Общество спектакля
|
Скачать 2.52 Mb.
|
|
ГИ ДЕБОР ОБЩЕСТВО СПЕКТАКЛЯ М., 2000. СОДЕРЖАНИЕ 7 Предисловие к третьему французскому изданию 15 Предисловие к четвертому итальянскому изданию 23 Глава 1 Завершенное разделение 32 Глава 2 Товар как спектакль 39 Глава 3 Единство и разделение в видимости 48 Глава 4 Пролетариат как субъект и как представление 76 Глава 5 Время и история 87 Глава 6 Зрелищное время 93 Глава 1 Обустройство территории 99 Глава 8 Отрицание и потребление в культуре 111 Глава 9 Материализованная идеология 115 Комментарий к Обществу спектакля 175 Вместо послесловия: Ситуация-1. Дебор и другие ПРЕДИСЛОВИЕ к 3—му французскому изданию Общество спектакля было в первый раз опубликовано в издательстве "Бюше Шастель" в Париже в ноябре 1967 года. События 1968-го сделали книгу известной. Книга, в которой я никогда не менял ни единого слова, переиздавалась с 1971 года в издательстве "Шан Либр", которое в 1984 году после убийства редактора было названо именем Жерара Лебовичи. Затем регулярно, вплоть до 1991 года, следовала серия переизданий. Настоящее издание также остается строго тождественным изданию 1967 года. То же правило, само собой разумеется, будет использоваться и впредь для переиздания всех моих книг в "Галлимар". Я не из тех, кто себя поправляет. В изменении подобной критической теории до тех пор нет необходимости, пока не нарушаются общие условия продолжающегося периода истории, который эта теория впервые и смогла точно определить. Дальнейшее развитие этого периода только подтверждает и иллюстрирует теорию спектакля, изложение которой, здесь воспроизведенное, также может рассматриваться как историческое, но в менее возвышенном значении, ибо оно свидетельствует о том, какова была самая радикальная позиция в момент столкновений 1968 года, и, следовательно, о том, что же уже тогда можно было осознать. Даже последние простофили того времени, благодаря неотступно следовавшим за ними разочарованиям, теперь смогли наконец понять то, что же означало "отрицание жизни, ставшее видимым", "утрата качества", связанная с формой-товаром, или же "пролетаризация мира". Кроме того, в свое время я добавил и другие наблюдения, касающиеся самых заметных новшеств, которые проявились во всем последующем развитии того же самого процесса. В 1979 году (в связи с написанием предисловия к новому итальянскому переводу) я рассуждал о реальных изменениях, происходящих как в самой природе индустриального производства, так и в технологиях управления, которые стали признавать законными зрелищные факторы. В 1988 году в Комментариях к Обществу спектакля было достаточно четко показано, что предшествовавшее "мировое разделение зрелищных задач" между соперничающими царствами "сосредоточенной театрализации" и "театрализации рассредоточенной" отныне завершилось их слиянием в общую форму "интегрированной театрализации". г и дебор Это слияние может быть коротко подытожено в изменении тезиса 105, который, относившись к тому, что происходило до 1967 года, различал еще предшествующие формы в соответствии с определенными конкретными практиками. Теперь, когда Великий Раскол классовой власти завершился полным примирением, нужно сказать, что упорядоченная практика интегрированной театрализации сегодня «изменила мир экономически», в то время как он сам «по-полицейски изменил восприятие». Ведь в данных обстоятельствах и сама полиция претерпевает существенные преобразования. Только потому, что подобное слияние произошло в экономико-политической реальности всего мира, мир наконец смог формально провозгласить себя единым. Но также и потому, что общая ситуация, в которой повсеместно возникало такое разделение власти, оказалась столь серьезной, миру необходимо было объединиться как можно скорее, чтобы единым блоком участвовать в одной и той же, основанной на консенсусе, организации мирового рынка, зрелищно фальсифицированной и обеспеченной. Но поэтому он, в конечном счете, так и не сможет объединиться. Тоталитарная бюрократия, «господствующий класс в период перехода к рыночной экономике», не очень-то верила в свою судьбу. Она знала, что является «недостаточно развитой формой господствующего класса», и хотела для себя лучшей доли. Тезис 58 еще раньше установил следующую аксиому: «Спектакль укоренен на территории экономики, ставшей изобильной, и именно из нее вызревают те плоды, что в конце концов стремятся полностью господствовать на рынке зрелищ». Именно эта воля к модернизации и унификации спектакля, связанная со всеми остальными аспектами упрощения общества, привела русскую бюрократию в 1989 году к тому, чтобы вдруг, как один человек, обратиться к современной идеологии демократии - то есть к диктаторской свободе Рынка, смягченной признанием Прав человека-зрителя. Никто на Западе и дня не посвятил обсуждению значения и последствий столь экстраординарного информационного события. И этим только подтверждается прогресс зрелищной технологии. Она должна лишь регистрировать явление, наподобие геологического толчка. Феномен датируется и считается совершенно понятным., впредь же воспроизводя только простейший сигнал - падение Берлинской стены, - не подлежащий обсуждению, как и все прочие демократические сигналы. общество спектакля В 1991 году первые следствия модернизации проявились в полном распаде России. Там еще более откровенно, чем на Западе, выражается катастрофический результат обшего развития экономики. Хаос - лишь последствие такового. Повсюду ставится все тот же угрожающий вопрос - вопрос, который довлеет над миром вот уже два столетия: как заставить работать бедных там, где рассеялись иллюзии и рухнуло насилие? Тезис 111, указывающий на первые симптомы упадка России, окончательному падению коей мы только что были свидетелями, и предсказывающий скорое исчезновение мирового сообщества, которое, говоря сегодняшним языком, будет стерто из памяти компьютера, высказал стратегическое суждение, справедливость которого легко почувствовать: «Мировое разложение союза бюрократической мистификации является сегодня, в конечном счете, наиболее неблагоприятным фактором для современного развития капиталистического общества». При чтении этой книги необходимо иметь в виду, что она была написана с сознательным намерением нанести ущерб обществу спектакля. В ней ничего не было преувеличено. 30 июня 1992 года ПРЕДИСЛОВИЕ к 4—му итальянскому изданию Переводы этой книги, впервые изданной в Париже в конце 1967 года, появились уже в десятке стран. Чаще всего в одной стране конкурирующие издательства выпускали в свет сразу несколько переводов, -как правило, все они были плохими. Первые переводы, где бы они ни появлялись, были неточными и неправильными, за исключением Португалии и, может быть, Дании. Переводы на голландский и немецкий удались со второй попытки, хотя немецкий издатель и на этот раз пренебрег корректурой множества ошибок. Англичанам и испанцам нужно ждать третьего перевода, чтобы узнать, что я в действи- ги деоор гельности написал. Однако худшее ожидало нас в Италии, где в 1968 году издательство De Donate выпустило в свет самый безобразный перевод из всех существующих; впоследствии он был лишь частично улучшен двумя другими конкурирующими издательствами. Впрочем, Паоло Сальвадори, недолго думая, разыскал виновников этого произвола в их кабинетах и задал им жару, в буквальном смысле плюнул им в лицо, ибо так ведут себя хорошие переводчики при встрече с плохими. Достаточно сказать, что четвертый итальянский перевод, сделанный Сальвадори, оказался блестящим. Крайняя несостоятельность стольких переводов, которые, за исключением четырех-пяти лучших, мною не контролировались, вовсе не доказывает того, что эта книга более сложна для понимания, чем какая-либо другая, которую и писать на самом деле не стоило. Вдобавок, нельзя сказать, что такая участь чаще всего постигает произведения подрывного характера, потому что, в этом конкретном случае, фальсификаторам по крайней мере не грозит судебный иск со стороны автора; а также потому, что привнесенный в текст идиотизм не вызовет особых попыток опровержения у идеологов буржуазии и бюрократии. Нельзя не заметить, что за последние годы большинство переводов, где бы они ни появлялись и даже если речь идет о классиках, скроены на один манер. Наемный интеллектуальный труд обычно стремится следовать закону промышленного производства периода упадка, по которому доход предпринимателя напрямую зависит от скорости производства и от низкого качества используемого материала. Это производство с гордостью освободилось от всякой заботы о вкусе публики с тех пор, как, сконцентрировав капитал и наращивая технические мощности, оно удерживает монополию на не обеспеченное качеством предложение на всем рыночном пространстве, и со все большей наглостью спекулирует на вынужденном подчиненном положении спроса и потере вкуса, этой немедленной реакции основной массы потребителей. Идет ли речь о квартире, говядине или о продукции невежественного переводчика, неизбежно напрашивается мысль о том, что теперь очень быстро и с гораздо меньшими затратами можно получить то, на что раньше потребовались бы долгие часы квалифицированного труда. А у переводчиков, и вправду, немного оснований корпеть над книгами, вдумываясь в их смысл, а перед этим - изучать их язык, поскольку почти все современные авторы и сами с очевидной поспешностью пишут книги, которые очень быстро выйдут из моды. Зачем же переводить то, чего не стоило писать и что никто не прочтет? Именно с этой стороны своей спе- 10 общество спектакля цифической гармонии система спектакля безупречна, в остальном она терпит крах. Однако эта столь привычная практика большинства издателей не годится для такой книги, как Общество спектакля, интересующей иную публику и служащей иным целям. Существуют, сейчас это ясно как никогда, книги разного рода. Многие из них даже не открывают, и лишь очень немногие цитируют на стенах. Эти последние обязаны своей популярностью и силой убеждения тому, что презираемые спектаклем инстанции о них не говорят или говорят скупо, между прочим. Индивиды, которым предстоит разыгрывать собственную жизнь по правилам, предписанным историческими силами, на службе у которых они состоят, конечно же, захотят изучить документы в безупречно точном переводе. Несомненно, в условиях нынешнего перепроизводства и сверхконцентрированного распространения книжной продукции большинство произведений может иметь успех, а чаще неуспех, лишь в первые несколько недель после выхода в свет. Именно на этом средний представитель современного издательского дела строит и проводит в жизнь свою поспешную политику произвола, вполне годящуюся для книг, о которых что-то, причем неважно что, скажут лишь однажды. В данном случае этому издателю явно не удастся воспользоваться подобной привилегией: бессмысленно наспех переводить мою книгу, поскольку другие возобновят попытку и хорошие переводы придут на смену плохим. Французский журналист, тот, что недавно выпустил огромный труд с целью возобновить идейный спор, несколькими месяцами позже объяснял свое фиаско не столько дефицитом идей, сколько нехваткой читателей. Так, он заявил, что мы живем в нечитающем обществе; что если бы Маркс сегодня опубликовал свой Капитал, ему пришлось бы прийти на телевидение, чтобы разъяснить свои намерения в вечерней литературной программе, а на следующий день о нем никто бы не вспомнил. Это забавное заблуждение хорошо отражает круг, его породивший. Естественно, если сегодня кто-то опубликует книгу, посвященную подлинной социальной критике, то он никогда не пойдет на телевидение и на любые беседы подобного рода; так что о его книге будут говорить и через десять, и через двадцать лет. Сказать по правде, я думаю, что на свете нет никого, кто бы заинтересовался моей книгой, за исключением врагов существующего общественного строя и тех, кто действует в соответствии со своими убеждениями. Моя подкрепленная теорией уверенность на этот счет подтверждена эмпирическими наблюдениями за редкой критикой или 11 rii дебор аллюзиями, которые моя книга вызывает у тех, кто удерживает или всего-навсего силится обрести полномочия публично выступать в спектакле, говорить перед другими, хранящими молчание. Все эти специалисты по иллюзорным дискуссиям, которые мы все еще ошибочно называем культурологическими и политическими, выстроили свою логику и культуру на логике той системы, которая может их ангажировать; не только оттого, что они были ею избраны, но в основном потому, что они от начала и до конца сформированы этой системой. Среди цитировавших эту книгу, признавая ее важность, мне до сих пор не встречался никто, кто рискнул бы сказать, хотя бы в самой общей форме, о чем, собственно, идет речь: им нужно было лишь создать впечатление, что они в курсе дела. В то же время казалось, будто все, кто обнаружил в ней какой-то недостаток, им одним и ограничились, ибо ни о чем другом они не говорили. Всякий раз отдельного недостатка вполне хватало, чтобы удовлетворить нашедшего. Один упрекнул книгу в том, что в ней не затронуты проблемы государства; другой в том, что она не считается с историей; третий отверг ее как иррациональный, неслыханный панегирик чистому разрушению; четвертый заклеймил ее как тайное руководство всех правительств, образовавшихся со времени ее появления. Остальные пятьдесят незамедлительно пришли к диковинным выводам, равно свидетельствующим о сне разума. Где бы они ни писали об этом: в периодике, в книгах, в сочиненных по случаю памфлетах, - везде, за неимением лучшего, звучал все тот же тон капризного бессилия. А на заводах Италии, напротив, книга, насколько мне известно, нашла благодарных читателей. Рабочие Италии, которые сегодня могут подать пример своим товарищам во всех странах - своими неявками на работу, яростными забастовками, которых не смягчить отдельными уступками, своим осознанным отказом от работы, презрением к закон)' и ко всем государственным партиям, - достаточно хорошо ознакомились с содержанием Общества спектакля на практике, чтобы извлечь пользу из тезисов книги, прочитанной пусть даже в посредственном переводе. Чаще всего комментаторы делали вид, будто не понимают, на что годна книга, которую невозможно отнести ни к одной категории интеллектуальной продукции, какую принимает во внимание все еще господствующее общество, ибо она не написана с точки зрения одной из поощряемых им профессий. Так что намерения автора показались неясными. Хотя здесь нет ничего таинственного. Клаузевиц писал во Французской кампании 1815 года: «Главное в любой стратегической 12 общество спектакля критике - точно поставить себя на место действующих лиц; нужно признать, что это зачастую очень трудно. Основная масса стратегической критики исчезла бы полностью или свелась бы к едва доступным для восприятия очертаниям, если бы только авторы захотели или смогли мысленно поставить себя на место действующих лиц». В 1967 году я хотел, чтобы у Ситуационистского Интернационала (СИ) была своя теоретическая книга. СИ был тогда экстремистской группой, предпринимавшей максимум усилий по внедрению революционных устремлений в современное общество; нетрудно было разглядеть, что эта группа, уже одержав победу на почве теоретической критики и удачно применяя ее в практической агитации, приблизилась таким образом к кульминационной точке своей исторической миссии. Речь шла о том, чтобы эта книга участвовала в грядущих смутах, которые трансформировали бы ее на свой манер, неизбежно открывая тем самым широкую революционную перспективу. Всем известна сильная склонность людей к бесполезному повторению упрощенных фрагментов старых революционных теорий, изношенность которых незаметна для них лишь потому, что они не пытаются применить их в сколько-нибудь эффективной борьбе за изменение условий, в которых они находятся в данный момент; в результате им не удается лучше понять, как эти теории, с разным успехом, могли использоваться в конфликтах прежних времен. Однако для тех, кто подходит к проблеме хладнокровно, не подлежит сомнению, что желающие действительно поколебать существующий общественный строй, должны сформулировать теорию, фундаментально разъясняющую его устройство; или, по меньшей мере, дать ему удовлетворительное объяснение. Как только эта теория будет обнародована, а произойдет это в условиях столкновений, нарушающих общественный покой, - даже до того, как она будет понята и усвоена, - повсюду усилится недовольство. Доселе сдерживаемое, оно превратится в озлобленность уже при самом смутном представлении о том, что имеется теоретическое разоблачение существующего порядка вещей. И лишь тогда, преисполнившись гнева и начав вести освободительную войну, все пролетарии смогут стать стратегами. Несомненно, рассчитанная на это общая теория должна, прежде всего, избегать возможности показаться заведомо ложной и, таким образом, не должна подвергаться риску быть опровергнутой самим ходом событий. Но в то же время нужно, чтобы теория эта была абсолютно недопустимой. Нужно, чтобы она, к возмущенному остолбенению тех, кому нравится сама суть существующего миропорядка, 13 гн деоор могла разоблачить его, обнаружив его истинную природу. Теория спектакля отвечает двум этим требованиям. Первое достоинство точной критической теории состоит в непрерывном высмеивании всех прочих теорий. Так, в 1968 году, когда все остальные организованные течения, в порыве отрицания, ознаменовавшем начало упадка форм господства того времени, шли защищать собственную отсталость и мелкие амбиции, ни одно из них не имело книги современной теории и не признавало ничего современного во власти класса, которую им предстояло свергнуть, а ситуационисты были способны выдвинуть единственную теорию страшного майского бунта; только она принимала во внимание яростное недовольство, о котором никто раньше не говорил. Кто оплакивает консенсус? Мы убили его. Cosafatta capo ha", За пятнадцать лет до этого, в 1952 году, в Париже, четверо или пятеро господ с сомнительной репутацией решили искать путей преодоления искусства. Смелое продвижение в выбранном направлении принесло счастливые плоды: оказалось, что старые линии укрепления, о которые разбивались прежние попытки социальной революции, теперь затоплены и перевернуты. Мы нашли повод возобновить попытку. Преодоление искусства -это продвижение на северо-запад по географической карте истинной жизни, которую не переставали искать на протяжении более чем векового периода, в особенности после возникновения современной саморазрушительной поэзии. Предыдущие попытки, в которых пропало без вести столько исследователей, никогда не открывали подобных перспектив. Возможно, потому, что им на разграбление еще оставалось кое-что от старой творческой провинции а также и потому, что знамя революций до этого, казалось, держали другие, более опытные руки. Но никогда это дело не терпело столь сокрушительного поражения, не оставляло после себя столь пустынного поля боя, как в момент нашего появления. Я думаю, что воспоминания об этих событиях служат лучшим разъяснением идей и стиля Общества спектакля. Что касается самой этой вещи, если вы соблаговолите ее прочесть, то убедитесь: я не проспал и не растратил на пустые игры пятнадцать лет, проведенные в размышлениях о разрушении государства. В этой книге нельзя менять ни слова; кроме трех-четырех опечаток все в ней осталось неизменным после двенадцати переизданий, выдержанных ею во Франции. Мне льстит сознание того, что я представляю чрезвычайно редкий для современности пример: я писал и не был тут же опровергнут обстоятельствами; меня не опровергли ни 14 общество спектакля разу, в то время как все остальные были опровергнуты сотни и тысячи раз. Я не сомневаюсь, что выдвинутые мной положения найдут себе подтверждение в конце этого века и даже позже. Причина тому проста: я понял основополагающие факторы спектакля «в ходе развития и в соответствии с их эфемерным характером», то есть рассматривая в целом движение истории, которое смогло привести к установлению этого порядка, а теперь начинает его разрушать. На этой шкале одиннадцать лет, прошедшие с 1967 года, со всеми их конфликтами, известными мне не понаслышке, были лишь мгновением в неизбежных последствиях написанного; хотя для самого спектакля эти годы ознаменовались появлением и сменой шести или семи поколений мыслителей, одни из них оказались убедительнее других. За это время спектакль всего лишь более точно совпал со своим концептом, а реальное движение отрицания спектакля разрослось вширь и вглубь. На самом деле, само общество спектакля добавило этой книге нечто, в чем она, думается мне, не нуждалась: еще более весомые и убедительные примеры. Мы могли наблюдать, как разрастается фальсификация, доходя до тривиальнейших вещей, словно липкий туман, сгустившийся над повседневностью. Мы видели, как возвели в абсолют, вплоть до "телематического" безумия, технический и полицейский контроль над людьми и силами природы, контроль, сбои в котором растут по мере совершенствования его технических средств. Мы видели, как развилась, в себе и для себя, государственная ложь, забыв о конфликтной связи с истиной и правдоподобием настолько, что теперь она может позабыть о самой себе и с каждым часом изменяться. Италия недавно имела возможность наблюдать эту технику, самый ее пик, в связи с событиями вокруг Альдо Моро и его убийством, однако и эта высота будет превзойдена, здесь или где-нибудь еще. Версии итальянских властей, скорее ухудшенной, нежели улучшенной, сотней последовательных поправок, о чем считали своим долгом открыто заявить все комментаторы, не поверили ни на секунду. Ее задача состояла не в том, чтобы в нее поверили, а в том, чтобы быть единственной на витрине и чтобы потом о ней забыли, как забывают о плохой книге. Это было похоже на мифологическую оперу, поставленную с техническим размахом, где герои-террористы превращались то в лис, чтобы поймать свою добычу, то во львов, чтобы никого не бояться, пока жертва находится у них в лапах, то в баранов, чтобы все это не причинило ни малейшего вреда режиму, с которым им предстоит поме- 15 ги дебор ряться силами. Говорят, что им посчастливилось иметь дело с самой недееспособной полицией, так что им без труда удалось проникнуть в самые высокие сферы. В этом объяснении мало диалектики. Подрывная организация, которая связала бы своих членов с органами госбезопасности, если только она уже не внедрила их туда на несколько лет раньше, чтобы они лояльно выполняли свой долг до тех пор, когда этим можно будет воспользоваться, должна быть готова к тому, что ее манипуляторами время от времени тоже кто-то манипулирует; и таким образом, ей следует отказаться от олимпийской уверенности в собственной безнаказанности, столь характерной для руководителей штаба "красных бригад". Но ко всеобщему одобрению своих сторонников, итальянское государство поступило еще лучше. Оно, как и любое другое государство, задумало внедрить агентов своих спецслужб в сеть подпольных организаций, где так легко впоследствии сделать быструю карьеру и занять место в руководстве, в первую очередь свергая собственных начальников; так поступил с царской охранкой Малиновский, обманувший даже ловкого Ленина, или Азеф, который, возглавив боевую организацию партии эсеров, непосредственно подготовил убийство премьер-министра Столыпина. Лишь одно злосчастное совпадение воспрепятствовало доброй воле государства: его секретные службы были расформированы. До сих пор секретные службы никогда не прекращали существование так, как, например, прекращается загрузка гигантского танкера в прибрежных водах или как исчезает доля современного промышленного производства в Севесо (Seveso). Сохранив свои архивы, своих доносчиков и действующих офицеров, они всего лишь сменили имя. Так, итальянская Служба военной информации (SIM), действовавшая при фашистском режиме, известная своим саботажем и заказными убийствами за рубежом, при христианских демократах стала Оборонной службой информации (SID). Впрочем, когда на компьютере было запрограммировано нечто вроде действующей модели "красной бригады", этой мрачной пародии, от которой ждали мыслей и действий в случае необходимого исчезновения этого государства, сбой в программе (ведь известно, что все эти машины зависят от бессознательного тех, кто ими управляет) заставил присвоить единственному псевдоконцепту, автоматически воспроизведенному по модели "красной бригады", все то же клеймо, которое в сокращении SIM расшифровывается на этот раз как Национальное общество многонациональное™. A.SID, «омытая итальянской кровью», недавно подверглась роспуску; как признает государство - post festum, ведь именно эта служба начиная с 1969 года была прямым исполнителем длинной 16 общество спектакля серии массовых убийств; как правило, но не всегда, это были взрывы, которые приписывались поочередно то анархистам, то неофашистам, то ситуационистам. Теперь, когда ту же самую работу, в кои-то веки с гораздо большей продуктивностью, выполняют "красные бригады", S1D, естественно, не может с ними справиться: не может, поскольку она распущена. В Секретной службе, достойной этого названия, все секретно, даже ее ликвидация. Таким образом, невозможно разобраться, какой процент содеянного приписывать почетной отставке [SID], какой - "красным бригадам", а какой (например, поджог кинотеатра в Абадане) - самому иранскому шаху; также нельзя определить, что было тайно уничтожено самим государством, возмущенным многократным перевыполнением собственных распоряжений. Стало ясно: отныне оно без колебаний будет убивать сыновей Брута, чтобы заставить уважать свои законы. Непреклонный отказ пойти ни малейшие уступки ради спасения Моро в конце концов стал доказательством незыблемых добродетелей республиканского Рима. Джордже Бокка, прослывший лучшим аналитиком среди итальянских журналистов, в 1975 году первым попался на удочку Правдивого рапорта цензора, введя в заблуждение всю нацию или, во всяком случае, квалифицированных сотрудников газет, но не отступился от своей профессии, несмотря на столь досадное доказательство собственной наивности. То, что она была доказана путем такого научного эксперимента, возможно, стало для него благом, иначе мы бы не сомневались, что он написал из страха или продажности книгу Моро - итальянская трагедия, где поспешно заглатывает, не пропуская ни единой, все расхожие мистификации, чтобы тут же изрыгнуть их обратно, объявив превосходными. Он подходит к сути вопроса, естественно, ставя все с ног на голову, лишь однажды, в следующем пассаже: «Сегодня ситуация изменилась: имея за собой.террор красных бригад, горстки рабочих-экстремистов могут противостоять или пытаться противостоять политике профсоюзов. Те, кто присутствовал на собраниях рабочих на таких заводах, как "Альфа-Ромео" в Арезе, могли наблюдать, как группам экстремистов, насчитывающим не более сотни участников, удалось разместиться в первом ряду и выкрикивать обвинения и оскорбления, а коммунистической партии пришлось с этим смириться». Нет ничего понятнее того, что революционно настроенные рабочие оскорбляют сталинистов при почти единодушной поддержке своих товарищей. Что может быть естественнее, раз уж они собрались делать революцию? Неужели им, наученным долгим опытом, неизвестно, что для начала нужно прогнать ста- 17 2 Зак. 5780. ги деоор линистов со всех собраний? Из-за того, что они не смогли этого сделать, в 1968 году потерпела крах революция во Франции, а в 1975 году - в Португалии. Будет полным безумием или мерзостью полагать, будто "горстки рабочих-экстремистов" могут достичь того необходимого уровня, когда за ними пойдут террористы. Совсем наоборот, именно из-за того, что большинство итальянских рабочих избежало вербовки в профсоюзно-сталинистскую полицию, и заработали "красные бригады", чей непоследовательный и слепой терроризм мог лишь помешать рабочим. А средства массовой информации не упустили случая без тени сомнения признать в этом ускоренный отрыв рабочих от борьбы и вызывающее беспокойство поведение их руководителей. Бокка намекает, что сталинисты вынуждены сносить оскорбления, вполне заслуженные за последние шестьдесят лет, иначе террористы, которых держат в резерве независимые рабочие, грозят им физической расправой. Это всего лишь особенно грязная бокковская инсинуация, потому что до сих пор, и это всем известно, "красные бригады" последовательно воздерживались от личных расправ над сталинистами. Какую бы видимость они ни создавали, периоды их активности не случайны и жертвы они выбирают не как им заблагорассудится. Такой климат позволяет констатировать неизбежный рост периферийного слоя мелкого открытого терроризма, который более или менее контролируют и пока еще терпят, откуда, как из рыбного садка, по желанию всегда можно выловить и подать на блюде несколько виновных; но "ударные силы" могли состоять только из профессионалов; об этом свидетельствует каждая деталь их стиля. Итальянский капитализм, а вместе с ним и его правительственный персонал, значительно расходятся во мнениях по вопросу, жизненно важному и в высшей степени туманному, - вопросу, касающемуся использования сталинистов. Некоторые современные сектора крупного частного капитала поддерживали и по сей день решительно поддерживают эту идею, другие, пользующиеся ощутимой поддержкой финансового руководства предприятий с долей государственного участия, настроены более враждебно. Высшие государственные чиновники имеют значительную свободу действий: ведь когда корабль получил пробоину, решения капитана важнее воли судовладельца, -однако и в их рядах нет единства. Будущее каждого клана зависит от того, насколько ему удастся навязать свои доводы, доказывая их на практике. Моро верил в "исторический компромисс", то есть в способность сталинистов окончательно разбить революционное рабо- общество спектакля чее движение. Представители другого направления, те, которые в настоящее время командуют руководителями "красных бригад", не верили в это или по меньшей мере считали, что не стоит слишком беречь сталинистов ради жалких услуг, которые те оказали или еще окажут, что их нужно грубее подстегивать, чтобы они не наглели. Как видно, этот анализ отнюдь не бесполезен. Похищение Моро стало началом ударов по "историческому компромиссу", воплотившемуся наконец в парламентском акте, а сталинская партия продолжала прикидываться, что верит в независимость "красных бригад". Заложнику сохраняли жизнь до тех пор, пока верили в возможность продолжать унижение и замешательство его друзей, которые подвергались шантажу и благородно лишались чувств, будучи не в состоянии понять, чего ждут от них неведомые варвары. С ним тут же покончили, стоило лишь сталинистам показать зубы, публично заговорив о "темных делах"; Моро умер в разочаровании. На самом деле, у "красных бригад" другие, гораздо более широкие функции и интересы: они состоят в приведении в замешательство или дискредитации пролетариев, реально поднявшихся против государства, и, возможно, даже ликвидации некоторых из них, наиболее опасных. Сталинисты одобряют эту функцию, ибо она облегчает их нелегкую задачу. Если то, что задевает их самих, переходит границы, они стараются это пресечь: путем публичных выступлений в подходящий момент, где обиняком протаскивают инсинуации, или через конкретные угрозы, которые выкрикиваются во время закрытых переговоров с государственной властью. Их основное оружие разубеждения - в возможности внезапно сказать все, что им известно о "красных бригадах" с самого момента их создания. Однако всем ясно, что они не смогут воспользоваться этим оружием, не нарушив "исторического компромисса"; и что, таким образом, они сами искренне желают хранить молчание о былых подвигах самого SID. Что сделает со сталинистами революция? Мы продолжаем их теснить, хотя и без размаха. Когда, через десять месяцев после похищения Моро та же непобедимая "красная бригада" впервые убила синдикалиста-сталиниста, так называемая коммунистическая партия отреагировала мгновенно, но лишь на уровне протокола, угрожая своим союзникам принуждением представлять себя отныне партией лояльной и конструктивной, но находящейся на стороне большинства, а не на стороне и в большинстве. Горбатого могила исправит, и сталинист всегда будет чувствовать себя как рыба в воде повсюду, где пахнет скрытым государственным преступлением. Чем их может оскорбить атмосфера дискуссий в верхах 18 19 ги дебор итальянской власти, когда за пазухой они держат нож, а под столом -бомбу? Не в этом ли стиле улаживались споры, к примеру, между Хрущевым и Берия, Кадаром и Надем, Мао и Линь Бяо? А впрочем, сами руководители итальянского сталинизма в молодости были мясниками, во времена их первого исторического компромисса, когда, вместе с другими служащими Коминтерна, они взяли на себя ответственность за контрреволюцию на службе у Испанской демократической республики в 1937 году. Не кто иной, как их собственная "красная бригада", похитила Андреса Нина и убила в одной из секретных тюрем. Эти печальные факты, доподлинно известные многим итальянцам, как и многие-многие другие, тотчас вышли на поверхность. Но их нигде не обнародовали, так как у одних не было возможности, а у других - желания это сделать. Именно в этой точке анализа мы решили апеллировать к "зрелищной" политике терроризма, и не потому, что иногда террористы действуют лишь ради того, чтобы о них заговорили, как не перестают вульгарно утверждать журналисты и профессора, побуждаемые услужливой деликатностью. Италия отражает в себе социальные противоречия всего мира и пытается, известными методами, объединить в одной стране в рамках Священного карательного союза правящий буржуазный и тоталитарно-бюрократический класс, который уже открыто действует во всем мире, при экономической и полицейской поддержке всех государств; хотя и здесь не обходится без некоторых споров и сведения счетов "по-итальянски". Италия, будучи сегодня страной, наиболее продвинувшейся в скольжении к пролетарской революции, одновременно является самой современной лабораторией международной контрреволюции. Другие правительства, вышедшие из старой буржуазной "доспектак-левой" демократии, с восторгом смотрят на итальянское правительство, на невозмутимость, которую ему удается сохранять в самом эпицентре всех разрушений, на спокойное достоинство, с которым оно восседает в грязи. Это умение им предстоит применять у себя в течение долгого времени. На самом деле, правительства, а также подвластные им и дублирующие их службы повсюду стремятся стать еще скромнее. Объятые ужасом, они довольствуются уже тем, что выдают за спокойную рутину текущие дела, находящиеся под их управлением, с помощью трюков: этот процесс становится все более странным и выходит из под их контроля. Вслед за ними, согласно духу времени, сам зрелищный товар претерпел удивительные изменения в типе ложного дока- общество спектакля зательства. Он представлял в качестве исключительных благ, ключа к высшему, чуть ли не элитарному, существованию вещи, самые что ни на есть обыкновенные и посредственные: автомобиль, ботинки, кандидатскую степень по социологии. Сегодня он вынужден представлять нормальными и хорошо знакомыми вещи, ставшие по-настоящему неординарными. О чем речь? О хлебе, вине, помидорах, яйцах, домах и городах? Конечно же, нет, поскольку цепь внутренних трансформаций, временно экономически выгодная тем, кто удерживает средства производства, сохранила этим вещам имя и по большей части форму, начисто лишив их вкуса и содержания. Однако с полной уверенностью можно сказать, что различные потребляемые блага неизменно отвечают традиционным требованиям, и это доказывается тем фактом, что ничего другого больше не существует, а значит, не с чем больше сравнивать. Получилось так, что очень немногие знают, как найти истину там, где она еще существует, и что ложное может законно называть себя истинным при исчезновении последнего. Принцип, господствующий в сфере продовольствия и жилья, распространяется на все без исключения, вплоть до книг или последних подобий демократических дебатов, что мы и пытаемся продемонстрировать. Основное противоречие в господстве спектакля во время кризиса состоит в том, что оно потерпело крах в своей сильнейшей позиции: в удовлетворении элементарных материальных потребностей, исключавших прочие, но считавшихся достаточными, чтобы снискать воспроизводимое одобрение массы производителей-потребителей. Но именно удовлетворение материальных потребностей было запачкано и перестало им обеспечиваться. Общество спектакля повсюду начиналось с принуждения, с обмана, с крови; но при этом оно сулило счастливое продолжение. Оно думало, что его любят. Теперь оно больше ничего не обещает. Оно больше не говорит: «Все, что явлено, - хорошо, все, что хорошо, - явлено». Оно просто говорит: «Вот так-то». Оно откровенно сознается в том, что, в сущности, уже не поддается изменениям; хотя сама его природа — это изменения: дурная трансмутация каждой отдельной вещи. Оно утратило все общие иллюзии о себе самом. Все эксперты по управлению и все их компьютеры объединились в постоянном мультидисциплинарном совете, чтобы найти средство излечить больное общество или по крайней мере до наступления комы поддерживать его в том же состоянии, сохранять видимость выживания, как у Франко или Бумедьена. Старая тосканская народная пе- 20 21 ги деоор сенка говорит об этом короче и мудрее: «Е la vita поп е la morte, - Е la morte поп ё la vita. ~ La canzone e giafmita» ". Тот, кто внимательно прочтет эту книгу, увидит, что она не дает никаких гарантий победы революции, как и длительности существования ее свершений, и тернистых путей, которыми ей предстоит пройти, и еще меньше гарантий ее способности, подчас легкомысленно преувеличенной, принести каждому полное счастье. Менее, чем всякая другая, моя историческая и стратегическая концепция может полагать, что жизнь должна быть совершенной идиллией лишь потому, что нам это будет приятно; что лишь злопыхательство нескольких властей предержащих служит виной очередных бед. Каждый воспитан на собственных творениях; пассивность отходит ко сну, как только приготовит себе ложе. Самый значительный результат катастрофического разложения классового общества в том, что, впервые в истории, преодолен старый вопрос о том, насколько большинство людей любит свободу: теперь они будут вынуждены ее полюбить. Нужно лишь признать сложность и размах задач революции, которая стремится к установлению и сохранению бесклассового общества. Она может с достаточной легкостью начаться повсюду, где автономные пролетарские собрания не будут признавать никакой другой власти, кроме собственной, и ничьей собственности, где, ставя свою волю выше любых законов и специализаций, они запретят разделение людей, рыночную экономику и государство. Но победа будет одержана лишь тогда, когда революция наступит повсеместно, не оставив ни пяди земли существующим формам общества отчуждения. И тогда мы вновь увидим Афины и Флоренцию, открытые для всех, раскинувшиеся по всему мировому пространству, которые, победив своих врагов, смогут с радостью посвятить себя подлинным разногласиям и бесконечными столкновениям исторической жизни. Кто может верить в исход, менее радикальный в своей реалистичности? Под каждым проектом и каждым результатом нелепого и несчастливого настоящего можно написать слова Менэ, текел, фарес — «взвешено, измерено, сосчитано», объявляющие неминуемый крах всех призрачных городов. Дни этого общества сочтены; его основания и достоинства были взвешены и оказались слишком легкими; его обитатели разделились на две части, одна из которых хочет его исчезновения. Январь 1979 года " Конец - делу венец (шпал.) - Прим. перев. " Жизнь не смерть, — А смерть не жизнь. - Вот и песенке конец. - Прим. перев. 22 |
Похожие:
 |
Общество спектакля Жерара Лебовичи, убитого в ночь на 5 марта 1984 года четырьмя выстрелами в подземном паркинге на авеню Фош. Лебовичи до такой степени... |
|
Поэтика балетного спектакля конца XIX в. (Первая петербургская постановка «Лебединого озера») |
 |
Творческое наследие воспоминания и размышления о театре художественная... Всесоюзный научно-исследовательский институт искусствознания Министерства культуры СССР |
|
Творческое наследие воспоминания и размышления о театре художественная... Всесоюзный научно-исследовательский институт искусствознания Министерства культуры СССР |
|
Одинокая Задник, на фоне которого расположена мебель, тоже представляет собой монитор компьютера, только теперь в нем открыто окно Интернета... |
|
Проект по Изготовлению театральных мимирующих кукол для спектакля «Петрушка у Водяного» Занимаясь в кукольном театре, ребенок получает большой импульс в развитии творческих способностей, памяти, речи, коммуникативных... |
|
Для поиска спектакля Вы можете воспользоваться фильтрами по месяцу Свободные места, доступные для заказа, выделены цветом на схеме зала. Все билеты, находящиеся в продаже в кассе театра, доступны... |
|
Годовой отчет «Московский электромашиностроительный завод «Памяти революции 1905 года», Закрытое акционерное общество «Кросна-Инвест», Закрытое... |
|
Закрытое акционерное общество «Прогноз» Общество с ограниченной ответственностью... ... |
|
Документация об открытом запросе предложений Заказчик – Открытое акционерное общество «Магаданэлектросеть» (далее – Общество) |
|
Документация о запросе ценовых котировок Заказчик – Открытое акционерное общество «Объединенная энергетическая компания» (далее – Общество) |
|
Документация о закупке у единственного источника консультационных услуг по технической поддержке Заказчик – Открытое акционерное общество «Объединенная энергетическая компания» (далее – Общество) |
|
Общество с ограниченной ответственностью Настоящая должностная инструкция определяет функциональные обязанности, права и ответственность электрогазосварщика ООО «смс» (далее... |
|
Документация об открытом запросе ценовых котировок на право заключения... Заказчик – Открытое акционерное общество «Объединенная энергетическая компания» (далее – Общество) |
|
Документация об открытом запросе ценовых котировок на право заключения... Заказчик – Открытое акционерное общество «Объединенная энергетическая компания» (далее – Общество) |
|
Документация об открытом запросе ценовых котировок на право заключения... Заказчик – Открытое акционерное общество «Объединенная энергетическая компания» (далее – Общество) |