Экология и люди ближнего севера
|
Скачать 4.76 Mb.
|
|
Северная Атлантида, исчезающая и возрождающаяся (Предисловие) Что же такое «Угорский проект»? Одной фразой или даже одним абзацем тут не ограничиться. Около десяти лет назад группа московских и не только московских ученых-обществоведов, представляющих ведущие университета страны и институты Академии наук стала приезжать с научными целями в небольшую деревеньку Медведево в Угорской местной администрации Мантуровского района Костромской области. Постепенно сложилась программа деятельности этой группы, сформировался ее исследовательский профиль. Ученых, прежде всего, интересовало нынешнее состояние российской северной деревни с ее традиционным укладом, сложными проблемами и перспективами на будущее. Ведь не секрет, что для коренных жителей больших городов и особенно столиц деревня—это загадочный континент, окутанный не только покровом тайны, но и генерирующий определенную опасность: «Кто их знает этих деревенских, на что они способны?» Так по-прежнему думают многие горожане, в том числе и весьма образованные. При упоминании в их присутствии сельской России взгляд просвещенных столичных жителей мутнеет, уходит в сторону и следуют типовые вопросы: «А там все пьют с утра? А зимой ваши дома обворовывают дочиста?» Короче, сельская жизнь окутана различными мифами, часть из которых не имеет ничего общего с действительностью, другая часть—к этой действительности приближается вплотную. Иногда складывается впечатление, что горожане вообще хотели бы забыть о самом существовании сельской России, просто забыть о ней навсегда, как о большом национальном провале, об Атлантиде, которая погружается на дно цивилизации. Вот не было деревни и нет. И пусть с ней будет, что будет. Все равно ничего с «ней», с «ними», живущими там, не сделать. Изложенные аргументы и настроения чрезвычайно распространены, включая даже тех, от кого в этой жизни многое зависит. К слову сказать, само по себе примечательно, что наша российская сельская «Атлантида» заключает в себе ни много, ни мало 40 млн. жителей. Великовато для острова, который хотят убрать с глаз долой, а то и просто похоронить. Ведь такой остров может потянуть за собой и все остальное. Во всем этом группе ученых предстояло разобраться, отделяя мифы от реальности. Впрочем, и сами мифы также требовали серьезного к себе отношения, ибо они порождаются общественными настроениями, а с ними шутки плохи. По прошествии пяти-шести лет исследовательская группа пришла к единому мнению о том, что, действительно, сельские районы Ближнего Севера России находятся в состоянии непрекращающегося кризиса, который перешел в устойчивую хронику, говоря медицинским языком. Могут сказать, что этот вывод самоочевиден для каждого и что стоило ли привлекать столь мощные научные силы, дабы доказать то, что доказательств не требует. Ответ наш таков: одна лишь констатация кризиса, действительно, ничего не дает, но разобраться в его истоках и протекании самой болезни более чем важно. Когда начался этот кризис деревни и в чем его исторические истоки, сказать трудно. Можно вести хронологию с отмены крепостного права в 1861 году, приведшего к распаду крестьянской общины с ее вековечными устоями и формами восприятия мира. Можно вспомнить незавершенность реформ П.А.Столыпина, оставивших российское крестьянство на полпути из прошлого в европейское настоящее. Можно сделать упор на октябре 1917-го и последующей насильственной коллективизации и превращении в государственных крестьян всего сельского населения Советской России. Наконец, теперь все чаще упоминают перестройку 90-х годов ХХ века, которая, выбросив крестьян на стихийный рынок, вбила-де осиновый кол в крестьянство как таковое. Точки зрения разнятся. Но, тем не менее, общий диагноз, к которому склонилась и наша группа, состоял в том, что современное российское сельское хозяйство (в первую очередь на Ближнем Севере) и сельские сообщества, им занимающиеся, в силу тех или иных причин не прошли путь модернизации, а по-прежнему пребывают в некоем промежуточном состоянии, с одной стороны, уже в чем-то вполне современном, но, с другой стороны, еще затормозившемся в XIX веке. Можно сказать, что крестьянство оказалось в тисках противоречий, когда движение вперед по пути развития современных технологий практически заблокировано, а движение назад, в XIX век или «светлое колхозное прошлое» возможно лишь с помощью машины времени из научно-фантастического фильма. И это испытание на разрыв. И разрыв социальных тканей происходит на наших глазах, его фиксируют все наши научные методы. Сегодняшняя российская северная деревня—это зона жесточайшего конфликта, который то вяло, то бурно обрушивается на сельские сообщества, ломая судьбы людей, закрывая для них какое бы то ни было будущее, порождая в них опустошенность, подчас озлобленность, в любом случае, неверие ни во что. И все это происходит на фоне относительно процветающих городов, которые, как считают многие, шагнули в XXI век. Диагноз неутешительный и, что симптоматично, совпадающий с мнением большинства. Разнятся лишь оценки частностей, но общий итог в целом один и тот же. Этот вывод нами был обоснован и изложен в ежегодных сборниках и научных статьях. Многократно обсуждался он на конференциях в России и за рубежом. Встал вопрос, что делать дальше. Согласно классическим принципам социальных наук, эксперт, выполнивший свою экспертную миссию, должен представить результаты работы и отойти в сторону. Его экспертизу используют государственные и общественные организации, политические партии, бизнес, пресса, общественное мнение, должно быть, еще кто-то. Но в наших отношениях с северным селом так не получилось. Шаг за шагом исследуя нисходящую траекторию развития (скорее, деградации) сельских сообществ, мы одновременно видели, сколь огромен потенциал этих регионов, измеряемый не сиюминутной экономической отдачей, а перспективной трансформацией экономики и социальной жизни. И этот контраст между данным и возможным особенно бросался в глаза и заставлял постоянно думать о будущем российского Севера. Что здесь будет через пять, десять, пятнадцать лет? Отвечая на этот вопрос, задаваемый прямо или издалека, местные жители почти единодушны: «Мы последние, и после нас здесь ничего не будет». Еще более конкретно высказался глава одной местной администрации, человек еще вполне молодой и активный: «Все что, мы тут делаем, рассчитано не более чем на десять лет. Точка. Жизнь отсюда уходит». Местным жителям вторят и многие ученые, правда, не из нашей группы. Их приговор таков: «Покинутые деревни сгниют на корню. Молодые леса покроют поля. Дороги исчезнут сами собой». Такая вот эпическая картина. Попытки хотя бы как-нибудь изменить пророчества и перевести их в конструктивное русло наталкиваются на глухое и необъяснимое неприятие. Без детальных аргументов, без обсуждения возможных вариантов, вне простой логики здравого смысла (не может быть, чтобы в условиях дефицита ресурсов, в том числе дефицита территорий, здесь абсолютно ничего не будет по определению) звучат одни те же слова: «нет», «ничего», «никогда больше», «ни в каком виде», «все в прошлом и ничего в будущем». В своем кругу мы в шутку называем это «социологической некрофилией». То есть социологией, смакующей смерть социального организма и, наверное, получающей от этого немалое удовольствие. Итак, постоянно сталкиваясь на всех уровнях с социальной некрофилией в отношении российской северной деревни, мы, как ни странно, все больше укреплялись в противоположном мнении. Исходная позиция нашего противодействия проста. Ближний Север заключает в себе огромный потенциал экономического развития, связанного с современными инновационными технологиями и новой организацией экономической и социальной жизни в контексте постиндустриального общества. Притом, все то, что сейчас здесь, на Севере, ценится менее всего, в ближайшей перспективе приобретет наибольшую ценность и востребованность. Как сказал один автор: «И последние станут первыми». Именно это ощущение величайших потенциальных возможностей Ближнего Севера и заставило нас остаться в исследовании, продолжить его, но в другом виде. От чисто объективистской аналитики мы естественным образом перешли к социальному моделированию того, что здесь могло бы быть, и, вполне возможно, будет. Если угодно, это можно называть социальным проектированием, социально-инженерным моделированием, как-то иначе. Не в словах суть. Сталкиваясь, с одной стороны, с широко распространенной и вышеупомянутой социальной некрофилией, а, с другой стороны, с упорным нежеланием «крепких хозяйственников» на всех уровнях что-либо обсуждать в инновационном ключе, мы решили, что ограничим область применения наших проектных усилий одной, сравнительно небольшой локализацией, а не всем Ближним Севером, к чему нас постоянно подталкивают. Мол, дайте нам в нескольких словах рецепт спасения всего российского сельского хозяйства и сел «вообще» и «в целом». В противовес лозунгу Big is Beautiful, мы исходим из противоположного: малая форма также обладает большой ценностью, ибо она изоморфно переливается в макроструктуры. И этой клеточной локализацией стали типичные северные деревни, образующие обрамление села Угоры в Мантуровском районе Костромской области. Здесь проходило наше исследование, здесь мы знаем всех и каждого, здесь находится наше экспедиционная база. Наконец, здесь, в этом ареале, как в кристалле, отражается весь российский Ближний Север. Это и стало началом Угорского проекта—комплексным научным моделированием и планированием клеточной трансформации сельских сообществ Ближнего Севера России. Предлагаемый читателям сборник статей и материалов «Угорский проект: экология и люди Ближнего Севера» представляет подготовительный этап проекта. Выверяются исходные позиции и намечаются основные ориентиры, а также манифестируется философия проекта. Частично она уже изложена выше. Дополнить можно следующим образом.
Вот так в самом общем виде выглядят рамки разрабатываемой модели. К этому следует добавить, что мы не считаем эту модель универсальным решением для всей сельской России или же всего российского Севера. Речь идет об отдельных локализациях, «очагах», которые удовлетворяют рамочным требованиям. В других случаях и в полном соответствии с принципом диверсификации возможны совершенно иные решения, исходящие из других местных условий. Угорский проект предлагает «сыграть» на одной из многих тенденций, заявившей о себе в современном обществе, хотя, на наш взгляд, предлагаемая модель вполне воспроизводима целиком или по компонентам в других локализациях. В ближайшие годы проект, по нашим ожиданиям, привлечет в свои ряды ведущих специалистов по всем указанным и сопредельным направлениям экспертизы. В итоге должна сформироваться сбалансированная и проработанная в деталях модель инновационных трансформаций. В связи с этим возникают часто задаваемые вопросы. Планируется ли реализовывать эту модель в будущем, либо он есть чистая игра научного интеллекта? Скажем прямо: планировочного заказа и техзадания наша группа не получала. Но, с другой стороны, Угорский проект исходит из того, что деловое обсуждение реализации проекта может иметь место только тогда, когда он всесторонне обоснован и представлен, а не существует исключительно на уровне вербального текста и благих интенций, которые никого ни в чем убедить не могут. Кто поддерживает проект, кроме небольшой группы ученых-энтузиастов? Во-первых, «небольшая группа» каждый год на одну треть увеличивает свой состав за счет новых специалистов и научной молодежи. Такова объективная динамика. Во-вторых, в орбиту Угорского проекта втягиваются группы городских «дачников», составляющих около одной трети летнего населения Угорского ареала, а также сочувствующие из числа сельчан, понимающих перспективную значимость предпринимаемых усилий. На очереди, по нашим предположениям и ожиданиям, ответственные лица из столиц и области. В заключении необходимо сказать следующее. В социологии есть известный исследовательский метод—социологический эксперимент. В социальную среду вносится некая научно продуманная программа, и социологи замеряют реакцию сообщества на эту программу. А потом делаются выводы о том, кто и как реагировал на программу, что изменилось во внешнем мире, в каком направлении и пр. Нам кажется, Угорский проект вполне можно рассматривать в качестве социологического эксперимента. Его развитие многое расскажет о том обществе, в котором мы живем, и о его возможном или невозможном будущем. Н.Е. Покровский, декабрь 2008 года ЧАСТЬ I ПРИРОДА БЛИЖНЕГО СЕВЕРА В ЭКОЛОГИЧЕСКИЙ ПЕРСПЕКТИВЕ: ВОПРОСЫ ТЕОРИИ И ПРАКТИКИ  Д.э.н. С.Н. Бобылев, к.э.н. М.В. Палт, А.С. Шелест (экономический факультет МГУ имени М.В.Ломоносова) Ландшафтный капитал и экологический туризм Считается, что экономика наука бездушная, она, мол, оперирует исключительно цифрами и статистикой и не видит за ними реального человека. Говорят, что экономисты люди весьма прагматичные и не склонные к гуманистическим сантиментам. Это не совсем так. Экономика рационального природопользования и ее представители подводят под любые рассуждения о любви к природе и необходимости ее сохранять убедительную базу научных выкладок и аргументов. Оказывается, любовь к природе и ее охрана отнюдь не бескорыстны, как можно было бы подумать. Рациональное природопользование и природоохранные формы деятельности заключают в себе немалый экономический потенциал. В частности это касается и экологического туризма—бурно развивающейся отрасли туристической индустрии в мире и России. В ряде случаев этот потенциал по своей чисто экономической наполненности перекрывает все выгоды от чисто утилитарного и однократного использования природных ресурсов. Правда, есть одно важное обстоятельство. Экономическая выгода сохранения природы чаще всего проявляется не сразу, не одномоментно, а с определенным временным лагом. Вот здесь-то и таится самая большая опасность. В будущее инвестировать хотят далеко не все. Как бы то ни было, экономисты-природоохранники убедительно доказывают, что любой и каждый компонент природной среды имеет свое стоимостное выражение и отнюдь не только символическое или общекультурное значение. Наверное, на сегодняшний день это лучший способ общения на языке цифр и законов с теми, кто не осознал всей ценности природы, будь то заурядный вандал или чиновный руководитель. Н.Е. Покровский Функции ландшафтного капитала Важной целью проекта должна быть оценка потенциала устойчивости Костромской области в условиях быстро меняющейся социально-экономической ситуации в стране и глобализационной трансформации российского Севера. Здесь важно оценить три вида факторов развития (или, говоря экономическим языком, — виды капитала): человеческий, физический, природный. Если первые два вида капитала и их вклад в общую устойчивость достаточно хорошо изучены в теории и на практике, то системный анализ природного капитала в стране практически не проводится. Эта проблема, впрочем, характерна и для большинства зарубежных исследований. Во многом это связано с недооценкой экономической теорией природного капитала как в мире, так и в стране. Обычно рассматривается только одна функция природного капитала — ресурсообеспечивающая (земля, вода, лес и т.д.). Такой подход существенно занижает оценку природного потенциала региона. Как показывают последние исследования в этой области в мире, наряду с первой ресурсной, важно оценивать по крайней мере еще три функции: 2) экологические (экосистемные) услуги по поддержанию экологической устойчивости, 3) «духовные» услуги природы (эстетические, культурные, исторические, этические и др. аспекты), 4) обеспечение здоровья человека. Очевидно, что потенциал Костромской области по обеспечению всех четырех функций огромен. Для экономической оценки этих функций можно использовать различный экономический инструментарий. В частности, перспективен подход «готовность платить», тесно связанный с социологическими исследованиями. Здесь конструктивно использование методик, связанных с различного рода затратными подходами, методы «транспортно-путевых затрат», «гедонистического ценообразования» и др. По экспертным оценкам в Угорском сельском административном округе Мантуровского района Костромской области сезонная «маятниковая» миграция составляет 30-50% от численности населения округа. Эти приезжие ежегодно тратят сотни тысяч рублей (покупка, строительство и поддержание домов, покупка продовольствия и товаров, транспортные расходы и пр.) для удовлетворения своих потребностей в рекреационных и «духовных» услугах природы, поддержания здоровья и пр. То есть сохранение природы и ее «несельскохозяйственные» функции имеют реальную и очень высокую экономическую оценку. Ниже основное внимание в данной статье будет уделено экологическому туризму. В связи с этим сам термин «природный капитал» представляется слишком общим, т.к. для этого вида туризма характерны связи, прежде всего, с третьей и четвертой функциями природного капитала — «духовной» и обеспечением здоровья. Природный капитал в экономической теории, как отмечалось, ассоциируется прежде всего с обеспечением природными ресурсами, их потреблением в экономике. В связи с этим в данной статье предлагается использовать значительно более узкий термин — ландшафтный капитал. Этот термин является новым для экономической теории. Авторы понимают, что само понятие ландшафта, связанные с ним теории являются краеугольными и базовыми для географической науки, в этой области имеется множество исследований1. Из области теории данное понятие перешло и в официальные директивные документы: например, в 2000 г. была принята Европейская конвенция о ландшафтах (Флоренция). Авторы-экономисты не хотят посягать на «святое» для географов и, тем не менее, при всей условности понятия «ландшафтный капитал» оно представляется наиболее адекватным для целей данной статьи. В дальнейшем это понятие может быть уточнено, исследованы связи с другими видами природного капитала — например, для Костромской области очевидна связь ресурсной функции ландшафтного капитала с земельным и лесным капиталами. В настоящее время эффективность использования ландшафтного капитала во многих северных районах России минимальна. Для повышения эффективности и выживания аграрным территориям в этих районах в первую очередь необходимо многофункциональное развитие сельского хозяйства или диверсификация сельскохозяйственной деятельности в широком смысле этого слова. Мы уже подчеркивали это положение в предыдущих публикациях костромского проекта.2 Понятие «многофункциональности» сельского хозяйства связано с тем, что аграрный сектор следует рассматривать не только с позиции производства продукции растениеводства и животноводства, но и более широко, учитывая социальные и экологические аспекты. Многофункциональность предусматривает диверсификацию сельскохозяйственной деятельности, широкое развитие ее несельскохозяйственных видов, различных видов несельскохозяйственного бизнеса. Такое развитие несельскохозяйственной деятельности является важным источником поддержания устойчивости развития сельской местности, занятости и доходов сельского населения, значение которой было существенным всегда в силу сезонности аграрного труда и невозможности обеспечить интенсивную круглогодичную занятость работников в сельском производстве. В будущем роль несельскохозяйственной деятельности еще более возрастет по мере сокращения удельного веса сельхозпроизводства в местной экономике. Для Костромской области к основным направлениям развития несельскохозяйственной деятельности, зародыши которых уже существуют, можно отнести:
Ландшафтный капитал и экономика экологического туризма В данной статье будет более подробно рассмотрено такое направление несельскохозяйственной деятельности как экологический туризм. Фактически эта деятельность позволяет реализовать три функции ландшафтного капитала: ресурсную, «духовную», улучшение здоровья. Рассмотрим эти функции и их связь с экологическим туризмом более подробно. Ресурсная функция ландшафтного капитала реализуется экологическим туризмом как прямо, так и опосредованно. Например, сбор недревесных продуктов леса (грибов и ягод), устойчивая рыбалка и т.д. позволяют туристам получать продовольственные ресурсы как средство поддержания во время похода, так и заготавливать продукты для последующей «стационарной» жизни (сушеные грибы, ягоды и пр.). Тем самым туристами извлекаются экономические выгоды из ресурсной функции ландшафтного капитала. Еще более существенные выгоды могут быть получены местными сельскими жителями, которые поддерживают продажей товаров и услуг сам процесс экологического туризма и самих туристов. Здесь можно отметить как сельскохозяйственную, так и несельскохозяйственную деятельность жителей: бытовое и социально-культурное обслуживание туристов (питание, проживание, сельская торговля); производство, хранение, переработка и сбыт экологически чистой сельскохозяйственной продукции; заготовка и переработка грибов и ягод, лекарственных растений и другого природного сырья; устойчивые (с учетом сохранения биоразнобразия) охота и рыболовство и обеспечение связанных с ними услуг и т.д. Все перечисленные виды деятельности, связанные с туризмом, могут стать существенным сегментом местной экономики и способствовать устойчивому развитию сельской местности. Достаточно очевидна связь третьей «духовной» функции ландшафтного капитала с экологическим туризмом. Фактически, важнейшая цель экологического туризма связана с получением эстетического удовольствия, изучения исторического и культурного наследия и пр. Можно говорить о том, что без наличия (или деградировавшей) этой функции ландшафтного капитала сам экологический туризм теряет смысл. Для современного человека с его стрессами и гиподинамией экологический туризм играет важную роль в поддержке собственного здоровья. Путешествия, физические нагрузки, чистая окружающая среда позволяют улучшить состояние многих параметров человеческого организма. Здесь прослеживается реализация четвертой функции ландшафтного капитала. Экономика экологического туризма может внести свой вклад в агрегированную оценку ценности ландшафтного капитала. Прежде всего, это относится к третьей «духовной» функции этого капитала. Выше уже отмечался известный в экономической теории подход «готовность платить» (ГП), тесно связанный с социологическими исследованиями и использованием методик, связанных с различного рода затратными подходами. В таблице 1 сгруппированы методы, используемые Всемирным Банком и наиболее адекватные, на наш взгляд, экономическим исследованиям экологического туризма. Методы разделены на три группы: выявленных предпочтений, заявленных предпочтений и прочие. Например, субъективная оценка стоимости, относящаяся к группе методикам заявленных предпочтений. Этот подход обычно используется, когда нет нормальных рынков. Метод субъективной оценки стоимости базируется на определении рыночных цен путем выяснения у индивидуумов явной оценки экологического блага. Поэтому данный метод часто определяется как метод выраженных предпочтений. Жителей местности, обладающей определенной экологической ценностью или биологическим ресурсом, опрашивают об их готовности платить за сохранение данного блага или ресурса (например, для реки — сохранение возможностей рекреации, чистоты воды для купания, рыболовства и пр.). Аналитики могут рассчитать среднюю сумму «готовности платить» и умножить эту сумму на общее число людей, кто наслаждается экологическим местом или благами для получения оценки общей стоимости. Таблица 1: Основные методы экономической оценки, связанные с экологическим туризмом
|
|||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||
Похожие:
 |
Оао «Геомаш» за 2010г. Открытое акционерное общество «Геомаш» Наша буровая техника завоевала признание разведчиков, нефтяников, строителей всех регионов страны, в том числе Дальнего Востока,... |
 |
Что такое экология? Что такое экология? Экология – это наука о взаимодействиях организмов друг с другом и с окружающей средой. Мы считаем, что экология... |
|
3. руководство проведением соревнований Праздник Севера и традиционный День Оленевода (далее Праздник Севера) проводится 25 – 26 марта 2017 года в селе Ловозеро Мурманской... |
|
3. руководство проведением соревнований Праздник Севера и традиционный День Оленевода (далее Праздник Севера) проводится 19 – 20 марта 2016 года в селе Ловозеро Мурманской... |
|
Экология и защита биосферы Одним словом, экология – это наука, изучающая все сложные взаимосвязи и взаимоотношения в природе, рассматриваемые Дарвином как условия... |
|
Методические указания по выполнению практических занятий по дисциплине «Экология» ... |
|
Указания по подключению функции «Автосвет» Дхо используются штатные лампы ближнего света, противотуманки или дополнительные светодиодные лампы, подача питания на которые осуществляется... |
|
Учебник создан преподавателями кафедры «Промышленная экология и безопасность» «Безопасность жизнедеятельности» (бжд) для всех специальностей и направлений бакалавриата высшего профессионального образования.... |
|
Учебник создан преподавателями кафедры «Промышленная экология и безопасность» «Безопасность жизнедеятельности» (бжд) для всех специальностей и направлений бакалавриата высшего профессионального образования.... |
|
Ставрополь тольятти страницы истории Часть II дела и люди Ii. Дела и люди. — Тольятти: п/п «Современник»; 1999 — 400 с. Isbn 5-85234-100-2 |
|
О проведении запроса котировок На поставку измельчителя веток bx-62... Настоящая документация о запросе ценовых котировок (далее по тексту также – документация о запросе котировок) подготовлена в соответствии... |
|
Министерство по делам корякского округа и территориям традиционного... Об образовании постоянно действующей комиссии по учету, списанию и приему-передаче основных средств и товарно-материальных ценностей... |
|
Эрик Берн. Люди, которые играют в игры. (Психология человеческой судьбы) Не удивительно, что лишь немногие ищут ответы на них, ибо большинство людей в течение своей жизни даже не пытались выяснить вопрос:... |
|
Тесты по русскому языку для граждан ближнего и дальнего зарубежья |
|
Положение об отделе мониторинга нефтяных и газовых месторождений... Севера управления развития топливно-энергетического комплекса Департамента по недропользованию Ханты-Мансийского автономного округа... |
|
Страновой отчет содержание Основные положения VII Введение 1 1 Показатели... Ежедневные курильщики, изредка курящие люди и некурящие люди среди взрослых респондентов в возрасте от 15 лет и старше 20 |