Модальности исторической традиции
Процессуальная природа общества
Человеческие общества постоянно изменяются на всех уровнях своей внутренней структуры: на макроуровне (экономика, политика и культура), на мезоуровне (общности, группы, организации) и на микроуровне (индивидуальные действия и взаимодействия). Общество - это отнюдь не целостная сущность, а многоуровневое, внутренне связанное направление процессов. По словам Эдварда Шилза, «общество - транс-временной феномен. Оно не образуется бытием в данный момент. Оно существует только через время. Оно слагается посредством времени» (355; 327)
Если это так, то общество пребывает в постоянном движении от прошлого к будущему. Его настоящее - просто фаза между тем, что произошло, и тем, что произойдет. В настоящем имеют место отголоски, следы прошлого и потенциальные ростки будущего. Природа общества такова, что его предшествующие стадии причинно связаны с текущей, нынешней фазой, а она, в свою очередь, формирует почву для следующей.
В этой главе мы рассмотрим обратную связь, т.е. связь между действительным состоянием общества и его предыдущей историей. «Связь, которая соединяет общество с его прошлым, не может исчезнуть полностью: она наследуется благодаря самой природе общества» (355; 328). Связь настоящего с прошлым составляет основу традиции.
Проблема традиции не возникла бы, если бы различные социальные процессы были дискретными, прерывистыми, т. е. если бы одни процессы полностью завершались, прежде чем начнутся новые. Но это не так. Вновь процитируем Шилза: «Общество представляет собой непрерывное существование» (355; 168). Прошлое не исчезает или, по крайней мере, не исчезает полностью. Его фрагменты остаются, обеспечивая продолжение процесса. Это происходит благодаря двум взаимодополняющим причинным механизмам: материальному, или физическому, и идеальному, или психологическому.
86
Действие материального механизма проявляется в сохранении объектов, артефактов, вещей, созданных предыдущими поколениями и не исчезающих бесследно, не рассыпающихся с течением времени. Дома и мосты, дороги и гавани, церкви и памятники, инструменты и машины, дым в воздухе и грязь в реке, - все это составляет то передаваемое от поколения к поколению окружение, в котором мы живем, даже если мы не производим сами. То, что дошло до нас, естественно, не слепок, не отпечаток прошлого, а, скорее, вещественное напоминание о нем и составляет предмет изучения археологии.
Идеальный механизм действует через человеческую память и способность к коммуникации. Прошлое сохраняется потому, что люди помнят его фрагменты. В первую очередь это касается собственных, более ранних переживаний. Однако представления о прошлом складываются не только из воспоминаний о тех событиях, которые человек наблюдал лично, но и из сведений, почерпнутых у современников. Сформированная таким образом коллективная память сохраняется в архивах, библиотеках, музеях. Кроме того, память обращается к историческим записям всех видов, в которых уже зарегистрированы свидетельства предыдущих поколений. Коллективная память проникает вглубь прошлого, далеко выходя за пределы личных воспоминаний каждого отдельного индивида. В связи с этим становится очевидной важность письма - одного из фундаментальных открытий человечества. «Развитие письма значительно расширяет возможность охвата событий, отдаленных как пространством, так и временем» (147; 204). По сравнению с письменной, устная передача традиции несравненно более ограниченна, поскольку зависит от гораздо меньшего круга людей, которые могут непосредственно общаться в данный момент времени, и замкнута в гораздо более узкие исторические рамки. Историческое сознание, равно как изучение истории, стало возможным лишь с изобретением письма. По утверждению Гидденса, «оно лежит в основе возникновения линейного сознания времени, которое позднее становится на Западе базисом историчности как черты социальной жизни» (147; 201).
Через идеальный, психологический механизм люди наследуют прошлые верования, знания, символы, а также нормы, ценности и правила, которые сохраняются, интерпретируются, используются и передаются такими институтами, как семья, церковь, школа, университеты, средства информации, армия, фирмы, политические партии. Конечно, память небезупречна, как небезупречны и записи. То, что дошло до нас, подверглось осно 87
вательной селекции со стороны поколений мемуаристов и интерпретаторов, вспоминавших и по-своему истолковывавших те или иные события, факты, явления, причем нередко селекция проводилась с предубеждением, идеализирующим и извращающим действительное положение дел.
Оба механизма - материальный и идеальный - дополняют друг друга. Окружающие нас материальные артефакты поддерживают нашу память, образуют тот вещественный мир, по которому мы можем составить свое представление о прошлых временах. Одни объекты возвращают в прошлое опосредованно, ненамеренно, скрытно (например, грязные кварталы, перенаселенные районы городов, загубленная природа напоминают о периоде усиленной индустриализации; заросшие дороги где-нибудь в глуши Америки - о бушевавшей здесь когда-то гражданской войне; пирамиды майя на Юкатане - о жестоких ранних цивилизациях); предназначение других - демонстрация славы и красоты прошедших веков. Античные монументы, соборы в стиле барокко, средневековые города, многие экспонаты музеев - все это питает наше воображение, помогает воссоздать жизнь наших далеких предков. Наконец, некоторые объекты напоминают и предостерегают о преступлениях прошлого, например, музей в Аушвице или лес в Катыни, где советские секретные службы уничтожили тысячи польских офицеров.
Нередко для того чтобы постичь суть какого-нибудь объекта, нужно хотя бы немного разбираться в тех символах, нормах, ценностях и правилах, которые придают ему смысл. Если мы ничего не слышали о Колизее, то воспримем его просто как развалины; если до нас дошел какой-нибудь старинный, незнакомый инструмент или станок, то без соответствующей инструкции мы не сможем понять, как им пользоваться; если мы не знаем, кого изображает памятник, то для нас это - всего лишь кусок мрамора; а если мы не знаем, что такое законы, то парламент для нас только каменное здание, и не больше.
Как бы ни искажалось прошлое, оно, благодаря действию материальных и идеальных механизмов, входит в настоящее. Можно сказать, что оно существует в настоящем в двух ипостасях: объективно, когда объекты прошлого сохраняются материально, и субъективно, когда в сознании членов общества присутствуют идеи прошлого, которые становятся частью современной культуры. И в том, и в другом случаях прошлое влияет на настоящее, служит важным соопределяющим элементом состояния общества. Но есть и третий путь, когда на настоящее влияет не реальное
88
прошлое, а то, как человек представляет его себе, или, попросту говоря, фантазирует. Это может происходить неумышленно - в результате ошибки, преувеличения, желания сострить и т.д., но может делаться и преднамеренно, обдуманно, с претензией на истинность. Таковы, например, «изобретенные традиции» (192). Причины, по которым они конструируются, различны. Иногда есть нужда в том, чтобы подтвердить справедливость или обеспечить легитимность политических действий; иногда необходимо заручиться поддержкой и мобилизовать участие людей в современных программах, упрочить положение лидера или поднять дух нации. Эрик Хобсбаум классифицирует «изобретенные традиции» по трем группам: первые символизируют и выражают социальную близость, идентификацию сообществ и наций; вторые легитимизируют статус, институты, авторитеты; третьи социализируют определенные ценности, нормы, правила поведения (192; 9).
Искаженные и даже абсолютно неверные образы прошлого нередко играют важную роль в жизни общества. В этом случае, как и во многих других, справедлива знаменитая «теорема Томаса»: «Если люди определяют ситуации как реальные, то и последствия их реальны» (287; 475). Вот почему люди всегда принимают в расчет свои убеждения и действуют соответственно им, а в итоге из их действий и слагается общество.
Подобные социальные и психологические механизмы объясняют замечательный факт непрерывности, или, точнее, изменения в непрерывности и непрерывности в изменении. С одной стороны, социальное изменение никогда не бывает полным или абсолютным. Большая часть из того, «что люди делают и думают, на что надеются, уже многократно совершалась и продумывалась задолго до рождения всех ныне живущих» (355; 34). Даже революционные изменения, которые по определению являются наиболее всеохватывающими и радикальными, затрагивают далеко не все аспекты общества. С другой стороны, непрерывность тоже никогда не бывает абсолютной, наследие прошлого преобразуется, модифицируется или обогащается, и каждый последующий момент в жизни общества не такой, как предыдущий.
Концепция градации
Все то, что доходит до нас из прошлого, что передается в взаимосвязанном, нарастающем историческом процессе, составляет наследие общества. На макроуровне это то наследие, которое вбирает в себя все общество от более ранних фаз историчес 89
кого процесса, оно и составляет собственно «историческое наследие»; то, что перенимает сообщество или группа от предыдущих фаз групповой жизни на мезоуровне, составляет «групповое наследие»; наконец, то, что индивид сохраняет от прожитых им периодов собственной биографии, составляет «личное наследие».
Если строго следовать идее о том, что социальные процессы непрерывны и протекают в течение длительных отрезков времени, то тогда каждую фазу, включая настоящую, нужно рассматривать как сформировавшуюся под влиянием всех предшествующих фаз, т. е. с самого начала процесса. В этом смысле все, что происходит сегодня в обществе, должно квалифицироваться как некий сложный продукт, накопленный с зарождения человечества, как общий результат человеческой истории; происходящее в том или ином локальном сообществе - как кристаллизация совокупности событий, имевших место со дня его образования; и то, что представляет собой человек в настоящее время, - как средоточие его прошлого опыта, его полной биографии.
Но чтобы судить о традиции, одной лишь причинной связи недостаточно. Сумма событий за время существования человечества - не традиция, а, скорее, генеалогия общества. И сумма воздействий прошлых состояний также не есть традиция, она лишь современное состояние общества. Столь широкое толкование обессмысливает понятие традиции. Говорить о ней можно только тогда, когда связь между прошлым и настоящим имеет более тесный, интимный характер. Традиция должна включать в себя непрерывное существование прошлого в настоящем, которое может принять, как мы помним, две формы: материальную и идеальную, или объективную и субъективную. Под традицией в первом, более широком смысле слова мы будем понимать совокупность тех объектов и идей, истоки которых коренятся в прошлом, но которые можно обнаружить в настоящем, т.е. это все то, что не было уничтожено, разбито, выброшено или забыто. В данном случае традиция тождественна наследию - тому, что реально сохранилось от прошлого. Как заметил Шилз, «в элементарном значении традиция - это просто товар, то, что прошлое передает или отдает будущему» (355; 2).
Во втором, более узком смысле слова мы будем понимать под традицией только те фрагменты наследия, которые не просто сохраняются в настоящем, но и тесно переплетаются с ним. Значение сохранившихся материальных объектов должно определяться прежде всего их причастностью к прошлому. Именно потому они и привлекают к себе внимание, мы замечаем и выделяем их.
90
Это могут быть королевские замки, средневековые городские стены, древние руины, первые модели автомобилей Форда и многое другое.
Что касается идей (включая верования, символы, нормы, ценности, правила, кредо и идеологии), то они должны влиять на мышление и поведение людей, и, опять-таки, должны подчеркиваться их связь с прошлым, их давняя история. Первое, что приходит на ум из таких фрагментов наследия - это древние понятия демократии, справедливости, свободы, мифы о происхождении наций, память о величии страны, сведения из области техники, народной медицины, старинные поваренные рецепты.
Случается и так, что сравнительно недавние идеи или недавно созданные объекты ошибочно считаются древними. Иногда причиной тому является умышленная фальсификация, выдаваемая ее авторами за давнюю традицию. Хьюг Тревор-Ропер рассказывает о том, как два скучающих аристократа, живших в XIX в. в Шотландии, придумали сложную систему стилей, символов, значков, мелодий и выдавали это за якобы обнаруженную ими так называемую хайландскую древнюю культуру (429; 15). Другой историк сообщает о том, что несколько церемониальных традиций Британской монархии были специально изобретены для того, чтобы придать новым институтам видимость архаики (71; 138).
Таким образом, именно отношение современников к объектам или идеям прошлого позволяет ту или иную часть исторического наследия включать в содержание категории «традиция». Значимость, благоговение, трепет, ассоциирующиеся со всем, что социально определяется как традиция, объясняет интересный феномен «соперничающих (конкурирующих) традиций». В качестве иллюстрации можно вспомнить дома в колониальном стиле, мебель ^ 1а Луи XIV, старинные персидские ковры, сделанные в Гонконге, и многое другое. Короче, «традиции складываются не сами по себе; их создают, отвергают или изменяют люди» (355; 14-15).
Возникновение и изменение традиций
Традиции в узком смысле слова, т.е. совокупность объектов и идей, особое значение которых люди связывают с их происхождением в прошлом, сами являются субъектами изменения. Они модифицируются, выдвигаются на первый план или игнорируются, существуют в течение некоторого времени, а затем исчезают, забываются и вновь возрождаются. Так случилось, например, со
91
многими этническими, национальными традициями в странах Восточной Европы и в бывшем Советском Союзе: после длительного подавления в условиях коммунистических, тоталитарных режимов в изменившейся ситуации они обрели новую жизнь.
Традиции складываются двумя путями. Один идет «снизу», когда можно сказать, что традиция «возникает», «зарождается». Это спонтанный, стихийный процесс, в который вовлечены достаточно большие массы людей. Все начинается с того, что кто-то обращает особое внимание на определенные фрагменты исторического наследия. Затем интерес, уважение, пристрастие, почтение распространяются вширь, охватывая все более широкие слои населения, и принимают форму ритуалов, церемоний, побуждают к поискам и обновлению старых объектов, к новой интерпретации старых кредо. Индивидуальные предпочтения и действия становятся массовыми и превращаются в поистине социальный факт. Так рождается традиция. Парадоксальным образом данный процесс очень сходен с распространением новаций (эта тема будет обсуждаться в гл. 17), хотя в рассматриваемом случае речь идет, скорее, об открытии того, что уже существовало в прошлом.
Второй «маршрут» формирования традиции начинается «сверху», действуя через механизм навязывания, когда традиция выделяется, отбирается и даже навязывается теми, кто обладает властью или влиянием. Это может быть монарх, вводящий для своих подданных традиции своей династии; диктатор, делающий упор на прошлой славе нации; полководец, напоминающий воинам о великих исторических сражениях, или известный модельер-дизайнер, находящий вдохновение в прошлом и диктующий стиль «ретро».
Заметим, что эти два пути не предопределяют содержания традиций. В частности, нельзя сказать, что один ведет к формированию истинной традиции, действительно уходящей своими корнями в прошлое, а другой - к изобретенной традиции, связь которой с прошлым придумана, вымышлена. Такая связь может диктоваться необходимостью, когда, например, кто-то наделяет образ прошлого привлекательными чертами с тем, чтобы увлечь своей идеей многих людей. Но все же чаще такого рода традиции создаются и внедряются с политической целью теми, кто стоит у власти. Вспомним коронационные церемонии императора Бокассы; ритуалы, принятые при Наполеоне, или недавние заверения политиков в «вечной и нерушимой дружбе» между Советским Союзом и Ливией, Румынией и Мозамбиком. Решение переписать все учебники истории в России и бывшей Восточной Германии после крушения в этих странах коммунистических режимов
92
свидетельствует о степени утраты национальных традиций, которые нужно теперь восстанавливать заново.
Традиции подвержены как количественным, так и качественным изменениям. В первом случае речь идет о расширении или сужении круга последователей, сторонников, поддерживающих традиции. Иногда та или иная традиция охватывает все население страны, а порой даже выходит за ее пределы, приобретая действительно глобальные масштабы. Таковы основные религиозные учения - христианство, ислам, буддизм, некоторые политические доктрины - либеральная демократия, социализм, консерватизм. Но люди могут и разочароваться, перестать поддерживать определенные традиции. Примером тому служит судьба коммунизма и вообще левых традиций в конце XX в.
Что касается качественных изменений, то они затрагивают содержание традиции, когда на смену одним идеям, символам, ценностям приходят другие или когда одни объекты включаются в состав признанных традиций, а другие отвергаются. В области идей, образов и ценностей достаточно напомнить о влиянии Реформации на христианство или Второго Ватиканского собора на римский католицизм. Из современных примеров назовем изменения традиций лейбористской партии в Великобритании за последние годы; приуроченные к годовщине путешествия Колумба исторические коррективы, внесенные в идеализированные представления об открытии Америки; волну «ревизионистской» литературы, в которой Французская революция (377; 353) показана в совершенно новом свете. В области материальных объектов иллюстрацией могут служить печатная машинка Оливетти Леттера или спортивный автомобиль Порше, включенные в коллекцию Музея современного искусства в Нью-Йорке; одежда Элвиса Пресли, выставленная на аукционе в Сотби; советские военные ордена и медали, продающиеся на улицах Берлина, или пыльная старинная мебель, вытащенная с чердаков современных домов. Почему происходят подобные изменения? Отчасти они объясняются психологическими причинами, и прежде всего - свойствами человеческого разума - неустанного и скептического, жаждущего новизны и оригинальности, устремленного к творчеству и новациям, наделенного воображением и фантазией. Рано или поздно любая традиция подвергается сомнению, пересмотру, и в то же время открываются новые фрагменты прошлого, которые признаются традиционными. К особым случаям можно отнести такие, когда традиция подрывается новыми фактами, сталкивается с реальностью и оказывается неверной или бесполезной. С XVII в. обоснование достоверности
93
традиций стало правилом научной этики. Другой, менее экстремальный вариант заключается в том, что хотя традиция и не была фальсифицирована, но в радикально изменившихся социальных условиях она уже не отвечает нуждам и потребностям людей, утрачивает свою практическую функцию и потому отвергается.
Изменение традиций объясняется, кроме того, их множеством и неизбежными столкновениями друг с другом, причем это касается и тех из них, которые относятся к различным обществам или культурам, и тех, которые принадлежат одному и тому же обществу. Первые широко изучались социальными антропологами. Речь идет прежде всего о столкновении традиций в связи с колониальными завоеваниями, а также о более мирных формах культурных контактов между совершенно разными обществами, в том числе о программах насильственной модернизации (см. гл. 9). Почти всегда местные традиции подвергаются значительному воздействию извне, пересматриваются или сметаются новыми, исчезая вовсе.
Соперничество традиций в рамках одного общества принимает различные формы. Чаще всего это несовпадение и противоборство национальных или расовых традиций в многонациональном или многоэтническом обществе, а также конфликты между традициями представителей разных классов или социальных страт. Подозрительность и неприязнь, которые низшие социальные слои испытывают к ценностям элиты, наиболее ярко проявляются в актах насилия во время социальных революций, когда поджигаются королевские дворцы, разграбляются аристократические особняки, а в музеях устраиваются склады или казармы. Взаимная враждебность характерна и для региональных традиций. Наконец, весьма важное значение имеет глубокий водораздел, проходящий между отдельными религиозными традициями.
Было бы, однако, упрощением думать, будто многочисленные традиции неизменно воюют друг с другом. Между ними могут устанавливаться и отношения взаимной поддержки. Так, польское оппозиционное движение «Солидарность» свело воедино в несколько неожиданную, но, как позднее показала история, взрывчатую и эффективную смесь по меньшей мере три различные традиции: католицизм, польский национализм и стихийный социализм рабочего класса (последний, конечно, не тождествен официальной «социалистической» доктрине).
Столкновения или - реже - взаимная поддержка неизбежно влияют на каждую из традиций. Здесь многое зависит от того, насколько они различаются своей внутренней силой (степенью выраженности, широтой охвата и т.д.) или поддержкой со сторо 94
ны властных структур (государств, армий, социальных движений). Обычно в ходе колониальных завоеваний, войн и прозелитских религиозных кампаний более слабая традиция размывается, подвергается эрозии. Если местная традиция недостаточно сильна или внешняя вводится без особого нажима, то чаще всего наблюдается культурное заимствование отдельных элементов последней. Наконец, если силы примерно равны, то может иметь место слияние, синкретичный сплав различных традиций. Подробнее мы рассмотрим эти процессы в гл. 6.
Функции традиции
Может быть, наиболее фундаментальным является вопрос не о том, почему изменяются традиции, а о том, почему они вообще существуют. Как считает Эдвард Шилз, «хотя люди зачастую неудовлетворены своими традициями, но без них они не могут выжить» (355; 322). Если это так, то каковы же те универсальные требования, или потребности, индивидуальной и социальной жизни, которые удовлетворяют традиции, иными словами, в чем состоят функции традиций?
1. Прежде всего в традиции сосредоточена мудрость поколений, которые осуществили отбор бытовавших в прошлом и заслуживающих теперь внимания норм, ценностей, идеалов, правил, сохранили созданные ранее объекты. Традиции - это своего рода кладезь идеальных и материальных ресурсов, используемых людьми в своих текущих делах, для возведения будущего на фундаменте прошлого. В частности, традиции предписывают действия (например, в артистическом мире, в области медицины или юриспруденции), определяют ролевые модели (например, поведение героев, харизматических лидеров, святых и пророков), поддерживают социальные институты (например, монархию, конституционализм, парламентаризм), различные образцы организационного устройства (например, рынок, демократию и т.д.) и образы обществ (например, древней Греции, американского или западного). Общественную жизнь нельзя создать из ничего, на пустом месте. Традиции обеспечивают людей, формирующих свой мир, готовыми «строительными блоками».
2. Традиция - один из источников законности, подтверждающий легитимность чего-либо. Фразы «так было всегда» и «люди всегда так считали» нередко используются для объяснения или даже оправдания сегодняшних поступков (355; 21). Ту же цель
95
преследуют ссылки на авторитеты или доктрины, бывшие популярными в прошлом («так сказано в Библии», «это утверждал Аристотель», «Маркс был не против такого вывода»), Макс Бебер особо отметил роль традиции в формировании основ власти, когда, например, авторитет монарха узаконивается его принадлежностью к прежней династии.
3. Традиция вбирает в себя символы коллективной идентичности, усиливает чувство общих корней, принадлежности и верности нации, сообществу, группе. Таковы прежде всего национальные традиции с их гимнами, флагами, эмблемами, мифологией и публичными ритуалами. Они уходят корнями вглубь истории и используют прошлое для того, чтобы объединить людей в настоящем. «Ритуалы монархии воспринимаются как символ свободы и праздник стабильности в мятущемся и разочарованном веке» (429; 159). Ту же роль играют традиции регионов, городов, местных сообществ, связывая их граждан или членов внутри определенного пространства. Традиции профессий и фирм, символизированные в значках, лозунгах и легендах, придают чувства достоинства и гордости за сопричастность именно к этой профессии или фирме. Традиции университетов и школ, выражаемые в пышных ритуалах, церемониях, одежде и т.д., позволяют сохранить автономию в данной сфере социальной жизни.
4. Традиция помогает пережить разочарования, смягчает неудовлетворенность повседневным существованием. Традиция, истоки которой коренятся в счастливом прошлом, поддерживает общество в периоды кризиса. Традиция, напоминающая о былой независимости, не дает нации погибнуть в период иностранной оккупации и порабощения. Традиция утерянной свободы рано или поздно подрывает самую жестокую тиранию. Словом, если прибегнуть к поэтической метафоре, «время - это небо для духа, которому тесно в настоящем» (355; 207).
Как и все, что создано человеком, традиции несут в себе функциональную амбивалентность.
1. Любая традиция, независимо от ее содержания, может сдерживать творчество или новации, предлагая готовые рецепты для решения современных проблем. Между тем попытки заменить поиск новых путей возвратом к старым, испытанным, надежным методам чаще всего влекут за собой стагнацию.
2. Столь же пагубно стремление оставаться верными традиционному образу жизни, методам правления, экономическим стратегиям, несмотря на радикальные исторические сдвиги. Привер 96
женность старым традициям в изменившихся условиях - лишь одно из проявлений инертности, типичной для многих человеческих институтов. Это может привести к неэффективности или полному провалу политики, разочарованию граждан, экономическому или политическому кризису. Именно такова нынешняя ситуация в Восточной Европе и бывшем Советском Союзе, где традиции капиталистического Запада XIX в. в сочетании с идеей экономической свободы и концепцией либеральной парламентской демократии рассматриваются как единственно приемлемый ориентир при проведении реформ. Фетишизация подобных традиций в преддверии XXI в. не только малопродуктивна, она парализует поиски «третьего пути», отличного от полностью отвергнутого социализма и воспринятого с таким энтузиазмом «дикого капитализма».
3. Некоторые традиции дисфункциональны или опасны по причине своего специфического содержания. Человеческая история полна трагедий и страданий, разрушения, жестокости, эксплуатации, дискриминации, пронизанных ненавистью идеологий, иррациональных верований, несправедливых законов и тираний. Подобные традиции, возрождаемые отдельными лицами или группами (как это периодически происходит с идеями милитаризма, империализма, колониализма, антисемитизма, нацизма или сталинизма), несут в себе мощный деструктивный потенциал. Существуют, например, опасные признаки сохранения крайне правых традиций в Германии, Италии и Франции, пережитков сталинизма в России.
4. Наконец, некоторые традиции поддерживаются, скорее, на уровне «социального подсознания», в силу привычки и инерции. Нельзя сказать, чтобы их специально культивировали, просто они воспринимаются как неотъемлемая составляющая обычного образа жизни. Исследователи бывших коммунистических стран изобрели термин «гомо советикус» для описания типичного ментального синдрома, адаптивной реакции, генерируемой тоталитарной системой. Сюда входят такие черты, как стремление к сиюминутной выгоде, пассивность, апатия, перекладывание ответственности на другого, небрежное отношение к работе, «незаинтересованная зависть», инфантилизм (ожидание защиты и заботы со стороны государства), иждивенческая изобретательность (постоянный поиск в социальной системе лазеек для собственной выгоды). С падением тоталитарных режимов такое отношение не исчезло. Для одних все это составляло привычный образ жизни, который скоро будет сломлен под натиском капиталистической системы; другие воспринимают новую трудовую этику, личную
97
7-154
ответственность и дух конкуренции, привнесенные капитализмом, как чуждые, неприемлемые требования и потому испытывают ностальгию по прежней, пусть даже и более бедной жизни. Возникает латентная, скрытая традиция, тем не менее влияющая на массовые действия. В изменившихся обстоятельствах такие укоренившиеся привычки и обычаи утратили свою адаптивную ценность и представляют значительные препятствия для преобразования политической и экономической системы. Еще более опасно, что они могут подготовить благодатную почву для популистских демагогов или коммунистических ястребов.
Традиционализм и антитрадиционализм
Будучи столь же обычным, сколь и важным явлением, традиция неизбежно порождает ростки метаэволюций, причем в большинстве случаев отношение общества к традиции как таковой находит отражение в различных теориях о ее социальной роли. Амбивалентность, присущая традиции, которая, как мы видели, часто функциональна, но часто и дисфункциональна, с непреложностью ведет к противоборству мнений.
Четко сформулированные идеологии и состояния общественного мнения, благосклонно относящиеся к традиции, объединяются названием «традиционализм»; а отрицающие их - «антитрадиционализм». Можно предположить, что в периоды динамичного, экспансивного и успешного социального развития интерес к традициям ослабевает. Широко распространено мнение, согласно которому в такие времена все должно быть сфокусировано на изменениях: воспринимать их, искать и инициировать (355; 2). Новизна, оригинальность, необычность становятся доминирующими ценностями. Люди в целом устремляются вперед, а не назад. В обществе господствуют активность, оптимизм, вера в прогресс, в науку и технологию как инструменты рационального изменения мира. В такой идеологической атмосфере не может не возникнуть антитрадиционализм, и его носителем выступает «нынешнее поколение».
Наша гипотеза может быть подтверждена примерами из современности (мы детально проанализируем их в гл. 5). Быстро формировавшееся и расширявшееся капиталистическое, урбанистическое, индустриальное общество в его классическом виде в XIX в. было явно антитрадиционалистским. Если оно и ценило какие-то традиции, то лишь те, которые были «традициями антитрадиционализма», т.е. сохранялись в памяти о великих револю 98
циях - английской, французской, американской. Это общество отвергало предшествовавший социальный порядок, навешивая на него ярлык «традиционного». Аналогичная тенденция сворачивания традиций и торжества настоящего и будущего наблюдалась и гораздо позднее - в годы стабилизации и процветания после Второй мировой войны. «Священность и незыблемость прошлого как главного символического регулятора социальных, политических и культурных изменений уступают место инновациям и ориентации на будущее как на базовые культурные изменения» (110; 424).
В подобных случаях антитрадиционализм принимает форму игнорирования традиции, а не борьбы с ней. Но когда дисфункциональные воздействия каких-либо традиций становятся особенно заметными, антитрадиционализм может выступать в форме более активной критики. Так, интеллектуалы в посткоммунистических странах развернули широкую кампанию против «реального социализма» и синдрома «гомо советикус» с тем, чтобы исключить влияние этих пережитков прошлого (251; 392). Концентрирующийся на отдельных моментах, избирательный антитрадиционализм не препятствует утверждению различных традиций (например, национализма, католицизма, демократии), имеющих более раннее происхождение, но выполняющих четкие функции в современных социальных изменениях.
Период стагнации или кризиса - экономического, политического, культурного - немедленно оживляет традиции. В трудные времена люди обращаются к опыту предков, ищут убежища от повседневных тревог и забот в прошлом. Возрождаются традиции, в том числе «торжествующего модернизма» XIX в., которые представляются в такие периоды полезными, удивительно функциональными, а их возможные дисфункции забываются.
По-видимому, наиболее разумной идеологической позицией является «критический традиционализм». Он стремится уравновесить функции и дисфункции той или иной традиции в каждом конкретном случае, принимая в расчет ее содержание и исторические обстоятельства ее утверждения; отвергает ошибочный взгляд на прошлое как на источник исключительно добра и вместе с тем избегает другой крайности, характерной для догматического антитрадиционализма, который отрицает положительную роль традиции в человеческом обществе.
|
