в начало
НАША ЦЕЛЬ – ВСЕГО ЛИШЬ ПРИЗ...
Телевизионная теория, доложу я вам, довольно неблагодарное занятие. Вот предложили мне разложить телепродукцию по полочкам, обозначить родовые и видовые признаки. А то на одном поле играют и в футбол, и в баскетбол, и тут же художественной гимнастикой занимаются, а судьи должны решить, кто победитель. Но они-то играют, как умеют, – то есть работают, заполняя эфирное поле. А теоретик сидит и размышляет. Как и любой другой зритель, ради которого, собственно, и стараются телеигроки. По идее – ради зрителя, не так ли?
Практики ТВ дружно восстают против каких-либо ограничений – а любая классификация, любое правило всегда в чем-то ограничивают творца. Оттого и неприязнь к теоретикам. Вот представьте ситуацию. Посреди Японского моря, на белом теплоходе в довольно душном небольшом зале сидят люди и спорят о передачах и фильмах. Так проходил телефестиваль «Человек и море», одну из творческих дискуссий довелось вести мне. Для затравки я припомнил слова, присутствовавшего тут же телеакадемика Игоря Беляева из его книжки «Спектакль без актера»: «Некоторые наши фильмы и от публицистики ушли, и к искусству не пришли». Свежих примеров из фестивальных картин, просмотренных тут же на теплоходе, – сколько угодно.
Стояла, скажем, московская дама под зонтиком на главной улице Токио и задавала вопросы: какие у вас проблемы, сколько у вас детей? Японцы в ответ вежливо улыбались. Дама попала в Японию явно случайно, не успев прочитать про эту страну ровно ничего. «Но и зритель ничего не знает», – оправдываются такие авторы. И вновь отправляются на спонсорские деньги в дальние края. Сделали, например, цикл «Неизвестные реки России» – Обь, Енисей и Амур. В том смысле, что дамам эти реки были неизвестны, а теперь они кое-что о них узнали и зрителям показали. Так делается сегодняшнее ТВ. Никто ни к чему не призывает – публицистика не в моде, да и куда звать, если все заблудились? Вот и текут картинки, и произносится нечто философское: мол, жизнь, как река, а река, как жизнь, все течет в одну сторону.
Впору открыть номинацию «путевой очерк» и дать главный приз Дмитрию Крылову с его «Непутевыми заметками». Нам дают поглядеть, что творится за горами, за морями – и на том спасибо, что вырвались за пределы коридоров власти. Кто талантливее видит – вот в чем надо бы состязаться. Невежественные вопросы плохо уживаются с философскими притязаниями...
– А кто сказал, что в искусстве должны быть какие-то границы? Художник вправе творить по своим законам! – прервал мою критику один из слушателей. Ну что же, давайте все дружно запишемся в Художники. Ежели «взгляд и нечто» – ты художник. А ежели сообщаешь некие сведения, говоришь с героями «по делу» – это всего лишь информация.
Академик Беляев полагает (и справедливо), что телевидение должны делать Художник, Публицист и Хроникер. Все трое нужны! Я бы добавил к этой троице еще мастера развлечений, некоего Скомороха. Главное, чтобы зрителю с самого начала было ясно, кто предстал перед ним на сей раз. А то смотришь картину – и непонятно, кто и зачем ее снимал, и зачем на нее тратить время. Стилевое единство должно присутствовать всякий раз.
На конкурсах ТЭФИ в одну номинацию сводят несопоставимые вещи. Скажем, дама, читающая по суфлеру, соперничала с другой, претендовавшей на духовное наставление россиян, и еще с джентльменом, берущим интервью у московского начальства. Вот уж точно – футбол, баскетбол и гимнастика на одном поле. На мой взгляд, каждая номинация должна бы в первую очередь определяться четкой целью той или иной экранной работы.
Цель Хроникера благородна и понятна – предъявить нам факты, сделать это ярко, доступно, обстоятельно, ничего важного не упустить и не вдаваться в собственные размышления. Хроника – это не только новости, это может быть и большой фильм. Факты и только факты, а вывод зритель сделает сам.
Цель Художника – эмоциональное впечатление через художественный образ. Пусть спорят члены жюри, есть он в конкретной работе или его нет. Образ – штука тонкая.
И, наконец, нелюбимые нынче Публицисты. Их передачи по целям (или функциям) можно различать так:
– политико-аналитические («Итоги», «Зеркало» и др.);
– культурно-просветительские (при всем различии творческих методов сюда относятся и «Старая квартира», и программы Э. Радзинского);
– проблемные, исследовательские (по западной терминологии – «инвестигейторские», у нас их практически нет, ибо дело это дорогое и опасное).
В особую категорию можно выделить программы о персоналиях (фильм Би-би-си о возвращении Солженицына, цикл А. Карпова о первых лицах разных стран, «Обыкновенный президент» Ю. Хащеватского и даже простые портретные интервью А. Караулова; лучшими образцами считаю «Портреты на фоне» Л. Парфенова и «Лешкин луг» А. Погребного). Через всесторонний показ значительной личности реализуются все мыслимые функции ТВ – от информационной до интегративной, объединительной, превращающей мир (по М. Маклюэну) в «глобальную деревню», живущую одними интересами и переживаниями. Что может лучше сблизить людей, чем общий интерес к одному из них, к его семье?
Некоторые социологи в своих анкетах пытаются ввести такую категорию передач, как «рекламные», относя туда и «Смак» А. Макаревича, и те же «Непутевые заметки» Д. Крылова. Надо признать: элементы рекламы присутствуют почти повсеместно, не только в «Итогах» и «Времени». Даже в последней серии питерской «Контрольной для взрослых» подросшие дети задавали вопросы известному бизнесмену Березовскому. Словно только для этого и росли. Но если мы возьмем главную, основную, определяющую функцию (чем ценна программа зрителям, во имя чего мы смотрим ее – ведь не для того, чтоб кто-то заработал деньги), то «Смак» вместе с «Непутевыми заметками» и «Контрольной для взрослых» пойдут у нас по категории культурно-просветительских публицистических программ.
Телевизионный Скоморох резвится в основном в конкурсах, в различных ток-шоу. Но и то, и другое может нести также познавательную, культурно-просветительскую функцию. Было бы, мне кажется, ошибкой ставить во главу угла жанр передачи. Тем более, что жанр легко спутать на ТВ с методом. Рассмотрим это на примере «самых телевизионных» передач – репортажа и интервью.
Для Хроникера репортаж о событии – основной жанр, он же метод. Действие репортажа диктуется логикой события.
Для Публициста репортаж о том же событии – повод для анализа проблемы, для рассуждений, почему оно произошло и каковы будут последствия. Репортаж публициста оснащен массой подробностей, образных деталей, сравнений, иногда вводится старая хроника, документы.
Художнику то же событие может послужить поводом для лирических воспоминаний, для показа одного из участников. Репортажные «куски» входят в фильм-очерк не по хронологии, а по авторской логике.
В этих трех случаях совершенно различен стиль операторской работы, монтажа и стиль текста. Лирические отступления так же противопоказаны Хроникеру, как штампованные телеграфные строчки Художнику.
Та же картина и с интервью. Сказать просто «интервью» – значит, ничего не сказать.
Интервью в хронике – это способ узнать факт или мнение.
Интервью в публицистике – один из методов исследования проблем.
Интервью в художественной программе – это раскрытие характера.
Конечно, характер приоткрывается даже в уличном интервью-мнении, но мы говорим о глубине, о главной цели вопрошателя-журналиста. В развлекательных программах тоже встречается интервью как повод посмеяться, репортаж «спроектированной ситуации», выставляющий кого-либо на смех. И футбол, и прилет делегации – все репортаж. Нет, ни жанр, ни метод не годятся для классификационной основы телепрограмм. Основная цель авторов приводит их к избранию определенных методов и выразительных решений – того, что называется стилевым единством. Только тогда появляется произведение, которое можно поставить в определенный ряд, классифицировать. Такова человеческая, зрительская психика: необходим определенный камертон, чтобы настроиться на волну автора, понять, кто он таков и чего от нас хочет.
... На борту «Михаила Шолохова» мне припомнился эпизод из рассказов Михаила Ромма о Сергее Эйзенштейне. «Стилевое единство есть единственный критерий искусства», – заявил Эйзенштейн на обсуждении фильма «Аршин мал алан». Вся комиссия посчитала, что фильм посредственный, но Сергей Михайлович нашел в нем стилевое единство. Это, говорит, четко выдержанный стиль парижской порнографической открытки, правда, в бакинском издании.
– Нам в провинции некогда думать о жанрах, стилях и функциях, нам работать надо, цель у нас одна – деньги делать, – сказал в ответ один сибирский телемагнат. На этом творческая дискуссия закончилась.
◙
В России открывают вещание десятки новых телекомпаний, в нашу профессию приходят сотни новых людей, имеющих самое разное образование и различные представления о своей роли на экране, о творческих задачах и методах их решения. Поэтому оправдано появление «школ для взрослых людей» – Нины Зверевой в Нижнем Новгороде, Игоря Шадхана в Санкт-Петербурге, Владимира Познера в Москве. Молодые журналисты, по их признанию, получают в этих школах представление не только о том, «что такое хорошо и что такое плохо». У них меняется сам подход к работе, философия профессии.
А как быть с опытными журналистами, с теми, кому в школу поступать поздновато, да и несолидно? С теми, кого на местах считают асами эфира? В каждом городе, в каждой телекомпании есть такой «репортер № 1». Со своим почерком. Со своими штампами. С гордыней, конечно. Таким людям тоже необходима творческая учеба. Когда-то в Институт повышения квалификации всех посылали по разнарядке. И попадал такой «№ 1» в группу, набранную из совсем других людей, в кадр не рвущихся, озабоченных больше московскими магазинами, нежели профессиональным ростом.
Между тем еще в середине 60-х годов кому-то пришла в голову счастливая мысль: собирать раз в год лучших «телеперсонажей» местного эфира на турниры репортерской чести. Чтобы каждый сделал по одному репортажу, показал себя в деле, без ссылок на осторожное начальство. И разбирались бы эти репортажи «по гамбургскому счету». В Гамбург, если кто не знает, съезжались когда-то раз в год цирковые борцы, чтобы без зрителей выяснить, кто из них на самом деле сильнее других. В нашем случае надо было говорить не о гамбургском, а о таллинском счете: встречи честолюбивых и гордых «номеров один», корифеев местных студий происходили в Таллине и назывались СЕМПОРЕ, то бишь семинары по репортажу. Всякий раз приезжало по двадцать участников, и примерно столько же бывало научно-творческой «обслуги» – социологов, психологов, лекторов по истории документального кино. Репортеров «гоняли» по тестам, как космонавтов перед полетом. Интеллектуальный коэффициент, эмоциональная подвижность, траты организма в эфире, устойчивость к стрессам – каждый получал свой, так сказать, портрет. И про русский язык, конечно же, выдавалось нелицеприятно специалистами по стилистике. И реакция аудитории фиксировалась в виде кривых вертикальных линий рядом со столбиком текста. Реакция простых людей и реакция специалистов. Увы, кривые не совпадали: масса хотела не совсем того, что нравилось «элите».
«Первые номера», «короли репортажа», частенько возмущались, они не привыкли быть объектами критики. Но потом признавали: да, хорошего ежа запустили нам под череп! Харьковчанин Самарий Зеликин, петербуржец Виталий Вишневский, уралочка Элла Эркомайшвили, Нинель Касьянова из Минска, Борис Максименко из Владивостока, волжанин Андрей Богданов, да и автор этих строк причисляли себя к одной профессиональной школе – школе СЕМПОРЕ. «Семинаристы», наши люди, были во всех союзных республиках, переписывались, следили за выходами друг друга во всесоюзный эфир. Мы делали то, что позже стало называться «спецрепортажами», – не событийные, а «тематические» или «проблемные» репортажи по 5–8 минут. Поводом служило чаще всего само появление репортера на объекте и нестандартный взгляд на вещи.
В учебных репортажах, в Таллине, мы воровали кирпич со стройки (под скрытой камерой) и общались с трубочистами, вели опросы на улицах и в кабинетах первых лиц, показывали, как делают пиво и экскаваторы, посещали детский приют и кафе. В обсуждении этих репортажей складывался тот неписаный кодекс, свод норм, принципов и правил, которого сейчас так не хватает «спецрепортерам».
Возродить бы такие семинары-турниры! Пригласить на них, для начала, тех людей, чьи работы присылались на конкурсы «ТЭФИ» и «Вся Россия». Разобрать эти работы в своем кругу, опять же «по гамбургскому счету». Ведь главное – понять, кто ты есть, что ты умеешь, какова та мера личности, которую надо нести на экран. А то одна, как Гюльчатай, боится личико показать, другой унылостью и значительностью показывает, что не развлекаться вышел... Наставники мы нашим зрителям? Друзья? Посланцы на объектах? Или просто деньги да популярность зарабатываем? Спорили об этом тридцать лет назад – да не доспорили. Пусть новое поколение продолжает.
Организаторами СЕМПОРЕ были Союз журналистов, Союз кинематографистов и Гостелерадио. Сейчас у нас есть не менее авторитетные Фонд развития телевидения, Ассоциация региональных телекомпаний и т.д. и т.п. На фестивалях и смотрах, честно признаемся, слишком мало времени для творческих дискуссий и мастер-классов. Докопаться до философии профессии – не два часа нужно, а две недели с утра до вечера – как бывало у нас в Таллине во время белых ночей. Последняя неделя мая и первая неделя июня. Заключительным аккордом каждого дня был просмотр одного из шедевров документальной киноклассики. Однажды пожаловал к нам патриарх французского кино Рене Клер, в другой раз документалисты из Германии, Латинской Америки. Заряда идей хватало на целый год. В своем, местном эфире старались работать, как на СЕМПОРЕ – в противостоянии начальству, лени, косности, – чтоб не стыдно было перед собратьями-репортерами, ведь они где-то у себя тоже помнили о каждом из нас, незримо поддерживая друг друга.
в начало
РЕТРО НА ПУТИ К БУДУЩЕМУ
Как встретишь Новый год – так его и проведешь. ТВ всех каналов развлекало нас в новогоднюю ночь старыми песнями в исполнении новых певцов. Вроде и усмешливо, и ностальгически.
– Ретрокультура в такой же степени наша, как мы дети и внуки своих отцов и дедов. Надоело делить культуру на поколения, – заявили авторы зрелища.
Дмитрий Крылов в новогоднем «Телескопе», намекая на второе пришествие коммунистов, советовал изучать опыт Гостелерадио.
Продолжая в том же духе, посмотрим, как возвращаются мотивы и приемы ретро в нашу телевизионную журналистику.
Александр Политковский закрыл свое «Политбюро» на канале ОРТ, достал прежнюю клетчатую кепочку и отправился репортерствовать в глубинку для «ТВ-6». Возврат к самому себе, к естественному амплуа можно только приветствовать.
На канале РТР с блеском возродил старый метод «спровоцированной ситуации» воронежский журналист Владимир Герчиков. Два черно-белых телевизора местного завода стали яблоком раздора среди деревенских старушек. Кто спел, станцевал – тому телевизор. Кто поленился – теперь ворчит, завидует, злится.
Больше других ностальгические ассоциации рождают передачи телерадиокомпании "Мир", идущие по каналу ОРТ.
Прежде всего, потому, что напоминают о тех связях, которые были у нас с Алма-Атой и Кишиневом, с Ташкентом и Ереваном – летишь куда хочешь, и везде ты как дома.
Может быть, передачи «Мира» имеют вполне определенный, в чем-то консервативный характер потому, что с самого начала компания ввела для своих сотрудников этический кодекс, некие ограничения:
«При любом плюрализме мнений и свободе слова общество обязано защищать себя от разрушительных воздействий. Не так-то просто уравновесить противоречивые умонастроения... при том, чтобы не лавировать, не подстраиваться, не утаивать в угоду тем или иным правительствам те или иные факты. «Мир» – место равноудаленное от вершин власти и честолюбия».
Рано или поздно этические кодексы придется принимать всем телерадиовешателям. Мне кажется, есть смысл подробнее посмотреть, к чему ведут самоограничения творческого пространства на примере передач «Мира» – как прошедших в эфир, так и не допущенных к эфиру.
Первой строкой в редакционных планах ТВ лет двадцать назад стояли эпические полотна типа «От съезда к съезду» или «Республика рапортует». Выступление первого лица, кое-что об экономике... Нет, не кое-что, а непременно достижения. Новостройки пятилетки, соревнование в промышленности, борьба за высокий урожай на селе. И под занавес немного о культуре. Отчего это сегодня вспомнился самый помпезный, навсегда и без сожаления похороненный жанр? А оттого, что просмотрел я две большие передачи «Мира»: «Беларусь сегодня» и «День республики Казахстан». И понял: жанр обозрения не виноват, если не превращать его в похвальбу и показуху. И даже выступление первого лица может содержать некий «момент истины». Для меня, например, откровением прозвучали слова президента Назарбаева:
– Наконец, я должен выразиться более определенно. Создавать национальную буржуазию – я имею в виду казахстанскую – надо приступить самым настоящим образом: полным протекционизмом и полной поддержкой. И хватит стесняться в выражениях.
Никогда от постсоветских политиков я не слышал столь определенно сформулированной задачи. Что-то плетем о «рыночной экономике», а «буржуазию» по-прежнему воспринимаем как ругательство. Анекдотики рассказываем про «новых русских». В Казахстане же, оказывается, строят капитализм «самым настоящим образом» – с буржуями, то есть, простите, с уважаемой буржуазией, просвещенными и богатыми людьми. Назарбаев так развивает свой тезис:
– Я надеюсь только на будущую национальную буржуазию, которая прежде всего будет думать об интересах этого государства. Надеюсь, им не безразлично, что надо поделиться сегодня, когда трудно, с бедными. Надеюсь, поймут, что в этих условиях мы должны срезать большие доходы, чтобы не возмущался народ, чтобы мы продвигали реформы. И они не будут хапать, как дальнее зарубежье и ближнее, те, которые хотят только использовать дешевую рабочую силу, вывезти сырье, нажиться. Они будут надолго капитально работать, поэтому мы должны полностью повернуться к частным структурам в Казахстане и сделать все, что мы можем в этих трудных условиях. Вас это устраивает?
Президент обращался как раз к молодой буржуазии, которую мы затем смогли рассмотреть более подробно. Сюжеты телеобозрения посвящались людям, на которых надеется Назарбаев. К концу передачи возникло ощущение, что его надежды не беспочвенны. Нагляднее всего вышла новелла о руководителе стройтреста, ныне акционерного общества. Что делают остальные в своих холдингах и лизингах – не знаю, они ведут беседы с корреспондентом, не выходя из-за письменных столов, однако впечатление благоприятное: умные лица, хороший русский язык, здравые мысли. К примеру: лишь бы люди не уезжали, на этой территории нужно большое население, чтобы ее освоить как следует. Имеем 16 миллионов, нужно бы 50–60. Сначала мы, – казахстанцы, а потом уже казахи, русские, немцы, евреи, не всеми это осознается, к сожалению.
Кстати, в одном из коттеджей, построенных героем передачи, то есть представителем буржуазии, справляет новоселье русская семья. А коттеджи тянутся аж за горизонт. А герой посещает стройку 12-этажного дома, монолитного, значит, надо бетон подавать круглые сутки. Ей-богу, стройка эта на экране показалась мне ближе и роднее, чем тусовки и презентации. В Москве по поводу строек принято только ворчать: мол, все разрыли, не проехать, лучше бы по десятке к празднику раздали. В Москве не принято показывать Москву на экране. Как-то стесняются: всюду реклама, витрины, новые особняки. Буржуазия! Не показали, а было бы любопытно, как «ограбленное антинародным режимом население» тащит с бывшей ВДНХ телевизоры, видеомагнитофоны, микроволновые печи, как их продают с грузовиков, словно картошку.
Вот и в белорусском обозрении не поймешь, капитализм там строят или социализм, у населения денег не хватает «семью кормить», как сказала одна гражданка на улице, или микроволновку купить. Вроде бы, все в передаче присутствует – и новое производство инсулина, и нищий музыкант, приехавший с Украины, и школьники, пишущие сочинение, и предсовмина с рассуждениями об «управляемой инфляции», и даже социологические данные – а понять решительно ничего невозможно. Ну, как бы вы ответили на такой, к примеру, вопрос:
С каким из суждений вы более согласны? (так в титрах).
– Правительство отвечает за благополучие своих граждан и их уровень жизни – 77%.
– Люди сами отвечают за свое благополучие и сами решают свои проблемы – 23%.
Правительство в самом деле отвечает? Тогда 77% – высокая оценка его деятельности. Но, скорее всего, это суждение о том, что правительство по идее должно бы отвечать за граждан. Во всяком случае, мне кажется, опрашиваемые не совсем поняли, чего от них хотят. О зрителях я уж не говорю.
О чем мы спрашиваем приезжего из бывшей братской республики в первую очередь? Об уровне жизни. Прежде, в СССР, одним из «секретов» было то обстоятельство, что белорусы, скажем, живут лучше, чем русские в Поволжье. На Минском тракторном заводе возле проходной не было объявлений «требуются рабочие», на заводской территории действовали, кроме столовых, шашлычная и блинная, а в восемь утра после ночной смены мы со сталеваром Долгопятом выпили, едва выйдя за проходную, по стакану сухого вина. Завершая съемки в девять вечера, заехали в магазин, где можно было купить не только любые продукты, но и предметы быта – от сервиза до электролампочки. Это было в СССР, но рассказывать об этом, чтоб не волновать Поволжье, мы не могли. Может, и сейчас белорусы что-то скрывают от нас, не хотят обижать?
Откровенные разговоры всегда оставались за кадром.
– Черт возьми, когда же у нас в России можно будет в десять вечера купить сервиз и выпить пива! – воскликнул я, потрясенный магазинным великолепием белорусского городка Борисова в середине 80-х годов.
– А никогда, – меланхолически откликнулся белорусский звукооператор.
– Но почему?
– Вас в России слишком много, вот порядка и нет.
Если теперь белорусы хотят с нами воссоединяться, – значит... Что это значит? Передача «Беларусь сегодня» ответа не дает.
Что же Россия показывает на экране «Мира»? Вначале – о «крамольной» передаче, которую в эфир не выпустили.
Сразу скажу – жаль, что не выпустили. Жаль, пропала череда редких по душевной открытости экранных портретов. Перемонтировать бы, расставить акценты. Но автор и режиссер Ратмир Луценко как-либо корректировать свою работу не захотел.
Что же, по его мнению, должны были узнать о России в узбекских кишлаках и в тех же уютных городках Белоруссии?
Мы видим автора, спешащего на поезд. Он едет в Вологду. А там ждет его белая «Волга-31». И на этой машине он, молодой и красивый, в белоснежных брюках, неожиданно появляется перед сельскими ребятишками и пытается заговорить с вологжанами. Поначалу ему не рады, но постепенно скованность исчезает. Ратмир шутит, заставляет людей включиться в игру. Дает, к примеру старушке микрофон: вроде бы не он корреспондент, а она.
– Вы какую телекомпанию представляете?
– Нет у нас никакой компании.
– Как этот поселок называется?
– Наша деревня? Сущево.
– Так и говорите: Сущевское телевидение. Вопросы задавайте, что вы хотели бы от меня узнать.
И тут деревенская жительница блестяще включается в игру, но только на несколько секунд:
– Расскажите, вы-то хорошо, наверно, живете. Да и мы ничего живем, чего обижаться-то больно-то, пенсии хватает на хлеб и молоко.
Снова проезды на машине, а между ними – теперь уже трагические рассказы. О любви к погибшему полвека назад мужу. О том, как человек отсидел ни за что десять лет. Как соседка повесилась. Как дети сгорели заживо. Как пьет и не ночует дома дочь-школьница. Единственные счастливые люди – армянин Овик, прижившийся на вологодчине, и пятнадцатилетняя Жанна, зарабатывающая тем, что раскачивает кабины качелей в городском парке. Она хочет учиться на следователя, потому что жалко тех ребят, которые ни за что сидят.
Все это чистое золото правды. Рассказы волнуют. Это не случайные встречи. По-видимому, отбор героев провели помощники-вологжане, которых автор благодарит в конце, в титрах. Тогда зачем изображать из себя этакого заезжего пижона, который даже не знает, в какой деревне находится? Ведь выходит, что трагедии у нас на каждом шагу. Куда ни поедешь –ничего, кроме трагедий.
Тоже ведь получилось обозрение. И если честно обозначить принцип отбора героев для съемки, если вместо пижонства задуматься и осмыслить людские судьбы – весьма незаурядная вышла бы передача. А так – лишний аргумент моему белорусскому звуковику: вас, мол, там слишком много, и никогда у вас ничего путного не будет.
Передача называлась «Вологодские переезды» из цикла «Не ждали». Изначально неверный посыл. Ждали, ждут и надеются на сочувствие и соучастие. Теперь такого цикла, похоже, не будет. Пожертвовать своим легким стилем автор не захотел, побоялся упреков в старомодном реализме. Быть серьезным теперь на ТВ стыдно. «Публицист» звучит как ругательство. «Публицистика» – синоним занудного морализаторства. И вот задумчивый Ратмир в белых штанах, по-есенински перекинув пиджак через плечо, проходит мимо золотистых скирд, мимо людских судеб.
Другая передача из российской глубинки, в отличие от предыдущей, вышла в эфир, хотя тоже явно требовала тактичного редакторского вмешательства. Интеллигентных авторов, а вернее, посланцев богемы, пробующих себя на ТВ, поначалу смущает требование простоты, даже примитивности в построении очерка, репортажа, эссе. Все должно быть понятно с первого раза, ибо он же и последний! Автор этих строк, в отличие от случайного зрителя в ауле, специально уселся к телевизору для восприятия передачи Е. Дюрич о переселенцах в Борисоглебске. И только на 15-й минуте начал понимать, о чем, собственно, речь.
Слишком просто было бы для Е. Дюрич выйти перед камерой и сказать с самого начала: я приехала в Борисоглебск потому, что здесь укореняются, надеясь обрести родину, русские переселенцы из Средней Азии. В большинстве не привыкшие к сельскому труду люди городских профессий. Местные власти надеются, что они поднимут духовный потенциал города... Нет, это было бы слишком просто. Репортер начинает с опроса прохожих – какая же теперь передача без опроса? И странно звучит ее вопрос: ну как переселенцы, жить не мешают? Выяснила: не мешают. И пошла в швейную мастерскую, чтобы поделиться со зрителями своими школьными воспоминаниями о снах Веры Павловны. Зритель чешет в затылке: что, какая-то Вера Павловна в Борисоглебск переехала?
Словечка не вымолвит в простоте! И это та самая Е. Дюрич, замечательный репортаж которой из выставочных залов я отмечал в «Журналисте». Выходит, говорить о жизни сложнее, чем о ее отражении на полотнах. Судьбы переселенцев в Борисоглебске требовали серьезного подхода, как и судьбы вологжан в предыдущем примере.
Лучше всех среди авторов «Мира» показывает российскую глубинку Сергей Логинов. Он ведет свои теленаблюдения в районе города Рыбинска. Его камера не попрыгунчиком скачет по округе, а поселяется прочно: в библиотеке, в клубе, в доме старой женщины, пекущей хлеб, и молодого предпринимателя. Камера Логинова позволяет нам наблюдать настоящую народную жизнь.
Если вспомнить, что Сергей получал когда-то призы на всесоюзных фестивалях за телевизионные фильмы о героях соцтруда и о бригадном подряде на Калужском турбинном заводе – можно смело записывать и его, и меня в ретрограды.
Как и Герчиков в Воронеже, он тоже использует «спровоцированные ситуации». Логинов делает своими соучастниками жителей Рыбинска. Молодая соседка дотошно расспрашивает старую, как она хлеб печет, а та и рада показать, рассказать. Красивая библиотекарша расспрашивает о житье-бытье постоянных читателей, они, похоже, и не подозревают о телекамере. А в клубе устраивают конкурс телевизионных ведущих – это ли не повод узнать их вкусы, запросы, духовный кругозор! Конечно, их кумиры – Демидов из «Музобоза» и Пельш, конечно, они путают Пушкина с Лермонтовым. Но каждый день идет на работу и участливо общается с читателями красивая библиотекарша, и родниковой чистоты мелодии рождаются у местного композитора, и приглашают ансамбль в Америку, а предприниматель, разукрасивший округу деревянными скульптурами, выпускает отличную мебель и рассказывает байку по мотивам Льва Толстого. Как убрал один мужик сено, а другой поленился, и сгнило оно. У первого дом – полная чаша, второй думает: надо брать топор, идти отнимать, а то с голоду помру. Такая вот революционная ситуация.
Скажете – не модно: пропаганда передового опыта, лениться не надо... Что это – новая информация? Из уст рыбинского предпринимателя, смею утверждать – новая. Конкретная и полезная.
Да, Логинов делает то, что делал и десять лет назад. Стал шире, раскованнее. Основы мастерства – прежние.
А вот запрещенная когда-то к эфиру кассета. О Чечне. В первый раз съемочная группа «Мира» побывала там в 1993 году, во второй – в 1995-м. Праздничная демонстрация по поводу годовщины независимости – и руины того же Грозного. Вот интеллигенция наслаждается звуками классической музыки под сводами прекрасного здания. Вот руины этого здания. Монтажные стыки сделаны мастерски: картины мирной жизни словно бы вспыхивают огнем, красный цвет заливает экран. Невольно вспоминаешь подобный прием в фильмах о мирной жизни советских людей до 22 июня 1941 года где-нибудь в Киеве. «Вероломное» нападение – пламя, кровь, варварство, разрушения, оккупация. Так и здесь. В 93-м свадьбы, в 95-м - смерть.
Запоминается молодой человек из числа беженцев, живущих в железнодорожных вагонах. Он мечтает о том, чтобы на нашу планету напал кто-нибудь из Космоса. Тогда земляне сплотились бы, забыв, кто чеченец, а кто русский. Чеченский имам играет на гитаре, поет песню Окуджавы и рассуждает, что Аллах един, лишь пророки на Земле были разные, Мохаммед, а до него Исса. Авторы фильма выходят к концу на вечную проблему: граница меж Добром и Злом проходит не по карте, а по нашим сердцам. Мне кажется, с этой мыслью надо было приступать к съемкам.
Тогда фильм можно было бы показать в эфире немедленно.
А пока эти художественные наблюдения, будь они показаны, подлили бы масла в огонь кавказской войны. Источник Зла указан однозначно – это Москва. Кроме прочего, такой подход противоречит этическим принципам телекомпании «Мир». Приведу еще одну цитату.
«Основной принцип – объемный, многомерный подход к каждому факту, событию, явлению. При подготовке передач следует учитывать: а) интересы данного объекта (предприятия, города, народа); б) интересы его партнеров по данной конкретной ситуации (других предприятий, городов, государств); в) интересы некоей общей структуры (отрасли, конгломерата народов, содружества стран); г) интересы и законы здравого смысла. Передачи строятся на принципе диалога, конечная цель которого – поиск конструктивного решения».
Если бы авторы поставили задачу найти границы Добра и Зла в чеченской войне и вспомнили бы, почитав кое-что перед выездом, предысторию нынешних военных действий, им, как ни жалко, пришлось бы отказаться от эффектного противопоставления «мирного» 93-го и военного 95-го. Ведь в то самое время, когда они снимали свадьбы и концерты, в Чечне происходило и другое. Например, регулярное разграбление поездов. Нападали на поездные бригады, уносили из вагонов все вплоть до цемента и металла. Целые селения жили этим промыслом. А Москва посылала тогда не карательные экспедиции (оцепление – обыск – арест воров). Москва посылала новые поезда. Грабится десятый поезд, сотый – посылали еще и еще. А истории с «отмыванием» сомнительных денег, с «чеченскими авизо», с нападениями на автобусы в Минводах! Все это осталось за кадром в этнографическом показе 1993 года – едва ли правильной точке отсчета.
Судя по репликам на улицах, режим Дудаева был хорош для всех, даже для русских. Воплощение Добра. А Зло – вот оно: мордастый десантник на броне возмущается, что у чеченцев дома двухэтажные, а в домах ковры, возле домов иномарки. Другой говорит: чеченцы не поддаются перевоспитанию, даже дети берут оружие и стреляют.
– Надо всех чеченцев уничтожить? – уточняет корреспондент.
– Так точно! – подтверждает военный собеседник.
Не стоило уходить сразу от темы чеченского «богатства». Не за счет ли нищих российских деревень оно возникло? Да, но не чеченцы тут причиной, а «ленинская национальная политика», отдававшая приоритет «прежде угнетаемым нациям». Разъяснить бы это – но авторы не ставили такой задачи. Они вроде бы объективны. Наше дело показать, а вы разбирайтесь.
Прочеченская ориентация многих российских журналистов в кампании 95 года была понятна и объяснима, и даже благородна – но до известного предела. Любой первокурсник МГУ мечтал побывать в гостях у Басаева, а третьекурсники уже там были. Басаев имел возможность сказать все, что хотел, и во «Взгляде» Любимова, и на канале НТВ у Елены Масюк. Есть, однако, доля справедливости в упреках ретроградов: брать интервью в штабе Масхадова – все равно, что приехать с микрофоном в бункер Гитлера в 1942 году. Когда слушаешь проникновенного Басаева, забываешь, что он зверски угробил сотню жителей Буденновска. Таких же воинов с зеленой лентой на лбу – «свобода или смерть» – полно в не вышедшем на экраны фильме «Мира». И не надо было предоставлять им слово.
В советские времена всякий факт подавался как частный случай чего-то большого и важного. Меж тем в остальном мире правило подачи информации как раз противоположное: от частного – к общему! Это соответствует характеру предметного восприятия мира обыкновенным человеком. Но репортеры «Спектра» (информационных выпусков «Мира») трудятся по старинке. Поначалу порассуждают о том, о сем, и лишь потом дают факты.
– Итак, наш первый репортаж. Его тема не теряет актуальности вот уже шесть лет. Его с нетерпением ждут журналисты, а еще больше жители республики. Ждут с извечным вопросом: быть или не быть? То, о чем так долго говорили в Армении, свершилось. Атомная электростанция родилась во второй раз.
А надо было сказать: после шестилетнего перерыва вновь пущена Армянская АЭС. Слишком просто? Вот и хорошо. Все понятно.
Уже после сообщения факта, на кадрах пуска АЭС, следовало бы пояснить, о чем же спорили шесть лет, почему сидели без энергии. На протяжении этих лет все репортажи из Армении подчеркивали: нет света, нет газа, нет овощей, ничего нет, сидим и бедствуем. В кадре непременно присутствовала свеча. Даже если съемка днем – зашторивали окна и зажигали свечу. И вот серия репортажей, свидетельствующая: армяне взялись за дело, привычка «бить на жалость» преодолена. Открывают церковь, открывают кинотеатр, придумали смешивать уголь с торфом и топить этой смесью печки. Даже лебедей вернули в пруд в центре Еревана. Такая подборка новостей внушает оптимизм.
Поддерживать разумный баланс в новостях – значит поддерживать в народе уверенность в себе, преодолевать безысходность. Положительные примеры обнадеживают: есть свет в конце туннеля, выскочим, прорвемся. Я – за такое «ретро», как положительные примеры и показ реальных достижений нашего хозяйства – народного ли, буржуазного или какое оно у нас сегодня...
Иначе возникает желание развернуться в туннеле и рвануть назад. На рождество, 7 января, по каналу ОРТ показали будни кремлевской роты. У них там есть макет мавзолейного крыльца, и они тренируются. Тянут ногу, шагая по ступенькам, сменяют друг друга под удары колоколов Спасской башни. В тексте сожаление об утраченном красивом ритуале, а съемки вроде бы сегодняшние. Намек: только прикажите, квалификацию солдаты не утратили...
Нет, не надо такого ретро. Не дай Бог. Только вперед. Не забывая старого и всегда нужного профессионального мастерства.
|
