«На грабли не наступать!»
|
Скачать 3.37 Mb.
|
|
АРЪЕРГАРД.РУ «На грабли не наступать!» (Другое прочтение Афганской войны. Выводы для России без границ) Война закончилась? Да здравствует война! Олег Михайлович Блоцкий С-87: На бумаге все просто. Подписали документы высокие договаривающиеся стороны - и нет войны. Отдали приказ отцы-командиры - и потянулись к местам постоянной дислокации колонны с боевой техникой и людьми. Вывод войск! Потом, что совсем непригодно из амуниции и машин, спишут, другое - получше - станут латать и ремонтировать. Гораздо сложнее с душами солдат, у которых эта самая война забрала часть жизни, много нервов и здоровья, а так же некоторых друзей. Первое, что испытывают солдаты, покидающие войну, - невероятную радость. Позади холод, голод, жара, грязь, пыль, вши, постоянный недосып, нервное напряжение и непременное опасение быть убитым. Причем умереть не легко, то есть сразу, а в мучениях и боли. Впереди, по твердому убеждению выводящихся, - абсолютная свобода, покой и счастливая мирная жизнь, которую множество раз рисовали они в своем воображении. Действительность, на поверку, по мере продвижения в ней недавнего фронтовика, оказывается совершенно иной. Ветеран страстно хочет, чтобы его всюду - в аэропорту, на железнодорожном вокзале, в поезде и на улице замечали, моментально догадывались, откуда он, понимали, что творится на душе у парня в военной форме, и оказывали соответственные знаки внимания. Окружающие, в свою очередь, озабоченные собственными многочисленными житейскими проблемами и невеселыми перспективами, вообще не обращают внимания на человека в форме. Мало ли в ней бродит всякого народа? Подобное невнимание обижает солдата. Ведь он - с войны. И для того чтобы люди вокруг это поняли, порой фронтовик ведет себя вызывающе: напивается, задирает окружающих, стараясь тем самым привлечь долгожданное внимание. Но, как правило, все заканчивается военной комендатурой или ближайшим отделением милиции. Если фронтовик не ведет себя нагло, не размахивает кулаками, крича что-либо типа: "Я там - в окопах, а вы здесь все время в тылу ошивались", - то к нему относятся мягко, не передают в армейскую комендатуру, не отбирают самым наглым образом большую часть денег и что-либо из нехитрых армейских пожитков, а отпускают на волю с обязательным напутствием: "Пей, братан, конечно же, пей! Пей по полной, но только дома, дурак, дома. А в дороге не надо. Много чего плохого может приключиться с тобой в дороге!" Вот так, сквозь повальное человеческое равнодушие к своей персоне и редкое, а поэтому и вовсе неожиданное, сочувствие добирается, в итоге, солдат с войны к отчему дому. В представлении молодого человека там все по-прежнему, как было в самый последний день перед уходом в армию. Но и это оказывается очередной иллюзией: родители постарели, в доме новых вещей не прибавилось, а друзья-товарищи с головой ушли в омут суетной взрослой жизни. Подавляющее большинство солдат, прошедших войну, - это представители провинции и, вместе с этим, беднейших социальных слоев страны. Поэтому, очутившись в своей деревеньке или городке, где пышным цветом расцвело какое-то нищенское и вместе с тем полу криминальное существование, и где практически все малолетки поголовно мечтают стать или бандитами, или бизнесменами, фронтовик с удивлением отмечает, что внешне (дома, улицы, переулки) вроде бы ничего и не изменилось, но в то же время произошло за два года что-то такое с людьми, чего он понять и объяснить ну никак не может. Внимание друзей и близких к ветерану поверхностно и непродолжительно, а его скупые рассказы о службе не вызывают острейшего любопытства, тем более, что о чем-то подобном все уже много раз были от кого-то наслышаны. Да и сам ветеран тоже не стремится к откровениям. Более того, с каждым днем он убеждается, что общих тем с бывшими приятелями у него, в принципе, и нет. Напротив, это друзья торопятся сообщить бывшему солдату все новости, пропущенные им, и которые по накалу своему оказываются не менее захватывающими, чем военная кампания: Сереге недавно малолетки металлическим прутом голову проломили; Колька-самбист, "закосив" от армии, ушел в какую-то группировку, ворует и ездит на "шестерке", не новой, правда, но грозится купить "девятку"; Саня, который даже до восьмого класса доучиться не смог, теперь спекулянт, вернее, как это - бизнесмен, коммерсант, во, трусами, что ли (ха-ха-ха), торгует, но деньги есть: каждый вечер - новая "соска"; Жорка, ну тот, который на гитаре классно играл, наркоман теперь, на игле висит, дрянь всякую разводит и по вене пускает, доходяга доходягой на вид. Светка твоя? А что твоя Светка? Она же тебе писала, что не любит тебя? Во, брат, давай за это и выпьем, что все они одинаковы. Светка твоя теперь большой человек - торгует в коммерческом ларьке, который возле вокзальчика стоит. Да, где раньше "Союзпечать" была. К бабе твоей теперь так просто не подойдешь. Леха на заводе вкалывает. Да какая там теперь работа - денег уже как полгода не платят, и, вообще, говорят, что скоро заводу кранты - закрывать будут; а кроме него, почитай, другой работы и нет. Так что или уезжать в большой город, воровать или спиваться. Да, "Чибиса" помнишь? Мелкий такой, вечно сопливый. Он года на два младше нас был. Сидит теперь "Чибис" и Колька Большаков сидит. По пятерке на рыло дали. А денег у родителей, чтобы откупить, не нашлось. Слушая бесчисленные рассказы товарищей об их драках, ожесточившемся противостоянии районов, не совсем складной личной жизни, о стремительном моральном падении общих знакомых, приходит постепенно ветеран к мысли, что ничего он в этой нынешней мирной жизни не понимает, не такой он себе ее представлял, что он совершенно не знает, как войти, вползти в нее, и что, самое главное, - это совсем не та жизнь, о которой он мечтал там, и что не хочет он подобного для себя. Вместе с этим бывший солдат медленно, однако совершенно неотвратимо (а от этого ему прямо-таки становится не по себе) начинает понимать, что никому он со своими фронтовыми переживаниями не нужен, кроме родителей. Да и те понимают его совершенно превратно, безумно расстраиваясь или ругаясь, когда он вваливается в дом чрезмерно пьяным. Такое существование не устраивает ветерана. И с каждым днем все сильнее сквозь дурман окружающей жизни пробивается в нем желание вернуться туда - на войну, где все было, как теперь ему кажется, ясно. Человеческая память имеет свойство затушевывать все плохое и выпячивать хорошее. А теперь таковым кажется фронтовику почти все, что было с ним на фронте: воинский коллектив, в котором он занимал свое прочное место; незатейливые солдатские обязанности, ответственность и чувство долга, которые были у него там. Это он называет другими словами: "Я был там нужен". Но обратно дороги нет: война для солдата закончилась. И, поняв это, помаявшись еще немного, большинство бывших фронтовиков выбирает свою войну: кто идет в милицию, кто в бандиты, а кто-то окончательно становится нервным и вспыльчивым. А власти просто поставили точку в очередной военной кампании. Но судьбы солдатские - не бумажки и так просто у них месяцы войны не вычеркнешь. Поэтому многие солдаты если не говорят, то готовы произнести как заклинание: "Война закончилась? Да здравствует война!" Вечное возвращение. Александр Николаевич Карпенко В-87у: Когда мы служили в Афганистане, никто из нас даже не подозревал о том, каким долгим окажется наше возвращение на родную землю. От прибытия до активного включения в активную жизнь. Получалась странная картина: люди, не успев прожить и нескольких дней в окружении родных и близких, уже рвались обратно, в ту страну, где они получили боевое крещение. Это повергло в недоумение многих ветеранов Отечественной войны: свою войну они проклинали и были далеки от желания вновь принять в ней какое-то участие. «Странные люди эти афганцы», - недоумевали они. Какова же природа этой странности? Почему нам время от времени хотелось вернуться назад, оставив дома свои семьи? Так ли велико в нас это желание теперь? Пожалуй, это желание всё-таки постепенно убывает со временем, по мере того, как «афганцы», поначалу отторгнутые средой, парируют это отторжение за счёт своих бойцовских качеств. Но полная адаптация не происходит, она, по-видимому, просто невозможна. Почему? Видимо, потому, что там было нечто такое, чего катастрофически не хватает здесь… Была дружба, спаянная кровью. Я не знаю, обязательно ли нужна кровь для того, чтобы дружба была прочной, - это было бы слишком горькой правдой. И ещё было понимание с полуслова, которое роднит совершенно разных по характеру и воспитанию людей. На полях сражений рождалась философия общего дела. Никто не смог бы выжить, будь он сам по себе. Каждый был виден, как на ладони. Лица просвечивали. Я бы назвал это военным коммунизмом. Да и возможен ли на практике какой-либо иной коммунизм?.. Мы привезли из Афганистана дружбу, взаимовыручку, человечность. Но здесь, в России, они не всегда приживаются. Нас не оставляет ощущение половинчатости. Почему это происходит? Попытаемся разобраться. И наши будущие приобретения – это осмысление наших прошлых и настоящих потерь. Собственно, всё упирается в осмысление пережитого. Сейчас много говорят о таком феномене, как песни, стихи бывших воинов. Здесь я хочу сказать о двух вещах. Первое. Любая доля вымысла в художественных произведениях в войне, теми, кто воевал, сразу воспринимается как ложь. Вот почему не воевавшим профессионалам так сложно написать песню или снять правдивый фильм о войне. Надо перечувствовать это самому. И первая степень правдивости – это документализм. Пока ещё живы участники тех событий. А вторая – художественное преломление действительности через себя. И поэзия самих воинов оказывается здесь впереди вовсе не потому, что она более оперативна. Нет, это происходит главным образом потому, что стихи, песни – это концентрированный сгусток впечатлений, опыта, который оплачен кровью. И этот опыт ничем другим, даже виртуозным талантом, не заменишь. В нескольких строчках могут уместиться все девять лет «Афгана». Андрей Вознесенский когда-то писал о «ностальгии по настоящему». И вот возникло это самое настоящее – и захотелось задержаться в песнях и стихах, чтобы достичь родного края, пересечь государственную границу ещё до того, как свои первые шаги по родной земле сделают их авторы. В 18-20 лет формируется мировоззрение человека. Афганистан дал нам мощный толчок. Произошла резкая поляризация понятий. Если здесь, в нашей жизни, всё размыто, призрачно, то там, на войне, всё предельно конкретно. Жизнь и смерть. Добро и зло. Все стороны личности обнажены. И бессмысленно пытаться что-либо скрыть… После Афганистана начали писать даже те, кто и не думал браться за перо. Но потрясение нужно выразить. И пробуждается дремлющий дар. Часто это бывает непрофессионально, но, если человек талантлив, всё равно появляются те самые строчки, в которых – вся душа… Борис Александрович Подопригора В-78 “Черный тюльпан”: пока живы эмоции... К 25-летию ввода советских войск в Афганистан Не скажешь, что ввод наших войск в Афганистан стал неожиданностью для всех. Мысли на этот счет наводил нескрываемый холод газетных строк сначала про неожиданную болезнь (читай - арест), затем про внезапную смерть (значит, убийство) “основателя и бывшего генерального секретаря ЦК Народно-демократической партии Афганистана, вождя саурской революции, большого друга советского народа Нур Мухамеда Тараки”. Привыкшие читать между строк, многие поняли - будут последствия... Невостребованные журналы для политзанятий 20 декабря 1979 года в воинскую часть недалеко от Ферганы соседи-десантники привезли несколько ящиков. На временное хранение сдавали не берущееся “в поход” политико-воспитательное имущество: грамоты-вымпелы, журналы для политзанятий и - самое ценное - бобины с кинофильмами. Сопровождавший груз старлей Жора Татур встретил среди “приемщиков” своих однокашников по Военному институту иностранных языков. Поэтому, делясь привезенным скарбом (“Один ящик - вам. Остальные заберу, когда вернусь”), намекнул: “Мы - на месяц за речку”. Ему даже завидовали: повезло мужику - настоящим делом займется и за границей побывает. В единственно доступной тогда загранице - ГДР и Венгрии - могли служить, как нам говорили, особо достойные и многократно проверенные. Тем временем выражение “за речку” стало главным эвфемизмом последующего десятилетия. Тогда же всем объяснили про “американского шпиона и предателя Амина”, что “второе Чили не пройдет”. Вспоминали Испанию 1936-го как “правое дело”, которое на сей раз “мы доведем до победы”. Но вскоре “за речку” стали направлять уже не только романтиков. Вы запомните нас... Афганское десятилетие у связавших с ним свою судьбу разделило мир на два “полушария” - рассудочное и чувственное, позднее примиренные поэтической строкой: “Вы запомните нас живыми. Ну а внуки рассудят потом”. Рассудок подсказывал рациональную причину ввода войск: отдалить от советских рубежей угрозу исламизма. Парадокс состоял в том, что он стал реальностью после “антиимпериалистической революции” в Иране - у наших тогда общих с Афганистаном соседей. Именно в Афганистане, чему мы находили подтверждение, исламизм и американский империализм обещали сдвоить ряды. На этом зиждилась логика глобальной конфронтации - в конечном счете так и вышло. Но тогда что-то значили и “интернациональная солидарность с братским народом”, и - главное - уверенность в непобедимости своей армии. Возможность подзаработать связывали с Афганом немногие счастливцы, оказавшиеся здесь советниками: два-три дополнительных оклада в чеках-сертификатах для отоваривания в “Березках”. “Мы пришли вам помочь” - почти заглавная фраза двуязычного разговорника воина-интернационалиста. Необходимость в нашей помощи подтверждалась воочию. Надо было видеть изумление друг другом при разговоре двух таджиков - советского и афганского. Такой могла быть встреча с предком из эпохи Ивана Грозного. “За сколько сатлов (деревянные полуведра-полукорыта. - Авт.) маша (дешевая бобовая культура. - Авт.) можно в Москве купить ишака?” - “В Москве нет ишаков”. - “Неужели такой маленький город, что не нужны даже ишаки?” Это различие и стало фатальным. Большинство афганцев оставались в убеждении, что “эслахатэ мотараки” - “прогрессивные преобразования” - это имя божества, которого им навязывают неверные шурави. Сегодня лишь специалисты помнят о планах возвращения советских войск в 1980-м, потом в 1981 году. Помешала сиюминутная логика: уйдем сразу, как обезопасим Кабул. Тем более что для этого достаточно вспугнуть какого-то там Ахмад Шаха, по прозвищу Счастливый (Масуд). Шли годы, а военное счастье так и оставалось на стороне множившихся в каждой афганской провинции “ахмадов” и “шахов”. Год 1984-й - пик наших потерь: более 2300 из 14 тысяч. Неизвестное доселе название ташкентского похоронного бюро стало нарицательным - “Черный тюльпан”. Но и тогда логика искала подтверждения в эмоциях и наоборот: ведь готовятся в Союзе “новые афганцы”, говорящие с нами на одном во всех значениях языке. Как в родной Средней Азии. Местные уже не просят отечественных таджиков клясться на Коране, что, мол, в Союзе у каждого есть холодильник и телевизор. Мы уйдем - продолжат те, кто хочет того же. Нужно только освободить от непримиримого Ахмад Шаха ущелье Пяти Львов - Панджшер - 40 процентов мировых запасов полудрагоценного лазурита - главного достояния афганского народа. А то, что дома мало кто знает, что здесь идет война, на то и военная тайна. Да и домашним спокойнее. Проблем, конечно, много. Но все решаемо. Вот и афганский летчик, сын неграмотного пуштуна-кочевника, первый азиат, поднялся в космос: “кто был ничем, тот станет всем”. Хотя никто из афганцев не может взять в толк, что значит начертанное на каждом кабульском заборе: “Хальк ва хэзб як шавед” - “Народ и партия едины”. Поднаторевшие в исламе шурави популярно разъясняли: “Это такой священный аят. Купленные баями муллы его от вас скрывали”. Как и то, что “национальное примирение - это воля Аллаха”. Кстати, “СССР - и есть страна победившего Аллаха”. Бери шинель, пошли... Куда? Перестройку встретили как долгожданный час истины: теперь все изменится к лучшему. Пришедший к власти интеллигентный врач Наджибулла по-восточному амбициозен. Но ведь влиятелен и деятелен. Ему можно оставить Афганистан, а самим с гордостью вернуться домой: мы свое дело сделали, враг не прошел. Вот и о войне стали писать без дурацких эвфемизмов: “Организация учебного боя в условиях, приближенных к реальным”. Едва ли не с посмертным вручением орденов “передовикам соцсоревнования”. Но что это? Неужели там, в Москве, все посходили с ума? Перед выходом “на караван” солдат находит листовку, подписанную теми же “прорабами перестройки”: “Бери шинель, пошли домой”. Понятно, куда девать цэрэушно-моджахедскую версию “Красной звезды”. Но вот московскую листовку? Куда теперь идти солдату, если завтра и так все выйдем? А вышли все-таки с достоинством. Совсем не так, как через пять лет входили в Грозный. Чего это стоило, знают немногие. Если бы только галоши, солярку да дрова жертвовали хозяевам дорог и перевалов! Уже в 1988-м у бандглаварей стали появляться, как мы их называли, “исламские замполиты” - талибы. Они отличались тем, что с советскими, как правило, не общались и любого парламентера встречали “приветливым взглядом исподлобья”: с вами, шурави, мы после поговорим... Логика времени - в экспрессии лозунга: “Не допустить второго Мейванда!” Это название из истории другой войны - англо-афганской. Тогда, в конце ХIХ века, из 17-тысячного английского корпуса в живых остались 46 человек, среди которых - прототип доктора Ватсона. “Мейванда” не было. Девятимесячный вывод войск, конечно, не всегда сопровождала медь оркестров. Да и за десять лет наш контингент обновился, в том числе в моральном смысле: были и такие, кто домой вез не только купленный в дукане мельхиоровый перстень. Но вслед за привычным: “Я вас туда не посылал!” - все с большей дерзостью Родина всем возвращающимся адресовала вопрос: “Вы понимаете, что вы агрессоры, убийцы, к тому же позорно проигравшие войну?” Вместо задержавшегося ответа - слова из песни, которые уже никто не перепишет: “И отплясывают рьяно два безусых капитана, два танкиста из Баглана на заплатанной броне”. Проигравшие ведут себя, пожалуй, иначе. Памяти Жоры и Андрея В полночь 27 декабря 1979 года первой по сухопутному маршруту на термезский мост через Аму-Дарью вышла боевая разведывательно-дозорная машина дислоцирующейся в Душанбе 201-й Ленинградско-Гатчинской мотострелковой дивизии. В 9.35 15 февраля 1989 года в обратном направлении, уже речку Кушку, пересек замыкающий последнюю колонну грязный танковый тягач. На его кузове сквозь снежную пелену читалось: “Ленинград - Всеволожск”. Наверное, отсюда призывался один из последних солдат десятилетней афганской войны. Она оказалась для каждого своей, в том числе в ее личном и узкопрофессиональном измерении. Переводчик разведотделения ферганской воздушно-десантной дивизии старший лейтенант Георгий Татур погиб на перевале Саланг в начале 1980 года - одна из первых боевых потерь советского контингента. В числе последних - тоже военный переводчик, капитан Андрей Шишкин, подорвавшийся 26 января 1989 года под Шиндандом по дороге из наконец “договорившейся” с шурави банды моджахедов. Сегодня, в 25-ю годовщину начала афганской войны, во многих семьях ожившего в этот день Союза поднимут третий тост. Стоя. Молча. Борис Подопригора В-78, в 1987-1989 годах офицер 5-й гвардейской мотострелковой дивизии ограниченного контингента советских войск в Афганистане Записки начальника нелегальной разведки (глава 10. Афганистан) Юрий Иванович Дроздов С-56: |
Похожие:
 |
Грабли модель 9gl-1,8 / 2,1 Правила безопесности |
 |
Инструкция по монтажу кровельного покрытия из гибкой черепицы Ruflex Область применения С только при условии использования вспомогательного оборудования, позволяющего не наступать на поверхность уже смонтированного кровельного... |
|
Производственная Фирма «Средства малой механизации» Инструкция содержит описание и правила эксплуатации граблей поперечных для мотоблоков (далее грабли) |
|
Грабли-ворошилка гвл-6,0 Сгребание провяленной травы из прокосов в валки. Оборачивание валков сена, ворошение трав в прокосах, расстила валков в прокос |
|
Грабли-ворошилки колесно-пальцевые Остаточный риск обусловлен неправильными или несоответствующими действиями оператора навесных граблей-ворошилок. Наибольшая опасность... |
|
Роторные грабли-валкообразователь В руководстве приведены практические рекомендации по сборке машины, подготовке ее к работе, работе с ней, уделяется внимание правилам... |