Брюс Липтон Биология веры: Недостающее звено между Жизнью и Сознанием Перев с англ. М.: Ооо издательство «София», 2008. 256 с
|
Скачать 2.27 Mb.
|
| Глава I Уроки чашки Петри: похвальное слово умным клеткам и умным студентам Неурядицы на райском острове На второй день моего пребывания на Карибах я предстал перед доброй сотней терзавших от нетерпения студентов. И тут до меня дошло, что далеко не все воспринимают здешние места как безмятежную райскую обитель. Для этих ребят Монсеррат являлся, скорее, линией фронта, которую им следовало прорвать во имя заветной мечты — врачебного диплома. Передо мной сидели люди всех рас и возрастов, большинство — молодые американцы с Восточного побережья. Среди них были и бывшие школьные учителя, и бухгалтеры, и музыканты, и монахиня, и торговец наркотиками и даже один шестидесятисемилетний пенсионер, изо всех сил старавшийся успеть в этой жизни как можно больше. При всех различиях, этих людей объединяло то, что они не сумели пройти чрезвычайно жесткий отбор на медицинских факультетах американских университетов и теперь хотели во что бы то ни стало доказать свою состоятельность и стать врачами. Большинство из них потратили все свои сбережения или связали себя кабальными контрактами, чтобы покрыть стоимость обучения на Монсеррате и дополнительные расходы, связанные с переездом. Многие, оказавшись вдали от своих семей, друзей и любимых, на первых порах чувствовали себя одинокими. И еще, им всем пришлось приспосабливаться к жутким жилищным условиям в здешних студенческих общежитиях. Тем не менее никакие трудности и препятствия не могли отвратить их от штурма заветной цели. До моего приезда им читали гистологию и клеточную биологию три профессора. Первый попросту бросил их на произвол судьбы и сбежал с острова через три недели после начала семестра. Второй уволился по болезни. Третий не знал предмет и в течение двух недель, предшествовавших моему приезду, зачитывал на лекциях главы из учебника, что надоело им хуже горькой редьки, но обеспечивало необходимое количество учебных часов. И вот, эти бедолаги лицезрели четвертого за семестр преподавателя. Я вкратце рассказал им о себе и дал понять, что буду требовать от них не меньше, чем от своих висконсинских студентов, ведь для того, чтобы получить разрешение на врачебную практику в США, они должны будут пройти аттестацию в той же Медицинской комиссии. Затем я достал из портфеля кипу экзаменационных билетов и устроил контрольную. Конечно, я рассчитывал, что мои новые подопечные, отучившись полсеместра, владеют хотя бы половиной материала курса. Минут десять в аудитории стояла мертвая тишина. Затем по ней как будто распространилась неведомая зараза, причем быстрее, чем это удалось бы смертоносному вирусу Эбола, — студентов охватила нервная лихорадка. По мере того как таяли отведенные на контрольную двадцать минут, их нервозность перерастала в панику. Наконец я сказал: «Время!», и аудитория буквально взорвалась нестройным хором сотни возбужденных голосов. Кое-как утихомирив присутствующих, я принялся зачитывать правильные ответы. Первые пять или шесть из них вызывали лишь сдавленные вздохи. Дойдя до ответа на десятый вопрос, я услышал мучительный стон. Кто-то из студентов правильно ответил на десять вопросов из двадцати, и это был лучший результат в группе. Еще нескольким удалось дать семь правильных ответов. Что касается остальных, они явно метили наугад и потому попали в цель максимум по одному — по два раза. Они сидели в оцепенении. Я посмотрел на их скорбные лица. По сути, им предстояло учиться заново. У меня защемило в груди — эти ребята напоминали изображенных на гринписовских плакатах детенышей тюленей, которых убивают дубинами безжалостные торговцы мехами. Вероятно, соленый, сдобренный *пряными тропическими ароматами морской воздух способствует приступам великодушия — мое сердце предательски дрогнуло. Неожиданно для самого себя я объявил, что для меня вопрос чести — сделать так, чтобы все они сдали выпускной экзамен, — разумеется, при условии надлежащего усердия с их стороны. Видели бы вы, какая надежда засветилась у них в глазах! Я почувствовал себя тренером, которому надо настроить команду на решающий матч, и разразился пламенной речью. Я сказал, что по своим умственным способностям они ничуть не хуже тех студентов, с которыми я работал в Соединенных Штатах, и что единственной причиной их провала на вступительных экзаменах в американские университеты стало то, что они не вызубрили учебный материал так, как их более усидчивые сверстники. Не нужно быть семи пядей во лбу, заявил я, чтобы изучить гистологию и цитологию. Элегантность природы в том, что она следует довольно простым законам, — достаточно их понять, и вы будете знать, как работает клетка. Это гораздо проще, чем зубрить факты и цифры. Мой вдохновенный спич раззадорил бедняг настолько, что они выходили из аудитории, рыча от желания порвать противостоящую им систему. Оставшись в одиночестве, я понял, какую ношу на себя взвалил. Некоторым из моих подопечных учеба была откровенно не по силам. Подготовка остальных оставляла желать лучшего. Я ступил на скользкий путь, моя островная идиллия грозила обернуться катастрофой и для меня как преподавателя и для моих студентов. Недавняя работа в Висконсине вдруг показалась мне сущим пустяком. В самом деле, там, помимо меня, курс гистологии и цитологии читали еще пятеро преподавателей кафедры анатомии, и соответственно, на мою долю приходил ось лишь восемь лекций из примерно пятидесяти. Безусловно, я знал весь лекционный материал, поскольку вел еще и лабораторные занятия, на которых студенты могли обратиться ко мне по любому вопросу, имеющему отношение к моему курсу. Но одно дело что-то знать и совсем другое — излагать то, что знаешь, на лекциях! У меня было три выходных дня, чтобы разобраться в ситуации, в которую я сам себя загнал. Впервые за многие годы мне приходилось самому отвечать за столь обширный учебный курс. Если бы нечто подобное произошло со мной дома, в Висконсине, я, вероятно, разнервничался бы и скис. Но здесь, на Карибах... провожая глазами тонущее в море солнце, я поймал себя на том, что не испытываю страха. Наоборот, осознание того, что мне больше не нужно подстраиваться под других профессоров, приводило меня в восторг. Я предвкушал захватывающее приключение! Клетки как маленькие человечки Как оказалось впоследствии, этому курсу лекций суждено было стать интеллектуальной вершиной моей академической преподавательской карьеры. Я сполна воспользовался своей свободой и излагал материал так, как считал нужным, согласно тем представлениям, которые уже несколько лет зрели в моей голове. Я всерьез полагал, и полагаю теперь, что понять физиологию и поведение клеток гораздо легче, если уподобить их маленьким человечкам. Как тут не вспомнить мои давние детские фантазии. Почему я, если можно так выразиться, очеловечиваю клетки? Потому что годы, проведенные у микроскопа, не лишили меня пиетета перед сложностью и могуществом того, что на первый взгляд кажется незамысловатыми комочками, движущимися в чашке Петри. Вероятно, вы помните из школьного курса основные элементы клетки: ядро, в котором содержится генетический материал, митохондрии — клеточные энергостанции, защитная оболочкамембрана и цитоплазма, заполняющая внутриклеточное пространство. Однако простота строения клетки обманчива; клетка — это целый мир, она использует сложнейшие технологии, в которых ученым еще только предстоит разобраться. С точки зрения большинства биологов, мое представление о клетках как о миниатюрных человечках — откровенная ересь. Подобные аналогии называются антропоморфизмом. Для «истинных» ученых антропоморфизм — смертный грех; тех, кто ему подвержен, они подвергают остракизму. Но не антропоморфична ли, по сути, и сама ортодоксальная наука? Биологи наблюдают за природой и придумывают гипотезы о том, как она устроена. Затем они разрабатывают и ставят научные эксперименты, позволяющие им проверить свои гипотезы на практике. Однако о какой свободе от антропоморфизма тут может идти речь? И гипотезы, и эксперименты — результат чисто человеческого мышления самих биологов. Иными словами, они неизбежно очеловечивают изучаемые ими объекты, и значит, хочется им этого или нет, оказываются виновными в антропоморфизме. Бессмысленный запрет на антропоморфизм — пережиток мрачного средневековья, когда церковные авторитеты не допускали и мысли о сходстве между человеком и другими Божьими творениями. Согласен, абсурдно очеловечивать электрическую лампочку, радиоприемник или перочинный нож, но изгонять эту мысль из современной биологии по меньшей мере глупо. Мы, люди, — существа, состоящие из множества клеток, уже одно это позволяет предположить, что у нас с ними есть нечто общее. Тем не менее давние иудеохристианские верования, согласно которым человек сотворен отдельно от прочих живых существ и не так, как они, до сих пор провоцируют наше высокомерие по отношению к этим «лишенным разума формам жизни, стоящим на низших ступенях эволюционной лестницы». Какая нелепость! Если вы посмотрите на себя с точки зрения отдельной клетки, ваш взгляд на мир и на собственное тело кардинально изменится. Вы увидите не знающее покоя сообщество из более чем 50 триллионов отдельных клеток. Пока я перебирал в голове эти мысли, перед моим мысленным взором снова и снова возникала картинка из энциклопедии, виденная мной еще в детстве. Картинка состояла из семи полупрозрачных страниц, на каждой из которых был изображен один и тот же контур человеческого тела. На первой странице этот контур очерчивал фигуру обнаженного человека. Переворачивая станицу, вы как будто снимали с человека кожу, обнажая мускулатуру. Затем, поочередно, вам открывался скелет, мозг и нервы, кровеносные сосуды и внутренние органы. Для своего карибского курса я решил дополнить эту иллюстрацию изображениями клеточных структур — так называемых органелл — миниатюрных «внутренних органов» клетки, плавающих в ее желеобразной цитоплазме. Дело в том, что органеллы — ядро (самая крупная органелла), комплекс Гольджи и вакуоли можно считать функциональными эквивалентами тканей и органов нашего собственного тела. Обычно клеточные структуры изучают отдельно от человеческой анатомии. Я же вознамерился объединить то и другое, дабы продемонстрировать своим студентам сходство человека и клетки. Это позволяло мне наглядно объяснить им, что клеточные органеллы подчиняются тем же самым биохимическим механизмам, что и наши внутренние органы, В человеческом теле нет ни одной функции, которой не было бы в отдельной клетке. Всякая эукариота (клетка, обладающая ядром) имеет функциональные эквиваленты человеческой нервной системы, системы пищеварения, системы дыхания, выделительной системы, эндокринной системы, костномышечной системы, системы кровообращения, наружных покровов (человеческой кожи), репродуктивной системы и даже примитивной иммунной системы, функционирование которой обеспечивается семейством особых антителоподобных белков, называемых убиквитинами. Кроме того, я собрался показать, что каждая клетка — разумное существо, способное жить самостоятельно (по сути, ученые доказывают это всякий раз, когда отделяют те или иные клетки и выращивают их культуру). Как у людей, у клеток есть свои желания; всем им присуща целеустремленность — они активно ищут благоприятные для них условия и избегают агрессивных ядовитых сред. Как и люди, клетки анализируют тысячи сигналов, поступающих извне, от их микроокружения. Анализируя эти сигналы, они вырабатывают необходимые поведенческие реакции, обеспечивающие их выживание. И так же как люди, клетки способны учиться. Они приобретают опыт взаимодействия с окружающей средой, помнят о нем и передают его своим потомкам. Например, когда в тело ребенка проникает вирус кори, каждая еще незрелая клетка его иммунной системы получает команду создать новый ген, который послужит «шаблоном» для последующей выработки защитного противокоревого белка. Разные участки ДНК иммунных клеток кодируют синтез тех или иных уникальных белковых фрагментов. По-разному перетасовывая эти участки ДНК, иммунные клетки создают огромный массив генов, на основе которых строятся различные белки-антитела. Если незрелой иммунной клетке ребенка удается выработать белок-антитело, более или менее комплементарный, то есть физически соответствующий внедрившемуся в организм вирусу кори, эта клетка активируется и в ней запускается чрезвычайно любопытный механизм, называемый аффинным созреванием. Данный механизм позволяет клетке точнейшим образом «подогнать» строение белка-антитела вплоть до полнейшей комплементарности вторгшемуся вирусу кори [Li, et al, 2003; Adams, et al, 2003]. Далее, при помощи процесса соматической гипермутации активированные иммунные клетки размножают исходный ген готового белкаантитела сотнями копий. Однако каждая очередная копия оказывается слегка мутировавшей, отличной от оригинала, благодаря чему она кодирует синтез белкаантитела, несколько отличающегося по своему строению. Из множества вариантов исходного гена иммунная клетка выбирает наилучший. Процедура соматической гипермутации повторяется до тех пор, пока иммунная клетка не получит белок-антитело, представляющий собой идеальный физический «слепок» с вируса кори [Wu, et al, 2003; Blanden and Steele 1998; Diaz and Casali 2002; Gearhart 2002]. Такой «слепок» инактивирует вторгшийся вирус и помечает его как подлежащий уничтожению, тем самым ограждая ребенка от пагубного воздействия кори. Иммунные клетки детского организма хранят генетическую память о полученном белке-антителе и передают его ген своим потомкам. Как следствие, если в будущем ребенок снова подвергнется атаке вируса кори, его иммунная система практически мгновенно обеспечит ему необходимую защиту. Эти удивительные умения клетки в области генной инженерии свидетельствуют о том, что она, если можно так выразиться, способна развиваться «интеллектуально» [Steele, et al, 1998]. Умные клетки объединяются Не стоит удивляться тому, что клетки такие умные. Ископаемые окаменелости свидетельствуют о том, что одноклеточные организмы были первыми формами жизни на этой планете. Они существовали уже спустя 600 миллионов лет после возникновения Земли. В последующие 2,75 миллиарда лет наш мир был населен исключительно свободноживущими одноклеточными организмами — бактериями, водорослями и амебоподобными простейшими. Около 750 миллионов лет назад возникли первые многоклеточные формы жизни. Поначалу они представляли собой колонии свободных одноклеточных организмов, насчитывавшие от нескольких десятков до нескольких сотен «сограждан». Позднее клетки оценили эволюционные преимущества совместной жизни и появились сообщества, включающие миллионы, миллиарды и даже триллионы взаимосвязанных и социально взаимодействующих клеток. Такие гигантские клеточные сообщества, которые видны невооруженным глазом, биолог классифицирует как растения и животных. Но чем бы мы их ни считали — мышью, собакой или человеком, они все равно останутся тем, что собой представляют, а именно — высокоорганизованными объединениями миллионов и триллионов клеток. Эволюционным толчком к разрастанию многоклеточных сообществ стало стремление к выживанию. Чем больше организм информирован о своем окружении, тем выше его шансы выжить. Объединяясь друг с другом, клетки кардинально увеличивают свою информированность о внешнем мире. Если каждой отдельной клетке условно приписать уровень информированности X, то потенциальная совокупная информированность колониального клеточного организма равна, как минимум, X умноженному на число входящих в него клеток. Высокая плотность «населения» клеток в организме заставила их структурировать свою среду обитания. Оказалось, что им гораздо выгодней специализироваться. Причем эффективность распределения между ними их функций даже не снилась сегодняшним большим корпорациям. В процессе цитологической специализации, которая начинается еще на стадии зародыша, формируются конкретные ткани и органы. Распределение обязанностей между членами таких клеточных сообществ запечатлевается в генах каждой входящей в них клетки, что существенно увеличивает эффективность всего организма и его способность к выживанию. В больших организмах лишь небольшое число клеточных особей специализируется на улавливании сигналов из окружающей среды. Эту роль взяли на себя группы клеток, образующие ткани и органы нервной системы. Функция нервной системы — воспринимать окружающее и координировать поведение всех остальных клеток большого клеточного сообщества. Благодаря такому «распределению труда» клетки могут осуществлять свою жизнедеятельность, тратя гораздо меньше ресурсов, чем если бы им приход ил ось выживать поодиночке. Вспомните старую пословицу: «Вдвоем тратишь столько же, сколько в одиночку». Или сравните стоимость постройки трехкомнатного особняка и трехкомнатной квартиры в многоэтажном доме на сотню квартир. Возьмем для примера американский капитализм. Генри Форд увидел преимущества узкой специализации и ввел ее на сборочных линиях своих автомобильных заводов. До Форда бригада рабочих — мастеров на все руки тратила на сборку автомобиля неделю. У Форда каждому рабочему была поручена одна простая операция. В результате они стали собирать автомобиль не за неделю, а за полтора часа. Увы, достаточно было Чарльзу Дарвину провозгласить, что эволюция — это непрекращающаяся ни на секунду грызня за лучший кусок, и мы предпочли забыть о столь необходимом для эволюционного развития сотрудничестве. Для Дарвина жестокая конкуренция и насилие — не только часть животной человеческой природы, но и главный движитель эволюционного процесса. В заключительной главе своей книги «О происхождении видов путем естественного отбора или сохранении благоприятствуемых пород в борьбе за жизнь» он писал о неизбежной борьбе за существование и о том, что в основе эволюции лежат голод и смерть. Прибавьте сюда его веру в то, что эволюция происходит случайным образом, и вы получите Теннисоновский* мир «красных от крови зубов и когтей» — череду бессмысленных схваток ради собственного выживания. * Теннисон Альфред (Tennyson, Alfred) (18091892) — английский поэт, наиболее отчетливо выразивший воззрения и надежды викторианской эпохи. Эволюция без окровавленных когтей Безусловно, Дарвин — самая известная персона из всех ученых эволюционистов. Однако впервые эволюция как научный факт была заявлена французским биологом ЖаномБатистом де Ламарком [Lamarck 1809, 1914, 1963]. Даже Эрнст Майр, главный архитектор современного «неодарвинизма», привнеситего в старую добрую дарвиновскую теорию генетику XX века, признает приоритет Ламарка. В своем фундаментальном труде «Эволюция и разнообразие жизни» [Мауг 1976, р. 227] Майр писал: «Мне представляется, что у Ламарка гораздо больше прав претендовать на звание основоположника теории эволюции, каковым его и в самом деле почитает ряд французских историков... Он был первым, кто посвятил целую книгу прежде всего изложению теории органической эволюции. Он первым представил всю систему животного мира как продукт эволюции». Дело даже не в том, что Ламарк изложил свою теорию за полвека до Дарвина. Ламарк описал значительно менее жестокий вариант эволюционного механизма. Согласно его теории, в основе эволюции лежит кооперативное взаимодействие организмов со своим окружением, которое дает возможность различным формам жизни выживать и развиваться в динамичном мире. Ламарк полагал, что организмы адаптируются к своему меняющемуся окружению и затем передают приобретенные ими свойства по наследству. Что интересно, теория Ламарка вполне согласуется с описанными выше современными воззрениями биологов на деятельность иммунной системы. На теорию Ламарка тут же ополчилась церковь. Его предположение, что человек развился из низших форм жизни, было отвергнуто попами как еретическое. Что касается ученых того времени, они Ламарка попросту высмеяли. Окончательно дискредитировал теорию Ламарка немецкий биолог Август Вейсман. Чтобы проверить, действительно ли признаки, приобретенные в результате взаимодействия с окружающей средой, передаются по наследству, он отрезал хвосты мышам — самцу и самке и затем скрестил их. Увы, приобретенная родителями «бесхвостость» не передалась потомкам. Продолжая эксперимент, Вейсман получил двадцать одно поколение мышей, и ни одна особь не родилась бесхвостой. В итоге экспериментатор сделал вывод, что представления Ламарка о наследовании признаков ложны. Но был ли эксперимент Вейсмана проверкой теории Ламарка? По словам автора биографии Ламарка Л. Иордановой, сам Ламарк считал, что «...законы, управляющие живыми существами, ведут к возникновению все более сложных их форм в течение чрезвычайно продолжительных периодов времени» fjordanova 1984, р. 71]. Эксперимент Вейсмана длился всего пять лет. Кроме того, Ламарк никогда не утверждал, что наследуется вообще любое изменение, претерпеваемое организмом. По его словам, организмы «ухватываются» за те или иные признаки (например, наличие или отсутствие хвоста), когда те необходимы им для выживания. Быть может, по мнению Вейсмана, мышам гораздо легче выжить без хвостов, но спрашивал ли он об этом у самих мышей? Как бы то ни было бесхвостые мыши Вейсмана подорвали научную репутацию Ламарка. Его теория была ошельмована. В своей книге «Эволюция эволюциониста» Конрад Уоддингтон, специалист по вопросам эволюции из Корнеллского университета, писал: «Ламарк — одна из наиболее выдающихся фигур в истории биологии, и при этом его имя стало едва ли не ругательным. Большинство ученых обречены на то, что их вклад в науку рано или поздно утратит свое значение, но очень мало найдется тех, чьи работы даже спустя два столетия отвергаются с таким негодованием, что иной скептик может заподозрить, нет ли тут чегото вроде угрызений совести. Говоря откровенно, мне кажется, что к Ламарку отнеслись несправедливо» [Waddington 1975, р. 38]. Эти слова Уоддинггона, написанные им тридцать лет назад, оказались пророческими. Сегодня, под давлением новых научных фактов, теория Ламарка подвергается глубокой переоценке. Вот заголовок статьи в престижном журнале «Сайенс»*: «Не был ли Ламарк в чем-то прав?» [Batler 2000]. Оказывается, тот, кого так долго хулили, не так уж и ошибался, а тот, кого мы привыкли превозносить до небес, не был непогрешим. * Неоднократно упоминаемые в книге журналы «Сайенс» (Science; «Наука») и «Нэйчур» (Nature; «Природа») — ведущие научные журналы, по своему весу в научном мире намного превосходящие большинство периодических изданий. Почему в наши дни многие ученые-эволюционисты пересматривают свое отношение к Ламарку? Потому что они не могли не обратить внимание на ту огромную роль, которую играет в поддержании жизни в биосфере сотрудничество! Ученым давно известно о симбиотических отношениях в природе. В своей книге «Чего не видел Дарвин» (Darwin's Blind Spot [Ryan 2002, p. 16]) британский медик Фрэнк Райан приводит пример отношений морских рачков и рыбки гоби: пока рачки собирают пищу, рыбка гоби бдительно охраняет их от хищников. Другой пример из его книги — ракотшельник, таскающий на своей раковине розовую анемону: «Рыбы и осьминоги были бы не прочь полакомиться ракомотшельником, но, как только они приближаются к нему, анемона выбрасывает им навстречу свои ярко окрашенные щупальца, усеянные микроскопическими ядовитыми жалами, заставляя гореохотников искать добычу гденибудь в другом месте». Эти отношения выгодны и агрессивной анемоне: она не только ездит на раке-отшельнике, но и питается остатками с его стола. Современные представления о сотрудничестве в природе идут гораздо дальше подобных легко наблюдаемых явлений. «Биологи начинают все отчетливей понимать, что живые организмы эволюционировали совместно с различными микроорганизмами, необходимыми им для здоровья и нормального развития, и продолжают вести с ними совместное существование», — говорится в недавней статье из журнала «Сайенс», озаглавленной «"Маленькая" помощь наших маленьких друзей» [Ruby, et al, 2004]. Подобные партнерские отношения изучает так называемая «системная биология». По иронии судьбы в последние десятилетия люди объявили микроорганизмам настоящую войну. Мы убиваем их всеми доступными средствами — от антибактериального мыла до антибиотиков. Но ведь многие бактерии нам попросту необходимы! Достаточно вспомнить о том, что без полезных бактерий в нашей пищеварительной системе мы попросту не смогли бы жить. Они помогают нам переваривать пищу и делают возможным всасывание необходимых витаминов. Вот почему бездумное применение антибиотиков недопустимо. Антибиотики — примитивные убийцы, они губят полезные бактерии точно так же, как и вредные. Недавние исследования в области генетики выявили еще один механизм межвидового сотрудничества. Если раньше считалось, что гены передаются исключительно родителями потомкам, ныне стало ясно: передача генов, иными словами генный трансфер, имеет место и между отдельными представителями одного и того же вида, и между различными видами! Такой генный трансфер существенно ускоряет эволюцию, поскольку благодаря ему организмы могут воспользоваться опытом, приобретенным другими, весьма отличающимися от них организмами [Nitz, et al, 2004; Pennisi 2004; Boucher, et al, 2003; Dutta and Pan, 2002; Gogarten 2003]. Это означает, что между разными биологическими видами нет непроницаемых стен. Дэниел Дрелл, руководитель программы Департамента энергетики США по изучению генома микроорганизмов, сказал в интервью журналу «Сайенс» (2001 294:1634): «...теперь нам не так-то просто сказать, что такое биологический вид» [Pennisi 2001]. В то же время внутри и межвидовой генный обмен заставляет нас подумать об опасностях генной инженерии. Становится очевидным, что игры биологов, например, с генами помидора могут непредсказуемым образом затронуть всю биосферу. Одно из недавних исследований показывает, что генетически модифицированная пища изменяет свойства полезной микрофлоры кишечника человека. [Heritage 2004; Netherwood, et al, 2004]. Аналогичным образом, генный трансфер между генетически модифицированными сельскохозяйственными культурами и соседствующими с ними обычными полевыми растениями приводит к появлению сверхустойчивых «суперсорняков» [Milius 2003; Haygood, et al, 2003; Desplanque, et al, 2002; Spencer and Snow 2001]. Ha беду, генным инженерам нет дела до реалий генного трансфера, и мы начинаем пожинать катастрофические плоды их недальновидности уже сегодня — искусственно сконструированные гены, бесконтрольно распространяясь, изменяют живые организмы [Watrud, et al, 2004]. Специалисты предупреждают: если мы не осознаем общность генетической судьбы всех биологических видов и необходимость сотрудничества с природой, существование человечества окажется под угрозой! Нам необходимо отказаться от дарвинизма, апеллирующего к интересам обособленного индивидуума, и вооружиться теорией, подчеркивающей значение сообществ. Британский ученый Тимоти Лентон приводит свидетельства того, что эволюция обусловлена межвидовым взаимодействием в большей степени, чем взаимодействием отдельных особей одного и того же вида. В 1998 году он писал в журнале «Нэйчур»: «...нам необходимо принимать во внимание всю совокупность организмов и их материальное окружение, чтобы понять, какие из признаков склонны сохраняться и доминировать» [Lenton 1998]. Отсюда еледует, что эволюция есть сотрудничество групп, а не индивидуумов. Лентон говорит о своей приверженности разработанной Джеймсом Лавлоком теории Геи, согласно которой Земля и все обитающие на ней виды представляют собой единый сверхорганизм. Сторонники данной гипотезы доказывают, что любое вмешательство, лишающее этот сверхорганизм присущего ему внутреннего равновесия, — будь то уничтожение тропических лесов, разрушение озонового слоя или генная инженерия — угрожает его (а значит, и нашему!) благополучию. Результаты недавних исследований, финансированных Британским советом по изучению природной среды, свидетельствуют о том, что эти опасения отнюдь не беспочвенны [Thomas, et al, 2004; Stevens, et al, 2004]. В истории нашей планеты массовое вымирание живых существ происходило пять раз, и всякий раз — по внеземным причинам: таким, например, как столкновение Земли с кометой. Автор одного из недавних исследований заключает, что «мир природы переживает сегодня шестой и наиболее масштабный период массового вымирания за всю свою историю» [Lovell 2004]. Однако сейчас, как пишет один из авторов цитированного выше исследования Джереми Томас: «Насколько мы можем судить, причиной массового вымирания биологических видов является один-единственный живой организм, а именно — человек». Практические выводы из уроков клеток Годы преподавания на медицинском факультете убедили меня в том, что наилучшим воплощением дарвиновского закона выживания сильнейшего являются студенты-медики. Их жесткой конкуренции и взаимному подсиживанию могут позавидовать даже юристы. Но откуда столь оголтелый дарвинизм у тех, кто готовится получить профессию врача, подразумевающую искреннее сострадание к людям? Это всегда казалось мне несколько странным. Тяготившие меня стереотипы по поводу студентов-медиков изрядно пошатнулись на Карибах. После произнесенной мной вдохновенной речи мои незадачливые бойцы сплотились в настоящую команду и сотворили невозможное — они все вместе успешно завершили семестр! Более сильные помогали отстающим и благодаря этому сами становились сильней. В итоге все закончилось голливудским хэппиэндом. Экзамен, который им пришлось сдавать, был ничуть не легче, чем в Висконсинском университете. И я не могу сказать, что эти «отверженные» справились с ним хоть скольконибудь хуже, чем их «элитарные» коллеги в США. Позднее многие из моих тогдашних студентов рассказывали мне, что вернувшись домой и встречаясь со сверстниками, окончившими американские университеты, они с удовлетворением убеждались в том, что лучше понимают принципы, которым подчинена жизнь клеток и целых организмов. Само собой, я был в восторге от того, что моим подопечным удалось сотворить такое чудо. Но как именно они смогли этого достичь, я понял лишь спустя годы. Тогда же мне казалось, что все дело в моей изобретательности (впрочем, я и сегодня считаю, что сопоставление биологии человека и клетки — хороший способ подачи материала). Сейчас, обосновавшись на научной территории, которую, как уже было сказано, многие считают владениями слегка сумасшедшего доктора Дулиттла, я полагаю, что успех моих студентов во многом объясняется тем, что они отказались от поведения, принятого в среде их американских коллег. Вместо того чтобы копировать эгоистичных умников-студентов, они поступили так, как ведут себя умные клетки, — объединились и стали еще умней. Нет, у меня и мысли не было предлагать им учиться жить у клеток — все-таки я был воспитан в духе традиционной науки. Но мне доставляет удовольствие думать, что они двинулись в этом направлении интуитивно, после моих восторженных рассказов о способности клеток группироваться и создавать сложные и конкурентоспособные организмы. И еще, сейчас я думаю (тогда мне это тоже не приходило в голову), что еще одной причиной успеха моих студентов стало то, что я не ограничился похвалой в адрес клеток. Я хвалил и их самих! Чтобы быть образцовыми студентами, им требовались свидетельства того, что их воспринимают как таковых. В последующих главах я покажу, что очень многие из нас живут ограниченной жизнью не потому, что иначе нельзя, а потому, что они думают, будто только так и можно. Но тут я забегаю вперед. Сейчас достаточно сказать, что за четыре месяца в Карибском раю я окончательно прояснил свои взгляды на клетки и на те уроки, которые они преподают людям. Иными словами, я нашел путь, ведущий к пониманию Новой биологии — науки, решительно отбрасывающей и пораженчество наследственной генетической запрограммированности и дарвинизм с его выживанием сильнейших. |
Похожие:
 |
Книга издана с разрешения Writers House и Synopsis Literary Agency © «София» Исцеление днк: Перенастройка вашего генетического кода для здоровой и успешной жизни / Перев с англ. — М.: Ооо издательство «София»,... |
 |
Книга издана с разрешения Writers House и Synopsis Literary Agency © «София» Исцеление днк: Перенастройка вашего генетического кода для здоровой и успешной жизни / Перев с англ. — М.: Ооо издательство «София»,... |
|
Книга издана с разрешения Writers House и Synopsis Literary Agency © «София» Исцеление днк: Перенастройка вашего генетического кода для здоровой и успешной жизни / Перев с англ. — М.: Ооо издательство «София»,... |
|
Мичио каку параллельные миры «софия» 2 0 0 8 Об устройстве мироздания,... К16 Параллельные миры: 06 устройстве мироздания, высших измерениях и будущем Космоса / Перев с англ. — М.: Ооо издательство «София»,... |
|
Каплан Роберто Сознательное зрение. Глаза помогают нам изменить свою... В людях, упомянутых в этой книге, соединены черты моих прошлых и нынешних пациентов, с которыми мне довелось работать. Совпадения... |
|
Руководство по исцелению себя, окружающих и планеты Земля ©: ООО издательство «София» Дайяна Стайн Основы психического целительства при содействии духовных покровителей |
|
Ия супружеских пар linda Berg-Cross couples therapy the Havorth Clinical... Б 48 Терапия супружеских пар / Перев с англ. Н. Рассказовой, А. Багрянце-вой. М.: Изд-во Института психотерапии, 2004. 528 с |
|
Сборник статей участников С48 Слово, высказывание, текст в когнитивном, прагматическом и культурологическом аспектах: сб ст участников IV междунар науч конф.,... |
|
Множество психологов называют науку «осознанного сновидения» самым... Пер с англ. — К.: «София», Ltd, M.: Из-во Трансперсонального Института. 1996. — 288 с |
|
Руническое учение Руническое учение: Введение в эзотерическую рунологию / Пер с англ. — М.: София, Гелиос, 2002. — 320 с |
|
The flower of life Издательство «София») isbn 5-344-00087-1 (Издательский Дом «Гелиос») isbn 1-891824-21-х (Light Technology Publishing) |
|
Тимоти Феррис Как работать по четыре часа в неделю Издание на русском языке, перевод на русский язык. Ооо «Издательство «Добрая книга», 2008, 2010 |
|
Бизнес-план инвестиционного проекта по организации производства розлива... В соответствии с договором №852 от 27 мая 2008 г., заключенным между Вами и ООО "тк "Арбат", мы произвели оценку инвестиционных вложений... |
|
Терапия супружеских пар Б 48 Терапия супружеских пар / Перев с англ. Н. Рассказовой, А. Багрянце-вой. М.: Изд-во Института психотерапии, 2004. 528 с |
|
Лоуэн А. Психология тела: биоэнергетический анализ тела/Пер, с англ. С. Коледа Лоуэн А. Психология тела: биоэнергетический анализ тела/Пер, с англ. С. Коледа – М.: Институт Общегуманитарных Исследований. 2006... |
|
Закон Итальянской Республики №194 от 22 мая 1978 г о социальной защите... Понкин И. В. Демография: зарубежный опыт правового регулирования / Перев сост. И. В. Понкин / Институт государственно-конфессиональных... |