Санкт-Петербургский государственный университет
Мартынов Артем Васильевич
Влияние корпоративной устойчивости на финансовые результаты компании: эмпирическое исследование российских и зарубежных компаний
Направление 38.04.01 «Экономика»
Магистерская программа «Мировая экономика»
Научный руководитель: Малова Александра Сергеевна
Санкт-Петербург
2017
ОГЛАВЛЕНИЕ
ПРИЛОЖЕНИЕ А 91
ПРИЛОЖЕНИЕ Б 105
ПРИЛОЖЕНИЕ В 120
ВВЕДЕНИЕ
В последнее время все больше компаний по всему миру начинают применять практики социально-ответственного инвестирования, направленные на достижение корпоративной устойчивости. Эти фирмы начинают проявлять заботу об окружающей среде, местных сообществах и стремятся поддерживать этичное ведение бизнеса. Часть из них осуществляют этот переход в добровольном порядке, другие вынуждены подстраиваться под соответствующие законодательные изменения своих стран. При этом эмпирические исследования не дают однозначных результатов о положительном влиянии использования практик корпоративной устойчивости на финансовые результаты компаний. Большинство исследований рассматривают либо отдельные страны, либо небольшую выборку компаний, либо короткий временной интервал, что может быть одной их причин изменчивости в получаемых результатах. В данной работе мы сделали попытку устранить эти недостатки и провести исчерпывающий анализ влияния практик корпоративной устойчивости на финансовые результаты на основе широкой выборки компаний и длительного временного промежутка анализа.
Объектом данного исследования является корпоративная устойчивость компаний.
Предметом диссертации является совокупность финансовых и нефинансовых характеристик, опубликованных фирмами в своей отчетности, а также интегральные показатели корпоративной устойчивости, основанные на этих характеристиках.
Целью данной работы является эмпирическое выявление и оценка влияния корпоративной устойчивости на финансовые результаты деятельности ряда отечественных и зарубежных компаний.
Для достижения поставленной цели были поставлены следующие задачи:
Анализ академических публикаций, в которых раскрываются теоретические аспекты корпоративной устойчивости;
Критический обзор исследований, в которых проводится эмпирическая оценка влияния практик корпоративной устойчивости на финансовые результаты фирм;
Сбор и обработка финансовых и нефинансовых показателей деятельности компаний для осуществления эмпирического проверки гипотезы о влиянии корпоративной устойчивости на финансовые результаты деятельности фирм;
Моделирование искомого влияния с помощью статистических и эконометрических методов;
Интерпретация полученных результатов, выявление страновых отличий, выработка рекомендаций для отечественных компаний.
Данная диссертация организована следующим образом:
Введение определяет актуальность, степень научной разработки темы, предмет и объект исследования, его цели и задачи.
В первой главе рассматриваются исторические и теоретические аспекты возникновения понятия корпоративной устойчивости, объясняется его возможная связь с производительностью компаний.
Вторая глава посвящена обзору собранных данных и ряду статистических тестов, среди которых тест на равенство средних и регрессионный анализ, выполненные в отдельности для каждой отрасли.
Третья глава раскрывает влияние страновых различий на степень влияния корпоративной устойчивости.
В заключении подводятся итоги исследования, формируются окончательные выводы.
ГЛАВА 1. ТЕОРЕТИЧЕСКИЕ ОСНОВЫ СТРАТЕГИИ КОРПОРАТИВНОЙ УСТОЙЧИВОСТИ
-
Понятие корпоративной устойчивости и его связь с устойчивым развитием. Исторический экскурс
В настоящее время, с учетом глобализации и неумолимого технического прогресса, бок о бок с которым идет антропогенное воздействие на окружающую природу, все более актуальной становится тема устойчивого развития. Сегодня этот термин достаточно распространен в современном научном, корпоративном и политическом лексиконе. Данная тема стала предметом обсуждения как на национальном, так и наднациональном уровнях: концепция устойчивого развития признана всеми странами, входящими в ООН, все большее количество компаний осознает необходимость использования ее методов в рамках своей деятельности. Таким образом, возникает вопрос оценки устойчивого развития экономических систем не только на макро-, но и на микроэкономическом уровне.
Первоначально, термин «устойчивое развитие» относился к развитию экономики в целом на уровне государства и заключался в том, что возможности будущих поколений не должны быть сокращены за счет обеспечения наших потребностей сегодня. В самой идее была заложена мысль, что природная, экономическая, а позднее и социальная составляющие должны развиваться равномерно относительно друг друга и находиться в равновесии, иначе общество не сможет обеспечить себе стабильное состояние. А так как бизнес является одним из движителей современной экономики, в конце концов, фокус сместился от анализа устойчивости на макроуровне к исследованию корпоративной устойчивости и ее взаимосвязи со стратегией и результатами отдельно взятых компаний.
Формирование концепции социальной ответственности и устойчивого развития бизнеса явилось следствием процесса активной экологизации науки и экономики, изучения вопроса о социально-экономическом развитии общества, что было характерным для конца шестидесятых – начала семидесятых годов. Обострение проблем загрязнения окружающей среды, перенаселения, ограниченности природных ресурсов – все это не могло не актуализировать вопросы о перспективах развития общества и неизбежности глобального кризиса при сохранении модели потребления, характерной некоторым странам. Проблемы этической стороны предпринимательства также становились вопросом времени, в связи с чем были предприняты первые попытки научно обосновать данную концепцию.
Пионером в концептуализации устойчивого развития стал так называемый «Римский клуб», сформированный в 1968 году группой влиятельных бизнесменов, известных ученых и политиков. Основной целью данной некоммерческой организации стала разработка научных методик анализа прогнозируемого глобального кризиса и способов достижения глобального равновесия. Таким образом, в результате исследования и моделирования динамики социума планетарного масштаба ряд выдающихся ученых-членов клуба создали серию работ под общим названием «Трудности человечества», результаты которых были опубликованы и обсуждались во всем мире.
Первым докладом Римскому клубу стал проект Дэнниса и Донеллы Медоуз из Университета Нью Гэмпшира «Пределы роста» (1972), представлявший в результате популярного в то время имитационного компьютерного моделирования 12 сценариев развития человечества. Модель World3, использованная в данной монографии, основывалась на наработках учителя Д. Медоуза профессора MIT Джея Форрестера (также описанных в его книге «Системная динамика»), но была отчасти лишена их ошибок. Как и прежде, работа во многом перекликалась с идеями английского ученого XVIII века Т. Мальтуса, согласно одной из теорий которого неограниченный рост населения увеличивается в геометрической прогрессии, в то время как производство продуктов питания – в арифметической, что неизбежно приводит к социальной катастрофе, т.н. «мальтузианской ловушке». И хотя многие теоретические предположения и эмпирические утверждения Мальтуса были дискредитированы (сегодня постулат о «мальтузианской катастрофе» считается ошибочным, однако, не исключает возникновения подобных «провалов» в локальных случаях), в более широком смысле слова высказанные им сомнения остаются влиятельными как для сторонников евгеники, так и для носителей более общепринятых взглядов.
Модель была подвергнута критике как примитивно имитирующая основные процессы мировой системы и не учитывающая возможные технологические разработки в области экологии, энергосбережения, а также гибкость рыночных механизмов, способных быстро подстраиваться под изменчивые ситуации. В связи с чем, в 1974 году М. Месаровичем и Э. Пестелем была предложена вторая глобальная модель «Человечество на перепутье». Концепция «нулевого роста» была изменена на теорию «органического роста», при котором развитие частей глобальной системы происходит согласованно, а каждая из них выполняет отдельную роль, подобно органам или клеткам живых существ, и не может изменяться в ущерб другой.
Приблизительно то же время (июнь 1972) в Стокгольме проходит «Конференция ООН по проблемам окружающей человека среды», что свидетельствует о переходе концепции устойчивого развития на мезоуровень. Впервые «раздельно воспринимаемые проблемы» формулируются системно на международном уровне. По итогам конференции принимается Декларация из 26 принципов, выражающих отношение мирового сообщества к проблемам экологии, образован Фонд окружающей среды и постоянно действующий при ООН орган по охране окружающей среды – ЮНЕП.
Параллельно с исследованиями воздействия человека на природу и (вытекающей из экономической деятельности по определению) проблематики ограниченности ресурсов, развивается чисто предпринимательский подход к этичному ведению бизнеса. Важно отметить, что несмотря на то, что впервые о необходимости рассмотрения нефинансовых факторов влияния на экономику фирмы заговорили еще в начале XX века, их систематический анализ начался лишь 1950-х гг. с публикации работы Г. Боуэна «Социальная ответственность бизнесмена» (Bowen H, 1953), в которой были определены рамки и заданы направления изучения социальной составляющей теории корпоративной устойчивости. Социальная ответственность пока еще была персонифицирована и относилась сугубо к «обязательствам» предпринимателей либо выражалась в формировании концепции корпоративной культуры (К. Левин, Э. Шайн, Г. Мицберг, 1940-е), но со временем претерпевала изменения и расширяла свои границы за счет переноса субъекта социально ответственного поведения с физического лица на юридическое. Начиная с 1967 года, появляется мнение, что некоторые социально ответственные решения менеджмента представляют собой «хорошие перспективы для получения фирмой долгосрочного экономического эффекта» (Davis K., 1960), повышающего конкурентоспособность и стоимость компании – социальная ответственность становится характеристикой устойчивой корпорации. Систематизация знаний в этой области со временем позволяет объединить аналогичные теории в единую Концепцию Социальной Ответственности (КСО), которая теперь уже начинает рассматриваться как стратегический аспект деятельности фирмы.
В контексте набирающих популярность идей Римского клуба, которые также претерпели ряд изменений (впоследствии модели Д. Форрестера и Д. Медоуза многократно перерабатывались, но именно они положили основу системного подхода в решении проблемы устойчивого развития), деловые круги не могли не обратить внимание на схожесть трактовок. Глобальный нефтяной кризис 1970-х годов лишь усилил ажиотаж вокруг «устойчивости» и выявил вполне актуальную проблему исчерпаемости ресурсов. Подталкиваемые с одной стороны, надгосударственными политическими структурами, а с другой – социальным заказом гражданского общества, часть положений концепции устойчивого развития была перенесена корпоративными управляющими на микроэкономический уровень.
Важной вехой в интеграции бизнеса в мировую модель устойчивого развития стала статья 1994 года Дж. Элкингтона «На пути к устойчивой корпорации: беспроигрышная корпоративная стратегия, ведущая к устойчивому развитию». Дж. Элкингтон, который в 1987 году основал консалтинговую компанию «SustainAbility», в попытке связать КСО с глобальным устойчивым развитием ввел понятие «тройного итога» или «тройного критерия» (triple bottom line, TBL или 3BL), согласно которому предприниматели или менеджмент должны выстраивать свою работу не только вокруг экономических показателей, но и брать в расчет социальные и экологические результаты деятельности компании. По замыслу ученого, три столпа устойчивого развития, которые должен усвоить бизнес – это планета, люди и прибыль (3P: Planet, People, Profit), причем именно в указанной последовательности. Подобное нововведение касалось не только стратегических решений, но и изменений в самой финансовой отчетности. Термином «bottom line» (или итоговая строка) в традиционном понимании бухгалтерского учета обычно описывается результат в виде прибыли или убытка, который отражен в отчете о совокупном доходе. Дж. Элкингтон предложил расширить его, добавив социальные и экологические эффекты деятельности компании. Отчитываясь о своих успехах, компании смогут демонстрировать свое соучастие в рамках КСО, осуществляя:
Вовлеченность на высшем уровне (топ менеджмент, совет директоров);
Соответствующую инвестиционную политику (энергосбережение и др.);
Различные социальные программы;
Принятие добровольных стандартов;
Соответствие Принципам CERES (Коалиция за создание экологически ответственной экономики), Глобального договора ООН и др.
Концепция TBL требует, чтобы ответственность компании была больше связана со стейкхолдерами, чем с собственниками. В данном случае она обращается к теории заинтересованных сторон и проведенным несколько ранее исследованиям Э. Фримана. Так, согласно определению, в качестве «стейкхолдеров» понимаются любые организации и физические лица, способные прямо или косвенно влиять на компанию или, наоборот, оказываться под влиянием внешних эффектов (side-effects), вызванных ее деятельностью. Согласно этой теории, бизнес должен действовать не только ради максимизации прибыли акционеров, но и восприниматься в качестве инструмента, координирующего интересы стейкхолдеров, которые представляют некий тип неформального сотрудничества. Стейкхолдерами могут выступать клиенты компании, поставщики, кредиторы, инвесторы и государство. Таким образом, устойчивая компания, характеризуется способностью согласовывать интересы своих финансовых и нефинансовых стейкхолдеров, формирующихся в пространстве взаимодействия трех компонент – экологической, социальной и экономической.
Несмотря на, казалось бы, различия в уровнях и серьезный временной задел между формированием концепции КСО (1950-е) и концепции устойчивого развития (1970-е), во многих научных статьях, так или иначе связанных с корпоративной устойчивостью, проводится параллель между этими терминами. Так, сотрудниками University of Leoben (D. Ebner, Dr. R.J.Baumgartner) в 2006 году был проведен семантический анализ зарубежных статей, выпущенных в 1998-2006 годах в экономических журналах, всего – 43 статьи в 19 научных изданиях. В соответствии с результатами этого исследования, им удалось выделить 5 современных направлений мысли, в рамках которых, по мнению авторов рассматриваемых монографий, происходит синтез исходных понятий:
Основа устойчивого развития – это отчет Брунтланд (тезис, выдвинутый на World Commission on Environment and Development (UN). 1987) или TBL. К данной группе относятся работы ученых, концентрирующих внимание на УР и игнорирующих терминологию КСО (сравнительно небольшая группа – всего 9 статей). Все статьи фокусируются на УР и основывают свои дефиниции на этической концепции Брунтланд, которая является наиболее обобщенным определением УР. С одной стороны, это рождает преимущества, так как определение Брунтланд имеет в то же время наиболее целостный и общий вид, с другой – авторы заведомо нивелируют существующий опыт в области социальной ответственности. Так, социальная сторона концепции УР по-прежнему является самой слабой – на протяжении многих лет ею пренебрегают, в отличие от двух других.
КСО как социальный аспект устойчивого развития/стейкхолдерский подход. Сюда вошли 12 работ, в которых КСО определена либо как социальный вопрос, имеющий тенденцию к стейкхолдерскому подходу, либо как непосредственно его «эволюция». Присутствует также альтернативное мнение, что КСО не фокусируется сугубо на теории заинтересованных сторон, в соответствии с чем, КСО определяется как ряд социальных проблем, которые компания должна брать во внимание. Тем не менее, очевидно, что основные мотивы компании будут лежать в отношении ее стейкхолдеров – это единственная общая вещь, которая присутствует в статьях этого кластера. Они не доказывают, что другие аспекты, кроме социального, могут рассматриваться в рамках КСО. Примечательно, что в данной группе работ, лишь половина указывает на связь КСО с социальным концептом УР. Их авторы утверждают, что несмотря на то, что понятие УР многократно обсуждалось и многие остались несогласны, но «понятие устойчивости, тем не менее, должно стать основой для КСО и корпоративного экологического менеджмента» (Korhonen, J., 2003). Другие ученые также утверждают, что КСО составляют множество принципов, среди которых и «устойчивая отчетность» (accountability) и корпоративное гражданство, которые так или иначе являются выражением социального аспекта УР. Но без идентификации стейкхолдерских запросов, ни одна компания не сможет действовать в социальном ключе, поэтому проявление устойчивости – это естественная эволюция теории заинтересованных сторон.
Устойчивое развитие – основа КСО. В этом кластере находятся всего 3 статьи, в которых УР рассматривается как этически-оправданная основа для КСО. Сторонники такого подхода верят, что УР предоставляет широкий функционал ввиду своей триединой структуры, но эта концепция применима для государств и отдельных людей и не фокусируется на компаниях. КСО же рассматривает эти вопросы на корпоративном уровне в качестве корпоративной устойчивости, ориентированной на нужды стейкхолдеров и охрану окружающей среды. M. van Marrewijk (Marrewijk, M. van, 2002) утверждает, что корпоративная устойчивость (которую он использует как синоним устойчивому развитию на микроуровне) и КСО – почти идентичные понятия, с небольшим существенным различием. Корпоративная устойчивость относится к принципу посредничества, который сфокусирован на создании стоимости, экологическом менеджменте, управлении человеческим капиталом, в то время как КСО связана с понятием общности людей и организаций и выражается в виде «прозрачности, диалоге с заинтересованными сторонами и устойчивой отчетности».
Устойчивое развитие и КСО – синонимы. В данную группу вошли 16 работ, что по мнению авторов исследования является довольно странным и обескураживающим, поскольку очевидно, что это разные понятия. Тенденция к использованию данной посылки идет от американских ученых, несмотря на то, что компании США в большей степени фокусируются на социальных аспектах КСО, нежели на природоохранных.
Разное. Последний кластер из трех статей, которых нельзя распределить между предыдущими группами по смыслу. Среди них: мнение о том, что КСО является этическим каркасом концепции УР на корпоративном уровне (что противоречит группе 3), и подход, в рамках которого КСО рассматривается как инструмент для организационного обучения (не давая собственного определения КСО и УР).
(наверное, нужно это сократить и представить в виде плюрализма мнений, а не результатов исследования)
В результате анализа данных идей, авторы исследования (D. Ebner, Dr. R.J.Baumgartner) приходят к выводу, что в некоторых современных работах понятия КСО, корпоративной устойчивости и устойчивого развития используются не в своих первоначальных семантических смыслах. Ученые, использующие термин КСО в качестве синонима УР, либо утверждающие, что УР является основой КСО, смешивают понятия и изменяют их оригинальное значение, в связи с чем в науке тема устойчивости становится более размытой. В конце концов, авторы дают рекомендацию, как правильно, по их мнению, объяснить эту взаимосвязь:
КСО является социальным аспектом концепции УР, которая во многом основана на теории заинтересованных сторон;
КСО уделяет особое внимание корпоративному взаимодействию, реализуя ответственность фирмы как члена общества и оправдывая ожидания всех заинтересованных сторон.
На наш взгляд, данный подход также не лишен изъяна, так как рассматривает КСО только с одной стороны, делая акцент на названии феномена и игнорируя его смысл. В действительности же КСО, или концепция социальной ответственности, скорее подразумевает собой не столько сугубо социальный аспект УР, сколько ответственность компании в целом перед обществом. Ответственность, выраженную в экологическом, социальном и экономическом содействии фирмы своим стейкхолдерам. Данный подход разделяет и вышеупомянутый ученый Marcel van Marrewijk, во-первых, утверждая, что в современной западной литературе все чаще понятие social сменяется понятием societal, а, во-вторых, указывая на то, что корпоративная устойчивость рассматривается компаниями как некая цель, которую можно достичь, внедряя практики КСО (которые включают все три аспекта УР). По всей видимости, тому же подходу следует и европейское правительство, организуя встречи под название «КСО: вклад бизнеса в Устойчивое Развитие»1.
-
Фундаментальные основы концепции устойчивости и ее критика
Как было показано выше, современный вид концепции корпоративной устойчивости во многом основывается на концепции устойчивого развития. Кроме того, в современной научной и бизнес среде превалирует мнение, что КСО способна решить чуть ли не те же проблемы, что и УР, но на более низком корпоративном уровне. Именно поэтому сторонники КСО вынуждены отстаивать состоятельность не только своей позиции, но и состоятельность идеи устойчивости в целом, учитывая, что за время своего существования она приобрела также немало противников, считающих, с одной стороны, что предпринимательство должно ставить своей целью прежде всего извлечение прибыли, а с другой – уверенных, что дополнительные расходы не могут положительно сказаться на состоянии фирмы – относится к КСО. Так как целью данного исследования является как раз изучение того, как ESG инвестирование влияет на финансовые показатели бизнес среды, понимание развития теории устойчивости, исторического контекста, аргументов pro et contra поможет правильнее сформулировать гипотезу и корректнее интерпретировать полученные результаты.
Всю критику относительно идеи устойчивости, можно условно разделить на 3 группы:
Критика концептуальных основ устойчивого развития (критика фундаментальных основ);
Критика в отношении предпринимаемых мер на государственном уровне (критика международных организаций, критика политической структуры);
Проблемы интеграции идеи устойчивости в существование коммерческих предприятий.
В связи с тем, что концепция устойчивого развития изначально предполагала ограничение экономического роста, к первой группе скептиков прежде всего относятся замечания по поводу этого тезиса. В мире идея бесконечного научно-технического развития эпизодически подвергается сомнению, в связи с чем возникает вопрос: могут ли пределы развития быть следствием каких-то фундаментальных законов природы? В свое время им задавались различные ученые-экономисты такие как: Адам Смит («Исследование о природе и причины богатства народов», 1776), Томас Мальтус («Очерк о законе народонаселения», 1798), Джон Стюарт Милль («Принципы политической экономии», 1848), Джон Мейнард Кейнс («Экономические возможности для наших правнуков», 1930), Николас Джорджеску-Реген («Закон энтропии и экономический процесс», 1971) и многие другие. И, хотя в современной риторике сторонников устойчивого развития призывы к сдерживанию экономического роста звучат гораздо реже, а в интерпретациях некоторых ученых и сам факт ограничений противоречит термину «развитие», в официальном определении, сформированном Комиссией Брунтланд, как было показано выше, предпосылки для создания баланса все же имеются.
Противники стабилизации роста в основном используют два аргумента:
Технический прогресс способен побороть существующие пределы (идея технологического оптимизма);
Экономика может расти без использования большого количества ресурсов, т.е. она может быть дематериализована (аргумент «разъединения»).
При этом и тот и другой аргументы предполагают некий технологический скачок, с помощью которого можно будет достигнуть более высоких уровней производства с более низкими уровнями затрат материалов и энергии. Сторонники «дематериализации» приводят пример перехода к информационной экономике, снижения количества углекислого газа в расчете на 1$ продукции, но эти успехи происходят на фоне увеличения ВВП. Кроме того, недавние исследования экологического следа показали, что достижения развитых стран в «разъединении» сильно преувеличены и являются следствием использования несовершенной статистической методики, а сама «дематериализация» выражена заменой собственного производства импортом, отчего общий расход ресурсов только растет (Wiedman, T. O., Schandl H. et al., 2012): с 1970 года выбросы диоксида углерода из ископаемых видов топлива увеличились на 80% (Jackson, T., 2009), за последние 30 лет добыча сырья увеличилась на 94%, причем темпы роста после 2000 года только возросли (Giljum, S., Dittrich, M. et al., 2013). Критики нулевого роста считают также эффективность использования ресурсов одним из способов смягчения проблем, но, как показывает история, увеличение эффективности, с которой используется сырье, лишь увеличивает скорость потребления этого ресурса, а сам феномен носит название обратного эффекта сохранения или парадокса Джевонса (Alcott, B., 2005).
Такая позиция возможно связана с неправильным пониманием причин экологических проблем, связанных, в первую очередь, не столько с самим истощением природных ресурсов, сколько с увеличением производства отходов от их использования. Зато данное правило учтено в трех условиях устойчивости Германа Дейли, американского экологического экономиста, одного из создателей «экономики устойчивого развития»:
Темпы использования возобновляемых ресурсов не должны превышать темпов их естественного восстановления;
Скорость использования невозобновляемых ресурсов не должна превышать скорость перехода к их замещающим возобновляемым аналогам (часть доходов от использования исчерпаемых ископаемых должна строго инвестироваться в развитие альтернативной технологии, основанной на аналогичном, но возобновляемом сырье, чтобы к моменту иссякания первого, его заменить);
Темпы продуцирования загрязнений не должны превышать скорость, с которой эти отходы могут быть разложены, поглощены или переработаны средой без вреда для соответствующего стока.
Кроме того, результаты сравнения текущих данных с обновленной моделью, представленной в «Пределах роста: 30 лет спустя» (2004), говорят о том, что текущий уровень производства товаров и еды соответствует значениям, предсказанным в 1972 году (Graham M. Turner, 2008).
В связи с вышеизложенным, можно сделать вывод, что концепция устойчивого развития научно обоснована, широко признана, имеет первостепенную значимость для всего человечества, и решение задач, которые она ставит перед ним, несет наивысший приоритет. Но как понять, что принятые меры регулирования антропогенного воздействия достаточны для обеспечения искомой устойчивости?
20-22 июня 2012 года в Рио-де-Жанейро, спустя почти 20 лет после Конференции ООН по окружающей среде и развитию (1992), на которой была принята «Повестка дня XXI век», состоялась Конференция ООН по устойчивому развитию. Форум, собравший 45 тысяч человек и 192 национальные делегации, получил название «Рио +20», поскольку был приурочен к 20-ой годовщине «Саммита Земли». По признанию экспертов ООН, изменения, наблюдаемые в настоящий момент в земной системе, носят беспрецедентный характер. Организация ООН по окружающей среде (ЮНЕП) накануне Саммита опубликовала «Резюме для политиков и лиц, принимающих решения» – доклад «Geo-5 (Глобальная экологическая перспектива)», в котором констатирует полный провал намеченного 20 лет назад плана «экологического развития», из 90 целей и задач которого значительный прогресс был показан только для четырех. Доклад утверждает, что «глобальное потепление сдержать не удалось, океаны становятся все более кислыми, биологические виды исчезают со скоростью вымирания динозавров, растут отходы и вырубка лесов» (Мантатов В.В. (2012), Конференция ООН «Рио +20»: Новая парадигма глобального устойчивого развития). В связи с этим, многими участниками высказывалось мнение о несостоятельности капитализма, как общемировой экономической системы, приведшей к такому плачевному положению дел, и призывы к переходу к иной форме более сбалансированного потребления. Также произошло некоторое смещение акцентов: необходимой предпосылкой создания условий для устойчивого развития мира было объявлено искоренение нищеты.
При этом, не смотря на довольно осознанные выдвигаемые участниками тезисы и признание негативных изменений в окружающей среде, многими общественными организациями итоги Конференции были признаны удручающими, в частности, Всемирный фонд дикой природы (WWF) заявил, что «Проект декларации Конференции ООН по устойчивому развитию "Рио+20" содержит правильные призывы, но недостаточно практических мер для того, чтобы человечество смогло в ближайшее десятилетие ответить на глобальные вызовы в области продовольствия, воды и энергии»2. По их мнению, итоговый документ оказался не согласован до конца, а провал попытки поддержать создание ведущего глобального природоохранного органа из Программы ООН по окружающей среде (ЮНЕП) указывает на перспективную недостаточность юридических основ принятых на себя добровольных обязательств.
Очевидно, что в вопросах природоохраны, регулирование деятельности общества в отношении окружающей среды носит краеугольный характер и является известной проблемой, рассматриваемой в экономике, социологии и экологии, под названием «трагедия общин» или трагедия ресурсов общего пользования. Ситуация пользования общим ресурсом не раз моделировалась в экономических играх, а также подробно рассматривалась на реальных примерах. Вот некоторые из них:
Исследование влияния социального неравенства на распределение воды в южной Танзании (Lecoutere, E., D’Exelle, B., Campenhout B. van., 2015);
Социальный эксперимент Кевина Брехнера 1977 года, анализирующий управление общим возобновляемым ресурсом (Brechner, Kevin C., 1977);
Анализ управления компьютерной моделью социума с возобновляемыми ресурсами (Dietrich Dorner, 1996);
Исследование влияния наличия кооперации у участников при распределении блага между собой и следующими поколениями (Hauser, O., Rand, D., Peysakhovich, A., Nowak. M., 2014).
Все эти исследования говорят о несостоятельности решения «трагедии общин» не только с помощью приватизации, но и, в некоторых случаях, даже при наличии регулятора, если такое управление является недостаточно эффективным, что подтверждается яркими примерами из жизни вроде Трескового кризиса в Канаде 1992 года (Dolan, Holly, et al. 2005). При этом в ряде экспериментов участники погубили общий ресурс, даже когда пробовали договориться ограничить свой эгоизм.
Локальный дефицит ресурсов уже не раз приводил к трагедиям, именно поэтому решение этих задач является чрезвычайно важным. В 2009 году профессор Университета Индианы в Блумингтоне (США) Элинор Остром получила Нобелевскую премию за исследования в области экономической организации, став первой женщиной, получившей номинацию в области экономики. Остром в своей работе наглядно показала, как в процессе создания и управления общими ресурсами социум придумывает такие механизмы хозяйствования, которые позволяют, с одной стороны, не исчерпать используемый ими ресурс, а, с другой – эффективно решать возникающие в процессе эксплуатации споры и конфликты. Общество при этом может передать общий ресурс в частное владение, либо использовать централизованное распределение с помощью государственного управления. Однако, Остром доказала, что возможен и третий вариант – полицентрический подход, где ключевые решения принимаются как можно ближе к месту событий и самими участниками, насколько это возможно (Ostrom, E., 1990). Именно поэтому ученый выступала против создания единого межправительственного органа на глобальном уровне для координации совместных действий по защите окружающей среды, так как единого подхода не существует: то, что может быть полезно для одних, может оказаться гибельным для других.
На этом фоне скепсис природоохранных организаций по поводу недостатка регулирования выглядит довольно натянуто. Кроме того, как заявила министр окружающей среды Бразилии Изабелла Тешейра на пресс-конференции по итогам саммита 2012 года, заголовки газет о встрече 1992 года, которая сейчас считается истоком всего процесса перехода к устойчивому развитию и «зеленой» революции, тоже начинались со слова «разочарование»3. В результате прошедшей конференции было заключено соглашение изучить альтернативы ВВП в качестве меры благосостояния, разработав индексы устойчивого развития, способные отражать реальное состояние экономики страны с поправкой на внутренний человеческий потенциал и понесенный экологический ущерб; всеми странами было принято обязательство по сокращению субсидий на добычу ископаемого топлива вплоть до полного отказа от них; общий объем заявленных обязательств, который бизнес добровольно взял на себя превысил 510 миллиардов долларов; и многое другое. В 2015 году также были подведены обнадеживающие итоги по Целям развития тысячелетия (ЦРТ), принятым еще в 2000 году, и установлены новые 17 Целей устойчивого развития (ЦУР), официально известные как «Преобразование нашего мира: повестка дня в области устойчивого развития на период до 2030 года» (С. Бобылев, 2016).
В целом, международный диалог по проблемам экологии можно охарактеризовать как удовлетворительный: постоянно проводится оценка воздействия на окружающую среду и ее компоненты, изучаются способы уменьшения этого воздействия, реструктурируется экологическая политика стран, регионов и даже отдельных городов. Демографический переход развитых стран подтверждает возможную теорию о стабилизации численности населения мира и говорит о том, что «мальтузианская катастрофа» может быть пройдена за счет повышения образованности и уровня жизни, что, впрочем, и было объявлено основными условиями для создания устойчивого будущего. Результаты опроса «Мой мир», проводимого ООН с 2013 года соответствуют данному тезису: по мере роста Индекса человеческого развития, население страны более озабочено проблемами экологии4. Тем не менее, необходимо понимать, что экологические проблемы могут быть решены только совместным вовлечением всех участников и только с их подлинной заинтересованностью, ведь как показывают экспериментальные данные, достаточно лишь нескольких отказавшихся игроков, чтобы все пошло насмарку. Но если последствия демографического перехода наблюдаются в развитых странах, то перехода в потреблении нигде не происходит.
Важным этапом на пути к устойчивому развитию должно стать изменение модели потребления на более экономичное, и этот процесс невозможен без участия коммерческих институтов. Но поскольку в классической экономике постоянный рост потребления является основным условием успешного развития рыночной системы, едва ли подобное изменение социо-культурной парадигмы находится в зоне интересов самих производителей. В арсенале современного бизнеса есть множество инструментов влияния на экологию окружающей среды, начиная с регулирования собственных производственных процессов, заканчивая управлением восприятием клиентов своей продукции посредством рекламы. К сожалению, некоторые из них зарекомендовали себя как приносящие сомнительную экологическую ценность. Так, например, многочисленные исследования в области энергосбережения говорят о наличии парадокса Джевонса или «эффекта рикошета», когда после покупки автомобиля с экономичным двигателем потребление топлива не снижается, если экономия бензина компенсируется увеличением пробега. Сам же производитель за счет перехода к производству более дешевого изделия, либо из-за осуществленных в такой переход инвестиций, вынужден увеличивать свою прибыль, расширяя производство, негативный эффект от которого перевешивает экономию или пользу для окружающей среды. Переход на «устойчивое производство», когда изменяется сам технологический процесс на более экологичный, как, например, в случае с «устойчивой цепью поставок», может действительно сократить нагрузку на природу, но здесь следует понимать, что собственник осуществляет его, проводя комплексную модернизацию, параллельно снижая свои издержки, а не внедряя сугубо «зеленые» практики. Вообще, вопрос о мотивах бизнеса в этом ключе обычно остается за кадром: основной подход, в данный момент рассматривающийся в рамках КСО – теория заинтересованных сторон – объясняет вовлечение бизнеса возможностью получать более высокую прибыль через какое-то время, тем самым отрицая необходимость защиты окружающей среды «при любых обстоятельствах». Этим обуславливается и внутренняя политика фирм, где процессы КСО обычно существуют самостоятельно среди прочих бизнес-процессов и, соответственно, могут быть приостановлены в случае неблагоприятной экономической обстановки. То есть желание быть «устойчивым» сохраняется только до тех пор, пока эта устойчивость является рентабельной, что, в принципе, не противоречит пирамиде Кэрролла, объясняющей восприятие бизнесом собственной ответственности, но противоречит «идеалам» самой устойчивости:
Рис.1.1 Пирамида Корпоративной Социальной Ответсвтенности
Источник: Carroll A. The Pyramid of Corporate Social Responsibility: Toward the Moral Management of Organizational Stakeholders // Business Horizons. 1991. P. 42 (адаптировано)
Тем не менее, именно такая двойная выгода, когда развитие инноваций, с одной стороны, снижает экологический ущерб, и, с другой – сокращает затраты через экономию сырья и энергии, а также стимулирует рыночную конкуренцию, обеспечивает приемлемость европейской политики модернизации для бизнеса и населения.
Общей проблемой экологической модернизации до сих пор остается недооценка социально-психологических факторов, влияющих на потребительское поведение, и безоговорочная вера в эффективность рыночных механизмов, временами подрываемая самими участниками рынка ради достижения более конкурентного положения, как это произошло с дискредитацией концепции экомаркировок или недавний скандал с манипуляцией данных об изменении климата компанией ExxonMobil. На этом фоне отдельные заявления о том, что государство и международный институты не играют ключевой роли в устойчивом развитии (Коваленко В., 2014) выглядят несостоятельно. Возникает вопрос о принципиальной возможности перехода к устойчивому развитию в условиях агрессивной конкурентной среды. Учитывая, что снижение объемов потребления в целом, как одного из залогов устойчивого развития, прежде всего невыгодно самим производителям.
По всей видимости, подобный симбиоз – единственное, что в данный момент готов предложить бизнес
Именно поэтому авторы данного исследования предлагают рассматривать корпоративную устойчивость только как конкурентное преимущество, представляющее собой скорее комплекс маркетинговых решений, направленных на формирование общественного мнения о компании, чем какое-то реальное решение экологических проблем.
-
Корпоративная устойчивость как стратегический аспект деятельности современных компаний
Неоклассическая теория экономики и некоторые теории менеджмента подтверждают, что объективная цель любой фирмы — это максимизация прибыли с учетом всех возможностей и существующих ограничений. Ключевым агентом в таких моделях является акционер, выступающий в качестве главного бенефициара, и в то же время предоставляющий необходимые финансовые ресурсы для деятельности компании (Jensen, M. and Meckling, W. 1976; Zingales, L. 2000). Однако, в том, каким именно образом компании конкурируют и стремятся максимизировать прибыль, есть существенные различия: разные фирмы уделяют больше или меньше внимания долгосрочному и краткосрочному планированию (Brochet, F., Loumioti, M., and Serafeim, G. 2012), по-разному заботятся о влиянии внешних факторов своей деятельности на другие заинтересованные стороны, по-разному сосредоточены на этических принципах своих решений (Paine Sharp, L. 2004) и по-разному определяют роль собственных акционеров среди остальных «стейкхолдеров» (например, Southern Airlines определяет своих сотрудников и клиентов в качестве основных заинтересованных сторон) (Freeman, R. E., Harrison, J. S., and Wicks, A. C., 2007). В течение уже 20 лет относительно небольшое, но растущее число компаний добровольно включают социальные и экологические меры в свои бизнес-модели, операционную деятельность и стратегическое управление путем принятия соответствующих корпоративных практик. Такая интеграция неэкономических факторов в бизнес-процессы ставит перед внутренними аналитиками фирм ряд фундаментальных вопросов:
Отличается ли структура управления фирм, принимающих такую политику, и, если да, то каким образом?
Различаются ли процессы взаимодействия со стейкхолдерами и временные горизонты планирования у таких фирм?
Как учитываются результаты кампаний по работе с заинтересованными сторонами и как они могут быть включены в отчетность?
Какими результатами выражается интеграция такой политики в стратегических и операционных аспектах деятельности компании и как она влияет на их эффективность?
В соответствии с этим, в научной и корпоративной среде разрабатываются различные подходы к пониманию того, следует ли компаниям внедрять подобные этичные практики. В связи с тем, что на настоящий момент существует множество различных теорий, объясняющих как рациональность применения этих мер, так и мотивацию фирм, авторы данного исследования предлагают следующую классификацию:
Агентский/Акционерный подход
С точки зрения агентской теории, принятие экологической и социальной политики может привести к снижению благосостояния акционеров за счет проблемы принципала-агента (Friedman, M., 1970; Clotfelter, C. 1985;Navarro, P. 1988;Galaskiewicz, J. 1997), так как менеджмент получает частные выгоды от внедрения экологической и социальной политики в виде репутации, расходуя финансовые ресурсы организации (Balotti, R. and Hanks, J. 1999; Brown, W., Helland, E., and Smith, K. 2006). По мнению сторонников этой позиции, стоимость акций – основной показатель, максимизация которого должна стать одной из основных целей менеджмента. В случае, если управленцы хотят способствовать улучшению общества, они могут осуществлять пожертвования как частные лица, а не за счет средств компании. Кроме того, компании, осуществляющие нецелевые инвестиции, могут иметь более высокую структуру затрат, например, если работникам выплачивается заработная плата выше рыночной. Следовательно, фирмы, у которых отсутствуют дополнительные расходы на охрану окружающей среды, будут более конкурентоспособны и, в результате, более успешны в условиях высокой рыночной конкуренции. Как утверждает М. Дженсен (Jensen, M. 2001) «компании, занимающиеся этим [социально ответственным инвестированием, прим. автора] будут либо устранены конкурентами, которые предпочитают быть менее общественно-ориентированными, либо выживут только за счет потребления своей экономической ренты».
Филантропический подход
В качестве филантропического подхода в самом широком смысле могут быть рассмотрены как различные несистематические действия бизнеса в виде благотворительности и меценатства, направленные на поддержание общества, так и последовательное моральное исполнение принятых на себя экономических, легитимных и этических обязательств перед социумом. К данной категории могут быть отнесены ранние работы в рамках КСО – в частности, монография Г. Боуэна «Социальная ответственность бизнесмена» и концепция «корпоративного альтруизма», предложенная Комитетом по экономическому развитию США – развивавшиеся до формирования теории заинтересованных сторон. Данные подходы не имели четких представлений о выгоде для компаний (сам Боуэн рассматривал СО как инструмент создания благоприятных перспектив для компании, но не больше), т.е. не предлагали строго прагматичного обоснования, в связи с чем, не являлись стратегическим аспектом деятельности компаний.
Теоретико-игровой подход (теоретико-игровое моделирование также может рассматриваться в рамках других подходов)
С точки зрения теории игр проблема применения практик КУ рассматривается с использованием соответствующего математического и методологического аппарата, в виде игр в нормальной и экстенсивной формах. Наиболее широко распространен взгляд на мотивацию внедрения различных социальных и природоохранных мер компаниями как на источник конкурентного преимущества. В случае игры в нормальной (стратегической) форме, такое поведение игроков может быть описано следующим образом:
Прежде всего, предполагается, и данное условие вписывается в классические представления о КУ, что в краткосрочной перспективе внедрение практик корпоративной устойчивости негативно влияет на экономические показатели деятельности компании. Тем не менее, подразумевается, что в долгосрочной перспективе их применение способствует созданию стоимости для организации, обуславливая этим необходимость оценки действий конкурентов.
Так как клиенты анализируют компанию, сравнивая ее с конкурентами, то у менеджмента возникает дилемма относительно внедрения корпоративной стратегии устойчивого развития. С одной стороны, такая стратегия может быть весьма затратной, с другой, в связи с влиянием на потенциальных потребителей, может способствовать увеличению доли рынка. Но так как даже положительный исход требует определенных затрат, оптимальным решением в краткосрочной перспективе для всех фирм отрасли – не внедрять принципы устойчивого развития в свою деятельность, т.е. сохранять главной целью максимизацию прибыли.
В случае же, если компания не внедрит стратегию устойчивого развития, в то время как остальные компании отрасли сделают это, то она может потерять своих потенциальных клиентов, сотрудников, инвесторов, так как компании, действующие на основе принципов устойчивого развития, являются для них более привлекательными.
Таким образом, в конечном счете все компании в той или иной мере вынуждены применять практики корпоративной устойчивости, чтобы не отставать от конкурентов.
В таком случае схема игры может быть представлена следующим образом:
Таблица 1.1
|
