслить и мочь2. М. Хайдеггер определяет нигилизм ни как учение или воззрение, а как основное европейское историческое движение, суть которого – бытийная оставленность, поскольку в нем происходит так, что бытие опускается до устраиваемости. По Хайдеггеру, это опускание ставит человека полностью на службу себе, и такая служба – никоим образом не падение и не «негатив» в каком бы то ни было смысле3. Представители второго направления оценивают нигилизм весьма негативно. Так, С.Л. Франк понимает под нигилизмом отрицание абсолютных (объективных) ценностей4. На базе нигилизма, по мнению русского философа, появляется особое умонастроение. Безверие и беспринципность в метафизическом смысле (отрицание принципиальных оценок), объективного различия между добром и злом – и жесточайшая добросовестность в соблюдении эмпирических принципов (условных и непринципиальных требований) – это своеобразное, рационально непостижимое слияние антагонистических мотивов в могучую психическую силу и есть то умонастроение, которое называют нигилистическим морализмом. О. Шпенглер, негативно оценивая нигилизм, урбанистически подходит к толкованию его природы. Он утверждает, что данный феномен представляет собой чисто практическое миронастроение жителей большого города, у которых за спиной законченная культура и ничего впереди. К. Ясперс распространяет нигилизм уже на целую эпоху, признавая, что современное время – это эпоха нигилистического кризиса. По Ясперсу, человечеству необходимо пройти через нигилизм, в котором таится величайшая опасность, но и открывается величайшая возможность нашего времени, поскольку вся история предстает перед ним как некий переходный период, по окончании которого из человека должен получиться более-чем-человек1. Резко отрицательно относится к нигилизму А. Камю, поскольку нигилист, обуянный бешенством, смешивает воедино творца и тварь, отбрасывает все ограничения и в слепом возмущении, затмевающем даже его собственные цели, приходит к бесчеловечному выводу: отчего бы не убить то, что уже обречено смерти2. Так как можно оценить феномен нигилизма? Это есть нечто позитивное, сметающее все, что стоит на пути общественного прогресса? Или это деструктивное явление, разрушающее духовные основы человеческого бытия? Думается, что истина лежит где-то посередине между этими крайними точками зрения. В истории отечественной научной мысли неоднократно предпринимались попытки теоретического обоснования сущности права и правосознания, но научных исследований, направленных на изучение природы правового нигилизма, мало. В них отражены лишь некоторые аспекты проблемы, целостная концепция еще не выработана. В последнее время в отечественной юридической литературе стала доминировать точка зрения, в соответствии с которой правовой нигилизм признается как общественно опасное, регрессивное и деструктивное явление, как своеобразный продукт низкого уровня правосознания наших граждан. Поэтому с ним необходимо бороться всеми доступными законными методами и средствами. Но, как нам представляется, этот подход является излишне упрощенным, не позволяющим дать целостный и объективный анализ этому феномену российской общественной жизни. В научной среде нет единой и общепринятой оценки правового нигилизма. Наиболее распространенную, но внутренне противоречивую точку зрения на данный феномен высказал Н.И. Матузов, который отметил, что не всякое отрицание есть нигилизм, поскольку нигилистическое и диалектическое отрицание – разные вещи, и когда нигилизм сливается с естественным (объективным) отрицанием старого, отжившего, он перестает быть таковым. Так, по Матузову, отрицание советской политико-правовой системы справедливо и оправданно, так как она исчерпала себя, но ученый противоречит сам себе, утверждая, что в период перестройки «была видна очистительная функция нигилизма»1. На наш взгляд, правовой нигилизм следует понимать как отрицание индивидом или социальной группой правовых идей, нашедших свое отражение в действующих юридических нормах. И такое отрицание не всегда бывает деструктивным с точки зрения общественного прогресса. Невозможно разобраться в природе правового бытия без знания многих его слагаемых, выяснения принципов и закономерностей его развития, а также без исследования соответствующих параметров внешнего и внутреннего мира человека. Вместе с тем, многие проблемы понимания феномена правового нигилизма еще не выяснены. Как меняется правосознание и ценностные ориентиры россиянина в ходе исторического развития? Как изменения в духовном настрое русского человека воздействуют на динамику общественно-правовых процессов? Что есть правовой нигилизм в своих онтологических основаниях? Насколько расходятся правовые идеи российской власти с принципами повседневной жизни граждан? Что может потерять общество, если правовые реформы не соответствуют менталитету народа? Насколько глобализация затронет душевный строй российского народа и его отношение к легитимным социальным установкам? Эти и другие, производные от них, аспекты исследования крайне важны для осмысления правовой сферы российского общества. Мы рассматриваем нашу работу как попытку найти ответы на эти вопросы. Глава 1. Генезис правового нигилизма в России 1.1. Исторические истоки правового нигилизма в русском обществе Русский философ В.С. Соловьев считал несомненным историческим фактом призвание нашими предками варягов на княжение, называя это событие благородным и мудрым актом национального самоотречения, благодаря которому под руководством скандинавских князей было создано русское государство1. Если верить летописи Нестора «Повесть временных лет», то в те дни скандинавам, призванным для выполнения властных функций на русской земле, были сказаны нашими предками следующие достопамятные слова: «Земля наша велика и обильна, а порядка в ней нет, приходите княжить и владеть нами». Н. Бердяев сомневался в достоверности рассказа летописца Нестора и называл повествование о приглашении варягов-иностранцев на княжение занимательной легендой. Философ придавал ей большое значение, указывая, что она лежит в основе русской истории2. Отечественные и зарубежные мыслители давно спорят по поводу действительности изложенных в летописи фактов. Против теории норманизма выступал М.В. Ломоносов, доказывая ее научную несостоятельность. Идейную борьбу с ней вели В.Г. Белинский, А.И. Герцен, Н.Г. Чернышевский и др. Пожалуй, с уверенностью можно утверждать лишь одно: с того времени минуло более тысячи лет, а с порядком на наших великих и обильных землях все так же проблематично. Бердяев утверждает в «Судьбе России», что никакая философия истории, славянофильская или западническая, не разгадала еще тайну русской истории и русской души: почему самый безгосударственный и анархический народ создал такую мощную государственную бюрократию, «почему свободный духом народ как будто бы не хочет свободной жизни?»1. По его мнению, это тайна связана с антиномичностью всего русского бытия, с особенным соотношением женского и мужского начала в русском народном характере. Русский философ убежден, что в России тезис оборачивается антитезисом, бюрократическая государственность рождается из анархизма, а рабство проистекает из свободы. Эту антиномичность можно проследить в России во всем, в том числе и в истории развития правовой сферы общества. На наш взгляд, ход российской истории во многом определяют две антагонистические тенденции общественного развития, которые присущи любому социуму: гуманистическая и авторитарная. Наличие гуманистической направленности позволило Бердяеву говорить о России как о стране безграничной свободы духа и искания Божьей правды, в которой нет пошлого западного мещанства, вызывающего чувства отвращения у русских людей. Русская душа «сгорает в пламенном искании правды», поглощенная решением вопросов о смысле жизни и печалясь о горе и страданиях народа и всего мира. Наличие же авторитарной направленности развития общественной жизни дает право Бердяеву характеризовать Россию как страну неслыханного сервилизма и жуткой покорности, лишенной сознания прав личности и не защищающей достоинства человека, где чиновники никогда не переступают пределов замкнутого и мертвого бюрократического царства. Бердяев эти две взаимоисключающие тенденции называл ангельской и звериной. «Святая Русь имела всегда обратной своей стороной Русь звериную. Россия как бы всегда хотела лишь ангельского и зверского и недостаточно раскрывала в себе человеческое. Ангельская святость и звериная низость – вот вечные колебания русского народа…»2. Особенно заметны гуманистическая и авторитарная тенденции в правовой сфере российской общественной жизни. Основное свойство авторитарного права – это узаконенное требование полного подчинения силам, находящимся за пределами личности (государству, религиозной организации, партии, общине, роду и т.п.), когда индивид теряет свою независимость и цельность, становясь безропотным «винтиком» иерархического социального механизма. Здесь правомерным признается только такое поведение, которое основывается на безоговорочном повиновении сильной власти, даже если при этом нарушаются декларированные этой же властью правовые нормы. В результате подчинения авторитарному праву человек, потеряв свободу выбора, получает свои «тридцать серебряников» – обретает чувство защищенности, становясь как бы частью могущественной силы. Ему начинает казаться, что он преодолел свое одиночество и ограниченность. Но это мнимое чувство, поскольку индивид, признавая себя бессильным и незначительным, получает к себе соответствующее отношение со стороны этой силы. Неповиновение же авторитарной власти рассматривается ею как преступление, за которое следует наказание. «Звериная Русь» проявляет в этом акте всю свою низость и ущербность. Авторитарное право требует от людей полного презрения к себе и подчинения ума, который должен быть достаточно скудным для этого. Оно пытается так регламентировать социальные отношения, чтобы властная элита воспринималась как символ верховной силы, внушающей всем благоговение и собственное бессилие. На протяжении веков авторитарное право было по сути частью идеологической надстройки российского общества. Такую идеологию Э. Фромм называл светской авторитарной религией, характеризуя ее весьма негативно. В ней «жизнь индивида считается незначительной, и достоинство человека полагают как раз в отрицании его достоинства и силы. Часто авторитарная религия постулирует абстрактный и далекий идеал, почти не имеющий связи с реальной жизнью реальных людей. Ради таких идеалов, как «жизнь после смерти» или «будущее человечества», можно пожертвовать жизнью и счастьем людей, живущих здесь и теперь; полагаемые цели оправдывают любые средства и становятся символами, во имя которых религиозные или светские «элиты» распоряжаются жизнью других людей»1. Гуманистическое право выступает антитезисом авторитарного, поскольку ее краеугольным камнем являются естественные права и свободы человека. Своим символом оно избрало самовластие человека, а не власть над ним чуждых ему сил. Гуманистическое право направлено на создание условий для раскрепощения духовных и физических сил индивида. В качестве его основного лозунга выступает призыв к свободе, равенству и братству. Оно исходит из того, что каждый человек должен давать адекватную оценку властвующей элите, слепое поклонение которой означает саморазрушение личности и ее достойного правового статуса. Гуманистическое право является производным от гуманистической идеологии, которая видит цель человека в достижении «величайшей силы, а не величайшего бессилия; добродетель – в самореализации, а не в послушании»2. Оно не отделимо от общечеловеческих нравственных принципов. Наказание для него есть нечто второстепенное, поскольку оно рассматривается не как возмездие, а всего лишь как один из путей исправления. Вина возлагается не только на человека, преступившего нормы естественного права, но и на общество, которое допустило его нравственную деградацию. На наш взгляд, из-за наличия двух антагонистических тенденций в развитии правовой сферы российского общества необходимо различать два соответствующих направления в генезисе правового нигилизма – гуманистическое и авторитарное. Гуманистический нигилизм отрицает принципы и нормы авторитарного права. Авторитарный нигилизм отвергает естественные права и свободы человека. Нашей концепции генезиса правового нигилизма близка позиция В.Н. Пристенского, который выделяет два противоположных типа правопонимания, отражающих базисную ориентацию принципов социального устройства либо на некое сверхиндивидуальное целое, либо на индивида1. При первом типе субстанция права усматривается в сверхиндивидуальном начале (божественной воле, государстве и т.п.), когда оно задает индивиду норму поведения, реализуемую в законе. Право понимается здесь как инструмент принуждения к послушанию власти, выражающее лишь абсолютный государственный интерес. При втором типе идея права формируется исходя из принципа свободной автономии личности, когда право становится формой реализации свободы индивида. На наш взгляд, В.Н. Пристенский сильно сужает социальную базу правового нигилизма, утверждая, что он возникает только в рамках второго типа правопонимания. Раннее право, которое принято называть обычным, поскольку в нем закреплялась совокупность неписаных правил поведения (обычаев), в результате их неоднократного традиционного применения, было гуманистическим. Для русского народа на ранних ступенях развития право было не способом создания и применения законов с целью установления вины и вынесения приговора, не орудием для разъединения людей, а скорее средством, соединяющим людей, инструментом их примирения в случае возникновения конфликта. Первоначально право воспринималось прежде всего как процесс посредничества, способ коммуникации, а не как процесс принятия законов и вынесения судебных решений. Основная функция древнерусского народного права – это достижение социальной гармонии, а не легитимизация эксплуатации и угнетения тех или иных слоев населения. Представляет интерес оценка европейского древнего народного права в его сравнении с восточной правовой традицией, сделанная Г. Дж. Берманом. Он пишет, что «у древнего народного права Европы много общего с восточной правовой традицией. В китайской традиции и в традициях других народов, испытавших сильное влияние буддизма и конфуцианства, считается, что порядок в обществе достигается не тем, что права и обязанности распределяются через систему общих норм, но скорее тем, что между семьями внутри феодальных образований и между семьями и феодальными образованиями внутри территориального сообщества под властью императора поддерживаются правильные отношения. Социальная гармония важнее, чем «воздаяние каждому по заслугам». Ведь «каждый» не воспринимался как существо независимое, в отрыве от общества или всей вселенной, «каждый» был лишь составной частью системы общественных отношений, подчиненной Небесному Началу»1. В связи с генезисом русской государственности природа права меняется. Принуждение становится основным принципом русского права. В «Философии права» Гегель отмечает, что «герои, основывавшие государства, создававшие семью и вводившие земледелие, совершали это, разумеется, не как их признанное право, и эти действия являют себя еще как их особенная воля, но в качестве высшего права идеи по отношению к естественному состоянию это принуждение, совершаемое героями, есть правовое принуждение, ибо немного можно достигнуть добром против власти природы»2. Вообще Гегель не питает никаких иллюзий по отношению к государству, утверждая, что защита и обеспечение жизни и собственности индивидов в качестве единичных не есть необходимо его субстанциональная сущность, наоборот, «государство есть то наивысшее, которое притязает на саму эту жизнь и собственность и требует, чтобы они были принесены в жертву»3. В процессе перехода от обычного права к феодальному гуманистическая тенденция формирования общественных отношений постепенно начинает уступать авторитарной силе. Этот процесс нашел свое отражение в развитии законодательных актов. Так, в «Русской правде» еще присутствуют гуманистические свойства обычного права: в ней не предусматривается в качестве кары тюремное заключение, пытки и смертная казнь, и основным видом наказания выступает денежный штраф; кровная месть была отменена (в поздних вариантах «Русской правды»); высшей мерой наказания был поток и разорение (продажа в рабство и конфискация имущества в пользу князя), которое применялось всего лишь за четыре вида преступления (конокрадство, поджог, убийство разбоем и злостное банкротство); предусматривалось наказание также и за моральный ущерб, например, за вырывание усов или бороды, за что взыскивался большой штраф (12 гривен серебра). В качестве антитезиса гуманистической направленности развития права в «Русской правде» прослеживается сильная авторитарная тенденция. В системе наказаний получили ясное выражение принципы права привилегии и соблюдения социальной иерархии в наложении наказаний. Высокими денежными штрафами феодальная верхушка старалась внушить народу страх перед невозможностью его уплаты. Убийство господином собственного холопа не считалось преступлением. Вообще, за убийство холопа никакого наказания не полагалась, только его хозяину уплачивалось денежное возмещение. В то же время штраф за убийство княжеского слуги был настолько велик (80 гривен), что уплатить его силами одного крестьянского хозяйства было невозможно (80 гривен равнялись стоимости 23 кобылиц, или 40 коров, или 400 баранов). В Восточной Европе, в том числе и в России, система феодов в западноевропейском варианте как таковая не существовала. Вознаграждение землей имело место, но в него вкладывался совсем иной смысл, чем на Западе, и соответственно отношения между царем и его подданными складывались по-другому. В Русском государстве властная вертикаль была выстроена гораздо более жестче, а парцелляция власти была менее заметной. В то же время в военно-социальных отношениях царя и подданных отсутствовала взаимная договоренность. Сила и властность были прерогативой монарха, подданные же были связаны обязанностью безусловного подчинения. После периода ожесточенной борьбы с «боярской смутой» русским царям удалось централизовать ресурсы и политическую власть. При этом установилась такая система вознаграждения землей, при которой обладать ею могли только те, кто находился на государственной службе. При авторитарных отношениях государственная власть стоит гораздо выше общества, что обусловливает грубое попрание естественных прав и свобод человека. В таком государстве существует жесткая социально-экономическая иерархия, одним из самых распространенных вариантов которой является местничество (наместничество), когда сюзерен дает своему вассалу в полное подчинение «удел» с практически неограниченной властью в нем. Вассал сам кормится с этого удела, выжимая из населения огромное количество налогов и поборов, и отдает оговоренную часть доходов сюзерену. Такая система является стержневой для феодального государства и распространяется практически на весь государственный управленческий аппарат. В Русском государстве вплоть до семнадцатого века узаконенной нормой для должностных лиц (писарей, дьяков и пр.) было так называемое «кормление от дел», т.е. государственные чиновники были переведены на хозрасчетные отношения с просителями. Борьба с такой системой, после ее отмены, началась Петром I, но полностью не могла быть успешной из-за того, что власть по-прежнему стояла выше общества. В русском обществе фактор доминирования государственного аппарата приводил к дальнейшему усилению авторитарной тенденции в социальной жизни, что вызывало протест у широких слоев населения. Историческим условием, способствовавшим развитию авторитарной тенденции в социально-правовых отношениях, было влияние византийской культуры на формирование русской государственности. В Древнерусском государстве, кроме собственных правовых источников, применялись сборники византийских церковных правил и законов, определяющих взаимоотношения церкви с государством и человеком. После принятия Киевской Русью христианства духовенство стремилось в своей деятельности проводить, основные принципы византийского феодального права, в котором фиксировались нормы, закрепляющие деспотический характер социальных отношений. О влиянии византийской культуры на развитие социальных отношений в русском обществе задумывались многие мыслители. На византизм как на качество, присущее жизни русского общества, обратил внимание еще П.Я. Чаадаев, расценивший его как главное препятствие на пути исторического прогресса русского общества. Византизм впитал в себя парадигмы восточного христианства, иудейский мессианизм и римскую идею мирового господства. К.Н. Леонтьев считал, что усложнение элементов, составляющих общество, требует особой деспотической интеграции. Деспотический принцип общественной жизни он называл принципом «византизма». Философ отмечал, что «византийский дух, византийские начала и влияния, как сложная ткань нервной системы, проникает насквозь весь великорусский общественный организм»1. Более подробно содержание принципа византизма, т.е. совокупности принудительных начал в общественной жизни, характеризовались им в государственном отношении – как самодержавие, в религиозном – как истинно православное христианство византийского типа, в нравственном – как отрешение от идей обретения земного благополучия, земного счастья. К византийским началам он относил также, в той или иной степени, – неравенство, иерархию, строгую дисциплину, смирение и послушание. По мнению К.Н. Леонтьева, именно на фундаменте из этих начал возможно создание истинно прочных и «красивых» общественных и жизненных форм. Кроме «византизма», фактором, способствующим усилению авторитарной тенденции в русской общественной жизни, по мнению многих мыслителей, была зависимость от Орды. С карамзинских времен азиатский способ властвования и рабскую покорность народа связывали с монгольским нашествием. В первой половине XIII в. после разгрома монголами русские княжества попали в положение данников. В результате Московским княжеством были восприняты многие черты восточной деспотии в различных областях государственного строительства: в сфере административного управления, в системе и порядке налогообложения, формирования ямской транспортной службы, организации войска и финансово-казенного ведомства и т.д. Так как русские князья стали «служебниками» ханов, то они впитали в себя дух монгольской империи – абсолютное послушание подданных и неограниченную власть правителей. И если к этому добавить, что в ходе монгольского завоевания Руси была истреблена основная часть феодалов-землевладельцев, то монгольский дух в сочетании с зависимостью от князя слоя холопов-подданных и определил во многом деспотический путь развития Московского государства. Но, как говорится, не бывает худа без добра. По мнению В.С. Соловьева, впервые русский народ узнал себя, только «подпавши под власть монголов», после чего завершил процесс становления России как христианского общества-государства. Это потребовало таких исторических испытаний (внешних и внутренних), в которых каждый из его элементов (народ, государство, религия) и сама их связь в целостность доказали свою жизненность, действенность и самостоятельность. Думается, что отчасти можно согласиться с одним из основоположников евразийства П.Н. Савицким, который сделал шокирующий общественное мнение вывод: «без татарщины» не было бы России». Но, пожалуй, с одним существенным уточнением: «без татарщины» не было бы именно такой России – страны рабов, страны господ, какой она остается во многом и в XXI веке. Шведский ученый Эрик Аннерс, проанализировав большое количество исторических документов, сделал вывод, что «уровень права Древнерусского государства в целом соответствовал уровню правового развития Англии и Скандинавии того времени. То, что этот правопорядок оказался в застое, в основном объясняется разрушительным влиянием татарского ига на русское общество»1. В период монголо-татарского нашествия и ига формируется авторитарный тип отношений между сословиями, стоявшими на верхних ступенях социальной пирамиды, и княжеской властью. Если в Киевской Руси постепенно складывались социальные связи, близкие к отношениям вассальной зависимости дружины, а затем и бояр от княжеской власти и при этом формировались некие нормы, существование которых гарантировало вассалам поддержание определенной независимости от князя, то в XIII-XIV вв. на Руси побеждает подданничество, не оставившее и следа от прежних вольностей и относительной независимости знати, а также и городов. Еще на один исторический фактор, способствующий развитию деспотизма в русском обществе, указывает К. Маркс. В рукописных «Набросках ответа на письмо В.И. Засулич» он объясняет возникновение деспотизма в России локализованным микрокосмом земледельческих общин, т.е. их изолированностью, отсутствием связи между жизнью одной общины и жизнью других. Маркс пишет, что «этот локализованный микрокосм…, который повсюду, где он встречается, воздвиг над общинами более или менее централизованный деспотизм»1. По его мнению, это свойство русской общины объясняется обширным протяжением территории и политическими судьбами, пережитыми Россией со времен монгольского нашествия. Действительно, «разобщенность» общин, несмотря на то, что в основе их жизнеустройства преобладали гуманистические принципы, была фактором, способствующим развитию авторитарных сил. Хотя в целом общинный уклад русского народа не подавлял личность, лишь упорядочивая ее внутренние установки, приводя их в соответствие с принятыми в общине. В этой связи К.С. Аксаков подчеркивает значение хорового начала у русского народа, что отличает его от западных людей: «Личность в русской общине не подавлена, но только лишена своего буйства, эгоизма, исключительности... Свобода в ней, как в хоре»2. Во второй половине XIV в. в северо-восточной Руси усилилась тенденция к объединению земель. Центром объединения стало Московское княжество, в котором интенсивно развивалась система поместных отношений: дворяне получали землю от великого князя за службу и на срок службы. Это ставило их в зависимость от князя и укрепляло его власть. Говоря о «централизации» следует иметь в виду два процесса: объединение русских земель вокруг нового центра – Москвы и создание централизованного бюрократического аппарата государственной власти. Изменилась структура сюзеренно-вассальных отношений: бывшие великие князья сами становятся вассалами московского великого князя, складывается сложная иерархия феодальных чинов. В этот период более четко формируется принцип местничества, связывающий возможности занятия государственных должностей с происхождением кандидата, его родовитостью. Централизация привела к существенным изменениям в государственном аппарате и государственной идеологии. Великий князь стал называться царем по аналогии с византийским императором. Русское государство приняло от Византии атрибуты православной державы, государственную и религиозную символику. Заслуживает внимания оценка известного советского историка А.А. Зимина социальных отношений на Руси во второй четверти ХV века, когда к власти пришла семья великого князя Василия II: «Вот уж появились и льстецы, возводящие власть самодержца к Августу-кесарю, а то и к самому Вседержителю. Вот уже и наследники Орды лишены «выходов» – их собирают теперь в свою казну великие князья. Набеги воинственных соседей постепенно прекращаются. Страна вроде бы благоденствует. Каждый при своем деле. Мужик пашет. Купец торгует. Барин воюет и управляет. Появились иноземные гости и послы, дивящиеся, откуда взялась такая мощная держава. И плата ведь, которую весь народ (и господа, и слуги) заплатил за царство благоденствия, невелика – всего только утеряна свобода… Да помилуйте, нужна ли она вообще? И была ли она когда-нибудь на Святой Руси? Может быть, и не было, но градус несвободы повысился»1. Историки выделяют обычно следующие три особенности процесса русской государственной централизации: во-первых, византийское и восточное влияние обусловили сильные деспотические тенденции в структуре и политике власти; во-вторых, основной опорой самодержавной власти стал не союз городов с дворянством, а поместное дворянство; в-третьих, централизация сопровождалась закрепощением крестьянства и усилением сословной дифференциации. Несомненно, что все три особенности способствовали развитию авторитарной тенденции развития русского общества. Формирование российского права шло замедленными темпами ввиду доминирования авторитарной тенденции, которой также способствовал географический фактор – необъятные просторы нашей страны. Бердяев пишет, что «огромные пространства легко давались русскому народу, но нелегко давалась ему организация этих пространств в величайшее в мире государство, поддержание и охранение порядка в нем. На это ушла большая часть сил русского народа»2. Образование единого Русского государства явилось первым крупным этапом на пути всеобщего закрепощения крестьянства в общегосударственном масштабе. Судебник 1497 г. введением Юрьева дня юридически оформил этот процесс. Поэтому оформление русской государственности сопровождалось усилением социального протеста населения, который выражался в различных формах: в бегстве зависимых крестьян от своих господ, в убийстве отдельных владельцев и их тиунов, в нападении на усадьбы помещиков, в массовых крестьянских бунтах и т.д. Государственная власть XV-XVI вв. была вынуждена постоянно усиливать уголовную репрессию, перестраивать органы суда и форму процесса. В этот период широкое применение получила смертная казнь. Она полагалась убийцам, церковному татю, назначалась за повторную кражу, ябедничество, фальшивомонетничество, подделку документов и т.д. Смертная казнь осуществлялась публично и имела цель устрашения, часто при казни присутствовал и царь. Эта жестокая мера наказания осуществлялась через повешение, отсечение головы, утопление, четвертование. Подозреваемых в отравлении заставляли выпить яд. Происходит значительный рост количества преступлений, за которые предусматривается наказание в виде смертной казни. Если в Псковской судной грамоте смертная казнь назначается за пять составов преступлений, то по Судебнику 1497 г. – в 12 случаях, а по Уложению 1649 года – в 36, а за счет расширения жестоких и нещадных наказаний – в 60.Тюремное заключение было введено Судебником 1550 г., но в них не ограничивался четко срок пребывания в тюрьме. Так, в ст. 55 записано: «Тать будет находиться в тюрьме до тех пор, доколе по нем порука будет». Такая неопределенность предполагала пожизненное заключение. В «Судьбе России» Бердяев, исходя из своего тезиса об антиномичности русской истории и быта, пишет о том, что, если с одной стороны, русский народ – самый аполитичный народ, никогда не умевший устраивать свою землю, и все подлинно русские мыслители были безгосударственниками и своеобразными анархистами; то, с другой, – наш народ создал могущественнейшее государство и самую бюрократическую страну в мире, которая превращает всех и вся в свое орудие. «Почти не оставалось сил у русского народа для свободной творческой жизни, вся кровь шла на укрепление и защиту государства. Классы и сословия были слабо развиты и не играли той роли, какую играли в истории западных стран. Личность была придавлена огромными размерами государства, предъявлявшего непосильные требования, бюрократия развилась до размеров чудовищных»1. Государственное овладение необъятными пространствами сопровождалось страшной бюрократической централизацией, когда жизнь русского человека была полностью подчинена государственному интересу и подавлением гуманистической направленности развития общества. Авторитарно-бюрократический характер социальных отношений порождал негативную реакцию русского народа на сложившуюся политико-юридическую систему, которая проявлялась во все возрастающем количестве правонарушений, в том числе и в форме государственных преступлений. Это привело к изменению цели уголовного наказания и установлению его более жестоких видов. Целью наказаний становятся не только отмщение со стороны пострадавшего и возмещение нанесенного ему убытка, но устрашение и предупреждение будущих преступлений. Именно для устрашения населения казни стали все чаще совершаться открыто, при массовом стечении народа, который сгонялся должностными лицами на место казни. С особой жестокостью подвергались наказанию люди, совершавшие государственные преступления. Так, исключительное впечатление на население произвела казнь, учиненная великим князем Василием II над участниками заговора серпуховских детей боярских и дворян, которых князь повелел «казнити, бити, мучити и конми волочити по всему граду и по всем торгам, а последи повеле им главы отсещи; множество же народа, видяще сиа, от бояр и от купец великих и от священников и от простых людей во мнозе быша ужасе и удивлении… яко николи же таковая ни слышаша, ниже видеша в русских князех бываемо»1. Но то, что русские люди ранее не видели, стало повторяться в более ужасающих масштабах. Так, в 1607 г. по велению Василия Шуйского было утоплено 4000 восставших. Их ставили в ряд, ударяли дубиной по голове, а тела опускали под лед в Яузу2. Но ужесточение наказания, вызванного усилением авторитарной направленности развития общественной жизни, приводило лишь к дальнейшему развитию отрицательного отношения русского человека к закону, что приводило к новому витку усиления карательных мер. А.И. Герцен был убежден, что усиление авторитарной власти московских царей происходило за счет подавления свободы народа. По его мнению, в Древней Руси дух общинного строя пронизывал все области народной жизни: «Каждый город, на свой лад, представлял собой общину; в нем собирались общие сходы, решавшие большинством голосов очередные вопросы; меньшинство либо соглашалось с большинством, либо, не подчиняясь, вступало с ним в борьбу; зачастую оно покидало город; бывали даже случаи, когда оно совершенно истреблялось... Княжеская власть, при наличии судилищ, составленных из выборных судей, творивших правосудие устно и по внутреннему убеждению перед лицом свободных сходов в городах, и к тому же лишенная постоянной армии, не могла укрепляться»1. Исследуя ход образования централизованного государства в России, Герцен приходит к выводу, что московский абсолютизм не был единственным путем развития России: «В ХV и даже в начале ХVI века развитие событий в России отличалось еще такой нерешительностью, что оставалось неясным, который из двух принципов, определяющих жизнь народную и жизнь политическую в стране, возьмет верх: князь или община, Москва или Новгород». Герцен считал, что гораздо более предпочтительным для России был бы новгородский путь развития, дающий определенные свободы народу. Ведь «Новгород всегда ставил права общины выше прав князя»2. Он допускал возможность того, что централизация смогла бы осуществиться на основе развития общинных учреждений, отражающих в целом гуманистическую тенденцию. Россия пошла по московскому пути, стала сильной и великой, но ценой этого стала свобода: «Москва спасла Россию, задушив все, что было свободного в русской жизни»1. У авторитарного пути развития русского государства была альтернатива. После тщательного анализа исторического материала Н.Е. Носов пришел к такому же выводу в своей работе «Становление сословно-представительных учреждений в России», что и Герцен. Носов пишет о том, что в конце ХV – первой половине ХVI в. в России была борьба двух тенденций развития страны. Стоял вопрос о выборе одной из следующих альтернатив: предбуржуазный путь свободного развития, на который вступил Север с его соледобывающей промышленностью, или путь крепостничества. Авторитарной и монашествующей Москве противостояла северная вольница промысловых людей (солеваров, охотников, рыболовов) и свободных крестьян. В результате борьбы Москвы с Галичем, Вяткой и Устюгом Галич потерял свободу, что повлекло за собой падение Твери и Новгорода, а затем и кровавое зарево опричнины2. Одну из особенностей формирования русского позитивного права подметил еще ученый-правовед С. Е. Десницкий в своей речи «Слово о прямом и ближайшем способе к научению юриспруденции», произнесенной в Московском университете 30 июня 1768 |
Похожие:
 |
Работы— «Правовой нигилизм и пути его преодоления». Этот вопрос был... Проблема распространения правового нигилизма в Российской Федерации и пути борьбы с ним |
 |
Монография может быть использована в научной деятельности социологической... Сфера социально-культурного сервиса: теоретические аспекты изучения: монография / Коллектив авторов – спб.: Изд-во спбгусэ, 2012.... |
|
Русско-корейские дипломатические отношения Монография посвящена русско-корейским диплома-тическим отношениям в 1884 1904 гг. Рассматриваются содержание этих отношений, вехи... |
|
Методические рекомендации по исполнению запросов социально-правового... Приведены конкретные примеры оформления архивных справок по наиболее сложным и часто встречающимся запросам граждан |
|
Методические рекомендации по исполнению запросов социально-правового... Приведены конкретные примеры оформления архивных справок по наиболее сложным и часто встречающимся запросам граждан |
|
В. А. Проскурнин Перспективы образования Нового Университета как надинституциальной Инстанции Природы Всего, сущностно сродственной Миру Духа, а также Церкви. Концепция задает... |
|
Афонин И. Д., Смирнов В. А. Социально-трудовые отношения: сущность... М23 Мумладзе Р. Г., Афонин И. Д., Смирнов В. А. Социально-трудовые отношения: сущность и реализация в процессе управленческой деятельности:... |
|
1. Понятие гражданско-правового договора, его значение, принципы... Аннотация к учебно-методическому комплексу дисциплины "Особенности составления гражданско-правовых договоров" |
|
О проведении областного очно-заочного смотра-конкурса уголков живой... Конкурс) проводится ежегодно в целях повышения значимости организованного экологического пространства (уголок живой природы, мини-музей... |
|
Приглашаем Вас принять участие в Научно-практической конференции... «Школа В. М. Бехтерева: от истоков до современности», посвященной 160-летию со дня рождения Владимира Михайловича Бехтерева и 110-летию... |
|
Инструкция по технике безопасности при работе в школьном уголке живой природы Деятельность Уголка живой природы направлена на изучение природы, Сбор, обработка и распространение обширной экологической информации,... |
|
Отраслевой отчет по безопасности за 2001 год Департамента нормативно-правового обеспечения и регулирования форм собственности |
|
Российский и зарубежный опыт систематизации законодательства о спорте Монография Соловьев А. А. Российский и зарубежный опыт систематизации законодательства о спорте: Монография / Комиссия по спортивному праву... |
|
Российский и зарубежный опыт систематизации законодательства о спорте Монография Соловьев А. А. Российский и зарубежный опыт систематизации законодательства о спорте: Монография / Комиссия по спортивному праву... |
|
Конспект лекций по учебной дисциплине «Правовое регулирование внешнеэкономической... Целью регулирования является стабилизация и приспособление внешнеэкономического комплекса страны к изменившимся условиям мрт, мирового... |
|
В IX-XX веках Власов В. И., Гончаров Н. Ф. Организация розыска преступников в России в IX-XX веках (историко-правовое исследование): Монография.... |