Невидимые грани социальной реальности
|
Скачать 2.67 Mb.
|
Отношение журналистов к “производственным” ограничениям Журналисты зачастую не соглашаются с тем, что конструируют реальность в процессе своей работы. Это, однако, не мешает им иногда достаточно инструментально подходить к “реальности”. С одной стороны, журналисты используют категории “факт”, “свидетели”, “вещдоки”. С другой – сюжет они “лепят”, “выстраивают” или “делают”, новости “подают”, а собеседников “ловят” и “раскручивают”. Однажды, отправляя меня на съемки, мой информант довольно долго давал мне инструкции о том, как следует расспрашивать собеседника. Главное – это помнить о своей цели, и “вытягивать то, что тебе нужно” (по-витгенштейновски инструментальный подход к языку). Позже этот же информант подробно комментировал для меня свои сюжеты. Чтобы сюжет “получился”, следует всегда предварительно иметь идею и подбирать материал уже под эту идею. Самый наглядный ход – это построение “идеи” на простых бинарных оппозициях. В качестве примера мне был показан сюжет о “черных следопытах”. Первая оппозиция была выстроена между официальным миром памяти о Великой Отечественной войне и миром коммерсантов, раскапывающих траншеи и продающих найденное там оружие и элементы одежды. Другая оппозиция: “черные следопыты” – правоохранительные органы. Говоря о последних, информант заметил, что вообще-то “этот мент сам такой же, они все там что-то копают”, но в сюжет это не вошло (вероятно потому, что нарушило бы “идею” оппозиции). Он подчеркнул, что в этом случае он не оценивал ни одну из сторон в категориях “хорошо” – “плохо”. В других случаях такое маркирование делается явно: “Все это объединяется в единый сюжет по принципу обязательной драматургии, обязательного противостояния одного с другим: вот есть злобные эстонские чиновники, вот есть бедные несчастные там эти самые российские жители <�…> Вот тогда все просто, ясно и, это самое, выстраивается” (комментарий журналиста к сюжету о том, как власти Нарвы отключают воду Ивангороду за долги). Ключевыми категориями информанта были: идея, драматургия и воздействие на зрителя. Я спросила его, не противоречит ли драматургическая сторона сюжета фактической. Мне было объяснено, что задача как раз в том, чтобы не противоречило. “Бабушек, которые там с этим бидончиком [ходят за водой на пруд. – О.К.] – я же их не выдумываю, я их нахожу. Эстонского злобного водопроводчика, который отключает воду, я же его не выдумываю, вот он на самом деле так и есть. То есть если бы я сам там переоделся в эстонского злобного водопроводчика и перекрывал – вот это да, это идет… это называется вторжение в структуру репортажа”. Если суммировать все сказанное мне о структуре репортажа, то профессионально-этическая норма будет примерно такой: можно делать с исходным материалом все, что угодно, но сам материал должен быть “настоящим”. Поэтому осуждения заслужил сюжет одного корреспондента о законодательном собрании: автор прикрепил на туалет табличку “Только для депутатов” и заснял ее как реальную. С другой стороны, сюжет, сделанный “из ничего”, но в рамках правил соблюдения фактичности, является проявлением особого мастерства; при мне такие сюжеты не раз заслуживали похвал коллег. Другой важный вывод из моих наблюдений: журналисты в целом не ставят себе цель отделять “факты” от “комментария”, что так распространено, скажем, в США. Наоборот, “факты” следует умело соединить с эмоциональной оценкой так, чтобы между этими сторонами не было противоречий; это считается признаком профессионализма. Кроме того, любой комментарий сразу же становится фактом, как только он вкладывается в синхрон – в том смысле, что “фактом” для журналистов является речь персонажа, и ответственность за ее содержание ложится на персонажа, а не на журналистов. Более того, журналисты предпочитают, чтобы синхроны содержали выражение эмоций и мнений, в то время как “сухие” факты оставляют для закадрового текста. После съемок в суде, о которых шла речь в приведенном выше отрывке из дневника, корреспондент В. раскритиковал меня за то, что я не проинтервьюировала пострадавшую, потому что “она бы что-нибудь эмоциональное сказала”. Он поручил мне отсмотреть материал и выбрать 15-20 секунд из интервью адвоката “что-нибудь о том, как он надеется выиграть дело”. Я растерялась и сказала корреспонденту, что вообще-то спрашивала адвоката “о фактах”. Тогда он сам отсмотрел пленку и выбрал отрывок, где в первой фразе адвокат предполагает, что все другие пострадавшие тоже скоро подадут иски в суд, а во второй переходит от предположения к утверждению: “Я думаю, что все те люди, которые пострадали, они будут предъявлять иск к метрополитену, и сейчас идет судебный процесс по этому поводу. Люди будут, так сказать, взыскивать с метрополитена все положенное”. Указания начальства и отношение к ним Следующий вид влияний – указания начальства (в корпункте это были около двадцати звонков вдень из Москвы). В них могут быть вплетены разные элементы: профессиональные представления начальства, личные вкусы и пристрастия, аспекты политического контроля. При этом указания, которым может быть отказано в легитимности, часто (хотя и не всегда) маскируются под легитимные. Таким образом, соображения, которые стоят за указаниями начальников, нередко остаются скрытыми для исполнителей. Однажды один из корреспондентов пытался интерпретировать причины непрохождения его сюжета о 55-летии снятия блокады Ленинграда. Он говорил, что, возможно, “у них там высшие соображения”, что они не хотят “вызывать сочувствия к Питеру” в день, когда один из силовых министров приехал в “криминальную столицу бороться с преступностью”. Другой корреспондент объяснял мне, почему его послали на съемки министра внутренних дел, почему велели спросить у него о здоровье Ельцина и почему другие телекомпании это не интересует. Он сказал, что их телекомпания – это “телевидение олигархов”, а олигархам здоровье Ельцина важно, в то время как официальное телевидение предпочло бы избежать обсуждения щекотливой темы. Такие объяснения легко сочетались с объяснениями через интересы зрителей. На объекте наблюдения, где присутствовал полный цикл производства городских новостей, все вопросы решались на местном уровне. После выпуска в ньюс-рум обычно спускался либо начальник службы информации и публицистики, либо глава городского отделения телекомпании и высказывал свои комментарии. Отношения журналистов с начальством были достаточно открытые. Повышенное внимание начальство проявляло к заказным материалам. Сюжеты “на правах рекламы” помечались словом “заказ” и информация о них висела в ньюс-рум на доске. Прием заказов был институционализирован и проходил через коммерческий отдел, где существовали официальные тарифы и система скидок для постоянных клиентов. Как-то раз начальник, вычитывая заказной материал, сказал корреспонденту “Ну ты уж тут их прямо на сто пятьдесят [долларов – О.К.] расхвалил” (очевидно, фирма заплатила меньше). Сами корреспонденты, кроме небольших подарков от фирм-заказчиков (например, пиво от пивного завода), получали за заказы до двадцати процентов, если заказ был найден автором сюжета. Этот процент выплачивался ежемесячно вместе с зарплатой, так что некоторые корреспонденты, которые не вникали в структуру своего заработка, об этом и не знали. В целом, делать такие материалы журналисты не любили (особенно если находили пиво невкусным), но относились к ним как к части своих обязанностей. Следует отметить, что не только фирмы искали возможности рекламы, но и СМК старались вынудить фирмы платить за сюжеты. Мне известны несколько случаев снятия бесплатных сюжетов с эфира; это делалось для того, чтобы подтолкнуть источники следующий раз позаботиться об оплате. Такая стратегия применялась только к тем источникам, которые, с точки зрения медиа-производителей, были платежеспособны, и тогда, когда было достаточно других материалов. Однажды в одном и том же выпуске вышло два почти одинаковых сюжета о дне студента в двух разных вузах: один бесплатный, а другой заказной. Мне также удалось наблюдать на разных объектах несколько попыток оказать давление на редакцию новостей. Так, я присутствовала при звонке из городской администрации, когда один из пресс-секретарей настойчиво просил начальника службы новостей прислать конкретного корреспондента, а не какого-либо другого. Начальник пообещал ему это, а мне пожаловался на капризность мэрии и неопределенно сказал, что, может быть, пошлет указанного репортера, если тот будет свободен. В другой раз информационному отделу было заявлено одним из начальников, что “Ельцин /для них – О.К./ не существует в отрицательном смысле”, потому что они работают в государственной компании. Я также наблюдала, как сняли с эфира сюжет о пресс-конференции лидера чеченской диаспоры, хотя его даже не успели смонтировать, и начальство его не видело. По словам корреспондентов, начальство опасалось критических замечаний в адрес действий федеральных властей. Решения начальников чаще всего никак не обсуждались, и их политические мотивы мало интересовали исполнителей на всех четырех телестудиях, на которых я проводила наблюдение. Когда я спросила корреспондента, снимавшего лидера чеченской диаспоры, почему нельзя было сделать “положительный” сюжет, он прямо сказал, что решения начальства обсуждению не подлежат. Другой информант отметил: “Журналисту по большому счету плевать, кого лоббировать. Есть какие-то принципиальные вопросы: я, например, никогда не буду поддерживать Зюганова, но на более размытом уровне мне совершенно все равно: Горбачев, Лужков – какая разница”. Журналисты в целом говорили о принадлежности телекомпаний разным финансово-промышленным группам как о “нормальном” явлении: “Я не вижу вообще ничего плохого в этом, потому что… это ведь как хирург, например, да, он продает свое умение вскрывать там тела, да, ну, лечить эти тела, делать операции. Журналист продает свое умение писать тексты, и все. Кто-то вот работает в одной компании, кто-то в другой. Говорить о свободе слова, конечно, можно, но она свобода слова в рамках отдельно взятой компании [смеется]”. Само понятие свободы слова чаще всего считалось наивным идеалом, хотя этот идеал оценивался положительно. Кроме приведенного выше прагматического видения ситуации, встречались и попытки легитимировать отказ от следования этому “идеалу” на практике. Например, один информант сказал, что государственная компания должна отстаивать интересы государства, а государство, так как оно существует на деньги налогоплательщиков, обслуживает интересы народа. Когда я задала уточняющий вопрос о тождестве государства и народа, информант надолго замолчал и затем начал импровизировать на эту тему, пытаясь выстроить непротиворечивую концепцию, которой до этого у него, судя по всему, не было (что в целом говорит о небольшой значимости такого рода размышлений для этого информанта). Таким образом, признавая ангажированность СМК, журналисты пытались противопоставить себя пресс-службам и отделам “работы с общественностью” (public relations), защищающим корпоративные интересы тех или иных институтов. Здесь можно увидеть некоторое противоречие в их позиции: телекомпанию, лоббирующую Лужкова, вполне можно считать его персональным “отделом public relations”. Это противоречие является следствием того, что в своей работе журналистам приходится ориентироваться, с одной стороны, на либерально-демокартическеи ценности и нормы, с другой - на реальный порядок вещей и распределения власти. Общество навязывает им нормативный порядок, выраженный через демократический дискурс и понятие свободы слова. Одновременно существуют правила, устанавливаемые агентами внешнего давления и не совпадающие с нормативным порядком. Если этими агентами оказываются владельцы компании, чье влияние опосредуется начальниками среднего уровня, тогда у журналистов нет ресурсов к сопротивлению: конкуренция за работу на телевидении достаточно жесткая, и проблемного сотрудника несложно уволить. Напряжение снимается, как уже говорилось, двумя способами: либо прагматической позицией, либо тем, что существующему порядку придается статус легитимного. Такая позиция может заявляться вполне открыто, даже в публичных выступлениях, если на то нет ограничений от самих хозяев. Например, на протяжении всего длинного интервью “Общей газете” (Варшавчик, 1998:13) ведущий “Вестей” Михаил Пономарев оправдывался перед премьер-министром Примаковым, который обвинил РТР в том, что оно плохо защищает интересы правительства. Пономарев приводил примеры, доказывая, что правительство он защищает изо всех сил, на высоко профессиональном уровне, а самого Примакова назвал “хозяином в хорошем смысле слова”. Один из моих информантов критиковал городскую телекомпанию за чрезмерную ангажированность в пользу губернатора, но не потому что это плохо само по себе, а потому что является признаком низкого профессионализма и, ослабляя доверие к каналу, подрывает агитационные усилия журналистов. Влияние источников информации и отношение к нему журналистов Когда журналист обладает властными ресурсами, его отношение к влиянию источников информации меняется. Интересно, что хотя журналисты “не узнают” давления, существующего в виде цензуры, опосредованной начальством, они очень живо реагируют на давление, оказываемое извне. Из интервью: “Информант: У нас контроль либо внутренний цензор, собственный – что я могу сказать, что я сказать не могу,– ведущий и редактор. То есть мы обговариваем с ведущим, он говорит: "Акценты расставить надо так", на что мы отвечаем\ Мы работаем на политику компании. А... то есть эта основная идея, вот, либо твоя, ты предлагаешь ее, и с ней соглашаются или не соглашаются, либо идеи ведущего: нам сегодня надо вот это, вот это; мы считаем, что это главная новость дня, поэтому мы требуем\ просим у тебя вот такой материал. Как ты это напишешь <�…> как ты его выстроишь, каких людей ты пригласишь – это твое. Уже. Но идею – либо ты предлагаешь, либо тебе ее навязывают. Поэтому там не может быть цензора. Либо народ сразу отказывается. У меня есть сюжет про отколотый уголок чашки в кафе на Невском проспекте. Мне говорят: нет, не надо; лучше расскажи нам о производстве Ломносовского фаянсового [завода – О.К.]<�…> Но не надо чернухи <...> "Вот, эти дети рабочих, они ждут, когда папа с мамой с фарфорового завода выйдут, значит, чтобы дать им кусочек хлеба. Они не получают зарплату три месяца" – вот, вот этого, говорят, не надо. Сделай взвешенный материал, то есть не надо впадать в крайности: что "все хорошо, вы посмотрите, вот фарфор, в тяжелых экономических условиях завод выжил"– этого не надо, но в то же время не надо чернухи. То есть чтобы все было объективно. Как ты напишешь – твои проблемы. Вот и все, поэтому такого давления мы НЕ чувствуем. Мы чувствуем давление, когда мы приезжаем, например, на съемки, а нам не дают снимать. Кто-то скрывает что-то. Почему – потому что это навредит тому... Интервьюер: Как это не разрешают? Информант: Ну так, просто: снимать нельзя и все. Вот, допустим, вчера взорвался баллон, газовый баллон на заводе "Адмиралтейские верфи". Кто-нибудь показал эту картинку? Нет, и не покажет никогда. Потому что это закрытое предприятие, <�…> которое несет в себе государственную та\ и военную тайну. <�…> Поэтому даже если ты хочешь снять там... разорванный баллон, но не будешь показывать ни цеха, ни краны там ничего, вот, то... все равно не дадут снимать, <�…> мотивируя это интересами государства. На самом деле заводу просто не хочется, чтобы там показывали вот это\ ну я к примеру говорю. Или вот сгорел там бензовоз на какой-то автобазе... Если зрителям это показать все, и выдать это в эфир, автобаза пострадает <�…> Зачем им это? Ты приезжаешь, а тебе откровенно говорят\ или там, например, ммм... разборка там где-нибудь, там бандиты друг друга постреляли, труп валяется, там прострелянный джип\ ты приезжаешь, а там уже братки стоят: снимать нельзя. Либо тебе, пардон, ну э... не для микрофона, башню пробьют, чтобы ты не снимал, либо тебя попросят: слушай, уезжай-ка ты отсюда подобру-поздорову, иначе у тя будут проблемы // Вот и подумаешь: надо или не надо”. В скобках замечу, что “Адмиралтейские верфи” все-таки удалось снять: мелким планом с другого берега Невы, куда одним краем выходит завод; также удалось поговорить с уборщицами – свидетельницами происшествия. Сила сопротивления журналистов давлению источников обратно пропорциональна количеству власти у последних. Журналисты, как правило, не ввязываются в споры с представителями криминальных структур. Однажды журналистам поручили сделать материал про финансовые махинации. Я записала в дневнике беседу журналистов по этому поводу. “Вообще-то за такие темы башню пробивают”,– сказал Е., и З. заохала: “Конечно!” – “Но выяснить надо”, добавил он. Они сошлись на том, что они скажут, что там ничего как-то интересного нет, или не удалось и т.п. Все равно ничего не выйдет. “Пусть этим занимается счетная палата или прокуратура,– сказал Е., – ну в лучшем случае газетная статья разоблачительная, но снимать не дадут”. Зато к тем, у кого властных ресурсов мало, совсем другой подход. Один из корреспондентов рассказывал, как он устроил скандал в Русском музее за то, что его там не так приняли. Он прождал там целый час, после чего вместо специалиста по Сурикову ему прислали начальницу информационного отдела. Он накричал на представителей музея, сказав, что “если они не могут нормально это дело спродюссировать”, он тогда вообще снимать не будет, и что съемки выставки – это, прежде всего, в интересах музея. По его словам, они все очень засуетились. (Следует отметить, что полуторачасовое ожидание какого-нибудь министра никакого возмущения не вызывает). Властные ресурсы бó льшей части источников соизмеримы с ресурсами журналистов, поэтому их взаимодействие напоминает “перетягивание каната”. Например, в случае с иском к Метрополитену, о котором упоминалось выше, представительница истца отказалась давать интервью, но когда ей протянули микрофон, она все же сказала несколько слов в камеру. В другой раз я наблюдала, как производились съемки в зале суда, где должно было начаться закрытое заседание. По настоянию адвоката журналистов и публику выставили в коридор. Когда в зал проводили подозреваемых, охранники загородили проход. Но операторы все равно снимали из-за угла, и хотя лиц обвиняемых видно не было, картинку они получили. Основные тактики по отношению к официальным источникам – это обмен услугами доступа, нарушение договоренностей с последующей компенсацией “провинности” и инициирование “дружеских” отношений. Первый тип отношений основан на том, что у источников есть доступ к информации, а у журналистов – к ее распространению. Представления о том, какую именно информацию распространять, часто расходятся, но все-таки журналисты и источники остаются заинтересованы друг в друге, и каждый использует другого в своих целях. Источник соглашается на распространение информации, в которой он не заинтересован, в обмен на упоминание нужного ему; в свою очередь журналист включает нужную источнику информацию в сюжет, получая за это право освещать нужные ему аспекты. Например, мне был рассказан случай о том, как руководство аэропорта допустило оператора в самолет министра за то, чтобы в сюжете была показана вывеска определенной фирмы. Этот случай можно было бы отнести к скрытой рекламе, но здесь журналист не получает никакого вознаграждения, выходящего за рамки “производственной необходимости”. Так как интересы источников и журналистов все-таки сильно расходятся, телевизионщикам часто приходится идти на сознательное нарушение интересов источников. Например, кража компьютера с избирательного участка была подана корреспондентом под “политическим соусом”: в ряду многочисленных нарушений в ходе предвыборной кампании в Петербурге версия о намерении преступника сорвать голосование выглядела вполне правдоподобно. Пресс-секретарь соответствующего ведомства, по словам журналиста, рвал и метал. Корреспондент мог лишиться его расположения, однако уже на следующий день в репортаже, где речь шла в целом о другом, он вставил фразу о том, что “по данным предварительного следствия” высказанная ранее версия не подтвердилась и кража оказалась простым хулиганством. После этого пресс-секретарь простил провинившегося журналиста, и отношения восстановились. Роль неформальных отношений в успешности работы репортера неоднократно подчеркивалась информантами. “Журналистика – очень неформальная профессия,– сказал один из них. –Установление неформальных отношений – дело тонкое: где-то водочки вместе выпить по случаю, где-то с чем-то поздравить. И нужно, чтобы тон не такой был: ‘Здравствуйте, Александр Николаевич, вас беспокоит Дмитрий Петров с телекомпании Х, мы просим Вас помочь нам в очень важном деле…'. Нет, надо так: ‘Саша, слушай, ну выручай, ну очень надо’; то есть надо переводить отношения в несколько иную плоскость”. Как неоднократно подчеркивает в своей книге бывший пресс-секретарь Ельцина Вячеслав Костиков (Костиков, 1997), он, со своей стороны, пытался установить с журналистами точно такие же отношения. У репортеров, как правило, нет возможности искать источники в обход пресс-служб в связи с временными ограничениями, но если сюжет идет “в развитие”, такие возможности появляются. Например, в серии материалов об убийстве Старовойтовой репортеры использовали в качестве источников жителей дома, шофера, друзей и знакомых с их версиями происшедшего. Чаще же журналисты просто обращаются к конкурирующим источникам: адвокат – прокурор (так было, например, в деле Никитина), эстонские власти – российские граждане (в сюжете с отключением воды), Яковлев – Собчак (в сюжете об аресте Шутова) и т.д. Привлекаются также источники, могущие претендовать на роль независимых экспертов. Еще больше возможностей для обхода пресс-служб при перерастании сюжета в целое направление (“тему”), ведение которого, как отмечалось выше, поручается какому-то определенному журналисту. Так образуются долговременные сети неформальных контактов, которые поддерживаются одновременно с двух сторон – это хорошо видно из примеров в Таблице 1. Заключение Итак, можно выделить три основных типа влияний на повседневные профессиональные практики рядовых журналистов: 1) технически-форматные ограничения, 2) указания начальства, опосредующего влияние многих других агентов и 3) источники. Первая группа влияний осознается журналистами как конститутивные правила игры. Такое видение противоречиво: с одной стороны, есть полное осознание того, что сюжет “делается”; с другой, сюжет подается как “факт”. Высказывания об этих двух сторонах обычно разводятся во времени, а при столкновении – ищутся средства для сглаживания противоречий. Указания начальства, в основе которых могут лежать различные мотивы, оцениваются по-разному. Чаще всего их считают частью рутины, в других случаях ими не довольны по соображениям творческим, а иногда за ними угадывают политические интересы. Так как ресурсов для сопротивления начальству у репортеров почти нет, то всем указаниям придается легитимный статус на разных основаниях. Напротив, влияние источников осознается как вмешательство внешнее и к тому же нелегитимное, и потому вызывает наибольшее сопротивление. Журналисты часто располагают достаточными властными ресурсами, позволяющими оказывать такое сопротивление. Границы между всеми тремя видами влияний не являются непроницаемыми. Так, начальство может выступать и как агент казалось бы безличного жанрового и производственного контроля, и как представитель внешних агентов. Источниками также могут становиться агенты с самыми разными ресурсами (помимо собственно информационных), например, политические деятели, чиновники или спонсоры. Профессиональные правила могут модифицироваться как журналистами, так и отчасти внешними агентами, особенно источниками информации и рекламодателями. Можно также выделить ряд агентов влияния, которые неизвестны журналистам. Это, во-первых, экономические агенты (кроме тех, кто поставляет материалы “на правах рекламы”); во-вторых, “государственные”, когда они не выступают как источники информации, а пользуются “служебными” ресурсами воздействия; и, в-третьих, это агенты, опосредующие влияние аудитории. Все они имеют дело, как правило, с главами телекомпаний или в некоторых случаях с руководителями среднего звена. Однако было бы некорректно упускать эти влияния из виду. Я полагаю, что дальнейшее их исследование и интеграция в намеченную типологию сделает представление о влияниях на производство новостей более полным. Литература Варшавчик, С. (1998). Высокий профессионал с государственным лицом. Общая газета, 17-23 декабря. С. 13 Костиков, В.В. (1997). Роман с президентом. М.: Вагриус Curry, Jane Leftwich; Dassin, Joan R. (eds) (1982). Press Control Around the World. New York: Praeger Ericson, R.V., Baranek, P.M.; Chan, J.B.L. (1989). Negotiating Control: A Study of News Sources, Toronto: University of Toronto Press Herman, Edward S.; Chomsky, Noam (1988). Manufacturing Consent. The Political Economy of the Mass Media. New York, Toronto: Random House McLuhan M., Fiore Q. (1967). The Medium is the Message. Harmondsworth: Penguin Tuchman, Gaye (1978). Making News: A Study in the Construction of Reality. New York: Free Press |
Похожие:
 |
Способствовать овладению студентами теоретико-методологической базой... Формирование базовых знаний опыта социальной работы, накопленного цивилизацией западных стран |
|
Разработка обучающей системы специалистов общетехнического профиля... Р уже реализованных решений комбинированной реальности в авиационной индустрии, классификацию систем комбинированной реальности,... |
 |
Ядов В. А Ядов В. А. Стратегия социологического исследования. Описание,объяснение, понимание социальной реальности/ В. А. Ядов. — 3-е изд.,... |
|
Реализация приложения с использованием технологии виртуальной реальности Создание приложения с использованием технологий виртуальной реальности 5 |
|
Методические рекомендации по изучению дисциплины «Методы исследований... Целью освоения дисциплины «Методы исследования в социальной работе» является формирование целостной системы знаний об основных общенаучных... |
|
Инструкция специалист по социальной работе спб гбсусо «Дом-интернат... Приказом Министерства труда и социальной защиты РФ от 22. 10. 2013 №571н «Об утверждении профессионального стандарта «Специалист... |
|
«Купи Samsung Galaxy s 7 edge │ s 7 и получи очки виртуальной реальности Gear vr в подарок» «Купи Samsung Galaxy S7 edge│S7 и получи очки виртуальной реальности Gear vr в подарок» |
|
«Купи Samsung Galaxy s 7 edge │ s 7 и получи очки виртуальной реальности Gear vr в подарок» «Купи Samsung Galaxy S7 edge│S7 и получи очки виртуальной реальности Gear vr в подарок» |
|
На уроке русского языка и литературы Реальности времени предъявляют новые повышенные требования к профессиональной компетентности учителя |
|
При составлении рабочих программ следует учесть В программе каждого класса должны быть представлены разножанровые произведения; произведения на разные темы; произведения разных... |
|
Исследование и анализ сред виртуальной реальности, используемых в... Государственное образовательное учреждение высшего профессионального образования |
|
Правила игры в жизнь (стр. 4) В этой рубрике мы бы хотели поговорить о том, что нас удивляет, что выходит за грани нашего представления о нормальном и паранормальном.... |
|
Московский институт электроники и математики На тему “Разработка и исследование системы дополненной реальности с поддержкой распознавания жестов в режиме реального времени” |
|
Социальной ответственности бизнеса была затронута на всероссийском деловом форуме Направляем вам ежедневный обзор центральной российской прессы по социальной тематике |
|
Научно-исследовательская работа (нир) «Разработка программно-аппаратного комплекса для повышения качества обучения специалистов ОАО «Сетевая компания» с применением элементов... |
|
Курсы по транспортной безопасности Подписывайтесь на наш видеоканал в YouTube, вступайте в нашу группу в социальной сети вконтакте, наблюдайте за нами в социальной... |