О. В. Рябов


Скачать 3.9 Mb.
Название О. В. Рябов
страница 9/22
Тип Исследование
rykovodstvo.ru > Руководство эксплуатация > Исследование
1   ...   5   6   7   8   9   10   11   12   ...   22
§ 3. Женственность в философии пола
Всплеск интереса к проблеме пола в конце прошлого — начале нынешнего века — явление обще­европейское. "Мучительное обострение проблемы пола" (64, с. 183) в российском обществе констатирует Бер­дяев. Предметом дискуссий становятся теории пола, пред­ставленные в сочинениях Шопенгауэра, Вейнингера, Фрейда. Культура Серебряного века пыталась разгадать "тайну пола", символом которой Иванов выбирает Сфинкса (164, с. 78). Проблема пола — соотношения плоти и духа, эротики и сексуальности, деторождения и семьи — предполагала и решение вопроса о роли жен­щины в бытии человека, тем более что, как отмечалось не раз, женщина считалась носителем половой стихии по пре­иму­ще­ству1 .

Обратим внимание на то, что пол воспринимается через феминные свойства: природность (56,  с. 408), без­личность (28,  с. 149; 259, с. 192), торжество родового над индивидуальным (44, с. 140), ночь1.

Культ Слова, свойственный утонченной литера­турности русского модерна, отразился в появлении двух метафор, которые обыгрываются во многих текстах Серебряного века и в какой-то мере могут служить клю­чом к пониманию концепции пола, — "пол как поляр­ность" и "пол как половина".

Первая метафора выражает идею о том, что два пола, мужской и женский, — это два полюса бытия, причем не только человеческого, но и вселенского. В мире дейст­вуют два противоположных начала, и поло­вая полярность не просто отражает всеобщую противо­речивость бытия, но и порождает ее. Половое деление — метафизический принцип сверхличного порядка, благодаря которому каждый мужчина есть именно мужчина, а каждая жен­щина — именно женщина. Поэтому "пол — основа бытия; половая полярность  —  основа творения" (56,  с. 399). Комментируя "Чтения о Богочеловечестве", Е.Н. Трубец­кой пишет: "Контраст и единство деятельного мужественного начала — Слова и начала восприим­чивого, пассивного, женственного — земной природы должен был найти себе образное выражение в раз­личии и соединении мужского и женского пола в чело­вечестве" (427,  т. 1,  с. 342). Дру­гими словами, мета­физический пол предшествует био­логическому; мужественность и женственность первич­нее мужчины и женщины. Деление людей на два пола трактуется как следствие существования двух полов в качестве мета­физических принципов  —  а не наоборот. Эта мысль неоднократно подчеркивается Бер­дяевым: "Мужское и женское разделяются в человеке микрокосме и в мире макрокосме" (56, с. 403). Поэтому "пол есть не только биологическое, но и метафизическое явление" (45, с. 281). Трудно удержаться от соблазна в очередной раз про­цитировать Розанова: “Если пол... имеет свое "здесь" и свое "там", то как здесь есть муж­ское начало и женское начало, то и "там", в структуре звезд, что ли, в строении света, в эфире, магне­тизме, в электри­честве, есть "мужественное", "храброе", "воинствен­ное", "грозное", "сильное" и есть "жалостливое", "нежное", "ласкающее", "милое", "сострада­тельное"” (338, с. 87).

Таким образом, философия Серебряного века обна­ру­живает не только антропологическое, но и онтологи­ческое измерение проблемы, что позволяет ей постули­ровать идею трансцендентного характера пола.

Скорее всего эта мысль появляется в философии эпохи благодаря сочинениям Розанова, называющего пол "началом вечности" (342,  с. 43), "магической точкой" (342,  с. 57; см. также:  66, с. 281;  253,  с. 174). Мереж­ковский пишет, что пол есть "касание мирам иным" (253, с. 174), "выход из этого мира в тот, как бы окно темничное. Все тело имманентно, а Пол транс­цен­дентен; все тело в трех измерениях, а Пол — в чет­вертом" (258,  с. 49). Мыслитель выдвигает любо­пытную идею несамо­достаточности человека полового как основы социаль­ности и коммуникации. "Между Единицей-Личностью и Обществом-Множест­вом умно­жающий, рождающий Пол — как бы переки­нутый над пропастью мост" (258, с. 54). Размышляя о поле как "касании трансцендент­ного", Мережковский подчер­кивает, что это — "единственный выход из своего тела в чужое, из Я в Ты, из тайны Одного в тайну Двух" (253, с. 174). Он отмечает: "Все, что не Я, отрицает, исклю­чает меня или мной исклю­чается, отрицается. Всякое чужое тело, входя в мое, разрушает, пожирает, убивает его или же им убива­ется. И так всегда, везде, кроме одной точки — Пола" (258, с. 48).

Ответ Булгакова на вопросы "почему существует разделение на полы?" и "зачем Ева?" (101,  с. 255) обуслов­лен его идеей "софийности мира" и выте­кающими отсюда воззрениями на роль телесности, природности. Назначение Евы, создание которой обозначило поло­вую разделенность человека, заклю­чается в том, что через нее Адаму, ощущавшему свое одиночество во Вселенной и свою от нее отъединен­ность, открывается телес­ность мира, которая ранее существовала как нечто чуждое, внеположное и призрач­ное. В красе Евы Адаму открылась софий­ная красота мира; вся тварь возлюблен­ному представляется в облике женской красоты (101,  с. 256). Через женщину мужчина обретает единство со Вселенной.

Сквозь призму проблемы человеческого одино­чества рассматривает сущность пола и Иванов. Обра­щаясь к ана­лизу "Фауста", он отмечает, что одна из основ­ных идей этого произведения — бесплодность знаний, равно как и всех достижений, изолированной, замкнутой, словно в тюрьме, личности, разлученной как бы пропастью с живым целым живой вселенной, ей трансцендентной. Для выхода из скорлупы своего "Я" такая личность должна соприкоснуться с Природой, с материей, которая изводит из себя самой свой облик в женщине и ставит, как Еву, перед любящим. Фауст, пола­гает Иванов, симво­лизирует гения европейского человечества (149, с. 265—266), а его "влечение к вечной женственности" указывает путь решения проблемы западного индивидуализма.

* * * * *

Один из ключевых методологических приемов ана­лиза проблемы пола в философии этой эпохи связан с разведением понятий пола и сексуальности. По мне­нию Бердяева, пол несоизмеримо шире и глубже того, что мы называем в специфическом смысле поло­вой функцией, сексуальностью, которая есть уже результат дифференциации какой-то общей пра­сексуальной жизни (56,  с. 399).

Можно выделить три точки зрения по вопросу взаимо­действия пола и сексуальности, соотношения любви духов­ной и чувственной.

Первая, во многом следующая святоотеческому уче­нию о "теосисе" — обожении плоти, представлена Булга­ковым. Его отношение к проблеме связано с "софийным материализмом": материя "проникает всю жизнь не только тела, но и духа" (101,  с. 233). Истин­ным объек­том любви является воплощенный дух, или одухо­творенная плоть, а потому "ложный спири­туализм в любви есть такая же ошибка эротического суж­дения, как и голая чувственность, обнаженная похоть..." (101,  с. 257). Против такого "ложного спиритуализма" и направлен пафос булгаковской "софиологии пола": "Соединение полов, зачатие и рождение, есть, по изна­чальному определе­нию Божию, норма пола" (там же). Сексуаль­ность неотделима от пола, однако она не есть пол, и отношения между ними могут быть даже анта­гонисти­ческими (там же). Булгаков предлагает раз­личать борьбу с сексуальностью и борьбу против сексуальности (101,  с. 258). Да, сексуальность есть следствие грехо­падения и необходимо ей противостоять, но это одновременно и борьба за пол — "это интимное борение в самом поле просветляет его изнутри" (там же). Поэтому аскетизм, который не может отличить состояния от сущности половой функции, осуждается (101,  с. 233). В работе "Человекобог и человекозверь" философ показывает, что при всей видимой противоположности взгляды Толстого и Розанова, о воззрениях которого чуть ниже, совпадают в понимании сущности пола, который у них "совершенно приравнивается сексуальности и ею исчерпывается" (108,  с. 483). "Брезгливое отрицание брака во имя влюбленности представляет собой тоже розановство навыворот, взятое с минусом..." (101, с. 259, примеч.). Позднее Булгаков несколько изменяет термино­логию, что впервые заметно в его записях 1924 года: делясь впечатлениями от встречи с Сикстинской мадонной, он высказывает мысль о том, что Мария выражает женскую ипостась в человеке, но "женское еще не есть пол". Это девство в женском облике превыше пола (89, с. 630).

Данные идеи приобретают более развернутый вид в работе "Купина неопалимая". Во-первых, "мужское и женское само по себе не есть уже п о л... Первоначально они суть д у х о в н ы е начала, некоторые духовные квалификации" (110, с. 142). Пол же как "состояние мужчины и женщины, обращенных друг к другу", является следствием грехопадения (110, с. 167); мужское и женское "дают основание двум половым модусам человеческого естества" (110, с. 142), необходимый признак которых  —  половое чувство, связанное с половым влечением (110, с. 164, 165). До грехопадения же Адаму и Еве был предначертан внеполовой или сверхполовой способ размножения — духовное зачатие. Именно таким и было непорочное зачатие Девы Марии (110,  с. 164). Полнота Божеского образа в человеке выражается через "нового Адама" — Христа и "новую Еву" — Богоматерь (110, с. 143); они символизируют догреховное состояние человека, а потому также "пребывают свободны от п о л а, в ы ш е п о л а, приснодевственны" (110,  с. 167). Поэтому Богоматерь не является женщиной в смысле пола, хотя не теряет своего женского естества (110, с. 166); Христос не является мужчиной в смысле пола, хотя не теряет своего мужского естества (110, с. 167). Очевидно, Булгаков просто меняет терминологию: "мужское" и "женское" замещают понятие пола, сам же термин "пол" обозначает то, что ранее называ­лось "сексуальностью". Заметим, что Булгаков и здесь не отрицает ценности деторождения. Однако те­перь — в контексте осмысления проблемы непорочного зачатия и Приснодевства — он под­черкивает внеполовое, духовное общение мужчины и женщины.

Вторая точка зрения принадлежит Розанову; своеобразие его позиции заключается в том, что он отстаивает идею божественности пола и сексуальности, между которыми ставит знак равенства. Одухотворенность пола, его "праведность", понимается мыслителем в качестве его связи с Богом: "Связь пола с Богом — большая, чем связь ума с Богом, даже чем связь совести с Богом..." (351,  с. 243). "Суть учения Розанова о поле очень проста: пол не есть нечто постыдное, запретное, а мистическая основа жизни, основа семьи, основа общества. Пол не только не есть грех, но наоборот: признание важности пола ведет к оздоровлению общества, очищению, освобождению от греха" (679, с. 232).

Подчеркнем несколько принципиальных в кон­тексте настоящего исследования моментов, сопро­вождающих розановскую философию пола. Во-первых, это аполо­гия природы. Пол как раз и предназначен обратить чело­века к природе, к естественному. Поэтому орга­ничной выглядит полемика Розанова с представлениями о природе как объекте человеческого завоевания (см.: 679, с. 236).

Во-вторых, это апология приватной сферы челове­ческого бытия. Низкая оценка женственности в евро­пейской мысли обосновывалась скрыто или явно низкой оценкой приватной сферы; только публичная сфера оценивалась высоко. В сочинениях Розанова происходит переоценка ценностей; пол, семья не менее важны, чем, например, творчество. В приватной сфере и следует искать великое призвание женщины — брак "должен быть центром особенно светлого и безгреш­ного настроения" (346, с. 245), тем более что сфера част­ной жизни, как показывает мыслитель в статье "Женщина перед великою задачею", самым тесным образом связана с публичной.

Важное место в розановской "метафизике пола" зани­мает идея связи пола с жизнью, которые трактуются мыслителем как "равнозначительные" (346,  с. 325): “Жизнь. Она начинается там, где в существах возни­кают половые различия; и эти последние начинаются там, где появляется жизнь <...> Глубоко поэтому... наименование подруги первого человека "Евою", что... указывает, что "женщина" — это и есть "жизнь"...” (346, с. 212). Именно это положение Розанова подвергается кри­тике представителями третьей концепции, которые, развивая идеи Федорова, подчеркивают: везде, где есть пол, есть жизнь — но есть и смерть. Как известно, это — одно из исходных положений теории любви Соловьева. "Само по себе ясно, что, пока человек размножается, как животное, он и умирает, как животное" (387,  с. 522), — пишет он, акцентируя внимание на тождестве Диониса и Гадеса, жизни и смерти. Родовая жизнь влечет за собой индивидуальную смерть (там же).

Бердяев также указывает, что пол является исто­ч­ником не только жизни, но смерти (56,  с. 410; см. также: 43, с. 70). "Через пол рождаются и через пол умирают <...> Лишь смертный рождает и лишь рождающий уми­рает" (56, с. 410—411). Поэтому "подлинная любовь иного мира, любовь, творящая вечность, исключает воз­можность сексуального акта, преодолевает его во имя иного соединения" (56, с. 427).

Мережковский пишет, что пол есть "нечто изна­чально-открытое, трансцендентно-обнаженное и по­тому страшное и стыдное, трансцендентно-зияющее, пустое, полое, — как бы щель, расщеп, раскол, распад единой Личности надвое, на мужское и жен­ское. В этот-то поло­вой расщеп и входит смерть, проникает в человека сквозь эту щель, как не­приятель — в осажденную крепость. Только восстанов­ленная в первичном, двуполом единстве, исцелен­ная, целая личность  —  муже-женщина  — будет снова закрыта для смерти, замкнута, совершенно кругла..." (253, с. 270—271). Оче­видно, проблема пола оказывается связанной с идеей бессмертия — одной из центральных идей русского философствования (см.: 662); мотив преодоления смерти связывается с учением о достижении че­ловеческой личностью целостности как восстановления единства мужского и женского. По В.С. Соловьеву, "бессмертным может быть только целый человек" (387, с. 522).

Вторая метафора, отразившая сущность трактовки пола в философии Серебряного века, — "пол как поло­вина", половина целого. Так, Булгаков утверждает, что "каждый в отдельности есть полу-человек" (101, с. 263). Эта метафора постоянно присутствовала в теме андро­гинизма человеческой природы, которая включа­ется в культуру Серебряного века благодаря концепции любви В.С. Соловьева. Мыслитель обращается к платонов­скому "Пиру" за под­тверждением идеи, что в основе половой любви лежит жажда целостности. Платон пересказал древний миф об андрогинах — существах, соединявших в себе мужскую и женскую природу; они были столь могущественны, что Зевс решил разделить каждого андрогина пополам и разбро­сал их половинки по свету. Таким образом, пишет Платон, "каждый из нас — это половинка человека, рас­сеченного на две камбалоподобные части, и потому каж­дый ищет всегда соответствующую ему половину. <...> Когда кому-либо... случается встретить как раз свою половину, обоих охватывает такое удивительное чувство привязанности, близости и любви, что они поис­тине не хотят разлучаться даже на короткое время. <...> Таким образом, любовью называется жажда целостности и стремление к ней" (637, с. 100-101).

Хотя термин "андрогин" впервые используется Соловьевым лишь в "Жизненной драме Платона" (1898), мысль о человеческой природе как единстве мужского и женского начал, которая утверждается в русской философии XIX века, проходит через все творчество философа. Впервые она появляется в его работе "Смысл любви", где утверждается, что "истинный человек в полноте своей идеальной личности, очевидно, не может быть только мужчиной или только женщиной, а должен быть высшим единством обоих. Осуществить это единство, или создать истинного человека, как свободное единство мужского и женского начала, сохраняющих свою формальную обособленность, но пре­одолевших свою существенную рознь и распадение, — это и есть собственная ближайшая задача любви" (387, с. 513).

Затем этот комплекс идей повторяется и уточняется в "Оправдании добра" (1894): "Человек лишен целости своего существа и своей жизни, и в истинной целомудренной любви к другому полу он стремится, надеется, мечтает восстановить эту целость" (382, с. 231). Слова "целость" и "целомудрие" выделены В.С. Соловьевым; эта своеобразная игра слов будет повторяться в текстах Серебряного века не раз.

Итак, подлинная человеческая природа представляет собой соединение мужского и женского начал, которое достигается через любовь.

Реализация этой цели невозможна без соответствующего преобразования внешней среды; "действительно спастись, т.е. возродить и увековечить свою индивидуальную жизнь в истинной любви, единич­ный человек может только сообща или вместе со всеми" (387, с. 538). Соловьев усматривает в харак­тере взаимоотношений мужчины и женщины в любви модель идеального общественного устройства: не под­чиняться своей общественной среде и не господство­вать над нею, а быть с нею в любовном взаимо­действии (387,  с. 545). Параллели с идеей соборности очевидны, тем более что Соловьев настаивает на том, что "истинное соединение предполагает истинную раз­дельность соединяемых" (387, с. 544)1.

Напомним в связи с этим, что Соловьев называет этот путь любви Богочеловеческим: он невозможен без участия как самого человека, так и Божества; "путь выс­шей любви, совершенно соединяющей мужеское с жен­ским, духовное с телесным, необходимо уже в самом начале есть соединение или взаимодействие боже­ского с человеческим" (375, с. 619)2 .

* * * * *

Учение Соловьева об андрогине оказало большое влияние на русских мыслителей; их понимание природы человека во многом испытало влияние той проблема­тики, которая столь ярко представлена в "Смысле любви". Бердяев даже счел нужным подчеркнуть, что "великий антропологический миф о человеке, на кото­ром только и можно построить антропологическую мета­физику, есть миф об андрогине" (43, с. 69).

Положение об изначальном андрогинизме человека обосновывалось не столько текстом "Пира" Платона, сколько словами из Книги Бытия. Уже Соловьев ссыла­ется на Священное Писание: "В день, когда Бог сотво­рил человека, по образу Божию сотворил его, мужа и жену сотворил их" (387, с. 529). Поэтому "образ и подо­бие Божие, то, что подлежит восстановлению, отно­сится не к половине, не к полу человека, а к целому человеку, т. е. к положительному соединению мужского и женского начала,  —  истинный андрогинизм  —  без внешнего смешения форм,  —  что есть уродство,  —  и без внутреннего разделения личности и жизни, — что есть несовершенство и начало смерти" (375, с. 619; см. также:  387,  с. 529). По свидетельству Слова Божия, подчеркивает Булгаков, "человек изначально создан как мужчина и женщина, двое в одну плоть" (101, с. 251). Поэтому отворение человека завершилось лишь с соз­данием Евы (101,  с. 254) — "в мире явился полный чело­век, муж и жена" (101, с. 270). Аналогичные идеи об андрогинности высказывают Бердяев (38,  с. 76;  56, с. 403), Карсавин (198,  с. 178), Мережковский (253,  с. 270).

Другим аргументом в пользу тезиса о человеческой природе как единстве мужского и женского начал являлась мысль о том, что Абсолютный Человек — Христос соединяет мужское и женское в единый андро­гинный образ (56,  с. 405). Рассуждая об этом, Мереж­ковский так трактует Св. Троицу: вечно-муже­ст­венное начало было в Отце, вечно-женственное — в Духе Матери, сочетание обоих начал — в Сыне (253, с. 169). Мыслитель неоднократно прибегает и к таким аргументам: мужеженственны все боги мистерий (253,  с. 121, 291;  258,  с. 86); андрогинизм — это атрибут природы (253,  с. 267); андрогинен каждый атом (253, с. 180). В поздней работе Булгакова "Агнец Бо­жий. О Богочеловечестве" отношения Второй и Третьей Ипостасей Св. Троицы представлены как соот­ношение двух духовных начал в Божестве, которые в тварном чело­веческом мире отражаются в виде соот­ношения муж­ского и женского начал. Что же касается Первой Ипостаси, то обозначение ее как Отца связано лишь с отсутствием соответствующего слова, полагает Булгаков,  — в действительности, он не только отец, но и мать (109,  с. 138).

* * * * *

Поскольку идеальный образ человека есть образ Божий в нем, постольку раздробленность, нецелост­ность свидетельствуют о падшести человека (55, с. 75; 45, с. 282; 44, с. 42)1. Влияние этой идеи заметно в трактовке Бердяевым грехопадения как падения андро­гина и образования "дурной мужественности и дурной женственности" (43,  с. 69). Следуя за Беме, Бердяев расценивает пол как результат грехо­падения: дифференциация мужского и женского есть последствие космического падения Адама (56, с. 403).

Вместе с тем, полагают многие мыслители, образ и подобие Божие в человеке сохранились. "...Всякая лич­ность — андрогинична" (56, с. 437), — пишет Бердяев. Человек погиб бы безвозвратно, если бы андро­гинический образ в нем исчез окончательно (56, с. 403; см. также:   63, с. 137;  43, с. 67). И Булгаков считает, что "в недрах духа" всякий человек остается мужеженствен­ным: "...каждая личность представляет собой индивиду­альное и своеобразное смешение стихии мужской и женской, и этим обусловлена творческая напряжен­ность, эротика духа" (101,  с. 263). Помимо творчества, мужеженственность человеческого духа находит выра­жение в религии, в “обращенности души к Богу, кото­рая обычно определяется у религиозных и мисти­ческих писателей как "духовный брак"” (101, с. 265). В таком контексте Булгаков пишет о "женственной сто­роне" своей души (96,  с. 398). Мужскую и женскую сто­роны души выделяют в человеке А. Белый (29, с. 128) и Иванов (150, с. 145, 146). Последний уже в эмиграции в подобном ключе интерпретирует учение К.Г. Юнга об архетипах. Единство Анимуса и Анимы в чело­веческой душе трактуются в качестве свидетельства чело­веческого андрогинизма; при этом мужественный Анимус соотносится с сознательным, женственная Анима  —  с восприимчивостью, экстазом, бессозна­тельным (167, с. 371). Подлинный андрогинизм — не столько в прошлом, сколько в будущем. Грандиозный план грядущей религиозной эпохи, которому Бердяев посвятил столько вдохновенных слов в "Смысле творчества", включает в себя и концепцию преображения человека, в основу которой помещена идея андрогина. "Новый человек, — пророчествует Бердяев,  — есть прежде всего человек преображенного пола, восстанавливающий в себе андрогинический образ и подобие Божье, искаженное распадом на мужское и женское в человеческом роде. Тайна о человеке связана с тайной об андрогине" (56, с. 418).

Философская мысль Серебряного века называет два пути преодоления этой неполноценности человека-мужчины, восхождения его к андрогинизму, утерянному в результате грехопадения: любовь и творчество.

Идея смысла любви как восстановления образа Божия в человеке, высказанная Соловьевым, получает развитие во многих сочинениях этой культурной эпохи.Так, в "Смысле творчества" Бердяев пишет, что высший, мистический смысл Любви заключается в приобщении к женственности, в слиянии мужской и женской природы в образе и подобии Божьем, в андрогине (56, с. 433). И хотя "окончательная тайна бытия андрогинического никогда не будет вполне разгадана в пределах этого мира", опыт эротической любви приближает к ней (56, с. 437). В работе "О назначении человека" философ возвращается к данной идее: цель и смысл соединения мужчины и женщины лежит в личности, в ее "стремлении к полноте, к цельности жизни, к вечности" (43, с. 209), в преодо­лении одиночества (43, с. 210)1. В восстановлении андрогинизма усматривают смысл любви Мереж­ковский (напр.: 253, с. 181, 264) и Карсавин (198, с. 132), Иванов (162, с. 386) и Булгаков (101, с. 263)2.

Комментарии Н.О. Лосского к учению об андрогинизме примечательны тем, что он обращает внимание на его связь с идеей отрицания индивидуальной бессмертной души. Это учение могут принимать лишь те философы, пишет он, которые отрицают "субстанциальность я". "Вследствие своей субстанциальности я есть индивидуум в точном смысле этого слова, т.е. существо, абсолютно неделимое и несложимое из двух половинок" — слияние двух "Я" в одно невозможно. Кроме того, в Царстве Божием личности сверхполы, а не двуполы. Н.О. Лосский соглашается с тем, что и мужская, и женская личности несовершенны, однако "лишь в том смысле, что у мужчины есть духовные достоинства, которых, обыкновенно, нет у женщины, и женщины обладают духовными достоинствами, которых, обыкновенно, нет у мужчины". Идеал личности состоит в том, чтобы сочетать в себе мужские и женские достоинства; осуществить его возможно "только путем развития нашего я" (232, с. 368).

1   ...   5   6   7   8   9   10   11   12   ...   22

Похожие:

О. В. Рябов icon Мир транспорта и технологических машин
Н. А. Федин, С. С. Рябов к вопросу об определении ресурса отремонтированных двигателей по результатам анализа моторного масла
О. В. Рябов icon Инструкция №7/05 по применению средства родентицидного "Грызунит-экстра блок"
Ооо «валбрента кемикалс», Россия Инструкция разработана в фгун ниид роспотребнадзора. Авторы: Шутова М. И., Рябов С. В, Смирнов С....
О. В. Рябов icon Мир транспорта и технологических машин
Н. А. Федин, С. С. Рябов Анализ математической модели процесса накоп­ления продуктов износа в моторном масле и обоснование номенклатуры...
О. В. Рябов icon А. В. Датий профилактика вич-инфекции и других
Рецензенты: Жолус Б. И. – заслуженный врач Российской Федерации, доктор медицинских наук, профессор (нии фсин россии); Рябов С. А....

Руководство, инструкция по применению




При копировании материала укажите ссылку © 2024
контакты
rykovodstvo.ru
Поиск