Скачать 0.64 Mb.
|
Иржи ГУБАЧ АДЪЮТАНША ЕГО ИМПЕРАТОРСКОГО ВЕЛИЧЕСТВА, или КОРСИКАНКА Комедия в 2-х действиях Перевод с чешского Григория Дунды Действующие лица: ЖОЗЕФИНА. НАПОЛЕОН. БЕРТРАН. ГУРГО. ПОППЛТОН. ГУБЕРНАТОР. ПОВАР. Действие происходит в 1819 г. на острове Святой Елены. 1987 г. Действие первое На пустой сцене стол, стул и вешалка. На спинке стула висит зеленый фрак. На столе колокольчик. На вешалке – наполеоновская шляпа. Входит НАПОЛЕОН в рубашке и форменных брюках. Осматривается, медленно подходит к расставленным мышеловкам. Брезгливо поднимает одну из них, в которую попалась огромная крыса, размахивается, собираясь запустить ею в публику, затем передумывает и кладет мышеловку на стол. Хватает колокольчик, энергично им размахивая, звонит. Никто не появляется. Он начинает злиться. Надевает фрак, тщетно пытаясь застегнуть его на пуговицы. Сюртук ему мал. Остервенело стягивая борта фрака, снова звонит и выкрикивает. НАПОЛЕОН. Маршан! Маршан! Вбегает ПОВАР. ПОВАР. Ваше величество! НАПОЛЕОН. Я звал камердинера! ПОВАР. Камердинер в данный момент находится на карантине. Имеются подозрения, что он заболел холерой. НАПОЛЕОН. Почему никто мне об этом не доложил? ПОВАР. Очевидно, не хотели вас беспокоить по такому пустяку. НАПОЛЕОН. Удивительная заботливость. Стало быть, я остался без камердинера. Что еще? ПОВАР. Ужасная трагедия, ваше величество! Ужина не будет. Нам снова привезли испорченное мясо. Мерзавцы! НАПОЛЕОН. Будем есть хлеб. ПОВАР. Хлеб сожрали крысы. НАПОЛЕОН. И мои сухари, разумеется, тоже. ПОВАР. Ваши сухари слопал слуга-малаец генерала Гурго. НАПОЛЕОН. Все это было бы ужасно, если бы не было так смешно. Позовите Гурго! ПОВАР. Генерал Гурго занят. Он как раз вызвал на дуэль генерала Бертрана. НАПОЛЕОН. Позовите обоих! Немедленно! Если они не явятся через пять минут, я их разжалую! ПОВАР. Как вам будет угодно, ваше величество! (Уходит.) Входят генерал ГУРГО и генерал БЕРТРАН. Оба в военных мундирах. ГУРГО – грузный, прямолинейный солдафон. На голове у него сетка для волос. БЕРТРАН – деликатный, благовоспитанный джентльмен как на вид, так и в своем поведении. В руке у него узелок из шелкового носового платка, в котором лежат куриные яйца. ГУРГО (щелкнув каблуками, выкрикивает). Я здесь, сир! БЕРТРАН. К вашим услугам, сир. НАПОЛЕОН. Что это у вас на голове? ГУРГО. Волосодержатель, сир. (Срывает сетку.) Патент Ляфевр. НАПОЛЕОН (показывает на узелок). А это какой патент? БЕРТРАН. Это яйца в узелке. НАПОЛЕОН. Какие яйца? БЕРТРАН. Свежие, сир. Относительно. НАПОЛЕОН (к Гурго). Вы хотели вызвать генерала Бертрана на дуэль. Из-за чего? ГУРГО. Из-за яиц, сир. БЕРТРАН. Яйца были всего лишь поводом, сир. Генерал Гурго назвал меня лгуном и вором. Я же ему со всей учтивостью ответил, что все как раз наоборот. ГУРГО. Он украл мои яйца, уверяя, что они принадлежат ему. БЕРТРАН. Их снесла моя курица до того, как ее загрызли крысы. ГУРГО. Это ложь! В конюшне неслась моя курица! БЕРТРАН. Позвольте в этом усомниться! Доказательством того, что эти яйца снесла моя курица, является их величина! Можете убедиться, сир. (Протягивает Наполеону узелок с яйцами.) НАПОЛЕОН (приподнял узелок). Вы, генерал Бертран, экс-губернатор Иллирии, и вы, генерал Гурго, герой Фридландского сражения, офицер генерального штаба, собираетесь драться на дуэли из-за каких-то трех яиц?! ГУРГО. Их было пять, сир. НАПОЛЕОН (швыряет узелок на пол, взрывается). И вам не стыдно?! Прямо на виду у английских тюремщиков вы себя ведете, как какие-то цыгане, нищие, маркитанты! В то время как ваш император, истерзанный жарой, сыростью, холодом, голодом, болезнями… (показывает на крысу на столе) … подвергающийся нашествию крыс и блох, страдающий от грязи, грубости и унижений, напрасно ждет от вас помощи и моральной поддержки!.. БЕРТРАН. Мы протестовали, сир! Настоятельно. Лично и письменно. Губернатор нас игнорирует. Английское правительство не откликается. Франция молчит. ГУРГО. Мир забыл о нас, сир. НАПОЛЕОН. В таком случае, зачем вы вообще находитесь на этом острове? БЕРТРАН. Мы здесь находимся для того, чтобы утверждать ваше немеркнущее достоинство и величие. НАПОЛЕОН. О каком достоинстве может идти речь, если я не могу свободно совершать прогулки по острову?! О каком величии вы говорите, если мне не разрешают читать газеты и принимать визитеров?! Я даже не могу приобрести себе новый сюртук. Вы только взгляните! Этот весь сморщился, превратился в тряпку! И неудивительно. На улице жара, а в помещениях сыро и холодно. Он никак не застегивается! (Остервенело пытается стянуть борта фрака.) А тут еще эти крысы! Да сделайте же с ним что-нибудь, черт побери! (Срывает с себя фрак, швыряет на пол.) БЕРТРАН (поднимает фрак). Успокойтесь, сир. Крыс мы выбросим, сюртучок растянем. И снова все будет хорошо. Генерал, будьте любезны, придержите второй борт. ГУРГО хватает один из бортов фрака. А теперь будем осторожно тянуть… Не отпускайте, генерал. Тяните! ГУРГО отклоняется назад и со всей силы дергает борт фрака. Фрак чуть ли не до воротника рвется на две половинки. НАПОЛЕОН. Итак, теперь без сюртука и без камердинера. БЕРТРАН. По всей вероятности, нитки набухли от сырости. Надо будет безотлагательно подать губернатору прошение о выдаче шелковых ниток для шитья. НАПОЛЕОН. Почему вы говорите это мне? Я, что ли, должен подать ему это прошение? БЕРТРАН. Простите, сир, но со времени бегства графа Лас-Каза у нас царит административная анархия, начали возникать споры по поводу правомочий и прочие проблемы. Вам следовало бы назначить нового адъютанта. НАПОЛЕОН. Это уже не имеет смысла. Все равно рано или поздно вы все меня покинете. ГУРГО. Никогда, сир! БЕРТРАН. Ни в коем случае, сир! НАПОЛЕОН. Ладно, господа. Принимаю ваше обещание, как подарок к пятнадцатой годовщине моей коронации. (Показывает на разбитые яйца на полу.) Подберите это свинство и можете идти. ГУРГО и БЕРТРАН переглядываются, но ни один из них не трогается с места. Вы что, не слышали?! ГУРГО. Кто должен их подобрать, сир? Я или он? НАПОЛЕОН (опускается на одно колено и подбирает узелок с разбитыми яйцами). Истинные побуждения, генерал, исходят из сердца, а не от разума. ГУРГО. Сир! НАПОЛЕОН. Убирайтесь вон! БЕРТРАН. Сир! НАПОЛЕОН. Можете записать в свои дневники: разбитые яйца и император на коленях! И тираж ваших мемуаров сразу же подскочит на тысячу экземпляров. Пристыженные БЕРТРАН и ГУРГО уходят. НАПОЛЕОН поднимает разорванный фрак и с досадой бросает его на спинку стула. За его спиной появляется ЖОЗЕФИНА. В руках у нее корзина с крышкой. ЖОЗЕФИНА. Эй, старикан! Кажется, я не ошиблась. Здесь живет Наполеон? НАПОЛЕОН некоторое время ошеломленно на нее смотрит. (Чувствует себя неуверенно.) Я обратила внимание на свинюшник, который творится вокруг дома, и сразу же подумала, что здесь не может жить никто другой, кроме французов… НАПОЛЕОН. Боже мой! Женщина, как ты сюда попала?! ЖОЗЕФИНА. Через окно. Через дверь не получилось. Там стоят на страже два истукана с жабоколами на ружьях. НАПОЛЕОН. Ты влезла через окно? ЖОЗЕФИНА. Ну да! Вон в той темной конуре. НАПОЛЕОН. Это спальня. ЖОЗЕФИНА. А кто в ней спит, скажи на милость? Его собака, что ли? НАПОЛЕОН. В ней сплю я. ЖОЗЕФИНА. Мне тебя жаль. Я бы там побоялась остаться на ночь, даже будь при мне два мужика. НАПОЛЕОН. Что тебе здесь надо? ЖОЗЕФИНА. Да как тебе сказать… Я бы хотела повидать Наполеона. Сын моего зятя служит матросом на корабле и сказал мне, что они поплывут мимо Святой Елены. Я попросила его взять меня с собой. И он меня взял. НАПОЛЕОН. Ты проплыла две тысячи миль, чтобы повидать императора?! ЖОЗЕФИНА. Расстояние я не мерила. Я у них стряпала в камбузе. А до этого я работала кухаркой в богадельне святого Игнатия. Может, тебе знакомо это место? Тамошняя экономка – сволочная баба. Не хотела меня отпускать. Ну, я взяла и уволилась. НАПОЛЕОН. Ты уволилась из-за императора? ЖОЗЕФИНА. Если говорить честно, я ей влепила две пощечины, после чего она меня уволила. НАПОЛЕОН. А как тебя зовут? ЖОЗЕФИНА. Понтиý. Жозефина. НАПОЛЕОН. Тебя зовут Жозефина? ЖОЗЕФИНА. Вообще-то мое настоящее имя Эвлалия, но мой муж окрестил меня Жозефиной. В честь императрицы, которую потом старик бросил из-за этой своей австриячки. НАПОЛЕОН. Император расстался с Жозефиной в интересах государства, да будет вам известно, мадам Понтиу. ЖОЗЕФИНА. Знаем мы вашего брата! Вон, мой зять не одной молодухе задрал юбку, а сестру уверял, что он это делает для поддержания здоровья. Ведь ни один мужик ни за что не признается, что он волочится за бабами, гонимый сладострастной похотью. Так почему в этом должен признаваться император? Я не права? НАПОЛЕОН (смеется). Пожалуй, права. ЖОЗЕФИНА. А где же он сам? НАПОЛЕОН. Здесь. ЖОЗЕФИНА. Где – здесь? НАПОЛЕОН. Император стоит перед тобой. ЖОЗЕФИНА. Это уж точно. (Показывает на стол.) Император станет вам бегать среди крыс. Причем в одной рубашке. НАПОЛЕОН. Я император Наполеон. ЖОЗЕФИНА. А я императрица Жозефина! Слушай-ка, старикан, ты мне лучше покажи вход в его покои, а сам иди ловить своих крыс. Или чем ты здесь занимаешься. НАПОЛЕОН. Я действительно император. Приглядись хорошенько. (Становится в позу, держась одной рукой за стол.) ЖОЗЕФИНА (обходит Наполеона, рассматривает его). Я видела как-то императора… Он сидел на коне и смотрел на меня с высоты двух метров. Пламенный взгляд, буйная шевелюра. Статный, красивый молодец. И руку держал на бедре. А ты? Маленький, толстенький, лысоватый и держишься за стол, чтобы не упасть. НАПОЛЕОН. Это все англичане! Это они меня сделали таким. ЖОЗЕФИНА. Ну да. Наполеон им бы не дался. Он был рубака, храбрый воин. К тому же еще и корсиканец. Входит ГУРГО. ГУРГО. Простите, сир. Капитан Попплтон просит пропустить его в вашу резиденцию. Он утверждает, что в здание проникла посторонняя женщина. НАПОЛЕОН. Здесь нет никакой посторонней женщины. Это мадам Понтиу, генерал. ГУРГО (щелкает каблуками). Мадам! НАПОЛЕОН. Она привезла мне поклон от парижского люда, проплыв две тысячи миль по штормящему морю. ГУРГО (щелкает каблуками). Я восхищен, мадам! ЖОЗЕФИНА (обескуражена). Да что вы… (Перекладывает корзину из одной руки в другую.) Я тут привезла немного... от парижского люда… НАПОЛЕОН. Позаботьтесь о том, чтобы меня не беспокоили. ГУРГО. Слушаю, сир! (Обнажает шпагу.) НАПОЛЕОН. Уберите вашу шпагу. Достаточно будет, если вы заявите Попплтону, что здесь никого нет. ГУРГО. Капитан Попплтон – ужасно недоверчивый человек. Он англичанин. НАПОЛЕОН. Дайте ему честное слово. ГУРГО. Не могу, сир. Я солдат, а не дипломат. НАПОЛЕОН. Именно поэтому вы оказались на этом острове. ГУРГО. У меня отняли все, сир, но честь у меня осталась! НАПОЛЕОН. Для солдата честь – это погибнуть в бою или победить. Вы же проиграли и остались живы, поэтому будете описаны как трус или как бездарный полководец. ГУРГО. Вы тоже пишете мемуары, сир? НАПОЛЕОН. Всего лишь чтобы скоротать время. Их никогда не издадут. Единственными свидетельствами останутся свидетельства моих солдат и моего народа. Его здесь в данный момент представляет мадам Понтиу, поэтому позаботьтесь, пожалуйста, о том, чтобы она могла спокойно выполнить свою миссию. ГУРГО. Если бы она переоделась в мужчину, я бы с легким сердцем мог дать честное слово. НАПОЛЕОН. Мадам является посланницей парижского люда, генерал. ГУРГО. В таком случае ситуация безвыходная. НАПОЛЕОН. Что мы обычно делали в такой ситуации? ГУРГО. Атаковали, сир! НАПОЛЕОН. Атакуйте! ГУРГО (снова обнажает шпагу). Слушаюсь, сир! А как? НАПОЛЕОН. С умом, Гурго! Голова-то у вас есть… ГУРГО. Я солдат, сир. Прикажите мне сражаться против целого полка, и я буду драться, как лев. До последней капли слова. А пустословить и ловчить – это подходящее занятие для генерала Бертрана. Если позволите, я передам ему ваше требование. (Топая на месте, отдает честь и уходит строевым шагом.) НАПОЛЕОН. С тех пор как я ему присвоил генеральские погоны, он только то и делает, что марширует и отдает честь. И это у него называется служением императору. ЖОЗЕФИНА. Так вы и в самом деле император? А я такое ляпнула. Но виновата эта стерва-экономка. Это она сказала, что напрасно я собралась в дорогу, потому что император даже взглядом меня не удостоит. Да и что он, мол, во мне не видел. Это она из зависти и по злобе. Это такая набитая дура, каких свет не видел, но она управляет и командует. Уж вы меня простите, ваше величество, но я считаю, что вы допустили ошибку, когда издавали свои декреты, не издав одним из первых декрет против глупости, согласно которому дураки должны были бы слушаться умных, а не наоборот. От этого вы бы только выиграли. НАПОЛЕОН. Что нового в Париже? ЖОЗЕФИНА. В приюте святого Игнатия новый священник. А так – ничего. Люди бранятся, воруют, предаются блуду, как и прежде. НАПОЛЕОН. Моя статуя на Вандомской площади все еще стоит? ЖОЗЕФИНА. Что вы! Ее снесли сразу же после вашего отречения от престола. Свалили с помощью канатов и упряжки из десяти лошадей. Однако вам не стоит об этом жалеть. Вас там настолько обгадили голуби, что вы уже были не похожи сами на себя. Ведь голубям все равно, на кого гадить – на императора или на короля. Теперь они гадят на Бурбона. НАПОЛЕОН. А как люди? Вспоминают меня добрым словом? ЖОЗЕФИНА. Те, которым жилось хорошо, - да. А остальные – нет. НАПОЛЕОН. Кого из них больше? ЖОЗЕФИНА. Странный вопрос, ваше величество. Бедняков всегда было хоть пруд пруди. НАПОЛЕОН. А как мои солдаты? ЖОЗЕФИНА. Эти вас не забудут. Главным образом, мертвые. А те, которые остались в живых, служат королю или попали в богадельню. У святого Игнатия им отведен целый этаж. НАПОЛЕОН. Как-то по-особому ты делаешь комплименты, Понтиу. Протягиваешь руку, чтобы погладить, а даешь подзатыльник. ЖОЗЕФИНА. По отношению к вам, ваше величество, я не могу такое себе позволить. Подзатыльники от меня получают только мои дети, а оплеухи – мои непосредственные начальники. Я придерживаюсь правил, что лучше врезать хорошенько тому, кто этого заслужил, нежели бесноваться… (Вручает Наполеону корзину.) Это вам от моего зятя Эрнеста. Он вас почитает и восхищается. Здесь шесть бутылок крепкого напитка из провинции Коньяк, если вы знаете этот край. НАПОЛЕОН (достает из корзины бутылку). Привет со старой родины. Воистину дорогой подарок. ЖОЗЕФИНА. Скажу вам по секрету, ваше величество, что у моего зятя от этого напитка ломится погреб. Никто его не покупает. Я считаю, что он выбрал неудачное название для своей марки: дал свое имя и часть своего рода по материнской линии… В результате получилось марка Эрнеста Франсуа Предестэна-Жамбуле. Пока произнесешь такое название, лучше напиться простой воды или купить бутылку «Мартеля». НАПОЛЕОН. Коньяк «Мартель» я знаю. ЖОЗЕФИНА. Да, старик Мартель положил на лопатки старика Предестэна, отца нашего Эрнеста. Но и молодой Мартель с неменьшим успехом кладет на лопатки нашего Эрнеста. Вот и сидит тот, бедняга, в своем погребке и попивает свой коньяк, чтобы напиток хоть немного убывал. НАПОЛЕОН. Ты только не обижайся, Жозефина Понтиу. Все это приятно слушать, но миссия к императору должна иметь соответствующую форму. ЖОЗЕФИНА. Это на меня похоже, ваше величество. На красивые слова я никогда не была мастер. Однажды я собралась осторожно намекнуть нашему шеф-повару, что он жулик, и настолько запуталась, что, в конечном счете, поздравила его с днем рождения. С тех пор я всегда говорю напрямик и без обиняков. Воруешь? Вор. Должен не деньги? Верни долг и ступай своей дорогой. НАПОЛЕОН. Я тоже говорю правду в глаза. Правдивое слово не всегда бывает приятным, но и приятное слово не всегда может быть правдивым. ЖОЗЕФИНА. То же и я говорю, ваше величество. Я знала, что мы сможем столковаться. Стало быть, вы мне заплатите? НАПОЛЕОН. Что я должен заплатить? ЖОЗЕФИНА. Долг за моего мужа. Он погиб в битве при Ватерлоо. НАПОЛЕОН. Я был ему что-то должен? ЖОЗЕФИНА. Стала бы я тащиться в вонючем трюме в такую даль по пустякам. НАПОЛЕОН. Я-то подумал, что ты сюда приехала, чтобы воздать мне почести от имени парижского люда, а ты, я вижу, просто хочешь меня по-наглому обобрать. ЖОЗЕФИНА. Но я вам воздала почести. Вам кланяются мой зять Эрнест, наша экономка и наш месье Курнуа, у которого на углу, рядом с приютом, табачная лавка. Он вас частенько вспоминает. Особенно перед дождем, когда у него начинает ломить колено. В сражении под Лютценом он потерял ногу, однако еще успел переметнуться к роялистам, чтобы получить от них табачную лавку. НАПОЛЕОН. Хватит меня раздражать, Понтиу. Сегодня у меня дурной день. Что тебе от меня надо? ЖОЗЕФИНА. Деньги, которые вы нам милостиво задолжали. НАПОЛЕОН. Как звали твоего мужа? ЖОЗЕФИНА. Понтиу Франсуа. Двадцать третий пехотный полк. Герой Аустерлицкого сражения. НАПОЛЕОН. Награды имел? ЖОЗЕФИНА. Одна медаль за отвагу и две – за храбрость. НАПОЛЕОН (более любезно). И я ему задолжал? ЖОЗЕФИНА. Если бы только ему. Вы по уши в долгах, ваше величество. Я здесь все подсчитала, и у меня получилось где-то около семидесяти тысяч. НАПОЛЕОН. Сколько?! ЖОЗЕФИНА. Да вы не пугайтесь. Поскольку ваши дела нынче плохи, я сбавила цену. Дайте мне двадцать тысяч, и мы квиты. НАПОЛЕОН. Двадцать тысяч? За что?! ЖОЗЕФИНА (достает бумажку). Здесь все подсчитано и подытожено. (Одним духом начинает сыпать цифрами и словами.) Как каменщик мой Франсуа получал три франка в день, в сезон – шесть франков, в среднем будем считать пять. За десять лет службы в армии он мог бы заработать пятнадцать тысяч двести пятьдесят франков, минус его солдатское жалование и пособия, плюс по одному франку в день за пустующее супружеское ложе, далее – по два франка на питание детей, по тридцать су – за слезы, страх и тоску по мужу и десять тысяч одноразово за его потерю. Итого двадцать тысяч девятьсот пятьдесят франков. Извольте пересчитать. (Протягивает листок Наполеону.) НАПОЛЕОН. Это неслыханно, Жозефина Понтиу! ЖОЗЕФИНА. Мало, что ли? Десять тысяч за одну человеческую жизнь. Эрнест мне это тоже говорил. Дескать, за одну лошадь выплачивают чуть ли не пятнадцать тысяч. Но откуда мне знать, сколько платят за людей. Это тоже было ошибкой, ваше величество. Вы издали прейскурант цен на каждую утку, корову, индюшку, а о цене человека забыли. НАПОЛЕОН. У тебя хватает наглости представлять мне этот твой несуразный счет, как какому-нибудь лавочнику! ЖОЗЕФИНА. Ведь вы сами о нем спросили. НАПОЛЕОН (орет). Я император! ЖОЗЕФИНА. Потому я к вам и обращаюсь. Лавочник бы мне его не оплатил. НАПОЛЕОН. Я император Франции, король Италии и протектор Рейнского союза! Перед которым дрожала вся Европа! Который одним махом сверг папу! Который прославил и возвеличил французский народ! Да будет тебе известно! ЖОЗЕФИНА. Какой мне прок от всей этой вашей славы! Что мне от нее досталось? Бедность, голод, холодная постель и четверо детей-сирот в придачу. НАПОЛЕОН. И это говорит жена солдата! Героя Аустерлица! Неужели тебе нисколько не стыдно?! Торговать памятью мертвых? Наживаться на несчастье Франции? ЖОЗЕФИНА. Я ничем не торгую и ни на чем не собираюсь наживаться! Я требую всего лишь то, что мне причитается. На что я имею святое право! НАПОЛЕОН. У тебя есть единственное право – стыдиться до глубины души за этот гнусный, оскорбительный клочок бумаги! (В бешенстве рвет счет в клочья.) Вот тебе твой счет! Нездоровый плод твоих куриных мозгов! ЖОЗЕФИНА. Бумагу вы уничтожили, но долг остался. А насчет куриных мозгов я вас попрошу!.. К вашему сведению, я женщина образованная. У меня два класса начальной школы и курсы поваров при ордене братьев милосердия. Несмотря на то, что… НАПОЛЕОН (орет). Еще одно слово, и я позову стражу! ЖОЗЕФИНА (тоже переходит в крик). Можете звать! И я им расскажу, какой у них замечательный заключенный! Я везде это разглашу! Весь Париж узнает, что император Наполеон – обманщик и скупердяй! НАПОЛЕОН (бледнеет). Ты что сказала?! Это я-то – обманщик! Это уже оскорбление величия! Это измена родине! (Подходит к столу, хочет взять колокольчик.) ЖОЗЕФИНА (его опережает). Не сердитесь, ваше величество. Это у меня невольно сорвалось с языка. От волнения. НАПОЛЕОН. Жозефина Понтиу, сейчас же верни мне колокольчик! ЖОЗЕФИНА (пятится от него, пряча колокольчик за спиной). Ради Бога, ваше величество! Я так не думала. Я всего лишь хотела осторожно вам намекнуть, что вы им наобещали замки и угодья, а не дали даже пару саженей земли для приличной могилы. (Готова расплакаться.) НАПОЛЕОН. Дай сюда колокольчик! ЖОЗЕФИНА. Могилу моего бедного Франсуа уже, небось, распахали какие-нибудь готтентоты. Где мне его теперь искать, если могила распахана? А теперь можете звонить. Мне как-то все равно. Уж если даже французский император обманывает свой народ, то стоит ли удивляться, что эта стерва-экономка ворует. Каков поп, такой и приход. НАПОЛЕОН (кричит, постепенно приходя в раж). Я никогда не обманывал! Я дал французскому народу все, что обещал! Я дал ему шестьдесят семь статей конституции, я дал ему школы, университет, миллиард на общественные нужды, новый Лувр, водопровод, Триумфальную арку, музеи, мосты, Дом инвалидов. Я отдал ему всю свою жизнь, чтобы услышать от него из твоих уст, Жозефина Понтиу, неблагодарность за все это! Дай сюда колокольчик! Я прикажу выгнать тебя отсюда кнутом! Ничтожная, вероломная тварь! Брута, маледэтта, пэрфида, мизэрабиле! (Гнусная, проклятая, вероломная, ничтожная - ит.) ЖОЗЕФИНА. Ту сэй маледэтто, пэрфидо, мизэрабиле! Идиота, крэтино, имбэчилле, корнуто, фильё ди путана, буджярдо! (Ты сам проклятый, вероломный, ничтожный! Идиот, кретин, болван, козел, сукин сын, обманщик – ит.) (Швыряет колокольчик Наполеону под ноги.) НАПОЛЕОН. Ты корсиканка?! ЖОЗЕФИНА. А в чем дело? НАПОЛЕОН. Стало быть, мы соотечественники! Почему же ты об этом сразу не сказала? ЖОЗЕФИНА (переходит на «ты»). Скажи я тебе об этом сразу – ты бы тут же захотел, чтобы я пошла на уступки. НАПОЛЕОН. А откуда ты родом? ЖОЗЕФИНА. Из Аяччо. НАПОЛЕОН. Так мы и вовсе земляки. Я жил внизу на площади, у старой школы. Мы там каждый вечер пели. ЖОЗЕФИНА. «Гордого корсиканца». До бесконечности. НАПОЛЕОН. Ты тоже там участвовала? ЖОЗЕФИНА. Нет. Я должна была помогать матери, торговала селедкой наверху у церкви. НАПОЛЕОН. Но «Гордого корсиканца» Ты знаешь? ЖОЗЕФИНА. А кто его не знает? НАПОЛЕОН. Благословенный час настал, тебе дарован он судьбой… А мелодию песни знаешь? ЖОЗЕФИНА. Братья ее пели с утра до вечера. НАПОЛЕОН. Собственно, эта песня повинна в том, что я очутился здесь, на острове Святой Елены. Когда ее пели парни, я был еще мальчишкой. Я сжимал кулаки и в мыслях клялся, что однажды верну Корсике свободу. Чтобы выполнить свою клятву, я должен был стать императором. Понтиу, спой мне эту песню! ЖОЗЕФИНА. Я прибыла сюда не как певица, а как истица. НАПОЛЕОН. Давай сначала споем, а потом спокойно поговорим о твоем иске. ЖОЗЕФИНА. Ты умеешь петь вторым голосом? НАПОЛЕОН. Не умею. У меня нет слуха. ЖОЗЕФИНА. Как ты мог править Францией? НАПОЛЕОН. Я обладал чувством юмора. ЖОЗЕФИНА. Ладно. Ты начни, а я тебе буду вторить. НАПОЛЕОН начинает петь. ЖОЗЕФИНА подпевает вторым голосом. НАПОЛЕОН сразу оживает, поет задушевно и с радостью, как на Корсике, как в юности. ЖОЗЕФИНА тоже во власти этой старой песни (песня не подлинная, текст сочинен автором). Благословенный час настал, Тебе дарован он судьбой. Отточи саблю и кинжал, Седлай коня – тебя ждет бой. Песнь корсиканская звучит, Каждому сердцу дорога. Тебя дубрава защитит От пуль коварного врага. Сияет в бездне голубой Неугасимое светило. Эй, корсиканец, смелее в бой! Отчизна дарит тебе силу! Ты защитишь ее от зла, Грядут свободы времена! Скакун готов, зажаты удила – Пришпорь его, вдев ноги в стремена! НАПОЛЕОН. Бэнэ! (Чудесно – ит.) У меня снова появилось желание стряхнуть пыль с моего величия! ЖОЗЕФИНА. Кто тебе в этом мешает? НАПОЛЕОН. Пять королей, один царь и три тысячи солдат на этом острове. ЖОЗЕФИНА. На одного мужика три тысячи солдат? Это они так тебя боятся! НАПОЛЕОН. Видишь ли, я – корсиканец, для которого самое главное – это свобода и вендетта. ЖОЗЕФИНА. Мне это знакомо. Свобода, вендетта и полон дом долгов. НАПОЛЕОН. Погоди… Ты требуешь возмещения убытков или выполнения обещаний императора? ЖОЗЕФИНА. И того, и другого. НАПОЛЕОН. Не получится, так как первое оплачивает победитель, а второе – побежденный. ЖОЗЕФИНА. Я требую возмещения убытков. НАПОЛЕОН. В таком случае тебе следует обратиться к державам-победительницам, а не ко мне. ЖОЗЕФИНА (переходит на «вы»). По-вашему, я должна шлепать пехом в Россию. Уж нет, ваше величество! Вы оторвали моего Франсуа от семьи, вы мне и заплатите. Все, до последнего сантима! НАПОЛЕОН. Ты сказала, что твой муж участвовал в войне десять лет. Следовательно, он записался в армию еще в 1805 году. А тогда все вступали в армию добровольно. ЖОЗЕФИНА. Еще бы ему не вступить, если вы ему столько всего наобещали. НАПОЛЕОН. Когда и что я ему обещал? ЖОЗЕФИНА. Вы все время что-нибудь обещали своим солдатам. НАПОЛЕОН. Говори конкретно, Понтиу. ЖОЗЕФИНА. Пожалуйста. После Аустерлицкого сражения вы им сказали: (достает бумажку, читает) «Солдаты! Я вами доволен. Назовите моим именем своих сыновей, и, если хоть один из них окажется достойным, он получит от меня в наследство мое состояние, и я сделаю его своим преемником». Это сказали вы. НАПОЛЕОН. Это действительно сказал я. Видно, Понтиу был наблюдательным и преданным солдатом. ЖОЗЕФИНА. Значит, заплатите? НАПОЛЕОН. Он назвал моим именем своих сыновей? ЖОЗЕФИНА. Если бы хоть одного, а то всех четверых, ваше величество. Теперь в моем доме сплошные Наполеоны. НАПОЛЕОН. Жозефина Понтиý, ты мне хочешь польстить. ЖОЗЕФИНА (достает четыре метрических свидетельства). Вот их метрики. Можете убедиться. Наполеон-Франсуа, Наполеон-Жозеф, Наполеон-Бернар и Наполеон-Леон. Последнего пришлось назвать в рифму, а то ведь не запомнишь. Муженек лез из кожи, лишь бы вам угодить. Чтобы окончательно не свихнуться от одних Наполеонов, я к ним чаще обращаюсь – Франсуа, Жозеф, Бернар, Леон. НАПОЛЕОН (рассматривает метрики). Понтиý, я очень рад и тронут. ЖОЗЕФИНА. Вы-то рады, а мне плакать хочется, когда я вижу, как эти четыре Наполеона снашивают одну на всех пару ботинок. НАПОЛЕОН. Я о них не забуду при составлении своего завещания. Что ты скажешь насчет замка д'Амбуаз? ЖОЗЕФИНА. Я вам не Франсуа, ваше величество. Я верю только в то, что варится в горшке и стоит на плите. НАПОЛЕОН. Этот замок принадлежит мне. ЖОЗЕФИНА. Но не называет вас «хозяин». На эту удочку вы меня не поймаете. Оставьте себе свой замок вместе с императорским титулом. А мне дайте двадцать тысяч, и я учтиво с вами раскланяюсь. НАПОЛЕОН. Я напишу тебе вексель на пятьдесят тысяч. В национальном банке у меня более ста миллионов. ЖОЗЕФИНА. С меня хватит двадцати тысяч, но только наличными. НАПОЛЕОН. Наличными у меня нет ни франка. Было четыре тысячи, да и те отобрали. У кого пусто в кошельке, у того даже смерти брать нечего. ЖОЗЕФИНА. Я не знаю, нужны ли деньги смерти, а вот мать четырех детей в них остро нуждается. НАПОЛЕОН. Ты только посмотри. Рваный сюртук. Тесные сапоги. Крысы. Нужда. Золотые подсвечники и столовый прибор мы выменяли на нескольких кур и двух коз. Кур жрут крысы, а козы не доятся. ЖОЗЕФИНА. Только не говорите мне, что корсиканец не имеет заначки или не держит чего-нибудь про запас. НАПОЛЕОН. Золотые шпоры из Варгама, консульский мундир и шинель из Маренго. Можешь себе выбрать. ЖОЗЕФИНА. Мне нужны деньги. НАПОЛЕОН. Золотые шпоры Наполеона через каких-то десять-пятнадцать лет будут иметь цену пяти домов. ЖОЗЕФИНА. Стану я ждать десять лет! Почему ваши козы не доятся? НАПОЛЕОН. Не желают. ЖОЗЕФИНА. Вы что, не можете им приказать? НАПОЛЕОН. Я никогда не командовал козами. ЖОЗЕФИНА. Я имела в виду ваших генералов. Прикажите им, чтобы они этих коз как следует подоили. А то эти обвешанные орденами и медалями бездельники, повторяющие за каждым словом «сир», палец о палец не ударят, чтобы на столе императора был сыр. Заставьте их потрудиться. НАПОЛЕОН. В таком случае, мне пришлось бы самому доить коз. Всеми работами здесь руководил мой адъютант Лас-Каз, но он дал дёру. А у меня не хватает нервов то и дело на них прикрикивать. ЖОЗЕФИНА. Император не должен кричать. Он должен молчать или повелевать. Входит БЕРТРАН. БЕРТРАН. Прошу прощения, сир. Пардон, мадам. Согласно вашему приказу, полученному через генерала Гурго, я предотвратил вторжение капитана Попплтона в вашу резиденцию. НАПОЛЕОН. Благодарю вас, генерал. БЕРТРАН. Я ему сказал, что ваше величество принимает ванну. НАПОЛЕОН. Это было дипломатично, Бертран. БЕРТРАН. Дипломатия, сир, это искусство лгать во имя отечества и императора. НАПОЛЕОН. Метко сказано. И что ответил капитан? БЕРТРАН. Он сказал, что подождет и войдет к вам после того, как ваше величество примет ванну. НАПОЛЕОН. Он что, еще ни разу не видел помывшегося императора? БЕРТРАН. Видел, сир. Но никогда не слышал поющий женский голос в вашей комнате. НАПОЛЕОН. Ведь это был дуэт. БЕРТРАН. Капитан Попплтон слышал только женский голос. Очевидно, капитан немузыкален, сир. НАПОЛЕОН. Он англичанин. БЕРТРАН. Позволю себе предупредить вас, сир. Если дама срочно не покинет дом, ее ждут серьезные неприятности. Издали слышен выстрел из пушки. НАПОЛЕОН. Что это? БЕРТРАН. Выстрел из пушки, сир. НАПОЛЕОН. Что, уже девять часов? БЕРТРАН. Согласно английскому времени, ровно двадцать один час. Теперь никто не смеет покинуть дом. НАПОЛЕОН. Что нам теперь делать с мадам Понтиý? Нельзя ли ее куда-нибудь спрятать? БЕРТРАН. К сожалению, нельзя, сир. Этого не позволит этикет. Это может бросить тень на ваше величество. НАПОЛЕОН. Мадам Понтиу - корсиканка. Моя земляка из Аяччо. БЕРТРАН (кланяется Жозефине). Я очарован, мадам! НАПОЛЕОН. Понтиý – квалифицированная кухарка из богадельни святого Игнатия в Париже. Но при этом гнусная вымогательница, она требует от меня двадцать тысяч. БЕРТРАН. Это возмутительно! НАПОЛЕОН. Ты слышала, Жозефина Понтиý? Генерал Бертран отклоняет твой иск. А это самый порядочный человек в моей свите. Что вы предлагаете, генерал? БЕРТРАН. Дать волю закону, сир. НАПОЛЕОН. Но это английский закон. Мадам Понтиу – француженка. К тому же, она привезла мне дорогой подарок. Шесть бутылок настоящего коньяка. БЕРТРАН. Позволю себе предупредить вас, сир. В интересах вашей безопасности импорт лиц, продуктов и напитков воспрещен. Лицу-импортеру грозят арест и тюремное заключение. Параграф шесть декрета, изданного губернатором. НАПОЛЕОН (подает Бертрану корзину). Вы это спрячьте, Бертран! А ты, Понтиу, беги через окно. Кланяйся всем дома и в приюте. БЕРТРАН прячет корзину. ЖОЗЕФИНА. Ваше величество, я не уйду отсюда, пока вы не заплатите мне долг. НАОЛЕОН (повелительным жестом). Виа, виа! Пронто! (Валяй, валяй! Быстро! – ит.) ЖОЗЕФИНА. Нэанкэ пэр соньё! (И не подумаю! – ит.) НАПОЛЕОН. Даю тебе десять секунд. Считайте, генерал. По-итальянски, чтобы она поняла… БЕРТРАН (считает). Уно, дуэ, трэ, кваттро… ЖОЗЕФИНА (невозмутимо усаживается на стул). Вы мне заплатите, ваше величество, и я уйду. НАПОЛЕОН. Хватит! Приглашайте капитана Попплтона! БЕРТРАН. Слушаюсь, сир! НАПОЛЕОН, Опишите эту сцену в своих мемуарах, как дерзкий и вероломный отказ от императорской милости. Чтобы в глазах французского народа я не выглядел как людоед. БЕРТРАН. Что бы вы желали подчеркнуть больше – ваше императорское терпение или великодушие? НАПОЛЕОН. И то, и другое, Бертран. Можете добавить также немного сожаления. Люди обожают легенду, гораздо больше, нежели правду. БЕРТРАН. Да, правда большей частью чересчур сложна, сир. ЖОЗЕФИНА. Поэтому давайте лгать. Звучит характерная английская мелодия. Входит капитан ПОППЛТОН. ПОППЛТОН. Капитан Попплтон, пятьдесят третий королевский шотландский полк островной стражи его величества Джорджа Четвертого, божьей милостью короля английского и ганноверского. Господин генерал Бонапарт!.. БЕРТРАН. Господин капитан! Примите триста тридцать третье серьезное предупреждение! Его величеству оставлен пожизненный титул императора. И я требую, чтобы вы обращались к французскому императору в соответствии с его титулом! ПОППЛТОН. Весьма сожалею, сэр. У меня есть точные инструкции. О пребывании императора на острове Святой Елены нам ничего не известно. Господин генерал Бонапарт, в вашей резиденции находится постороннее лицо женского пола. Для посещения вашей резиденции необходимо иметь письменное разрешение его превосходительства сэра Хадсона Лоу. Нарушительница должна быть арестована. БЕРТРАН. Мадам Понтиу является посланницей французского народа, и я требую, чтобы с ней обращались в соответствии с выполняемой ею миссией. ПОППЛТОН. С ней будут обращаться в точном соответствии с инструкциями. Ее ждет арест, следствие, военный трибунал и тюремное заключение. БЕРТРАН. Такие санкции в инструкциях не содержатся. ПОППЛТОН. Они включены в специальное приложение к инструкциям, изданное три недели назад. НАПОЛЕОН. Но меня никто не ознакомил с этим приложением! ПОППЛТОН. Весьма сожалею. Незнание законов не является оправданием. Госпожа, прошу следовать за мной! ЖОЗЕФИНА. Никуда я не пойду! Император этого не позволит. ПОППЛТОН. Генерал Бонапарт по историческим причинам стал заключенным английской короны и как таковой во всем подчиняется английскому правосудию. НАПОЛЕОН. Какое это правосудие, если оно несправедливо? Я добровольно попросил защиты у английской короны, а она вероломно подвергла меня аресту. ПОППЛТОН. Пойдемте, госпожа! НАПОЛЕОН. Мадам Понтиу останется здесь! Вскочившая со стула ЖОЗЕФИНА снова садится. ПОППЛТОН. Госпожа Понтиу! Именем его высочества сэра Хадсона Лоу прошу вас подняться и следовать за мной! ЖОЗЕФИНА. И не подумаю! Я француженка и подчиняюсь только приказам императора Франции. ПОППЛТОН. Императора Франции не существует. ЖОЗЕФИНА. Да? А кто же это, по-вашему? ПОППЛТОН. Согласно инструкциям, он обыкновенный заключенный. ЖОЗЕФИНА. Обыкновенный заключенный, а охраняет его половина английской армии, если не вся армия. У нас рядом с приютом находится тюрьма. Там три тысячи заключенных охраняет один сторожевой в будке. А здесь одного человека караулят три тысячи солдат. А почему? Да потому что это – император Франции, король Италии и прозектор Рейнского союза. БЕРТРАН (поправляет ее). Протектор, мадам. ЖОЗЕФИНА. И к тому же еще протектор! ПОППЛТОН. Господин генерал, именем его высочества сэра Хадсона Лоу я требую выдать английскую гражданку французскому правосудию! То есть, наоборот. НАПОЛЕОН. Мадам будет отпущена только с одним условием: если ей будет предоставлена возможность беспрепятственно пройти в порт и сесть на французский торговый корабль. ПОППЛТОН. Весьма сожалею. Это невозможно. НАПОЛЕОН. Слова «невозможно» в моем словаре не существует. Это цитата. Вы ее можете даже найти в учебниках. ПОППЛТОН. Боюсь, что буду вынужден прибегнуть к силе. НАПОЛЕОН. Мы постараемся защититься. ПОППЛТОН (в отчаянии). Предписание есть предписание, и я не могу не выполнить его! НАПОЛЕОН. Женщина есть женщина! Не знаю, как в Англии, но во Франции женщине нельзя отказывать. ПОППЛТОН. Англия не различает мужчину и женщину, когда речь идет о благе короны. НАПОЛЕОН. Английские женщины являются красноречивым доказатель-ством всего этого. ПОППЛТОН. Господин генерал Бонапарт! О вашем отказе выполнить наше требование и о вашем оскорблении английской короны я буду вынужден доложить губернатору острова его превосходительству сэру Хадсону Лоу. (Делает поворот на три четверти.) НАПОЛЕОН (взрывается). Можете об этом доложить даже всей этой шайке в Букингемском дворце!.. Фрочи, рэккьёни, ромпипале!.. (Педерасты, паскуды, подонки – ит.) ЖОЗЕФИНА (подсказывает). Кольёни! (Недоноски – ит.) НАПОЛЕОН. Кольёни! ПОППЛТОН удаляется. БЕРТРАН. Извините, сир, но этого не стоило говорить. НАПОЛЕОН. Чего не стоило говорить? БЕРТРАН. Позвольте вам напомнить, сир, что каждым своим словом вы пишете мировую историю. Поэтому в любой ситуации император Франции должен хранить спокойствие, и его речь должна быть пристойной по своему содержанию. НАПОЛЕОН. Ладно. В следующий раз я ему без всяких предисловий просто расквашу нос. Вы лучше скажите, что нам теперь делать? БЕРТРАН. Существуют только две возможности, сир. Возможность А: дама может добровольно поступить в распоряжение английского правосудия. Возможность Б: ваше величество может великодушно ее выдать… английскому правосудию. НАПОЛЕОН. Понтиý, как ты считаешь, стоит ли после этого удивляться, почему под Ватерлоо мы потерпели поражение? БЕРТРАН. Прошу вас учесть, сир, что любое другое решение чревато далеко идущими последствиями, которые могли бы неблагоприятно отразиться на вашем величии. НАПОЛЕОН. Три года подряд я пытаюсь делать вид, что не замечаю, как все меня унижают и оскорбляют, хотя с гораздо большим удовольствием плюнул бы в их физиономии. Но теперь с меня довольно! Жозефина Понтиý останется здесь! В противном случае я объявлю Англии войну. БЕРТРАН. Ваше величие изволили шутить. НАПОЛЕОН. Мое величество не шутит. БЕРТРАН. Положение, в котором оказалась мадам Понтиу, не из легких. В соответствии с инструкциями в вашей резиденции имеют право находиться исключительно члены императорской свиты и прислуга. Как вы изволили упомянуть, мадам является кухаркой… НАПОЛЕОН. Великолепная идея! Повар все равно то и дело жалуется, что не умеет готовить из ничего. Кухарка из богадельни научит его этому. Что ты на это скажешь, Понтиý? ЖОЗЕФИНА. Пока вы не достанете деньги, которые мне должны, я готова остаться у вас в услужении… (Нахлобучивает забытый поваром колпак.) НАПОЛЕОН. Генерал, сообщите об этом на кухню. БЕРТРАН. Сир, вы же знаете, какой обидчивый человек ваш повар Сантини. Пусть лучше о вашем решении ему скажет генерал Гурго. Входит ГУРГО. ГУРГО (щелкает каблуками). Сир! Прибыл губернатор с вооруженным взводом. Он в ярости. Требует аудиенции. НАПОЛЕОН. Губернатор в ярости? В таком случае пусть немного остынет. БЕРТРАН и ГУРГО уходят. ЖОЗЕФИНА. Это вы правильно сказали, ваше величество. НАПОЛЕОН. Не уверен… Губернатор неприятный человек. А мне что-то нездоровится. У меня постоянно болит голова, участилось сердцебиение и появилась частая рвота. ЖОЗЕФИНА. Так это же понятно! Они подсыпают вам в пищу яд. В народе уже давно об этом поговаривают. НАПОЛЕОН. Они не могут себе это позволить. Их осудит весь мир! ЖОЗЕФИНА. Если они травят ядом крыс, могут и вам чуток подсыпать. НАПОЛЕОН. Но я ем ту же пищу, что и остальные! ЖОЗЕФИНА. А как насчет вина? НАПОЛЕОН. Вино мне доставляют отменное. Из погреба губернатора. ЖОЗЕФИНА (снова переходит на «ты»). Вон оно что!.. Теперь все понятно… Я бы на твоем месте выплеснула это вино прямо в рожу этому губернатору и сказала бы: убийца императора! И до него сразу бы дошло, что тебе все известно. НАПОЛЕОН. Может, ты сама ему об этом скажешь? ЖОЗЕФИНА. Почему вдруг я? Ты император! И отраву сыплют тебе! НАПОЛЕОН. Это страшный человек! Рыжий… отвратительный и надменный тип! А я уставший и больной. ЖОЗЕФИНА. О дева Мария! Корсиканский парень боится какого-то рыжего английского замухрышки! Ведь он тебя оскорбляет! Травит крысиным ядом! Так воспрянь же духом и веди себя, как подобает настоящему корсиканцу! Входит ГУРГО. НАПОЛЕОН. Лучше бы ты оставалась в Париже! ГУРГО (объявляет). Губернатор острова, сэр Хадсон Лоу! (И выходит.) Звучит характерная английская мелодия. ЖОЗЕФИНА срывает с головы поварский колпак. Входит ГУБЕРНАТОР. Это рыжий, сухощавый человек с маленькой головкой и уклончивым взглядом. В дальнейшем ЖОЗЕФИНА следит за диалогом, как зритель игры в теннис. Последние слова некоторых реплик Наполеона она повторяет. ГУБЕРНАТОР. Вы отказываетесь выдать нам эту женщину? НАПОЛЕОН. С каких это пор английский офицер входит в чужое жилище без приветствия?! ГУБЕРНАТОР. Данный объект является неотделимой частью английской короны, господин Бонапарт. НАПОЛЕОН. Теперь понятно, почему здесь стоит столь отвратительный запах, который никак не может выветриться, господин Лоу. ГУБЕРНАТОР. Здесь раньше был хлев для скота, господин Бонапарт. НАПОЛЕОН. Какая осведомленность! Вы служили в этом хлеву! ГУБЕРНАТОР (с раздражением). Вызывающее поведение заключенного неминуемо влечет за собой ухудшение условий заключения. НАПОЛЕОН. Для этого необходимо обладать богатым воображением, господин Лоу. Ваша же изобретательность может сравниться разве что с мелким подличаньем уличных мальчишек. ГУБЕРНАТОР. Вы нанесли грубое оскорбление английскому правительству, распоряжения которого я выполняю со всей точностью… Я могу их процитировать. НАПОЛЕОН. Мнения пигмеев меня не интересуют. ГУБЕРНАТОР. Вы имеете в виду английское правительство? НАПОЛЕОН. Я имею в виду каждого, кто полагает, что он станет выше, если будет снимать голову тому, кто выше его рангом. ГУБЕРНАТОР. Вы сами себе сняли голову, господин Бонапарт. И произошло это, если я не ошибаюсь, в деревушке под названием Вакарло… или как там она называлась? НАПОЛЕОН. Когда-нибудь ваши внуки будут читать в учебниках об этой битве и обо мне… и они будут очень огорчены, если их дедушка-склеротик не вспомнит это название. ГУБЕРНАТОР. Мир вас уже забыл, поэтому не стоит говорить о будущем. Достаточно было выбросить вашу статую на помойку истории, и вы стали трупом. Можете сами в этом убедиться. (Кладет газеты на стол.) Ни в одной газете уже не упоминается ваше имя! От вас отрекся даже ваш сын! НАПОЛЕОН (взрывается). Замолчите! ГУБЕРНАТОР. Надеюсь, вы слышали, что он взял себе титул герцога Рейхштадского. НАПОЛЕОН, задетый за живое, не отвечает. Или вы еще об этом не знаете? ЖОЗЕФИНА (вмешивается). Знает! И даже гордится, что его сыну побоялись оставить его фамилию! Вон какой страх наводит на всех имя Наполеона. Даже сейчас перед ним дрожат цари, короли, папы римские, губернаторы!.. ГУБЕРНАТОР. Замолчите, дерзкая женщина! ЖОЗЕФИНА. Почему это я должна молчать? Если бы за вашей задницей не стояло двадцати пушек, а за каждым словом – четыре штыка, то вы бы со страху… того… не заговорили бы!.. Я права, ваше величество? НАПОЛЕОН. Пушек у них двадцать пять и штыков на одно слово приходится побольше… но в общем ты, Понтиý, права. Все это я воспринимаю как косвенное выражение почтения моему величию. ГУБЕРНАТОР. Вы страдаете болезненной склонностью переоценивать собственную персону, господин Бонапарт. НАПОЛЕОН. Я принимал участие в шестидесяти битвах. Свое имя я заслужил золотыми лаврами своих побед. А чем заслужили свое имя вы? ГУБЕРНАТОР. Английский джентльмен свои подвиги напоказ не выставляет. НАПОЛЕОН. Ваше имя, господин Лоу, войдет в историю в связи с подлостью, совершаемой по отношению ко мне. ГУБЕРНАТОР. Моя совесть чиста. Бог тому свидетель. НАПОЛЕОН. По всей вероятностью, Бог – англичанин. И на этом давайте закончим, господин Лоу. Продолжение вы можете прочесть в басне Эзопа «Лев и Осел». ГУБЕРНАТОР. Вы слишком далеко зашли… и ваше поведение не останется без серьезных последствий! НАПОЛЕОН. Буду надеяться на это, а то мне здесь стало что-то скучно… ГУБЕРНАТОР. Мне доложили, что вы отказываетесь выдать нам эту женщину. НАПОЛЕОН. Это моя новая кухарка, прибывшая прямо из Парижа. Она специалист по обработке испорченного мяса. Представься, Понтиý! ЖОЗЕФИНА (напяливая поварский колпак). Кухарка его величества императора Наполеона. ГУБЕРНАТОР. Инструкциями не допускается увеличение штата вашей прислуги, господин Бонапарт. По этой причине данную женщину следует считать непрошенной гостью. НАПОЛЕОН. После отъезда моего адъютанта, генерала Лас-Каза, состав моей свиты уменьшился на одного человека. И мадам Понтиý заняла место недостающей штатной единицы. ГУБЕРНАТОР. Инструкциями допускается занятие штатной единицы другим лицом при условии сохранения за ним соответствующего звания и должности. Статья одиннадцатая инструкции моего правительства. НАПОЛЕОН. Представитель вашего правительства заверил меня, что я могу потребовать от вас сделать исключение в любом деле, кроме желания покинуть остров. Следовательно, я могу потребовать сделать исключение в деле мадам Понтиý. ГУБЕРНАТОР. Да, вы имеете на это право. Но ваше требование отклоняется. НАПОЛЕОН. Я вас не понимаю. ГУБЕРНАТОР. Вы имеете право требовать, а я имею право удовлетворить ваше требование или отказать вам. Я отказываю вам в вашем требовании, и мое решение не подлежит обжалованию. НАПОЛЕОН. Остроумно и великодушно! ГУБЕРНАТОР. Английский правопорядок – самый совершенный правопорядок в мире. Госпожа Понтиý, вы арестованы. НАПОЛЕОН. Не торопитесь, господин Лоу! Я не сказал свое последнее слово. ЖОЗЕФИНА. Его величество не сказали свое последнее слово. ГУБЕРНАТОР. Ваши просьбы не будут приняты во внимание, господин Бонапарт. НАПОЛЕОН. Император Франции никогда никого не просил! Как звучит одиннадцатая статья ваших инструкций? ГУБЕРНАТОР. Цитирую: «Свободная штатная единица свиты заключенного может быть занята другим лицом при условии сохранения за ним соответствующего звания и должности». НАПОЛЕОН. В таком случае на место генерала Лас-Каза я назначаю Жозефину Понтиý на должность адъютанта императора Наполеона и в звании генерала запаса. ГУБЕРНАТОР. Это провокация! НАПОЛЕОН. Мадам генерал, представьтесь губернатору острова… (Протягивает Жозефине свою треуголку.) ЖОЗЕФИНА (снимает поварский колпак и надевает наполеоновскую шляпу, топает на месте, как Гурго, и отдает честь). Адъютанша его императорского величества генерал Жозефина Понтиý! НАПОЛЕОН. Согласно установленному церемониалу господин Лоу должен вас поприветствовать по случаю прибытия на остров. ГУБЕРНАТОР (некоторое время молчит, затем говорит, пересиливая себя). Именем правительства его величества короля Джорджа Четвертого я вас… госпожа генерал… ЖОЗЕФИНА. Не слышу! НАПОЛЕОН. Громче! ГУБЕРНАТОР. … я вас приветствую… на суверенной территории британской короны. ЖОЗЕФИНА. Вольно. НАПОЛЕОН смеется. И зарубите себе на носу, ваше превосходительство! Если мы выполняем ваши инструкции, то вы будете и наши выполнять! Мы не намерены терпеть все эти издевательства: заплесневелый хлеб, испорченное мясо, нехватка продовольствия и (швыряет ему под ноги мышеловку с крысой) крысы!.. Запомните это точно так же, как меня зовут Понтиý! ГУБЕРНАТОР. Вы об этом еще пожалеете, господин Бонапарт! НАПОЛЕОН. Об этом пожалеете вы! Отныне мои интересы будет защищать мадам генерал Понтиý. ГУБЕРНАТОР. Это возмутительно! (Уходит.) НАПОЛЕОН. Блестяще, черт побери! ОЗЕФИНА. Ох, и здорово же ты сбил с него спесь! (Насмешливо фыркает, делая красноречивый жест рукой.) НАПОЛЕОН строго на нее смотрит. (Тут же меняет тон.) Вы себя вели как истинный корсиканец, ваше величество! НАПОЛЕОН. А может, как император? (Устало присаживается.) ЖОЗЕФИНА. Вот уж нет! Никакая императорская голова до такого не додумалась бы! На это способен только натуральный корсиканец. (Поет.) «Благословенный час настал…» НАПОЛЕОН. Я боюсь, Понтиý, что все это будет иметь серьезные последствия. ЖОЗЕФИНА. Просто непостижимые последствия! От этого дома камня на камне не останется! ЖОЗЕФИНА и НАПОЛЕОН уходят. Музыкальный переход к следующей сцене. Входят ГУРГО и Бертран, готовые к утреннему рапорту. За сценой слышны смех и возгласы Наполеона, который с помощью Жозефины умывается холодной водой. ГУРГО. Эта проклятая баба должна отсюда убраться! БЕРТРАН делает вид, что не слышит, смахивая со своего мундира невидимую соринку. Я говорю, эта проклятая баба должна отсюда убраться! БЕРТРАН (продолжая делать вид, что не слышит). Его величество по утрам бодры и веселы. ГУРГО. Вы что, не слышите?! Эта проклятая баба должна отсюда убраться! БЕРТРАН. Я вас не понимаю. О какой женщине вы говорите? ГУРГО. Об этой мерзкой корсиканской помощнице, об этом ничтожестве, фурии, которая превратила нас в безропотных слуг и лакеев! БЕРТРАН. Если вы имеете в виду мадам Понтиý, вам бы следовало умерить свой пыл. Ваши опрометчивые суждения о ней могут дойти до слуха его величества. ГУРГО. Да я сам ему об этом скажу! Выдвижение этой бабы в генералы смахивает на плохой анекдот. БЕРТРАН. Этот анекдот принадлежит его величеству, а мы обязаны любую шутку принимать с надлежащим уважением. Что лично я и делаю с подобающим повиновением. ГУРГО. Вы трус! БЕРТРАН. Если вы хотите этим сказать, что я более предан императору, чем вы, я не возражаю. ГУРГО (в истерике). Идите к черту!.. Вы… вы… комедиант!.. Вбегает ПОВАР с большим кухонным ножом. ПОВАР. Она свирепствует, как ураган! На кухне кавардак! Ей ничем не угодишь! Порвала все рецепты и меню, разбросала приборы и посуду! От нее рехнуться можно! (Размахивает ножом.) Зарежу! БЕРТРАН. В данный момент это некстати! Император еще не завтракал. Поторопитесь что-нибудь приготовить. ПОВАР убегает. Звучит военный марш. БЕРТРАН и ГУРГО становятся по стойке «смирно». С генеральской шляпой под мышкой строевым шагом входит ЖОЗЕФИНА. Спотыкается и чуть не падает. ЖОЗЕФИНА (надевает шляпу). Доброе утро, господа. Как вам спалось? Хорошо? Рада это слышать. Нас ждет уйма дел. Ваш рапорт, генерал Гурго! ГУРГО молчит. Какова численность вашего войска? ГУРГО (с отвращением). Какого войска? Называйте вещи своими именами. ЖОЗЕФИНА. Хорошо. Какова численность кур и остальных животных? ГУРГО. Десять кур, пять кроликов, две козы и две свиньи. Хлев вычищен, кормление обеспечено. ЖОЗЕФИНА. Неплохо работаете, генерал. Молока только мало даете. ГУРГО. Козы не выдоены. Их никто не умеет доить. ЖОЗЕФИНА. Пройдете курс доения. ГУРГО. Я?! ЖОЗЕФИНА. А кто же? За живой инвентарь отвечаете вы. Это распоряжение императора. Как дела с крысами? ГУРГО. Их численность упала. ЖОЗЕФИНА. Вы это говорите каждый день, а их все больше и больше… ГУРГО. Я солдат, а не крысолов! ЖОЗЕФИНА. Когда будет война, вы будете воевать. А сейчас потрудитесь делать то, что от вас требуется. Чтобы за неделю здесь не осталось ни одной крысы! В противном случае я стану убивать их сама и подавать вам на ужин. ГУРГО. Вы сумасбродка и извращенка! ЖОЗЕФИНА. А вы лентяй и бездарь! ГУРГО. Вы… вы… поварешка! ЖОЗЕФИНА. Вы можете меня бранить, но и работать должны тоже! А как у вас дела, генерал Бертран? БЕРТРАН. Никаких проблем, мадам генерал. Все ваши поручения выполнены. ЖОЗЕФИНА. Плохо вы их выполняете, месье генерал, плохо! Кухня не убрана, чулан разграблен крысами, меню бедное, огород пустует. Где свежие овощи для его величества? Где морковь, салат, помидоры, редис? БЕРТРАН. Овощи выклевали птицы. На обеих грядках. ЖОЗЕФИНА. Неужели с ними трудно сладить? Поставьте пугало! БЕРТРАН. Пугала стоят, но чайки не обращают на них никакого внимания. Они боятся только мундира с золотыми пуговицами. ЖОЗЕФИНА. Ну так поставьте там мундир с золотыми пуговицами! БЕРТРАН. У нас его нет. ЖОЗЕФИНА. Хорошо, вы сегодня же получите мундир с золотыми пуговицами. Такой мундир, что птицы со страху будут отдавать ему честь! Но чтобы через две недели на столе появились свежие овощи! Потому что ровно через три недели пройдет торжественный ужин по случаю пятнадцатой годовщины коронации его величества. БЕРТРАН. Извините, мадам, но это исключено! Власти строго запретили празднование любой знаменательной даты из прошлого императора. По этой причине не отмечалась ни одна годовщина победных сражений великой армии. В любой просьбе на этот счет нам было безапелляционно отказано. ЖОЗЕФИНА. А мы никого не станем спрашивать и вечеринку организуем… Обрадуем императора. После этого губернатор может хоть на голову стать. Затем мы потребуем увеличения пайка, снятия стражи, отмену запретов и, более того, поставку первосортных товаров прямо из Парижа. ГУРГО. Это сумасшествие! ЖОЗЕФИНА. Это первая необходимость! Кто мало требует, тот мало получает. Кто молчит, тот соглашается. И проигрывает. БЕРТРАН. Я вас умоляю, мадам, ваше превосходительство! Мы уже проиграли. Раз и навсегда. ЖОЗЕФИНА. Генерал, человек проигрывает только тогда, когда он лежит на смертном одре. И то не всегда. Мой отец еще успел крикнуть, спрыгнуть с постели и влепить оплеуху отпевавшему его священнику, который обжег его кадилом, и только тогда усоп. А вы еще живы. По крайней мере, такими выглядите. Поэтому дерзайте, боритесь! Да здравствует император! БЕРТРАН и ГУРГО. Да здравствует император! ГУРГО. Губернатор даже разговаривать с нами не станет. ЖОЗЕФИНА. Станет. Как миленький. Достаточно будет всего лишь пригрозить ему, что мы пустим слух о том, что он убийца. ГУРГО. У вас нет доказательств. ЖОЗЕФИНА. С тех пор, как император перестал пить вино губернатора, он стал лучше себя чувствовать. БЕРТРАН. Мадам! Ваше превосходительство! Даже если бы все это было тысячу раз правдой, этикет не позволяет лиц высшего сословия называть убийцами, приравнивая их тем самым к простому люду. Вы со мной согласны, генерал. ГУРГО. В виде исключения – да. Я бы даже сказал более точно: что позволено Юптеру, не позволено быку. ЖОЗЕФИНА. Получается, что мы – безропотные бычки? Вот уж дудки! Если кто убийца, то это клеймо останется на нем, будь он хоть какой титулованный господин! Генерал Гурго, вы попросите аудиенцию у губернатора, передадите ему наши требования и, если понадобится, назовете его убийцей. Да здравствует император! ГУРГО и БЕРТРАН. Да здравствует император! Звучит характерная английская мелодия. Входит ПОППЛТОН. ПОППЛТОН. Капитан Попплтон, пятьдесят третий королевский шотландский полк его величества Джорджа Четвертого, божьей милостью короля английского и ганноверского. Мы привезли две бочки отборного вина для генерала Бонопарта. Прошу принять. (Протягивает Бертрану бумагу.) БЕРТРАН. Разрешите принять, мадам генерал? ЖОЗЕФИНА. Дайте-ка сюда эту бумагу! (Берет у Бертрана сертификат и рвет его.) Не принимается! Вино не отвечает стандарту как по цвету, так и по качеству. ПОППЛТОН. Что все это значит?! ЖОЗЕФИНА. Передайте губернатору, пусть он сам дует эту ядовитую бражку! Вот что это значит! ПОППЛТОН. Это оскорбление! ЖОЗЕФИНА. Передайте ему это от имени императора и французского народа. Вы свободны. ПОППЛТОН. Вы хотите сказать… что… что… его превосходительство сэр Хадсон… (Боится высказать предположение.) ЖОЗЕФИНА. Да, да! Сэр Хадсон… Капитан, мне кажется, вы честный человек, отец трех прелестных детишек… Задумайтесь над этим. (Протягивает ему руку для пожатия.) ПОППЛТОН. Я буду вынужден доложить об этом, госпожа генерал. ЖОЗЕФИНА. Да, вы выполняете свой долг. Но подумайте и о том, что вы тоже пишете историю. ПОППЛТОН отдает честь и уходит. Что вы на это скажете, господа? ГУРГО. Возмутительно! БЕРТРАН. Ваше заявление можно сравнить с актом объявления войны! ЖОЗЕФИНА. Правда? Никогда бы не подумала, что так легко можно объявить войну. В таком случае, будем воевать! Ведь мы генералы! ГУРГО. Генералы без армии! ЖОЗЕФИНА. Как это – без армии? У нас сто тысяч солдат. БЕРТРАН. Мадам изволит шутить. ЖОЗЕФИНА. Мадам не шутит! Ведь император однажды заявил: «Пятьдесят тысяч солдат и я – вместе сто пятьдесят тысяч». А если к этому добавить еще двух генералов и одну бесстрашную корсиканку, то можно дать отпор всему миру! В бой, господа! За императора, за Францию! Звучит военный марш. ЖОЗЕФИНА строевым шагом покидает сцену. ГУРГО и БЕРТРАН неподвижно застыли на месте. З а н а в е с. |
Поиск |