На трассе северного полюса эаписки полярника
|
Скачать 3.06 Mb.
|
|
н. лях НА ТРАССЕ СЕВЕРНОГО ПОЛЮСА ЭАПИСКИ ПОЛЯРНИКА ДАЛЬНЕВОСТОЧНОЕ КНИЖНОЕ ИЗДАТЕЛЬСТВО ВЛАДИВОСТОК 1970 Автор провел много зим в далекой Арктике. Первое его знакомство с Крайним Севером началось осенью 1934 года, когда он высадил-ся со своими товарищами на побережье Большого Ляховского острова. Это было в годы освоения Северного морского пути. О первых зимовщиках полярной станции рассказывает эта книга.  ПУТЕВКА НА СЕВЕР  МИР В РАССКАЗАХ Крайний Север привлекал меня всегда. С детства. А почему—и сейчас, пожалуй, не сумею объяснить. Прямого повода, во всяком случае, не было никакого, если не считать двух-трех иллюстраций из школьной хрестоматии «Мир в рассказах для детей». До сих пор помню захватанные ребячьими пальцами страницы, крупные заголовки, четкий шрифт с твердыми знаками и ятями и, самое главное, иллюстрации. Особенно нравились мне картинки, рисующие жизнь и быт самоедов, как называли тогда ненцев. На одной из них были изображены легкие чумы и стадо оленей около них, на другой — собачьи упряжки, за которыми причудливо полыхало северное сияние. Третья — представляла собой унылый морской пейзаж с громадным айсбергом на заднем плане. На переднем плане, загроможденном мелкими льдинами, вырисовывалась непомерно большая голова белого медведя, утлый челн и на нем самоед, замахнувшийся на хищника копьем. Картина довольно грустная и, как я убедился впослед- ствии, совсем неправдоподобная. Но тогда этот суровый пейзаж покорил меня. Я просто бредил Севером. Впрочем, тянуло меня и в другие уголки земного шара — иллюстраций в хрестоматии было много. Подогревали страсть к путешествиям и рассказы деда Иллариона Максимовича. Человек недюжинной силы и характера, напоминавший мне некрасовского Савелия — богатыря сермяжного, Илларион Максимович еще в семидесятых годах прошлого столетия с небольшой группой таких -же бедняков, как и сам, навсегда покинул родную Чернигов-щину, бежал от вечного безземелья и помещичьего произвола на вольные земли Дальнего Востока. Железной дороги через Сибирь тогда еще не было, и переселенцы двинулись кружным, морским путем — через Одессу. Старинное неказистое судно пересекло Черное, Мраморное, Средиземное моря, Индийский и Тихий океаны. Перед глазами притихших украинцев неторопливо проплыли каменистые берега Греции, раскаленные пески Аравийской пустыни, Бомбей, Сингапур, Шанхай... И почти все увиденное прочно улеглось в памяти деда. Правда, в его пересказе меткие наблюдения иногда наивно переплетались с фантастическими рассуждениями о черных людях, охраняющих входы в рай, но это нисколько не лишало рассказы деда их занимательности. Еще охотнее повествовал Илларион Максимович о своей Черниговщине. Соберутся погожим летним вечером пять-шесть стариков из тех, кто еще помнил родные места, рассядутся на завалинке и поведут степенную беседу о былом. Вспомнят благодатное южное небо, неоглядные степи, широкий Днипро... Вспомнят хлебородные украинские нивы, тенистые сады. Правда, и те и другие находились обычно в руках помещика или немца-колониста, и разговор чаще всего начинался так: — Ось, бувало, у нас в России у пана... У старых переселенцев слово «Россия» отождествлялось с понятием «родина». Мы, молодые ребята, для которых Россией в таком понимании была уссурийская тайга, слушали стариков, прикусив языки. Но многое в рассказах казалось нам странным. Зачем, к примеру, жалеть о грушах или вишнях, когда здесь они растут прямо в тайге? Чем привлекали стариков степи, ровные, как стол, когда у нас кругом такая красота: сопки, девственный лес?.. Село Угловое, которое облюбовали наши деды, было расположено и в самом деле очень красиво, на берегу Уссурийского залива. За поскотиной сразу же начинались сопки и почти нетронутая тайга, где вековые кедры, ели, бархат перемежались с кряжистыми дубами, ясенем, липой, где под их густыми кронами теснились черемуха, рябина, орешник... И все это было сплетено дальневосточными лианами, диким виноградом, китайским лимонником, актинидией. Там и сям преграждало путь колючее чертово дерево. По утрам до села долетал рев изюбров, а дикие свиньи и козы выходили прямо к нашим огородам. В окрестностях водились пятнистые и северные олени, соболь, белка. Километрах в пяти от Углового, за Соловейцевым ключом, начиналась Тигровая падь. Немудрено, что сельским хозяйством угловчане почти не занимались — оно здесь было невыгодно. Многие промышляли охотой, возили лес и сено во Владивосток, на соседние шахты, на фанерный завод, уходили на строительство Владивостокской крепости и железной дороги или же в море на рыбный промысел. Рассказы бывалых людей тоже раскрывали передо мной мир — беспредельный в своих просторах, волнующий и пока не очень понятный. Добрую половину населения Углового составляли так называемые сахалинцы — люди, отбывшие многолетнюю островную каторгу и навсегда поселившиеся в наших краях. Это были люди со сложным жизненным путем, разгульные и бесшабашные. Хлебопашеством они, понятно, и вовсе не занимались, предпочитая извоз, охоту, рыбалку. Сахалинцам тоже было о чем рассказать любознательным ребятам. И лишь о Крайнем Севере никто в Угловом не мог сказать больше того, что сказали первые книги. И, может быть, именно поэтому интерес к Заполярью у меня с каждым годом разгорался. Во сне я то поджидал в укрытии неповоротливых тюленей, то сражал метким выстрелом гигантского медведя, то мчался на оленях по дикой тундре или торопил собачью упряжку, пробираясь к далекому полюсу... А наяву я все свободное время отдавал охоте. Сначала с отцом стрелял уток, фазанов, гусей, позднее с дядьями ходил на зверя, а то и один забирался с винтовкой в тайгу, в Тигровую падь (только с тиграми, к моему крайнему тогда огорчению, ни разу не встретился). Однако знакомство с миром по книгам, рассказам и охотничьим походам продолжалось недолго. Мне не было и пятнадцати лет, когда пришлось выехать во Владивосток и начать самостоятельную жизнь. Здесь, кстати, и столкнулся я с людьми, знавшими Север «в лицо». В то время отец мой работал кочегаром на пароходе «Симбирск», совершавшем регулярные рейсы в Шанхай, Нагасаки и другие заграничные порты. Понятно, что прежде всего я сблизился с моряками. Среди них было немало матросов с «Индигирки» и «Колымы», не раз ходивших в Чукотское море. Но многого от них узнать не удалось. Во Владивосток я попал в самое тяжелое время: видел высадку первого японского десанта, в апреле 1918 года, был свидетелем чехословацкого мятежа и вторжения новых армий оккупантов из Канады, Соединенных Штатов, Англии, Франции. Бесчинствовали интервенты и белогвардейцы, свистели плети и шомпола карателей, горели подожженные избы. В моем родном селе Угловом белые расстреляли крестьянина Г. Бакарася, выпороли А. Откилыча... А большое село Ивановку сожгли дотла японцы. Рабочие и крестьяне Приморья взялись за оружие. Горняки Тетюхе и шахтеры Сучана начали создавать партизанские отряды. Потянулись в тайгу и крестьяне. Движение ширилось с каждым днем. Недалеко от нашего села, под Кролевцом, партизаны вступили в бой с отрядом карателей из Америки. Мог ли я в таких условиях оставаться во Владивостоке? Конечно, нет. И при первой же возможности ушел в сопки к партизанам. Началась боевая жизнь. Вместе с партизанскими отрядами я прошел уссурийскую тайгу от Владивостока до Хабаровска, а оттуда через Амурскую область попал на Забайкальский фронт, где разгорелись жестокие бои с японскими интервентами и их ставленниками — атаманом Семеновым и бароном Унгерном. В этих боях мы, молодые партизаны, прошли прекрасную жизненную школу. Нашими учителями и воспи- тателями были большевики — командиры, комиссары и рядовые партизаны — бывшие шахтеры, приискатели, охотники и солдаты, возвратившиеся с фронтов первой мировой войны. Здесь же, в партизанских полках, завязывались первые интернациональные связи с партизанами — мадьярами, поляками, чехами, латышами. Мир раскрывался передо мной не только в рассказах. ПУТЕВКА НА СЕВЕР И вот позади боевые походы, задушевные беседы у костров в уссурийской тайге, в степях Забайкалья. Я вернулся в родное село. Но отдохнуть не удалось. После очередной, и теперь уже последней, провокационной вылазки белогвардейцев, снова захвативших Владивосток и линию железной дороги до Хабаровска, нам, вчерашним партизанам, пришлось уйти в подполье и начать борьбу другим оружием. С этими днями у меня связано и самое большое событие в моей жизни — под кличкой Гуран я вступил в члены подпольной большевистской организации. Позднее я узнал, что под такой же кличкой работал в подполье и Сергей Лазо. Совпадение это было не случайным: Сергей Георгиевич попал во Владивосток из Забайкалья, где он командовал частями Красной гвардии, я тоже вернулся домой из Забайкалья, где действовал наш партизанский отряд, а там, в Забайкалье, все местные казаки носили почему-то это прозвище — гураны. Заключительным этапом тех дней была одиночная камера во Владивостокской областной тюрьме, из которой нас освободил восставший народ в октябре 1922 года, в канун занятия города регулярными частями Красной Армии. А дальше — борьба с бандитизмом, участие в восстановлении народного хозяйства, напряженная учеба в вечерней школе рабочей молодежи, а затем в Дальневосточном университете. Но мысль о Севере не оставляла меня. Я читал а нем все, что мог достать. Мысленно прошел вместе с Иваном Москвитиным всю Сибирь от Урала до Охотского моря, участвовал в плаваниях Беринга и Чири-кова, мчался на собаках с Челюскиным, брел с Альба-новым по дрейфующим льдам, стоял с обнаженной головой у могилы Георгия Седова. Однако моей заветной мечте — самому побывать на Крайнем Севере — долго еще не суждено было сбыться. Незаметно подошел срок призыва в Красную Армию, и я отправился в Иркутск. После демобилизации в 1927 году, вспомнив рассказы деда Иллариона Максимовича, поехал на благодатный юг и попал в Таганрог, где поступил на завод слесарем и учился на механическом факультете рабочего университета. Но и этот вуз мне закончить не удалось. Через два года по призыву партии я прослушал краткосрочные курсы и получил назначение на Кубань директором совхоза. Затем работал на заводе в городе Воронеже. Между тем на Крайнем Севере развертывались все более и более интересные события: вся страна следила за смелыми полетами Чухновского, за трагедией итальянской экспедиции Нобиле и славными подвигами советских полярников, вышедших на ее спасение, за ус- пехами сквозного рейса «Сибирякова» и отважной экспедиции Георгия Ушакова на Северную Землю. В конце 1932 года я познакомился с самим Ушаковым, кстати сказать, моим земляком, дальневосточным партизаном. Он приехал к нам в Воронеж, на завод, где я тогда работал, с докладом о результатах экспедиции. После доклада я, конечно, подошел к земляку, и мы разговорились. В конце беседы я прямо спросил:
На следующий день я, правда без большой надежды на успех, отправил в Главное управление Северного морского пути письмо и стал с нетерпением ждать ответа. Но ответа не было. Дни шли, а управление молчало. Значит, не судьба! Однако Главсевморпуть, оказывается, заинтересовался моим письмом и сразу же запросил у завода отзыв обо мне и моей работе. А вот заводская администрация с ответом не торопилась. Потребовалось напоминание, и только после этого характеристика была отправлена в Москву. Характеристика была хорошая и кончалась словами: «...за производственные успехи занесен в Книгу почета завода». Но впоследствии оказалось, что именно она и стала камнем преткновения на моем пути. Когда Главсевморпуть попросил завод откомандировать меня в его распоряжение, среди руководителей завода и района поднялся спор.
Директор был на моей стороне, но оказался в меньшинстве. Однако Главсевморпуть решил не отступать, и завязалась переписка, которая тянулась ровно год. Не трудно понять, как я нервничал все это время. Угасала надежда, которую я вынашивал годами и которая была так близка к осуществлению! Но победа осталась все же за Главсевморпутем. Весной 1934 года я сдал свой цех и выехал в Москву. А через два-три дня уже занимался там на курсах начальников полярных станций. В первые часы, помню, я с некоторым разочарованием присматривался к новым товарищам. Думал встретиться с настоящими «полярными волками», у которых можно чему-то научиться, а встретился с такими же обыкновенными «тыловыми» работниками, каким был сам. Из всех запомнившихся мне курсантов только Иван Дмитриевич Папанин перезимовал один раз в Арктике, а все остальные оказались новичками. Кажется, никто из нас не имел ни высшего, ни тем более специального образования. Да это и понятно: в те годы страна была бедна кадрами. С другой стороны, примитивная техника и научное оборудование тех вре- мен не требовали основательных знаний. Для начальника полярной станции гораздо важнее были жизненный опыт, энергия, выдержка, умение сплотить коллектив. По этим признакам и подбирались люди. Занятия на курсах проходили вяло. Внимание Глав-севморпути, как и всей страны, в те дни было приковано к дрейфующей льдине, на которую перебрались с раздавленного судна челюскинцы. Руководителям управления было не до нас. Однако со своими будущими обязанностями мы все же познакомились основательно. Каждый понимал, что перед начальниками полярных станций время ставит задачи большого государственного размаха. Северный морской путь привлекал к себе внимание русских людей издавна, причем представление о нем было самое превратное. Даже Михаил Васильевич Ломоносов в свое время полагал: «И так по всему видно и на самой высочайшей степени поставлено, что, считая отсюда, за полюсом есть великое море»... И дальше: «...в отдалении от берегов сибирских на пять и семь сот верст Сибирский океан в летние месяцы от таких льдов свободен, кои бы препятствовали корабельному ходу». Великий ученый был так уверен в возможности плавания северным путем, что по его инициативе еще в 1765 году была снаряжена первая русская экспедиция с заданием «учинить поиск морского проходу Северным океаном в Камчатку и далее». Само собой разумеется, что парусники, построенные «по способности к плаванию на открытых морях», не могли справиться с таким сложным заданием. Руководитель экспедиции В. Я. Чичагов, вернувшись в Архангельск, доносил, что плавать пришлось «по большей части в тумане и мрачности». Но в те дни, о которых идет речь в этих «Записках», наука, конечно, давно уже имела более или менее точное представление о северной водной магистрали. Отдельные участки ее даже эксплуатировались: с 1920 года регулярно снаряжались так называемые Карские экспедиции из Архангельска в устья Оби и Енисея, а 1923 год ознаменовался открытием постоянных пароходных рейсов по маршруту Владивосток—Колыма. Наконец с 1924 года начались систематические полеты советских воздушных кораблей для связи с отдаленными районами, для разведки ледовых полей и тюленьих лежбищ. Основы всей этой грандиозной работы были заложены еще В. И. Лениным. Не случайно академик Губкин, возглавлявший изучение Ухта-Печорского края, писал: «Тем, что этот отдаленный край не был забыт и в нем ключом забила трудовая жизнь, мы обязаны зоркому глазу Ильича, его инициативе и вниманию». А через несколько лет Советский Союз в освоении Крайнего Севера уже занимал ведущее положение. Это особенно ярко проявилось в 1928 году, когда наши ледоколы «Красин», «Малыгин» и «Седов» вырвали из ледового плена экипаж итальянского дирижабля Нобиле. Летчик Бабушкин тогда пятнадцать раз опускался на льды Баренцева моря и пятнадцать раз снова поднимался в воздух. В следующем году тот же «Седов» оборудовал на Земле Франца Иосифа самую северную полярную станцию, а затем проник за 82-й градус северной широты. И вот для того чтобы «проложить окончательно Северный морской путь от Белого моря до Берингова пролива, оборудовать этот путь, держать его в исправном состоянии и обеспечить безопасность плавания», советское правительство создало в 1932 году Главное управление Северного морского пути. В том же 1932 году из Архангельского порта вышел на восток в пробное плавание пароход «Сибиряков» с заданием дойти до Берингова пролива за одну навигацию. Кстати, за всю историю человечества Северным морским путем прошли лишь швед Норденшельд на «Веге» в 1878—1879 гг., норвежец Амундсен на «Мод» в 1918— 1920 гг. и русская гидрографическая экспедиция на «Таймыре» и «Вайгаче» в 1914—1915 гг., причем все эти суда вынуждены были в пути зимовать. А зимовка полярной ночью в железных тисках ледовых полей сопряжена не только с жестокими лишениями, но и с постоянным риском для жизни. Команда «Сибирякова» дошла до Берингова пролива действительно за одну навигацию, но в Чукотском море пароход встретил тяжелые льды и в борьбе с ними потерял все лопасти гребного винта, превратившись, по сути, в неуправляемый. Впрочем, отважные мореходы не растерялись — подняли брезенты и на этих «парусах» благополучно вошли в Тихий океан. В следующем, 1933, году из Архангельска с таким же заданием вышел пароход «Челюскин», судьба которого достаточно известна. И тем не менее можно было считать почти доказанным, что плавание Северным морским путем вполне возможно. Но для этого необходимо было пополнить флот мощными ледоколами, убрать с дороги «белые пятна», а главное — создать густую сеть полярных станций. Пополнение ледокольного флота к тому времени у нас уже началось, а «белые пятна» с географических карт почти исчезли — одно из последних «стерла» экспедиция Г. А. Ушакова. Высадившись в 1930 году на совершенно не изученной Северной Земле, Ушаков и его товарищи проделали на собаках путь больше чем в пять тысяч километров, нанесли на карту все острова архипелага и открыли еще один судоходный пролив.. Достаточно был изучен и лежащий на пути судов Новосибирский архипелаг. Оставался неясным лишь вопрос о судоходности пролива Этирикан, отделяющего Большой Ляховский остров от Малого Ляховского. Наконец, все еще не подтверждалось существование таинственной Земли Санникова. Впрочем, «стирание» «белых пятен» не входит в задачи полярных станций. Их первейшая и основная обязанность— систематически, каждодневно, по определенному плану и в определенные часы производить сбор всех необходимых метеорологических данных. Затем эти данные обрабатываются и передаются на крупные станции, откуда, уже обработанные, они стекаются в научные центры страны. Работа кропотливая и в условиях Арктики далеко не такая легкая, как может показаться на первый взгляд. Зато она позволяет давать более или менее точные прогнозы погоды и ледовой обстановки, что для северного судоходства имеет исключительное значение. А в дни навигации полярные станции обеспечивают безопасность проходящим судам. ...Занятия на курсах подходили к концу, и скоро некоторые из нас стали получать назначение. В комнате, которую нам отвели и которая громко называлась «Полярной», появились первые таблички. Над столом Папа-нина, например, — табличка с надписью «Мыс Челюскина», над столом Чугунова — «Остров Медвежий». Это означало, что Папанин назначен начальником полярной станции мыса Челюскин, а Чугунов — начальником станции острова Медвежий. Перед отъездом первой группы нас всех пригласил к себе в кабинет Иоффе, исполнявший тогда обязанности начальника Главсевморпути. Собрались в самой неофициальной обстановке — за скромно накрытым столом: чай, печенье, яблоки; Иоффе держался просто, непринужденно. — Я должен прежде всего извиниться, — начал он глуховатым голосом, открывая совещание. — Со мно гими из вас я даже не знаком. Но, думаю, вы сами пони маете, в каком напряженном состоянии мы находились эти дни. Все внимание было сосредоточено на спасении челюскинцев. И сейчас я могу с большой радостью со общить вам, что люди с «Челюскина» уже на материке, в полной безопасности. А теперь попрошу всех по оче реди называть свои фамилии и поделиться своими со ображениями о предстоящей работе. Дошла очередь и до меня. Я поднялся, назвал свою фамилию и сообщил, что назначения еще не имею, но что мне хочется сказать несколько слов о станции, которой в списках пока нет, но на которой я с удовольствием бы поработал, так как она, на мой взгляд, представляет большой научный и практический интерес. — Странно, что у вас до сих пор нет назначения, — заметил Иоффе. — Я завтра же выясню, в чем дело. А о станции, на которой вам хотелось бы поработать, по прошу рассказать. Мне казалось очень полезным и ценным в научном отношении повторить дрейф Фритьофа Нансена, тем более, что в наше время осуществить его было не так уж трудно. «Самолет, — мыслил я, — высадит трех человек с необходимым оборудованием на лед где-то в районе севернее Новосибирских островов, откуда они и начнут свой дрейф. Жить будут в палатке, поддерживая по- стоянную радиосвязь с полярными станциями». Серьезного риска в этом я не видел, так как в случае опасности небольшую группу людей может легко вывезти на материк любой самолет с ближайшего острова. Я заметил, что во время моего «доклада» будущие начальники полярных станций скептически улыбались. Зато Иоффе слушал очень внимательно, и это меня ободрило. А когда мое коротенькое сообщение было закончено, он заметил: — Да, сегодня в наших планах такой станции еще нет. Но проект ее уже разрабатывается. Дело это не та кое простое, как вам рисуется. Прежде чем создать дрейфующую станцию, надо дать ей подробное науч ное и техническое обоснование. Этим мы сейчас и заня ты. Так что если у вас есть желание поработать на такой станции, то его можно будет удовлетворить. Но только позднее, когда у нас будут налицо все необходимые предпосылки. На этом совещание и закончилось. А когда мы вышли из кабинета, меня подхватил под руку Папанин. — Значит, браток, думаешь на льдине поработать? Похвально! Я и сам об этом подумывал, да не пришлось. И он мне рассказал, как собирался организовать научную станцию на Северном полюсе сам Нансен. Прежде всего она была задумана как станция международная, и Советский Союз горячо поддержал замечательное начинание. Больше того, в состав экспедиции намечалось включить советских работников — Папанина и Кренкеля. Но... Для организации станции Нансен предполагал использовать дирижабль, который должен был доставить на место участников экспедиции, все ее оборудование и даже собранный домик. Взялась было за это дело одна немецкая компания. Однако прежде чем предоставить дирижабль, она решила его застраховать — все-таки риск. Но о риске подумали и страховые компании. Кончилось тем, что план пошел насмарку. Впрочем, обо всем этом я уже читал, а вот предполагаемое участие в экспедиции Папанина и Кренкеля было для меня новостью. А мое дело объяснялось более чем просто. Когда утром я появился в «Полярной» комнате, там меня уже поджидали товарищи, прибывшие из Ленинграда. Увидели меня и засыпали вопросами;
— Подобран ли остальной штат? Я ровно ничего не понимал. — Послушайте, товарищи. О какой подготовке идет речь? О каких штатах? И при чем здесь я? Теперь изумились гости.
Увы, я действительно этого не знал. Оказалось, что наше Полярное управление успело послать сообщение о моем назначении в Ленинград, в Арктический институт, а меня известить... забыло. Спустя час-полтора у меня на руках был приказ управления, из которого явствовало, что я со штатом должен выехать в Иркутск, а оттуда следовать вниз по реке Лене. Маршрут: Якутск — бухта Тикси — ост- ров Большой Ляховский. Техническое и научное оборудование предписывалось взять в Москве, продовольствие— в Иркутске, дом для зимовки — в гавани Пе-ледуй на Лене, меховую одежду — в Якутске, ездовых собак — в бухте Тикси. Теперь можно было познакомиться поближе с товарищами, приехавшими из Ленинграда. Это были аэролог Рык, метеоролог Терехов, гидролог Гедройц, механик Некшин и еще несколько человек. С ними и предстояло мне работать. Времени у нас было в обрез. Май подходил к концу, высокая вода в верховьях Лены, по которой обычно сплавляются грузы на Якутск, начинала понемногу спадать. Нам грозила опасность застрять из-за мелководья в Качуге. Но даже и выехав из Качуга, мы могли задержаться в пути и опоздать к тому времени, когда из Якутска уходит караван навстречу морским судам. В этом случае мы рисковали застрять в Якутске. Мы, наскоро распределив между собой обязанности, немедленно начали подготовку к выезду. Я оформлял документы и подыскивал недостающих по штату работников, а мои товарищи отбирали и упаковывали оборудование... Кое-чего не хватало, кое-что из найденного стоило бы заменить, но мы так боялись потерять дорогое время, что сознательно отказывались от многих, казалось бы, очень нужных вещей. Прежде всего я постарался как можно отчетливее представить себе землю, на которой нам предстояло зимовать. Первые известия о Большом Ляховском острове дошли до властей Якутского острога еще в начале XVIII века. По словам местных жителей, он был виден в ясные дни с мыса Святой Нос. Вскоре на поиски неве- домой земли из Якутска отправился отряд казаков под командованием Меркурия Вагина. Отважный землепроходец спустился на кочах вниз по Лене, вышел в открытое море и смело направил суда к острову. Можно себе представить, что это было за плавание, если даже старинная летопись характеризовала кочи как корабли «погибельные, с парусами из оленьих кож, с снастями ремянными, с каменьями вместо якорей». А известный полярный исследователь швед Норденшельд об этих же судах писал: «Удивительно, что кто-нибудь мог отважиться на них выйти в открытое море». Немудрено, что до острова казаки не добрались. Они были уже близки к цели, когда их захватил отчаянный полярный шторм. «Погибельные суда» не смогли устоять против натиска ветра, были отброшены к материку и разбились. А казаки кое-как выбрались на незнакомый берег, отрезанный от жилых мест сотнями верст бездорожья, болот и трясин. Открывателям пришлось ждать осени, когда суровые сибирские морозы скуют болота, реки и море. А когда осень наступила, верный своему долгу Меркурий Вагин повел казаков не домой, в Якутск, а по замерзшему морю к безымянному острову. На этот раз отряд без особых приключений добрался до неизвестной земли, а затем, следуя вдоль берега, достиг северной оконечности острова. Поднявшись на вершину ближайшей горы, казаки рассмотрели дальше на севере, за проливом, очертания другой земли. Вагину очень хотелось пробраться и туда, но было уже поздно. Пока казаки исследовали остров, подкралась весна. Проливы вот-вот могли вскрыться, и отряд остался бы на пустынном острове без продовольствия, без одежды. Казаки пошли обратно. Но когда выбрались на ма- терик, на Меркушину стрелку, весна была уже в полном разгаре и снова отрезала их от жилья. Впоследствии при опросах казаки показывали, что на Меркушиной стрелке они окончательно обносились, изголодались, ели собак, «а как собак не стало, ели мышат и всякую гадину». Только дождавшись второй осени, казаки смогли покинуть опостылевшую стрелку и двинуться в Якутск, тем более, что отряд выполнил возложенную на него задачу. Но Вагин решил во что бы то ни стало исследовать и ту землю, которую казаки увидели с первого острова. Тогда, доведенные бедственным положением до отчаяния, казаки взбунтовались, убили своего вожака, его сына и отправились в Якутский острог самовольно. Власти острога «учинили сыск» и выяснили, что казаки действительно добрались до какого-то острова, прошли его с конца на конец и везде находили «заморский зуб», как тогда называли бивни мамонта, что встречалась им и «мягкая рухлядь» — голубые и белые песцы. Слух о богатой земле немедленно распространился среди промышленников, и один из них — Иван Ляхов, подобрав группу товарищей, вскоре отправился по следам Вагина уже не на кочах, а зимой на собаках. Расчеты Ляхова оправдались. Промышленники довольно легко добрались до первого острова, пересекли его с юга на север и тоже увидели за проливом незнакомую землю. Промышленники исследовали не только второй остров, но и открывшийся за ним третий. Так было положено начало открытию крупного архипелага, известного теперь под именем Новосибирских островов. Согласно преданию, возвращаясь с третьего острова, промышленники забыли на нем свой котел, почему остров и был назван Котельным. Два первых острова получили наименования Большого Ляховского и Малого Ляховского. Надежды промышленников на богатства открытой Вагиным земли оправдались. Они тоже повсюду на острове находили бивни мамонтов, добыли немало белых и голубых песцов. Весной, по их словам, на остров заходили с материка большие стада оленей и прилетало множество гусей и куропаток. |
Похожие:
 |
Аллея Спасателей становится всё краше (фото) Песков из кемеровской губернаторской кадетской школы-интерната мчс участвовал в молодежной экспедиции. Ребята штурмовали северную... |
|
Проект генерального плана поселения Северного сельсовета Северного... Размещение планируемых объектов капитального строительства местного значения Северного сельсовета 79 |
|
Начальник Северного Управления Госморречнадзора Доклад по правоприменительной практике контрольно-надзорной деятельности Северного угмрн ространснадзора за 1 квартал 2017 года |
 |
Северного района новосибирской области Утвердить Положение об организации сбора и вывоза бытовых отходов на территории Останинского сельсовета Северного района Новосибирской... |
|
Статья Устава района «Вопросы местного значения» О результатах деятельности Главы Северного района Новосибирской области и администрации Северного района Новосибирской области за... |
|
Содержание Стратегические направления пространственного развития территории. Полюса и точки роста |
|
Содержание Стратегические направления пространственного развития территории. Полюса и точки роста |
|
Формирование единого информационного пространства техникума как необходимое... Северного региона, которая является одним из определяющих факторов качественной реализации требований Федеральных государственных... |
|
Инструкция по охране труда для руководителей и специалистов администрации... В соответствии с методическими рекомендациями Министерства труда РФ от 17. 12. 2002 года №80 и руководствуясь статьей 212 Трудового... |
|
5 июня 1934 года с целью разработки и осуществления мероприятий по... Азово-Черноморского края и Северного Кавказа создан Ростовский научно-исследовательский противочумный институт. Первым директором... |
|
Структура Администрации Бергульского сельсовета Северного района... Должностная инструкция специалиста 1 разряда администрации Бергульского сельсовета Северного района Новосибирской области |
|
Техническое задание на проведение запроса предложений выполнение... Акционерное общество «Дальневосточный завод «Звезда» (далее – Заказчик), проводит закупку на выполнение ремонта участка магистрального... |
|
Календарь Соревнования проводятся 21 марта 2017г на лыжной трассе базы «нгту» в «Бугринской роще» |
|
Мониторинг c 4 по 5 июня 2014 года Лобовое столкновение автомобилей на трассе Ярославль — Кострома, есть пострадавшие 10 |
|
Техническое задание на размещение заказа путем запроса котировок... Осаго, дсаго, каско, в количестве 1 единицы для нужд ОАО «Курорты Северного Кавказа» в г. Москве |
|
На Белгородчине в дтп с микроавтобусом погибла женщина На трассе "Крым" "Мерседес Спринтер", потеряв управление, врезался в разметочную машину и протаранил еще два легковых автомобиля |