§ 2. Информационное общество: многообразие характеристик
Термин «информационное общество» стал в последнее время едва ли не самым популярным и в научном дискурсе и в политических дебатах. Однако если в современном обществоведении имеется солидный багаж теоретического осмысления этого понятия, то политическая публицистика использует его главным образом на уровне здравого смысла, что приводит к множеству разночтений и недоразумений.
Различные взгляды на последствия информатизации для современного мира имели сторонники идей постиндустриализма Дэниела Белла, постмодернизма Жан-Франсуа Лиотара и публичной сферы Юргена Хабермаса. Каждый из них внес свой особый вклад в наше понимание информационного развития, используя при этом самые разные подходы: изучение возрастающей роли «белых воротничков», расшатывание установившихся интеллектуальных воззрений, расширение сферы наблюдения и контроля, возросшая степень регулирования повседневной жизни или ослабления гражданского общества.
Надо сразу отметить, что в изучении роли информатизации в мире имеет место расхождение между сторонниками идеи информационного общества как самостоятельного отдельного этапа социогенеза и сторонниками взгляда на информатизацию как на продолжение ранее установленных отношений. К первым, провозгласившим возникновение общества нового типа, относят теоретиков:
постиндустриализма (Дэниел Белл и его последователи);
постмодернизма (Жан Бодрийяр, Марк Постер);
гибкой специализации (Майкл Пайор и Чарльз Сейбл, Ларри Хиршхорн);
информационного способа развития (Мануэль Кастельс).
К сторонникам идей социальной преемственности примыкают теоретики:
неомарксизма (Герберт Шиллер);
регуляционной теории (Мишель Альетта, Ален Липиц);
гибкой аккумуляции (Дэвид Харви);
рефлексивной модернизации (Энтони Гидденс);
публичной сферы (Юрген Хабермас, Николас Гарнэм).
Ни один теоретик из последнего перечня не отрицает, что в современном мире информация играет ключевую роль, но в отличие от ученых из первого списка они полагают, что ее формы и функции подчиняются давно установившимся принципам. Оба подхода к осмыслению информационного общества имеют свои достоинства и недостатки в теоретическом отношении, что представляет существенную сложность для определения того, какой из подходов представляется наиболее адекватным, а потому перспективным.
Вторым важным для нас в настоящем исследовании моментом является то, что и к понятию информации они тоже подходили с разных позиций. Не все видели значение информации за пределами человеческого общения. Некоторые, напротив, уделяя особое внимание формализации критериев определения понятия информации, концентрировались на форме ее передачи и уходили от контента сообщения, то есть сущности информации. И уж тем более не все воспринимали информацию и в социальном, и в техническом аспекте одновременно, что, на наш взгляд, представляется наиболее перспективным в контексте проблем информационной безопасности.
Целью автора является выявление причин пристального внимания к проблеме информационной безопасности, определение ее места в структуре безопасности в целом и анализ того, насколько существующая система международного права способна противостоять возникшим и потенциальным угрозам международной информационной безопасности. Поэтому приведенный ниже анализ современных концепций информационного общества имеет не самостоятельное историко-философское значение, а представляется важным лишь в контексте проблемы информационной безопасности. Поэтому для иллюстрации наших взглядов мы выбрали лишь те из философских теорий информационного общества, которые рассматривают информацию в ее сущностном значении, а не только как средство социальной коммуникации.
Идея информационного общества
Прежде чем говорить о различных подходах к тенденциям информатизации и связанным с ними проблемам, необходимо уделить внимание определениям, которые используют авторы основных теорий. Выше мы уже показали различные значения, которые исследователи вкладывают в термин «информация». Эти различия в самой концепции феномена, лежащего в основе дискуссии, влекут за собой и расхождение в позициях, с одной стороны, теоретиков, отстаивающих новизну происходящего, и, с другой – тех, кто, размышляя об информатизации, признает силу воздействия прошлого на современное развитие.
Определения информационного общества
В современных исследованиях по интересующей нас проблеме можно выделить пять типов определения информационного общества, и все они связаны с параметрами идентификации новизны:
технологическое;
экономическое;
связанное со сферой занятости;
пространственное;
культурное.
Основой большинства дефиниций является убеждение, что количественные изменения в сфере информации привели к возникновению качественно нового типа социального устройства — информационного общества. Схема рассуждений здесь примерно одинакова: в наше время стало больше информации, значит, общество, в котором мы живем, носит информационный характер. Но существует и другой подход. Он исходит из того, что не объем, а характер информации изменил образ нашей жизни.
Технологический критерий
В центре технологических концепций лежит множество технологических инноваций, появившихся в конце 1970-х годов. Идея состоит в том, что такой объем технологических новаций должен привести к социальному переустройству, ибо его воздействие на общество очень значительно.
Элвин Тоффлер (Toffler, 1980) свою мысль выразил в запоминающейся метафоре: мир постепенно формируется тремя волнами технологических инноваций, которые, как высокий прилив, нельзя остановить. Первой была сельскохозяйственная революция, второй — промышленная. Теперь на нас надвигается третья волна — информационная революция, которая предвещает новый образ жизни, что, утверждает Тоффлер, будет просто замечательно, правда, в том случае, если мы удержимся на гребне этой волны.
Позднее футуристический энтузиазм был подкреплен возможностью компьютерных технологий трансформировать телекоммуникации, действительно объединив две технологии (Toffler, 1990). Распространение цифровых коммуникационных технологий (электронная почта, передача данных и текстов, информационный обмен в режиме он-лайн и т.д.) породили рассуждения о становлении нового общества (Negroponte, 1995; Gates, 1995; Dertouzos, 1997). Надо признать, что с точки зрения здравого смысла эти подходы к определению информационного общества кажутся верными. Джон Нэсбит (1984) так и писал: «Компьютерные технологии стали для информационного века тем же, чем была механизация для промышленной революции» (Naisbitt, с. 28).
Измерение и связанная с ним сложность определения той точки на технологической шкале, достигнув которой общество может считаться информационным, являются центральными проблемами формулирования любого приемлемого определения информационного общества. Однако большинство авторов, делающих упор на технологии, не могут предоставить нам реальных, простых, поддающихся проверке данных. Отсюда в их теоретических рассуждениях с неизбежностью доминирует тезис о первостепенном положении технологий, которые представляются чем-то самодостаточным, хотя и оказывают влияние на все аспекты социальной жизни.
Экономический критерий
Этот подход предполагает учет роста экономической ценности информационной деятельности. Если человек может предположить увеличение доли информационного бизнеса в валовом национальном продукте (ВНП), то вполне логично он может прийти к выводу, что экономика стала информационной. Если в экономической сфере информационная активность превалирует над деятельностью в области сельского хозяйства и промышленности, то, следовательно, мы можем говорить об информационном обществе.
Авторы этого подхода (Machlup, 1962, Porat, 1977b, Jonscher, 1999) к информационным относят такие отрасли, как образование, право, издательское дело, средства массовой информации и производство компьютеров. Позднее Марк Порат, проанализировав национальную экономическую статистику, сделал вывод, что почти половина ВНП США связана с этими отраслями, т.е. «экономика Соединенных Штатов ныне основывается на информации». И соответственно США являются «информационным обществом, в котором главное место занимает деятельность по производству информационного продукта и информационных услуг, а также общественное и частное (вторичный информационный сектор) делопроизводство» (Porat, 1978, с. 32).
Однако такой подход не бесспорен. Главная проблема состоит в том, что за объемными статистическими таблицами, которые должны свидетельствовать об объективности доказательств, просматриваются скрытые субъективные интерпретации и оценочные суждения, как следует выстраивать категории и что именно включать в информационный сектор и что из него исключать.
Отсюда вытекает, что мы можем оказаться в обществе, где информационная деятельность имеет большой удельный вес в ВНП, однако с точки зрения развития экономической, общественной и политической жизни серьезной роли не играет. Нация пассивных потребителей зрелищ, только и мечтающих о картинках в стиле Диснея?
Критерий, связанный со сферой занятости
Этот подход тесно связывается с работами Даниела Белла (Bell, 1973), являющегося крупнейшим теоретиком «постиндустриального общества» (этот термин практически синонимичен термину «информационное общество» и именно в этом смысле используется в работах Белла). Здесь рассматривается структура занятости населения и модели наблюдаемых изменений. Предполагается, что мы вступаем в информационное общество, когда большинство занятых работает в информационной сфере. Снижение занятости в сфере производства и увеличение в сфере услуг рассматривается как замещение физического труда трудом «беловоротничковым». Поскольку «сырьем» для нефизического труда является информация (она противопоставляется физической силе, навыкам ручного труда и его «машинным» характеристикам), существенное увеличение доли труда в информационной сфере может рассматриваться как возникновение информационного общества.
В Западной Европе, Японии и Северной Америке более 70% рабочей силы заняты в сфере услуг, «беловоротничковая» работа сейчас превалирует. И поэтому представляется вполне естественным доказывать, что мы живем в информационном обществе, если уж «в сфере труда доминирующей является группа работающих в сфере информации» (Bell, 1979, с. 183).
Целый ряд авторитетных авторов полагают, что движущей силой современной экономики являются люди, чья главная способность состоит в использовании информации. Какие бы термины ни употреблялись — «символические аналитики», «эксперты», «информационный труд», — общий смысл остается постоянным: сегодня главными двигателями экономики стали те, чей труд требует создания и использования информации.
На первый взгляд, кажется логичным, что шахтер в угольной шахте принадлежит индустриальному обществу, а экскурсовод — информационному, однако распределение занятий по категориям может породить оценочные суждения и требует большой щепетильности. Например, стрелочники на железной дороге должны обладать большим запасом сведений о путях, расписании движения поездов, о маршрутах. Они должны иметь связь с остальными стрелочниками по линии, со станционным персоналом и машинистами, от них требуется знание собственного участка и соседних, они должны вести точный график движения на своем участке, и с тех пор как введено современное оборудование, им не нужна особая физическая сила, чтобы передвигать стрелки. И все же, несомненно, железнодорожные стрелочники остаются рабочими «индустриального века». Человеку же, который приходит ремонтировать «ксерокс», вероятно, мало что известно об аппаратах такого типа, ремонту которого его обучали, кроме того ему, возможно, приходится работать в грязи, на жаре, в некомфортных условиях и применять значительные физические усилия, чтобы менять пришедшие в негодность части. И при этом он, несомненно, будет отнесен к информационным работникам
Следствием такой категоризации часто становится невозможность выделить ту занятость в информационной области, которая занимает стратегически центральное место в сфере занятости.
Пространственный критерий
Некоторые концепции информационного общества, хотя и опираются на экономику и социологию, основываются на географическом принципе. Главный акцент делается на информационные сети, которые связывают различные в пространственном отношении места, а потому могут оказать глубокое воздействие на организацию времени и пространства. В последние годы эта концепция приобрела особую популярность, так как информационные сети стали играть значительную роль в социальной организации.
Стало привычным выделять в качестве центрального момента информационных сетей их способность связать между собой разные точки внутри и вне офиса, города, региона, континента и даже всего мира. Однако, следуя той же логике, мы вполне можем вообразить «проводниковое общество», функционирующее на национальном, международном и глобальном уровнях, поскольку электричество доступно всем, кто имеет соответствующее оборудование,.
Никто не будет отрицать, что информационные сети — важная отличительная черта современных обществ: спутники дают возможность мгновенной связи со всем миром, базы данных одинаково доступны из любой точки планеты, факсовые аппараты и локальные компьютерные сети стали обыденностью в современном бизнесе. Но здесь мы снова сталкиваемся с неточностью дефиниций. Вопрос, что действительно является сетью, очень серьезен и касается не только того, каким образом проводить различия между разными уровнями сетей, но и как найти ту стартовую точку, после обнаружения которой можно сказать, что мы живем в сетевом (информационном) обществе.
Правомерно и такое возражение: информационные сети существуют уже очень давно – по крайней мере, с возникновения почтовой связи, телеграфа и телефона. Значительная часть экономической, общественной и политической деятельности просто непредставима без этих информационных сетей. Почему же только теперь исследователи заговорили об информационном обществе?
Критерий культуры
Концепцию информационного общества, использующую этот критерий, признать, пожалуй, легче всего, но зато она еще хуже прочих поддается измерениям, причем не только количественным, но и качественным.
Современная культура явно более информационно-насыщенной, чем любая предшествующая. Можно утверждать, что мы существуем в медиа-среде, что означает: жизнь существенно символизируется, она проходит в процессах обмена и получения — или попытках обмена и отказа от получения — сообщений о нас самих и о других. Причем любое сообщение многократно истолковывается, ему придаются разные смыслы, что требует новой информации для их восприятия или отторжения. Признание взрывного роста смыслов заставляет многих авторов говорить о том, что мы вошли в информационное общество. При этом, как ни парадоксально это звучит, многие исследователи приходят к заключению о коллапсе смысла. Жан Бодрийяр пишет: «Информации становится все больше, а смысла все меньше» (Baudrillard, 1983 a, p. 95). Они редко предпринимают попытки оценить это развитие в количественных характеристиках, а просто начинают с того, насколько «очевидно», что мы живем в океане знаков, которых гораздо больше, чем в предыдущие эпохи.
Исходя из опыта, такую идею информационного общества признать довольно легко, но как дефиниция нового общества она самая неопределяемая из всех, что мы рассматривали. Учитывая отсутствие критериев, с помощью которых мы могли бы измерить рост количества значений, трудно понять, каким образом такие сторонники постмодернизма, как Марк Постер (1990), описывают настоящее, характеризуя его как новый способ существования информации, в том, что касается четких дефиниций информационного общества, они совершенно беспомощны.
Что же такое информация?
Стремление ввести качественные суждения в дискуссию об информационном обществе приводит к целому ряду промежуточных вопросов: сделает ли большее количество информации нас более информированными? Какого рода информация создается информационным обществом и хранится им? Какой ценностью она обладает для общества в целом? Какого рода информационная занятость растет, почему и до каких пределов будет возрастать?
Поиски ответов на все эти и множество других вопросов приводят к необходимости определить значение и смысл информации. Выше мы уже обсуждали различные подходы к определению информации, поэтому здесь оставим детали и явные объяснения. Первое определение информации — семантическое: информация имеет смысл; у нее есть предмет; это либо сведения о ком-то или о чем-то, либо руководство к действию. Если использовать такую концепцию информации для дефиниции информационного общества, то мы придем к выводу о том, что сущность новой эры составляет информация именно о таких проблемах, таких сферах, таком экономическом процессе. Однако теоретики информационного общества отбрасывают это вполне согласующееся со здравым смыслом определение информации. Представление о том, что информация имеет прежде всего семантическое содержание, оказалось забытым.
Многочисленные приведенные выше определения информации без учета ее смысла образуют сферу количественного подхода к определению информации. Здесь можно упомянуть классическую теорию информации Клода Шеннона и Уоррена Уивера (1949). Благодаря такому подходу понятие «информация» оказалось возможным связать с математическими методами, что, правда, было достигнуто ценой исключения «неудобных» вопросов о смысле и качестве информации. Эта теория дает определение информации независимо от ее содержания, рассматривает ее как часть физического мира вроде энергии или материи. Вот как пишет об этом один из выдающихся приверженцев теории информационного общества: «Информация существует. Чтобы существовать, она не нуждается в том, чтобы ее воспринимали. Чтобы существовать, она не нуждается в том, чтобы ее понимали. Она не требует умственных усилий для своей интерпретации. Чтобы существовать, ей не требуется иметь смысл. Она существует». (Stonier, 1990, с. 21).
Такое определение информации свойственно не только технологической и пространственной концепциям информационного общества (когда количества хранимой, обрабатываемой и передаваемой информации служат показателями продуктивности), но и экономической теории, в рамках которой хоть и не пользуются «битом» в качестве единицы измерения, но смысл все равно вытесняется общим показателем цены (Arrow, 1979).
Для инженера-информационщика главное — количество символов в двоичной системе, для экономиста информационной сферы — объемы продаж. А как только начинается переход от рассмотрения концепции информации как таковой к ее измерению, сразу же утрачивается ее гетерогенность, которая вытекает из разнообразия смыслов информации. «Идея навесить ценники на образование, исследовательскую работу и искусство» (Muchlup, 1980, с. 23) неизбежно приводит к отрыву от семантических свойств информации. Иначе говоря, мы имеем дело с несоциальной оценкой информации (о ней известно лишь то, что она существует), но должны приспосабливаться к социальным последствиям.
Существует и другое течение, представители которого также утверждают, что мы живем в информационном обществе, но оно не нуждается в тщательном исследовании смысла информации. Более того, сторонники этой точки зрения утверждают, что нам вообще не нужны количественные измерения информации для оценки связанного с ней роста в сфере занятости или экономике, так как решающее количественное изменение произошло в способах использования информации. Для этих ученых информационное общество — это общество, в котором доминирующую роль играет теоретическое знание, чего прежде не было. Эти отличающиеся по взглядам исследователи сходятся на том, что информационное общество (хотя предпочтительнее было бы употреблять термин «общество знания» по той вполне очевидной причине, что он говорит о много большем, чем нагромождение битов информации) устроено таким образом, что приоритет отдается развитию теоретического знания, считающегося отличительной чертой современности.
Под теоретическим знанием здесь понимается знание абстрактное, обобщенное и закодированное на различного рода носителях. Абстрактным оно является постольку, поскольку применяется не непосредственно, а обобщенным, сохраняя свое значение за пределами конкретных обстоятельств, причем носителями его являются книги, статьи, телевизионные образовательные программы и разного рода курсы. Работающие в рамках этой теории исследователи стремятся доказать, что теоретическое знание играет ключевую роль в современном обществе в отличие от предыдущих эпох, когда доминировали практическое и ситуативное знания. Если вспомнить, например, промышленную революцию, то становится ясно, что делали ее, по выражению Д. Белла, «талантливые придумщики, которым наука и фундаментальные законы, лежавшие в основе их изобретений, были безразличны» (1973, с. 20).
Сегодня инновации берут свое начало от рационального познания, с наибольшей очевидностью это проявляется в сфере науки и технологий (хотя изначальные принципы такого познания могут быть понятны лишь незначительному числу экспертов). Подобные теоретические принципы в форме текста выступают стартовой точкой, например, для успехов генетики в рамках проекта «Геном человека», то же можно сказать о физике и математике, которые стали основанием ИКТ и связанного с ними программного обеспечения. Теоретическое знание – фундамент современной жизни в различных областях, иллюстрацией чему могут служить успехи в освоении космоса, атомной энергетике, химии, медицине, фармацевтике.
Приоритет теоретического знания в наше время существует не только в науке и технологиях. И в политике именно теоретическое знание лежит в основе многих решений и дебатов: поскольку политика — «искусство возможного», следует выявить эти возможности. Политика также может отвечать критериям теоретического знания (абстрактность, обобщенность, кодификация). Подобное теоретическое знание необязательно имеет характер закона, как в физике или биохимии, однако работает на сходных основаниях, и трудно отрицать, что оно пронизывает чуть ли не всю современную жизнь.
В этом смысле теоретическое знание стало определяющей чертой мира, в котором мы живем.
|
