Нацуо Кирино Аут
|
Скачать 5.49 Mb.
|
| Нацуо Кирино Аут  Аннотация Впервые на русском — знаменитый психологический триллер, ставший международным бестселлером, современный японский вариант «Преступления и наказания». Преступление страсти объединяет четверых работниц ночной смены с фабрики быстрого питания. Противостоит им владелец ночного клуба, мафиозное прошлое которого скрывает еще более кровавый секрет, а неутолимая жажда мести грозит, вырвавшись из узды, перейти все границы… Нацуо Кирино АУТ Путь к отчаянию лежит через отказ от какого-либо опыта… Фланнери О'Коннор Ночная смена 1 К парковочной площадке она подъехала раньше обычного. Густая, влажная июльская тьма заключила ее в свои объятия, едва она вышла из машины. Возможно, из-за жары и влажности ночь казалась особенно черной и тяжелой. Дышать было трудно, воздуха не хватало. Масако Катори взглянула на беззвездное ночное небо. В машине работал кондиционер, на воздухе же тело мигом стало липким. От проходящей неподалеку скоростной трассы Син — Оуме тянуло отработанным топливом, и к этой вони примешивался запах глубоко прожаренной пищи, запах фабрики, где работала Масако. «Хочу домой». Мысль пришла в голову сама собой, вместе с запахом. Масако не знала, в какой именно дом ей хотелось бы вернуться, но определенно не в тот, который она только что оставила. Почему не туда? И если не туда, то куда? Ответа не было, и Масако чувствовала себя потерянной. С полуночи до половины шестого она простоит у конвейерной ленты, упаковывая коробки с готовым ленчем. Платили, учитывая неполную рабочую смену, хорошо, однако и работа каторжная. Не раз и не два, особенно когда нездоровилось, мысль о ночной смене, о том, что ждет впереди, за воротами фабрики, останавливала, не давая сделать и шагу. Сейчас Масако сковало другое: внезапно нахлынуло ощущение бесцельности. Как всегда в подобных случаях, она закурила сигарету и только теперь вдруг осознала, что делает так, чтобы приглушить тяжелый, неумолимый запах. Фабрика по производству готовых обедов располагалась едва ли не в центре района Мусаси-Мураяма рядом с дорогой, вдоль которой протянулась серая стена огромного автомобильного завода. Других строений, не считая нескольких сбившихся в кучку автомастерских, здесь почти не было, и все оставшееся пространство занимали серые пустыри и поля. Небо над равнинным ландшафтом простиралось во все стороны. Путь от парковочной стоянки до цеха, где работала Масако, лежал мимо здания старой фабрики, ныне заброшенной, и занимал не более трех минут. Сама стоянка представляла собой голую, грубо размеченную площадку. Когда-то каждое место обозначалось полосками цветной пленки, но пыль давно уже сделала их практически невидимыми. Машины стояли вкривь и вкось, и если бы кто-то задумал спрятаться за ними или в подступающем к стоянке бурьяне, ему не пришлось бы уж очень стараться. В общем, место довольно зловещее, так что, запирая дверь, Масако тревожно оглянулась. Зашуршали колеса, по высокой траве скользнул желтый свет фар, и на площадку вкатился зеленый «фольксваген-гольф» с откидным верхом. Полноватая женщина за рулем, Кунико Дзэноути, кивнула Масако. — Извини, что опоздала, — сказала она, ставя машину рядом с потертой красной «короллой» подруги. Во всех движениях Кунико, в том, как она дернула рычаг ручного тормоза, как хлопнула дверцей, сквозила нарочитая небрежность. Громкое, показное, кричащее — таков ее стиль. Масако бросила сигарету на землю и для верности придавила ногой. — Симпатичная машинка, — сказала она. Новое приобретение Кунико с некоторых пор стало на фабрике одной из популярных тем. — Ты и правда так думаешь? — спросила Кунико, облизываясь от удовольствия. — Признаюсь, я из-за нее по уши в долгах. Масако усмехнулась. Машина явно была не единственным источником долгов ее подруги, тратившей немалые деньги на одежду и различные побрякушки. — Идем, — сказала она. После Нового года по фабрике поползли слухи о каком-то странном человеке, шнырявшем у дороги от стоянки до цехов. Потом к слухам прибавились рассказы подвергшихся нападению и едва спасшихся женщин, которых неизвестный пытался утащить в темноту. В результате руководство компании выступило с предупреждением и призвало всех женщин ходить только группами. Кунико и Масако зашагали по пыльной, плохо освещенной дороге. Справа тянулась ломаная линия многоквартирных жилых домов и сельского вида домиков с большими садами — пейзаж, может быть, и не особенно радующий глаз, но все же какой-никакой признак жизни. Слева, за заросшей травой канавой, виднелись ныне пустующие корпуса старой фабрики и здание, в котором когда-то помещался кегельбан. По словам переживших нападение женщин, злоумышленник пытался утащить их туда, а потому Масако посматривала прежде всего в эту сторону. Справа донеслись голоса громко спорящих мужчины и женщины. Судя по тому, что ругались по-португальски, они тоже работали на фабрике. Помимо домохозяек, занятых неполный рабочий день, руководство компании в последнее время широко пользовалось трудом бразильцев, как урожденных, так и имеющих японские корни, среди которых было много семейных пар. — Все говорят, что этот извращенец наверняка бразилец, — вглядываясь в темноту, заметила Кунико. Масако не ответила. Какая разница, кто он такой, подумала она, если работа на фабрике способна вогнать в депрессию любого и лекарства от такой депрессии еще не изобрели. Женщинам ничего не остается, как только заботиться о себе самим. — Говорят, он большой и сильный. Хватает и тащит, не говоря ни слова. В голосе подруги Масако уловила оттенок зависти. Иногда ей казалось, будто Кунико живет словно в стороне от мира, за плотным облаком вроде того, что закрывает ночью звезды. Позади скрипнули тормоза велосипеда. Обе нервно оглянулись. — А, это вы, — сказала велосипедистка, женщина лет пятидесяти с небольшим. Ее звали Йоси Адзума, она давно лишилась мужа, и у нее были самые проворные во всем цехе пальцы. Женщины, относившиеся к ней с некоторой завистью и уважением, называли Йоси Шкипером. — Привет, Шкипер. Масако облегченно вздохнула. Кунико лишь замедлила шаг. — И ты туда же. Перестань так меня называть. — Йоси покачала головой, но было заметно, что прозвище ей приятно. Сойдя с велосипеда, она зашагала вместе с ними. Невысокого роста, плотная, кряжистая, Йоси словно была создана для физического труда. А вот лицо ее поражало тонкими чертами и непривычной бледностью и выступало из темноты, будто диск плывущей за облаками луны. Возможно, именно из-за этого контраста лица и тела Йоси часто выглядела несчастной и печальной. — Вы, наверное, ходите вдвоем, потому что все вокруг только и говорят о чертовом извращенце. — Точно, — кивнула Масако. — Кунико еще молодая, так что вполне может попасть в беду. Кунико хихикнула — ей было двадцать девять. Йоси обогнула поблескивающую в тусклом свете лужу и взглянула на Масако. — Ты и сама еще хоть куда. Сколько тебе, сорок три? — Перестань, не говори глупости. — Масако отвернулась, чтобы не рассмеяться. Странно, но невинный комплимент Йоси смутил ее, а такое случалось с Масако все реже. — Так ты что, уже ничего не хочешь, а? Неужто все высохло? Йоси поддразнивала, но слова били в цель. Масако давно чувствовала, что внутри у нее все иссохло и застыло, а сама она превратилась в ползающую по земле рептилию. — Ты сегодня немного припоздала? — решила она сменить тему. — Да, пришлось повозиться с бабушкой. Йоси нахмурилась и замолчала. Она жила с прикованной к постели и требующей постоянного ухода свекровью. Масако отвернулась, решив не задавать больше вопросов. Заброшенные корпуса слева остались позади, и женщины вышли к погрузочной площадке, возле которой уже стояли белые грузовики, развозившие готовую продукцию по городским складам. За грузовиками высилось здание цеха, похожее в тусклом, неживом флуоресцентном свете на неспящий город. Они подождали, пока Йоси поставит велосипед на стоянку, и поднялись по зеленым, покрытым искусственным газоном ступенькам к боковому входу. Входящие через эту дверь попадали на второй этаж. Справа помещался офис, дальше по коридору — зона отдыха и раздевалки. Сам цех был на первом этаже, так что, переодевшись, спускались вниз. Обувь полагалось оставлять на красном синтетическом коврике у входа в цех. Под жидким светом флуоресцентных ламп яркий цвет дорожки тускнел, размывался, отчего и весь коридор казался безрадостным и даже угрюмым. Под стать декору и лица женщин как будто помрачнели и осунулись; Масако, поглядывая на подруг, подумала, что, наверное, и сама выглядит такой же усталой и несчастной. Перед закутками, в которых работницы оставляли обувь, уже стояла, как обычно поджав губы, санитарный инспектор Комада, протиравшая спину каждой проходящей мимо женщины клейкой губкой — пыль и грязь не должны попасть в цех. Они вошли в большую, застеленную татами комнату, служившую зоной отдыха. Те, кто уже переоделся, негромко разговаривали, разбившись на небольшие группки. Одни пили чай, другие жевали бутерброды, а некоторые — таких было меньше всего — даже прилегли в уголке, рассчитывая перехватить пару минут сна. Из ста человек, занятых в ночной смене, около трети составляли бразильцы. Третьей по численности группой были студенты, число которых заметно увеличилось с наступлением летних каникул. Но главной рабочей силой ночной смены оставались домохозяйки, женщины в возрасте сорока-пятидесяти лет. По пути к раздевалке три подруги здоровались со знакомыми, кивали тем, кого знали только в лицо, а войдя в комнату, увидели в углу Яои Ямамото. Заметив их, она подняла голову, но не улыбнулась и даже не попыталась подняться с татами. — Доброе утро, — сказала Масако, и губы Яои едва заметно дрогнули. — У тебя усталый вид. Яои безразлично кивнула, уныло посмотрела на подошедших, однако так ничего и не ответила. Из них четверых она была самой симпатичной; можно даже сказать, что она была самой симпатичной во всей ночной смене. Почти безукоризненное лицо, широкий лоб, выразительные глаза, слегка вздернутый нос и полные губы. К тому же при небольшом росте Яои обладала идеальной фигурой. На фабрике к ней относились по-разному: одни с нескрываемой завистью и злобой, другие — по-доброму. Масако с самого начала взяла на себя роль защитницы Яои, возможно потому, что они были так не похожи. Первая всячески старалась строить жизнь в соответствии со здравым смыслом, вторая же как будто брела по миру без всякой цели, обремененная к тому же тяжелым эмоциональным багажом. Сама того не сознавая, она цеплялась за всякого рода гадость, которую старательно обходили стороной другие, исполняя роль красотки, захваченной игрой изменчивых чувств. — Что случилось? — спросила Йоси, опуская на плечо подруги тяжелую руку с загрубевшими красными пальцами. — Ты плохо выглядишь. Яои вздрогнула, а Йоси повернулась к Масако, которая, кивнув — идите, мол, без меня, — опустилась на татами рядом со своей «подопечной». — Заболела? — Нет, все в порядке. — Опять поругалась с мужем? — Если бы. Он уже и ругаться со мной не желает, — хмуро сказала Яои, глядя куда-то за спину подруги. Вспомнив, что до начала смены осталось несколько минут, Масако начала собирать волосы в пучок. — Так что случилось? — Потом расскажу. — А почему не сейчас? — не отставала Масако, поглядывая на настенные часы. — Нет, не сейчас. Это длинная история. На мгновение лицо Яои исказила гримаса гнева, тут же сменившаяся усталым безразличием. Отказавшись от дальнейших попыток разговорить приятельницу, Масако поднялась. — Ладно. Нужно было еще успеть переодеться, и она поспешила в раздевалку, отделенную тонкой занавеской. Замасленные белые куртки рабочих дневной смены висели вдоль одной стены на грубых пластмассовых вешалках, как при распродаже в универмаге, тогда как другую стену занимала яркая, хотя и не отличавшаяся разнообразием фасонов одежда тех, кто только готовился встать к конвейеру. — Увидимся внизу, — бросила Йоси, вслед за Кунико выходя из раздевалки. Согласно установленным на фабрике правилам, работникам следовало отметить время прихода между без четверти двенадцать и полуночью, а затем ждать внизу у входа в цех. Масако сняла с крючка свою вешалку, на которой висели штаны с эластичным поясом и белая куртка с замком-«молнией». Быстро накинула на плечи куртку и, повернувшись спиной к группе стоящих неподалеку мужчин, стащила джинсы и влезла в рабочие брюки. Раздевалка была общая для всех, мужчин и женщин; Масако, проработав на фабрике почти два года, привыкнуть к такому положению вещей не могла. Спрятав стянутые в пучок волосы под черной сеточкой, она надела еще и обязательную бумажную шапочку, больше похожую на шапочку для купания, чем на настоящую шляпку. Сверху работницы походили на жуков, из-за чего на фабрике их называли цикадами. Прихватив чистый белый фартук, Масако вышла из раздевалки и обнаружила, что Яои сидит на прежнем месте у стены, как будто ей и делать больше нечего. — Эй, поднимайся! Пора, — проговорила Масако и, заметив, как медленно, неохотно встает подруга, покачала головой. Комната отдыха уже почти опустела, задержалась лишь небольшая группа мужчин-бразильцев. Они сидели у стены, неспешно покуривая, вытянув перед собой короткие толстые ноги. — Доброе утро, — сказал один из них, приветственно поднимая руку с сигаретой. Масако кивнула и сдержанно улыбнулась. Судя по нашивке на груди, мужчину звали Кацуо Миямори, но на японца он совершенно не походил: темная кожа, впалое лицо, выступающий лоб. В цехе мужчины занимались чаще всего физической работой, требующей больших усилий, например закладывали рис в автоподатчик. — Доброе утро, — повторил он, обращаясь теперь уже к Яои, которая не обратила на него внимания. Мужчина, похоже, огорчился. Впрочем, в этом холодном негостеприимном месте людям часто было не до любезностей. Заглянув ненадолго в туалет, женщины надели маски и повязали фартуки, потом поскребли щетками и продезинфицировали руки, отметили карточки учета, надели белые рабочие тапки и еще раз прошли мимо санитарного инспектора, на сей раз стоявшей у ведущей вниз лестницы. Операция повторилась: Комада провела по спинам валиком с клейкой пленкой и внимательно осмотрела ногти и руки. — Порезов нет? Даже малейшая царапина означала недопущение к любой работе, при которой руки прикасались к пище. Остановившись перед инспектором, Масако заметила, что ее подруга едва держится на ногах. — Ты хорошо себя чувствуешь? — спросила она. — Да. Кажется, да, — рассеянно ответила Яои. — Дети не болеют? — М-м-м, — промычала Яои. Масако снова посмотрела на нее, но шапочка и маска скрывали лицо, оставляя лишь потухшие, безжизненные глаза. Яои, похоже, вообще ничего не замечала. Поток холодного воздуха, смешанного с запахами разных продуктов, устремился им навстречу, и у Масако не в первый уже раз возникло ощущение, будто они спускаются в некий громадный холодильник. Холод бетонного пола проникал через тонкие резиновые подошвы тапочек. На фабрике никогда не бывало тепло, даже летом. Двери в цех еще не открылись, и перед ними выстроилась длинная очередь. Стоявшие впереди Йоси и Кунико помахали подругам. Они четверо всегда работали вместе, стараясь при необходимости помогать друг дружке, потому что продержаться в одиночку было намного труднее. Дверь открылась, и люди устремились в цех. Здесь они еще раз вымыли руки, уже до локтей, а их длинные, спускающиеся до лодыжек фартуки продезинфицировали. Когда Яои и Масако закончили эти процедуры и прошли дальше, другие рабочие уже заняли свои места у конвейерной ленты. — Поторопитесь! — предупредила припоздавших подруг Йоси. — Накаяма идет! Накаяма — бригадир ночной смены. Молодой, чуть больше тридцати, он никогда не скупился на крепкое слово, чем заслужил ненависть всех рабочих. — Извини, — отозвалась Масако и, прихватив два комплекта одноразовых рукавиц и стерильных полотенец, протянула один Яои. Та посмотрела на них так, словно только теперь вспомнила, куда попала, — Соберись, — сказала ей Масако. — Спасибо, — пробормотала Яои. Они заняли свои места в начале линии, и Йоси объяснила, чем им предстоит заниматься сегодня. — Начнем с «ленча карри». Тысяча двести штук. Я беру рис, вы работаете с коробками, понятно? Итак, Йоси встанет в самом начале линии, и именно от нее, как от чеки колеса, будет зависеть скорость работы и хода конвейера. У нее это получалось лучше всего, а потому Йоси всегда сама вызывалась выполнять данную операцию. Обязанность Масако заключалась в том, чтобы подавать ей контейнеры. Раскладывая пластиковые коробки, она оглянулась и посмотрела на Яои. Та едва шевелилась, двигаясь настолько медленно и нерасторопно, что вряд ли справилась бы и с самой легкой работой: накладывать карри. Стоявшая на следующей операции Кунико перехватила озабоченный взгляд Масако и пожала плечами, как бы говоря, что если Яои не способна даже на это, то они при всем желании помочь просто не в состоянии. — Что с ней? — нахмурившись, спросила Йоси. — Заболела? Масако покачала головой, однако ничего не сказала. Яои выглядела необычно рассеянной. Вот и сейчас она, пройдя вдоль линии, где уже не оставалось свободных мест, встала в конце, где нужно было разравнивать рис. Подавив вспышку раздражения, Масако шагнула к подруге и, наклонившись, прошептала: — Это тяжелая работа. — Знаю. — Поторопитесь, сейчас начинаем! — рявкнул, направляясь к ним, бригадир. — Что у вас, черт возьми, здесь творится? Выражение лица Накаямы скрывал козырек рабочей кепки, но маленькие глазки за стеклами очков блестели от злости. — Тебя только не хватало, — прошептала Йоси. — Придурок, — добавила себе под нос Масако, задетая тоном грозного бригадира, которого ненавидела всей душой. — Мне сказали разравнивать рис, — робко произнесла какая-то женщина, по виду новенькая. — Что надо делать? — Становись сюда. Я буду класть рис в коробку, а ты должна его разравнивать и ставить коробку на ленту, — вежливо, как ей казалось, объяснила Йоси. — Смотри на нее, — добавила она, указав на стоящую с другой стороны конвейера Яои, — и делай то же самое. — Понятно, — ответила новенькая, которая, видимо, так ничего и не поняла и растерянно оглядывалась по сторонам. Объяснять все еще раз было уже некогда, и Йоси нетерпеливо нажала кнопку пуска. Конвейер со стоном ожил, лента поползла. Масако заметила, что Йоси установила скорость чуть больше обычной. Из-за того, наверное, что все казались немного сонными, она решила растормошить их работой. Уверенными, отработанными движениями Масако передавала пластиковые контейнеры Йоси, которая подставляла коробку под раструб раздаточного автомата, откуда вываливалась кучка спрессованного риса. Йоси быстро взвешивала порцию на стоящих рядом с ней весах и отправляла ее дальше по линии. Каждый из стоящих у конвейера выполнял свою, строго определенную операцию: один разравнивал рис, другой добавлял соус карри, третий отрезан кусок замороженной курицы, четвертый клал ее на карри. Далее к ленчу прибавляли пикули, прикладывали пластиковую крышку, приклеивали пластиковую ложку и наконец контейнер запечатывали. Пройдя долгий путь по конвейеру, «ленч карри» был готов. Каждая смена всегда начиналась одинаково. Масако бросила взгляд на настенные часы. Всего лишь пять минут первого. Впереди еще пять с половиной часов на холодном бетонном полу. В туалет ходили по очереди, по одному — так легче заменяться. Желающий отлучиться сообщал об этом бригадиру и ждал своей очереди. Ожидание растягивалось порой до двух и даже более часов. Те, кто работал давно, уже поняли простую истину: вынести смену без особого ущерба для здоровья можно лишь тогда, когда все помогают друг другу, работают одной командой. Другого способа продержаться на этом месте достаточно долго не существовало. Примерно через час новенькая заохала и застонала, что незамедлительно отразилось на эффективности работы всей линии. Скорость движения ленты пришлось понижать. Масако заметила, что Яои, пытаясь помочь новенькой, начала прихватывать ее коробки, хотя едва справлялась со своими. Опытные работники хорошо знали, что разравнивать рис — дело особенно трудное, потому что из раздаточной машины он поступал в виде плотно спрессованных замороженных комков. Требовалась немалая сила и напряжение пальцев и мышц запястья, чтобы размять холодный кусок за те несколько секунд, в течение которых коробка проходит мимо. Стоять при этом приходилось сгорбившись, что быстро утомляло спину. Через некоторое время, обычно через час или около того, боль, появившаяся в спине, распространялась на плечи, так что человек уже не мог даже поднять руку. На эту операцию часто ставили ничего не подозревающих новичков, но сегодня и Яои, отнести которую к новичкам никак нельзя, едва поспевала за лентой. Поглядывая на нее время от времени, Масако постоянно видела одно и то же выражение угрюмой отстраненности. Наконец все тысяча двести контейнеров с «ленчем карри» были готовы. Женщины очистили конвейерную ленту и, не задерживаясь, перешли к выполнению второго задания. Теперь им предстояло упаковать две тысячи коробок так называемого «завтрака для чемпионов». Компонентов в нем было больше, чем в «ленче карри», поэтому к группе добавилось несколько мужчин-бразильцев. Йоси и Масако, как обычно, встали в самом начале. Кунико, всегда быстро оценивающая ситуацию, приберегла для Яои самую легкую операцию. Заключалась она в том, чтобы взять два куска свинины, по одному в каждую руку, окунуть их в соус и положить в коробку один на другой. Работа не требовала особого напряжения, человек мог менять позу, так что с ней вполне справится и Яои. Масако немного успокоилась и сосредоточилась на своем. Однако едва они закончили с этим заданием и начали готовить ленту для следующего, как произошла неприятность. Яои споткнулась о бак с соусом и грохнулась спиной на пол. Все оглянулись. Тяжелая металлическая крышка откатилась в сторону, к соседней конвейерной линии, а из опрокинувшегося бака хлынуло море пахучего красновато-коричневого соуса. Пол в цехе всегда был скользкий от жира и всего прочего, но рабочие привыкли к таким условиям, так что подобного рода происшествия случались крайне редко. — Какого черта! — заорал Накаяма, спеша к месту происшествия с бледным от ярости лицом. — Что ты наделала? Как ты могла пролить столько соуса? — Извините, — пробормотала Яои. Несколько мужчин швабрами уже ликвидировали последствия несчастья. — Я поскользнулась, Она сидела на полу, в луже соуса, совершенно растерянная и даже не пыталась подняться. — Вставай быстрее, — сказала, подойдя к ней, Масако. — Ты промокнешь. Наклонившись, чтобы помочь Яои встать, она увидела на животе, под выбившейся из штанов курткой, большой темный синяк. Не потому ли Яои такая несобранная? Синяк отчетливо, как печать Каина, проступал на белой коже. Масако неодобрительно поцокала языком и поспешно оправила на подруге куртку, пока никто ничего не заметил. Запасной одежды в раздевалке не было, так что Яои пришлось дорабатывать смену в испачканной на локтях и спине куртке. Густая жидкость быстро засохла, превратившись в бурую корку, и через ткань влага не просочилась, хотя запах, конечно, остался. Половина шестого. Сверхурочной работы не было, так что с окончанием смены все потянулись на второй этаж. Переодевшись, четыре женщины обычно брали кофе или «пепси» в автомате и минут двадцать сидели в комнате отдыха, не торопясь отправляться домой. — Ты сегодня сама не своя, — сказала Йоси, поворачиваясь к Яои. — Что случилось? Не молчи. После ночной смены лицо самой старшей женщины осунулось, посерело от усталости, на нем явно проступал возраст. Прежде чем ответить, Яои отпила кофе из бумажного стаканчика. — Поругалась вчера с мужем. — И что тут особенного? — рассмеялась Йоси, заговорщически переглядываясь с Кунико, которая как раз доставала из пачки тонкую сигарету с ментолом. — У вас с Кэндзи вроде бы все нормально, верно? — небрежно заметила она. — Ты, кажется, говорила, что он и за детьми присматривает. — Раньше присматривал, теперь — нет, — тихо произнесла Яои. Масако ничего не сказала. Глядя на подругу, она думала о том, что стоит только сесть, как усталость начинает растекаться по всему телу, и вставать уже не захочется. — В жизни всякое бывает, — заметила Йоси, которой, похоже, не терпелось поскорее сменить тему, отделавшись обычной банальностью. Может, потому, что она давно была вдовой. — Он спустил все наши сбережения, — неожиданно резко, даже зло бросила Яои. Остальные притихли, застигнутые врасплох столь откровенным признанием. Масако тоже закурила и, сделав затяжку, первой нарушила тишину. — На что же он их потратил? — Проиграл. Кажется, он играет в баккара или что-то в этом роде. — А я-то считала твоего мужа вполне надежным парнем. — Йоси покачала головой. — И почему только он ввязался в такие дела? — Это его надо спросить. — Яои тяжело вздохнула. — Ходит куда-то почти каждый вечер, но что за место, я даже и не знаю. — Сколько же он проиграл? — поинтересовалась, не сумев побороть любопытство, Кунико. — Около пяти миллионов, — чуть слышно прошептала Яои. Кунико поперхнулась дымом; в глазах ее промелькнула зависть. — Какой ужас, — пробормотала она. — А вчера вечером он меня ударил. Яои со злостью подняла полу рубашки и показала синяк. Йоси и Кунико переглянулись. — Наверняка он уже сожалеет о том, что так получилось, — попыталась успокоить подругу Йоси. — Мы с мужем, бывало, тоже все время дрались. Он был настоящая скотина. Но твой ведь не такой, правда? — Теперь даже и не знаю, — проговорила, потирая живот, Яои. Уже рассвело. День обещал быть похожим на предыдущий, жаркий и влажный. Йоси и Яои, приехавшие на работу на велосипедах, попрощались с Масако и Кунико, которые направились к парковочной стоянке. — Не очень-то дождливый в нынешнем году сезон дождей, — заметила Масако. — Похоже, опять будет засуха, — ответила Кунико, поглядывая на тяжелое, свинцовое небо. Лицо ее после работы поблескивало от жира. — Да, если так пойдет и дальше, — согласилась Масако. — Что, по-твоему, собирается предпринять Яои? — сдерживая зевок, спросила Кунико. Масако пожала плечами. — Я бы на ее месте развелась. И никто бы не задавал никаких вопросов. После того, что он сделал… — Да, наверное, — пробормотала Масако, думая, однако, что дело обстоит далеко не так просто, как представляется Кунико. В конце концов, у Яои маленькие дети. Все расходились по домам, но, похоже, Масако была не единственная, кто не знал наверняка, где этот самый дом. До стоянки дошли молча. — Спокойной ночи, — пожелала Кунико, открывая дверцу. — Тебе тоже, — ответила Масако. Было немного странно желать спокойной ночи в самом начале дня. Опустившись на сиденье, она заслонилась ладонью от яркого сияния утра. На нее вдруг навалилась усталость. |
Похожие:
 |
Нацуо Кирино Гротеск Но когда голос получают сами эти «ночные бабочки» и убивший их, как полагает полиция, китайский гастарбайтер, — вот тогда читателя... |